“Я бы так не укладывал. Оббил бы пустую породу... Ведь было же время!” – вертелось в голове.
– Сколько утащим, столько утащим, – кое-как преодолев волнение, продолжил я тему, начатую Сергеем. – В молодости я таскал и по пятьдесят килограммов. Ишаков, в конце концов, наймем...
Но когда идти? Вот вопрос! В зиму, в конце октября, когда отары уйдут, все задавит снегом и население ляжет на жен до весны? Но это не менее опасно, чем любопытство. Идти на перевал 3800 с грузом – лавина сдует. А может быть, идти сейчас? Под видом геологической партии? Якобы на соседние месторождения? Кумарх там, Тагобикуль? Или даже на само Уч-Кадо? Скажем, что советская власть возвращается и ей нужно олово и сурьма. Еще можно сказать любопытным, что просто идем за мумие или золотым корнем. Вот, оно – золотой корень! Будем его копать! Или сурков стрелять? Сурчиный жир всегда в спросе... Или скажем, что сурки и мыши чумные у них появились, надо изучить ареал их распространения. Наденем белые халаты и вперед! На местных и всякий там сброд это повлияет. Оставят нас в покое. Главное – в самом деле друг друга не перебить. Ну, Серый, что скажешь?
– Все это ты хорошо говоришь. И понятно очень. Но что-то ты быстро пьянеть начал, Черный. Стареешь? Надо все обдумать детально, найти денег, оружие. Эх, было бы побольше капусты... Наняли бы вертушку и в один день все проблемы в сторону! Ну, что, идем в сортир? – с хохотом продолжил он, с размаху хлопнув Федю по плечу.
– Можно и в сортир, все там будем, рано или поздно, – проговорил Федя, пристально глядя Сергею в глаза. – Но сначала – пару стаканов. Ты обещал. Башли есть?
Мы наскребли на пару бутылок “Памира”, выпили, перекидываясь незначащими словами. Через полчаса отправили пьяненького Федю домой, договорившись встретиться с ним назавтра за этим самым столиком.
– Ну, что, Черный, – прищурившись, спросил меня Сергей, лишь только за Федей захлопнулась дверь. – Может быть на Уч-Кадо промышленное золото?
– В принципе, да. Рудный столб, бонанца. Он может идти на тысячу метров вглубь. Если в нем такие крупные выделения самородного золота, то запасов металла может быть десятки, сотни тонн. Но, скорее всего, там просто локальная ловушка с пятьюдесятью-ста килограммами. Помнишь плиту Холтермана? Вообще же, с геологической точки зрения какие-либо значащие запасы золота в тех краях маловероятны. Не та рудная формация, само месторождение – существенно сурьмяное, по ближайшим речкам в шлихах нет существенных знаков золота, не говоря уже о россыпях...
– Да я тоже сомневаюсь... – задумчиво протянул Сергей, покусывая губы. – Вокруг такой жилы должен быть интенсивный ореол эндогенного рассеивания. И съемочные партии его бы подсекли геохимическим опробованием...
– Все это верно, – согласился я. – Но я почему-то ему верю... Вспомни, как он слюной брызгал. И как глаза его блестели...
– Да, ты прав. Когда он говорил, не нас видел, а золото.
– И еще представь себе нашу дальнейшую жизнь если мы не сбегаем туда посмотреть своими глазами... Не простим себе никогда. Так что придется идти. Все продумать, подготовиться и идти.
– Втроем?
– Да нет. Я думаю нам надо взять с собой таджика. Без своего пресс-секретаря, без тесной работы с общественностью нам не обойтись. Есть у меня давний приятель, взрывник он, живет, правда, далеко, в Хушоне. Это в пяти километрах от Ромита вверх по Сардaй-Мионe. Парень сообразительный, коммуникабельный. Разболтать, правда, может, но это – технические трудности. Надо его выманить в Душанбе и переговорить. Хотя зачем? Мы, если поедем на Уч-Кадо через Ромит, его зацепим по дороге. Погостим у него пару дней, разузнаем обстановку и вперед!
– А почему не через Зидды?
