Напьется, как Баламут, и запустит биокомпьютер с помощью копов...
В это время случилось необычайное: из-под журнального столика показался... язык раскаленной лавы... Спустя минуту пузырящийся и дымящийся оранжевый поток приблизился к нашим с Баламутом ногам. Мы подняли их, не сводя зачарованных глаз с ног Бельмондо – они были в лаве, но Борис никак не реагировал.
– Ты посмотри, в чем твои ноги! – выдавил, наконец, я.
Борис заглянул под стол и, побелев от испуга, вскинул ноги на диван.
– Ни фига себе! – сказал он, разглядывая свои совершенно целые кроссовки. – Опять глюки! Что ты поделаешь...
– Лава, текучая, базальтовая... Один к одному, – констатировал я, погрузив правую ногу в поток.
Бельмондо осмелел, видя, что я не вою от боли, встал, подошел к двери, выглянул в столовую и увидел лаву и в ней. Копы мирно беседовали, не обращая внимания ни на него, ни на быстро распространявшийся оранжевый поток. Вернувшись к столу, Борис не придумал ничего лучшего, как наполнить наши рюмки. Мы выпили, не чокнувшись.
Когда я потянулся за капустой, сквозь потолок посыпались темно-красные брызги и черные вулканические бомбы. Это была впечатляющая картина – некоторые из брызг и бомб прошивали нас насквозь. Одна из бомб пролетела сквозь бутылку. Коля импульсивно бросил к ней правую руку, схватил за горлышко и, увидев, что она невредима, нервно засмеялся. Отсмеявшись, предложил не испытывать судьбы и немедленно допить ее содержимое.
Прием третьей дозы улучшил настроение Николая, и он воскликнул, оглядывая комнату:
– Интересные шляпки носила буржуазия! – Сдается мне, что все эти чудеса связаны со сверхглубинной зоной проницаемости имени гражданина Худосокова... И это меня волнует.
– Меня это тоже волнует... – задумчиво протянул Бельмондо. – И потому я предлагаю...
– Наладить «трешку», – закончил за него Баламут.
– Верно, – покивал Борис. – Пусть разбирается. И еще пару зайцев можно убить...
– Ты... ты предлагаешь запихать в нее... Николая Второго? – догадался я.
– И ему подобных, – хмыкнул Баламут.
– А не жалко тебе их? – спросил я, представив себя, сидящим с тором на голове.
– Жалко у пчелки, – твердо ответил Баламут. – Вот появится у тебя двойник, тогда поймешь, каково рядом с самим собой жить и знать, что он все о тебе до последней закорючки знает... Все мысли читает. Блин, как перед богом себя чувствуешь... А свои мысли маскирует, гад, думает в сторону. Не-е-ет, в «трешку» его и чем быстрее, тем лучше...
– А его Софию? – усмехаясь, спросил я. – Тоже туда же?
– И Софию тоже. Мне одной по самую крышку хватит.
– Еще четверых надо... – проговорил я, думая о предстоящей ночи с Ольгой. Звонкий ее смех раздавался из столовой, и я понимал, что смеется она для меня.
– Смотаемся в погреб и мобилизуем тех, которые проснулись... Твою мать!
Последним выражением Баламута охарактеризовал странные изменения, произошедшие в окружающем пространстве. Неожиданно все мы оказались в толпе, вернее, в стае бегущих существ высотой около двух с половиной метров, весьма похожих на гигантских прямоходящих крыс. Но удивительным было не это, удивительным было то, что эти крысы бежали сквозь нас и бежали по вертикали, то есть снизу вверх!
Никто из нас не мог вымолвить и слова. Одеревенев, мы разглядывали короткую шерсть, покрывавшую крыс, их напряженные уши, выпученные от страха глазки.
– Похоже, крысы покинули Землю... – пробормотал Бельмондо, когда в потолке исчез хвост последней твари. – Надо с утра запускать «трешку»...
* * *
Трахтенн вон Сер был расстроен. Приборы показывали, что генерация Вселенной-4 началась раньше расчетного времени. И началась не с одной, а с многих точек, существенно отстоящих друг от друга, как по расстоянию, так и во времени... Это значило, что наряду с начальными порциями вещества новой Вселенной могут возникнуть и какие-то отдельные ее сквозные цивилизации, в том числе, и способные понять происходящее и защитить себя от действий жителей Вселенной-3. Защитить, уничтожив его космическую торпеду. Об этой возможности Трахтенна предупреждали ученые...
4. Пятна, каверны и дырки. – Когда топор был найден и проверен на остроту...
Утром почему-то подавали суп. Черепаховый, очень вкусный. Я думал, не заказать ли мне вторую порцию, когда Николай, сидевший напротив, чертыхнулся. Посмотрев на него, я увидел, что он недоуменно разглядывает скатерть под своей тарелкой.
– Протекает... – сказал он, наконец, сам себе. – Только что была нормальной, а теперь протекает.
Я встал, подошел к нему, взял тарелку в руки и, вылив остатки супа в свою, осмотрел. И увидел на дне маленькую, с маковое зернышко, дырочку. Она расширялась, медленно, но расширялась.
И это было не все – вся тарелка было покрыта едва заметными коричневыми пятнышками, медленно превращавшимися в каверны...
– Мы влипли! Это какая-то зараза! – увидев, что я ошеломлен увиденным, почернел Баламут.
– Боишься, что и в бутылках появятся дырки? – пытался шутить я.
– Дурак! – возмутился Коля. – Все рассыплется, все. И пещера эта, и бутылки, и... и Земля!
– Наверное так... – вздохнул вдруг Николай Второй, доселе тихо сидевший на своем месте. – Хотите, я вам кое-что покажу?
– Что ты нам покажешь? – вперил я в него насторожившиеся глаза.