– В Зиддинке рыбы мало. И никто туда на рыбалку не ездит. Сразу вызовем подозрения у местных. Нет, по-моему, надо идти через Ромит... Это лучший, самый короткий вариант. От Хушона до реки Архy – километров двадцать по плохой грунтовой дороге. Там бросим машину и пешком, по конной тропе, через одноименный перевал свалимся прямо на Кумарх. Перевал этот через Гиссарский хребет я, вообще-то, не знаю, не ходил... Но, говорят, второй тропы там нет – на заблудишься. Наши геологи часто бегали с Кумарха через него в отгул. Однажды Сергеев, старший геолог Ягнобской съемочной партии, в конце ноября через него прошел. Прямо с научно-технического совета экспедиции. Образцов ему, видите ли, не хватило, чтобы доказать, что разские сланцы древнее подстилающих их известняков. В два дня обернулся...
Так вот, с Арху до Уч-Кадо – километров восемь, ну, девять. Кишлаков по дороге раньше не было, одни развалины. Сейчас, наверное, люди вернулись, я бы сам там жил – считай, моя родина, Восемь лет там отпахал. Лучших лет... Слушай, Серый, давай плюнем на все, возьмем баб и там поселимся? Ну, их эти города – гарь и пули свистят. Будем сеять ячмень, барашков разведем, детишков наплодим?
– Да ты сбежишь первой же весной... По снегу босиком побежишь – осклабился Сергей.
– Почему босиком?
– Ну, в остроносых резиновых калошах. Мулла станет тебя воспитывать, а ты его острижешь... И хана атеисту – побьют камнями, как на востоке полагается.
– А, может быть, я приму ислам и стану правоверным мусульманином. В Иране меня охмурял один доктор геологических наук, да и в Чечне ребята старались. Правда, в Иране – народ цивилизованный, на меня рукой очень скоро махнули, а вот в Чечне чуть не пристрелили. Ну да ладно, вернемся к нашим барашкам. Ну, как ты насчет Бабека? А, может быть, у тебя самого есть на примете знакомый из местных ребят?
– Нет. Да и стоит ли с ними связываться? Сейчас они голодные, семьи по двадцать человек. Любой из них родственников с собой потащит, а при удачном исходе предприятия, спихнет сразу же на базаре самородок за сотню долларов. И пц котенку – весь Душанбе сначала нас растопчет, а потом туда рванет. Золотая лихорадка начнется, вашу мать!
– Ну тогда берем Бабека. Слухи с его помощью в Хушоне распустим... Что просто идем за сурочьим жиром и мумие. А Бабек о нашей цели узнает, когда золото увидит. Накуем, сколько сможем унести, прикопаем на будущее в двух-трех местах и – до свидания!
Мы закурили. Немного погодя мои мысли вернулись к Бабеку.
– А Бабек этот будь здоров... Бабник, собака! Я как-то, в аспирантские времена, со студенточкой, Клара ее звали, заезжал к нему в Хушонпо дороге на Кумарх. Студенточка – ты знаешь, московских студенточек из педагогических вузов, высокая, жеманная такая, глаза круглые, ресницы длинные, аппетитная в своей юности... А бедра какие стройные!
Так вот, не поверишь, у него фигурально слюни потекли. Вечером вдруг попросил меня выйти с ним в соседнюю комнату и долго клянчил: “Черный, отдай Клара немножко, деньга дам, водка дам (тогда сухой закон был)” Я удивился, у него симпатичная жена-татарка, сам не похож на бабника. Еле отмазался. Сказал, что невеста...
– Давай, Черный, – перебил меня Сергей, – лучше поговорим об оружии, хоть, видно, ты и набрался. Ствол у меня есть, старый “ТТ”, патронов навалом. Еще бы автомат... Или карабин. Я знаю, у кого наверняка есть... У Кучкинского пахана был. Он в Комитете оружием занимался... И дома у него много кой чего есть. Но на все нужны деньги. Машину нанять, ишаков парочку купить, палатку, продукты, винцо. Да и мелочи всякой из снаряжения. Триста-четыреста баксов нужно. У тебя сколько есть?
– Сто с копейками, – почти честно ответил я. Почти честно, потому как я всегда чувствую себя очень и очень неуверенно, если у меня нет заначки, которой хватило бы на обратный билет. Поэтому я быстро отнял в уме от имеющейся у нас с Лейлой наличности (уезжая из Захедана, она прихватила у драгоценной мамаши триста зеленых) стоимость двух железнодорожных билетов до Москвы и озвучил ответ.
– Еще триста надо. Разве Федю нашего попросить? Но ведь зарежет, сука, кого-нибудь... А нам приключения на жопу сейчас не нужны... Хотя кого здесь зарежешь?.. Нищета кругом. Ну ладно. Сотню баксов я найду, а там – посмотрим.
– А есть у тебя покупатель? Я помню, ты что-то рассказывал о каком-то миллионере из Шахринау. Мол, сам несметные его бабки видел...
– Давай, Черный, не будем шкуру неубитого медведя кроить. Там разберемся. Есть кой-какие мысли на этот счет.
– Не будем, не будем... – начал я бухтеть. – Да мне кажется...
– Смотри, смотри, – прервал меня шепотом вдруг собравшийся Сергей и легким кивком указал на вошедшую в пивную девушку. Красивая, в коротком платье, ноги – от ушей, она прошла мимо нас к прилавку и, бросив пару слов бармену, тут же повернула в выходу.
– У вас о-очень красивые ноги, маде... мадеуазель, – проговорил я, столкнувшись с ней глазами. – Особенно левая!
– Болван, – зашипел на меня Серый после того, как за девушкой захлопнулась дверь. – Эта дочка Каримова, он хозяин здесь... За нее он тебя с говном смешает и мне скормит! Это к нему я думал подвалиться с золотом...
Мы расстроились, добавили еще, и я совсем захмелел. Тут на соседний стул запрыгнула симпатичная белая кошечка и стала ластиться ко мне.
– Смотри, персиянка! – прощающе улыбнулся мне Сергей. – Твоей Лейлы землячка. Угости ее.
– Конечно, в чем же дело, – ответил я и, обернувшись к стойке, развязно крикнул бармену: “Три Вис... Три Вискаса с содовой!”
– Пьянь болотная! Кончай выступать! Ты сейчас довыпендриваешься. Это тебе не Москва. И не семидесятые годы. Давай, вставай, пора верблюдов кормить. После восьми на улицах теперь опасно. Ограбят, а если нечего взять будет, убить могут с тоски. Пойдешь дворами. К ментам и солдатам местным, не из 201-ой российской дивизии, не подходи. По-русски не разговаривай. Машину услышишь – прячься.
– Да знаю я! В 93-ом на Мостопоезде меня солдаты вечером грабанули – часы и кошелек отняли. Потом приказали куртку кожаную снять, которую мне мать только что на последние деньги купила. А я прикинул, что все равно от кого смерть принять – от солдат сейчас или от матери позже – и побежал петлями. Не попали, я под мост сиганул.
– Второй раз может и не повезти. Тем более, что голодных сейчас больше.
Выкурив по последней сигарете и поговорив за жизнь еще немного, мы разошлись, и я пошел к Лешке Суворову, у которого мы с Лейлой имели кров и пропитание.
2. Пристанище и хозяин. – Федя становится Фредди. – Соперники. – Пиво льется рекой.
Старый мой приятель и однокурсник Алексей Суворов жил один в старом бараке за бывшей улицей Дзержинского. Такие бараки для русскоязычных кадров, призванных со всех уголков необъятной России в целях осуществления показательного прыжка из глухого азиатского феодализма в развитый социализм, стали появляться в кишлаке Душанбе на заре Советской власти вскоре после объявления его городом Сталинабадом и столицей Таджикистана.
Мы с Лейлой вселились в заброшенную комнату с облупившимися грязными обоями, прогнившим полом и обвалившимся потолком. Я кое-как ее подремонтировал, воздвиг из досок и старого матраса кровать. Лейла же все вымыла, подклеила обои и повесила веселые занавески.
Жена Леши уехала пару лет назад с двумя детьми в Россию искать защиты и пристанища у Родины-матери. Леша не мог ехать с ними – долгие годы он страдал тромбофлебитом. Хотя и потерял только палец на правой ноге, но ходил плохо и на роль беженца в Россию явно не годился.
Маленький, сухой, с внимательными глазами, он любил застолья и пышных женщин, любил поговорить и задумать сногсшибательный план быстрого продвижения к процветанию. Но стадия созерцания красоты и изящества задуманного всегда была у него заключительной. Следствия этого постыдного порока – логово в черном, полуразвалившемся бараке, еда, что бог пошлет, и задумчивые глаза святого мученика-мыслителя были видны невооруженным взглядом.
По дороге домой я завернул в магазин и купил “бомбу” Памира, чтобы обмыть с другом намечающееся предприятие.
О золоте я ему ничего не сказал. Таков был уговор с Сергеем. Но не говорить ничего я не мог – Лешке, как никому, нужна была какая-то надежда. Месяц назад у него приоткрылись язвы на ноге, он пошел в больницу, но там развели руками: никаких медикаментов нет, и в обозримом будущем не предвидится. И посоветовали двигать во Францию. Там, мол, есть все: и необходимое оборудование, и лекарства, и пухлые медицинские сестры. Или идти на прием к тете Марусе, живущей в глинобитной кибитке на задворках Министерства здравоохранения и запросто обходящейся без всего этого. Тетя Маруся помогла, но велела больше не приходить.
– Скоро, Леша, у нас будет достаточно денег на хороший портвейн и приличную ливерную колбасу, – сказал я ему, вынимая “бомбу” из видавшей виды пластиковой сумки. – Даже, может, останется и на врачей где-нибудь в Штатах...
– Что-нибудь надыбал? – недоверчиво перевел он глаза с бутылки на меня.
– Похоже, проклятые капиталисты интересуются оловом Кумарха, – врал я без зазрения совести. – Надо съездить и посмотреть в каком все там состоянии... Давай выпьем, Леха, за дальнейшее процветание всего человечества в нашем лице!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Сколько утащим, столько утащим, – кое-как преодолев волнение, продолжил я тему, начатую Сергеем. – В молодости я таскал и по пятьдесят килограммов. Ишаков, в конце концов, наймем...
Но когда идти? Вот вопрос! В зиму, в конце октября, когда отары уйдут, все задавит снегом и население ляжет на жен до весны? Но это не менее опасно, чем любопытство. Идти на перевал 3800 с грузом – лавина сдует. А может быть, идти сейчас? Под видом геологической партии? Якобы на соседние месторождения? Кумарх там, Тагобикуль? Или даже на само Уч-Кадо? Скажем, что советская власть возвращается и ей нужно олово и сурьма. Еще можно сказать любопытным, что просто идем за мумие или золотым корнем. Вот, оно – золотой корень! Будем его копать! Или сурков стрелять? Сурчиный жир всегда в спросе... Или скажем, что сурки и мыши чумные у них появились, надо изучить ареал их распространения. Наденем белые халаты и вперед! На местных и всякий там сброд это повлияет. Оставят нас в покое. Главное – в самом деле друг друга не перебить. Ну, Серый, что скажешь?
– Все это ты хорошо говоришь. И понятно очень. Но что-то ты быстро пьянеть начал, Черный. Стареешь? Надо все обдумать детально, найти денег, оружие. Эх, было бы побольше капусты... Наняли бы вертушку и в один день все проблемы в сторону! Ну, что, идем в сортир? – с хохотом продолжил он, с размаху хлопнув Федю по плечу.
– Можно и в сортир, все там будем, рано или поздно, – проговорил Федя, пристально глядя Сергею в глаза. – Но сначала – пару стаканов. Ты обещал. Башли есть?
Мы наскребли на пару бутылок “Памира”, выпили, перекидываясь незначащими словами. Через полчаса отправили пьяненького Федю домой, договорившись встретиться с ним назавтра за этим самым столиком.
– Ну, что, Черный, – прищурившись, спросил меня Сергей, лишь только за Федей захлопнулась дверь. – Может быть на Уч-Кадо промышленное золото?
– В принципе, да. Рудный столб, бонанца. Он может идти на тысячу метров вглубь. Если в нем такие крупные выделения самородного золота, то запасов металла может быть десятки, сотни тонн. Но, скорее всего, там просто локальная ловушка с пятьюдесятью-ста килограммами. Помнишь плиту Холтермана? Вообще же, с геологической точки зрения какие-либо значащие запасы золота в тех краях маловероятны. Не та рудная формация, само месторождение – существенно сурьмяное, по ближайшим речкам в шлихах нет существенных знаков золота, не говоря уже о россыпях...
– Да я тоже сомневаюсь... – задумчиво протянул Сергей, покусывая губы. – Вокруг такой жилы должен быть интенсивный ореол эндогенного рассеивания. И съемочные партии его бы подсекли геохимическим опробованием...
– Все это верно, – согласился я. – Но я почему-то ему верю... Вспомни, как он слюной брызгал. И как глаза его блестели...
– Да, ты прав. Когда он говорил, не нас видел, а золото.
– И еще представь себе нашу дальнейшую жизнь если мы не сбегаем туда посмотреть своими глазами... Не простим себе никогда. Так что придется идти. Все продумать, подготовиться и идти.
– Втроем?
– Да нет. Я думаю нам надо взять с собой таджика. Без своего пресс-секретаря, без тесной работы с общественностью нам не обойтись. Есть у меня давний приятель, взрывник он, живет, правда, далеко, в Хушоне. Это в пяти километрах от Ромита вверх по Сардaй-Мионe. Парень сообразительный, коммуникабельный. Разболтать, правда, может, но это – технические трудности. Надо его выманить в Душанбе и переговорить. Хотя зачем? Мы, если поедем на Уч-Кадо через Ромит, его зацепим по дороге. Погостим у него пару дней, разузнаем обстановку и вперед!
– А почему не через Зидды?
– В Зиддинке рыбы мало. И никто туда на рыбалку не ездит. Сразу вызовем подозрения у местных. Нет, по-моему, надо идти через Ромит... Это лучший, самый короткий вариант. От Хушона до реки Архy – километров двадцать по плохой грунтовой дороге. Там бросим машину и пешком, по конной тропе, через одноименный перевал свалимся прямо на Кумарх. Перевал этот через Гиссарский хребет я, вообще-то, не знаю, не ходил... Но, говорят, второй тропы там нет – на заблудишься. Наши геологи часто бегали с Кумарха через него в отгул. Однажды Сергеев, старший геолог Ягнобской съемочной партии, в конце ноября через него прошел. Прямо с научно-технического совета экспедиции. Образцов ему, видите ли, не хватило, чтобы доказать, что разские сланцы древнее подстилающих их известняков. В два дня обернулся...
Так вот, с Арху до Уч-Кадо – километров восемь, ну, девять. Кишлаков по дороге раньше не было, одни развалины. Сейчас, наверное, люди вернулись, я бы сам там жил – считай, моя родина, Восемь лет там отпахал. Лучших лет... Слушай, Серый, давай плюнем на все, возьмем баб и там поселимся? Ну, их эти города – гарь и пули свистят. Будем сеять ячмень, барашков разведем, детишков наплодим?
– Да ты сбежишь первой же весной... По снегу босиком побежишь – осклабился Сергей.
– Почему босиком?
– Ну, в остроносых резиновых калошах. Мулла станет тебя воспитывать, а ты его острижешь... И хана атеисту – побьют камнями, как на востоке полагается.
– А, может быть, я приму ислам и стану правоверным мусульманином. В Иране меня охмурял один доктор геологических наук, да и в Чечне ребята старались. Правда, в Иране – народ цивилизованный, на меня рукой очень скоро махнули, а вот в Чечне чуть не пристрелили. Ну да ладно, вернемся к нашим барашкам. Ну, как ты насчет Бабека? А, может быть, у тебя самого есть на примете знакомый из местных ребят?
– Нет. Да и стоит ли с ними связываться? Сейчас они голодные, семьи по двадцать человек. Любой из них родственников с собой потащит, а при удачном исходе предприятия, спихнет сразу же на базаре самородок за сотню долларов. И пц котенку – весь Душанбе сначала нас растопчет, а потом туда рванет. Золотая лихорадка начнется, вашу мать!
– Ну тогда берем Бабека. Слухи с его помощью в Хушоне распустим... Что просто идем за сурочьим жиром и мумие. А Бабек о нашей цели узнает, когда золото увидит. Накуем, сколько сможем унести, прикопаем на будущее в двух-трех местах и – до свидания!
Мы закурили. Немного погодя мои мысли вернулись к Бабеку.
– А Бабек этот будь здоров... Бабник, собака! Я как-то, в аспирантские времена, со студенточкой, Клара ее звали, заезжал к нему в Хушонпо дороге на Кумарх. Студенточка – ты знаешь, московских студенточек из педагогических вузов, высокая, жеманная такая, глаза круглые, ресницы длинные, аппетитная в своей юности... А бедра какие стройные!
Так вот, не поверишь, у него фигурально слюни потекли. Вечером вдруг попросил меня выйти с ним в соседнюю комнату и долго клянчил: “Черный, отдай Клара немножко, деньга дам, водка дам (тогда сухой закон был)” Я удивился, у него симпатичная жена-татарка, сам не похож на бабника. Еле отмазался. Сказал, что невеста...
– Давай, Черный, – перебил меня Сергей, – лучше поговорим об оружии, хоть, видно, ты и набрался. Ствол у меня есть, старый “ТТ”, патронов навалом. Еще бы автомат... Или карабин. Я знаю, у кого наверняка есть... У Кучкинского пахана был. Он в Комитете оружием занимался... И дома у него много кой чего есть. Но на все нужны деньги. Машину нанять, ишаков парочку купить, палатку, продукты, винцо. Да и мелочи всякой из снаряжения. Триста-четыреста баксов нужно. У тебя сколько есть?
– Сто с копейками, – почти честно ответил я. Почти честно, потому как я всегда чувствую себя очень и очень неуверенно, если у меня нет заначки, которой хватило бы на обратный билет. Поэтому я быстро отнял в уме от имеющейся у нас с Лейлой наличности (уезжая из Захедана, она прихватила у драгоценной мамаши триста зеленых) стоимость двух железнодорожных билетов до Москвы и озвучил ответ.
– Еще триста надо. Разве Федю нашего попросить? Но ведь зарежет, сука, кого-нибудь... А нам приключения на жопу сейчас не нужны... Хотя кого здесь зарежешь?.. Нищета кругом. Ну ладно. Сотню баксов я найду, а там – посмотрим.
– А есть у тебя покупатель? Я помню, ты что-то рассказывал о каком-то миллионере из Шахринау. Мол, сам несметные его бабки видел...
– Давай, Черный, не будем шкуру неубитого медведя кроить. Там разберемся. Есть кой-какие мысли на этот счет.
– Не будем, не будем... – начал я бухтеть. – Да мне кажется...
– Смотри, смотри, – прервал меня шепотом вдруг собравшийся Сергей и легким кивком указал на вошедшую в пивную девушку. Красивая, в коротком платье, ноги – от ушей, она прошла мимо нас к прилавку и, бросив пару слов бармену, тут же повернула в выходу.
– У вас о-очень красивые ноги, маде... мадеуазель, – проговорил я, столкнувшись с ней глазами. – Особенно левая!
– Болван, – зашипел на меня Серый после того, как за девушкой захлопнулась дверь. – Эта дочка Каримова, он хозяин здесь... За нее он тебя с говном смешает и мне скормит! Это к нему я думал подвалиться с золотом...
Мы расстроились, добавили еще, и я совсем захмелел. Тут на соседний стул запрыгнула симпатичная белая кошечка и стала ластиться ко мне.
– Смотри, персиянка! – прощающе улыбнулся мне Сергей. – Твоей Лейлы землячка. Угости ее.
– Конечно, в чем же дело, – ответил я и, обернувшись к стойке, развязно крикнул бармену: “Три Вис... Три Вискаса с содовой!”
– Пьянь болотная! Кончай выступать! Ты сейчас довыпендриваешься. Это тебе не Москва. И не семидесятые годы. Давай, вставай, пора верблюдов кормить. После восьми на улицах теперь опасно. Ограбят, а если нечего взять будет, убить могут с тоски. Пойдешь дворами. К ментам и солдатам местным, не из 201-ой российской дивизии, не подходи. По-русски не разговаривай. Машину услышишь – прячься.
– Да знаю я! В 93-ом на Мостопоезде меня солдаты вечером грабанули – часы и кошелек отняли. Потом приказали куртку кожаную снять, которую мне мать только что на последние деньги купила. А я прикинул, что все равно от кого смерть принять – от солдат сейчас или от матери позже – и побежал петлями. Не попали, я под мост сиганул.
– Второй раз может и не повезти. Тем более, что голодных сейчас больше.
Выкурив по последней сигарете и поговорив за жизнь еще немного, мы разошлись, и я пошел к Лешке Суворову, у которого мы с Лейлой имели кров и пропитание.
2. Пристанище и хозяин. – Федя становится Фредди. – Соперники. – Пиво льется рекой.
Старый мой приятель и однокурсник Алексей Суворов жил один в старом бараке за бывшей улицей Дзержинского. Такие бараки для русскоязычных кадров, призванных со всех уголков необъятной России в целях осуществления показательного прыжка из глухого азиатского феодализма в развитый социализм, стали появляться в кишлаке Душанбе на заре Советской власти вскоре после объявления его городом Сталинабадом и столицей Таджикистана.
Мы с Лейлой вселились в заброшенную комнату с облупившимися грязными обоями, прогнившим полом и обвалившимся потолком. Я кое-как ее подремонтировал, воздвиг из досок и старого матраса кровать. Лейла же все вымыла, подклеила обои и повесила веселые занавески.
Жена Леши уехала пару лет назад с двумя детьми в Россию искать защиты и пристанища у Родины-матери. Леша не мог ехать с ними – долгие годы он страдал тромбофлебитом. Хотя и потерял только палец на правой ноге, но ходил плохо и на роль беженца в Россию явно не годился.
Маленький, сухой, с внимательными глазами, он любил застолья и пышных женщин, любил поговорить и задумать сногсшибательный план быстрого продвижения к процветанию. Но стадия созерцания красоты и изящества задуманного всегда была у него заключительной. Следствия этого постыдного порока – логово в черном, полуразвалившемся бараке, еда, что бог пошлет, и задумчивые глаза святого мученика-мыслителя были видны невооруженным взглядом.
По дороге домой я завернул в магазин и купил “бомбу” Памира, чтобы обмыть с другом намечающееся предприятие.
О золоте я ему ничего не сказал. Таков был уговор с Сергеем. Но не говорить ничего я не мог – Лешке, как никому, нужна была какая-то надежда. Месяц назад у него приоткрылись язвы на ноге, он пошел в больницу, но там развели руками: никаких медикаментов нет, и в обозримом будущем не предвидится. И посоветовали двигать во Францию. Там, мол, есть все: и необходимое оборудование, и лекарства, и пухлые медицинские сестры. Или идти на прием к тете Марусе, живущей в глинобитной кибитке на задворках Министерства здравоохранения и запросто обходящейся без всего этого. Тетя Маруся помогла, но велела больше не приходить.
– Скоро, Леша, у нас будет достаточно денег на хороший портвейн и приличную ливерную колбасу, – сказал я ему, вынимая “бомбу” из видавшей виды пластиковой сумки. – Даже, может, останется и на врачей где-нибудь в Штатах...
– Что-нибудь надыбал? – недоверчиво перевел он глаза с бутылки на меня.
– Похоже, проклятые капиталисты интересуются оловом Кумарха, – врал я без зазрения совести. – Надо съездить и посмотреть в каком все там состоянии... Давай выпьем, Леха, за дальнейшее процветание всего человечества в нашем лице!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52