– Иди, посмотри на мою руку...
Я, стараясь выглядеть невозмутимым, подошел к копу и вперил глаза в его ладонь.
На ней хорошо различались десятки алых каверн. Некоторые из них были размером в два-три миллиметра. И они расширялись, очень медленно, но расширялись.
В порыве брезгливости, я отбросил руку и, отирая ладони о бедра, пошел к своему стулу. Усевшись, посмотрел на тарелку Баламута.
В ней уже зияло три дырки.
* * *
Спустя пятнадцать минут нам было известно, что каверны покрывают также потолок, стулья, столовые приборы и правую руку не очнувшейся еще Софии. Той, которую принес Баламут Второй. Подумав, мы решили, что источником заразы является именно он. Спас его от заточения в Погребе Бельмондо, принесший из кладовки ящик шампанского, все бутылки в котором по понятной причине были пустыми или полупустыми...
Этот ящик сделал нас неврастениками. Мы стали избегать друг друга, старались ни к чему не прикасаться, не ели, не пили. Через некоторое время Баламут Второй ополоумел и решил отрубить себе руку – одна из каверн на тыльной стороне его ладони добралась до кости. Но, когда топор был найден, наточен и проверен на остроту, каверна перестала увеличиваться в размерах и на глазах затянулась...
* * *
Трахтенн Вон Сер, весь синий от переживаний, пришел на командный пункт, чтобы посмотреть с тоски на мерцающие звезды. Однако взгляд его приковал дисплей, показывавший состояние Синии: вон Сер увидел, что процессы генерации Вселенной-4 прекратились.
«Как здорово», – порадовался Трахтенн и, улегшись на спину, принялся соображать, как ему отметить это событие. И, в конце концов, решил не оригинальничать, а просто выпить еще. Выпив пол-литра, пошел в свою каюту, улегся на кровать и отдался тяжелому наслаждению. Как только в его глазах сине-розовые разводы сменились малиновыми, заныла сирена общей тревоги.
«На борту появился чужой...» – лениво подумал Трахтенн и, не открывая глаз, пошарил активным перлом сенсорной кручмы по пульту управления, нашел соображало и вставил его в заднюю (бордовую) кручму. И, продолжая наслаждаться (малиновые разводы трансформировались в пьянящие звездочки третьей величины), неспешно переварил информацию, переданную соображалом с бортового Мыслителя. Получалась, что в тысяча сто тридцать третьем отсеке с ПВВВ появился фрагмент Вселенной-4, проявляющий активность и после прекращения деструктивных процессов в ядре Синии. «Аг... Ак?..» – только и смог подумать на это Трахтенн. «Нет, активность не агрессивная» – ответил сообразительный Мыслитель.
Компьютер еще что-то сказал, но Трахтенн уже не слушал: выжав соображало и повысив давление в системе со струнным замедлителем, он отключился.
* * *
Надо сказать, что Трахтенн вовсе не был токсикоманом, по крайней мере, по мариинским меркам. Мариинская цивилизация с незапамятных времен основное внимание уделяла всестороннему развитию индустрии всевозможных удовольствий. Еще тысячу торгов назад все ксеноты по генетической склонности к тому или иному образу жизни были разделены точными научными методами на шесть групп. И с тех пор около десяти процентов ксенотов – природных наркоманов – с момента рождения, вернее, с момента определения природных склонностей, помещалось в так называемые кадушки – специальные высокотехнологичные емкости, в которые в определенной последовательности подавались совершенно безвредные и индивидуально подобранные наркотические вещества.
Другие десять процентов новорожденных (с ярко выраженной склонностью к насилию) после достижения ими семи торгов наделялись титулом «хор» и отправлялись на планету Уруш, лишенную собственной фауны и флоры, и вообще всего того, чего мариянам было бы жалко потерять или испортить.
Такой высылкой мириинская цивилизация решала три проблемы. Во-первых, она освобождала себя от прирожденных убийц и насильников; во вторых, оттачивала хирургию и трансплантантологию (на Уруше воевали постоянно, и хирургия развивались на нем стремительно); а в-третьих, в ее распоряжении всегда было несколько миллионов прекрасных и на все готовых солдат.
Третья часть населения Мария, самая большая и самая в психическом отношении здоровая (около 50 %), носила титул «вон», который давал им право получать удовольствия самостоятельно и в широком их спектре. Эти удовольствия включали всевозможные и хорошо организованные приключения разной степени опасности, секс, туризм, в том числе, как вы уже знаете, и секс-туризм, потребление произведений всевозможных искусств, в том числе и кулинарных, разнообразная и безвредная интоксикация, спорт, политика и так далее.
Четвертую часть населения (около десяти процентов) можно было бы назвать отбросами общества, если бы не ее огромный творческий потенциал. Ее составляли психопаты и неврастеники всех мастей. Эти десять процентов носили титул «сай» и жили в концентрационных лагерях со всеми удобствами; в них они безвредно для общества могли сублимировать свои душевные заболевания в открытия, изобретения, инженерные разработки и произведения искусства.
Пятую часть населения Марии (тоже десять процентов) составляли трудоголики. Они не имели титула и работали с утра до вечера, обеспечивая всем необходимым все остальное население.
Шестую часть мариян составляли ксеноты, уставшие от существования. Они скапливались на Затаенном острове и ждали там момента, наиболее подходящего для осознанного расставания с жизнью.
Как вы уже, наверное, догадались, Трахтенн вон Сер принадлежал к самой большой группе мариинского населения, то есть к нормальным ксенотам, которые с самого рождения беспрестанно предавались удовольствиям. Выйдя из анабиоза (анатексиса) на заключительном отрезке полета, он оказался в непривычной обстановке, в которой невозможно было получать привычные с детства удовольствия; он оказался в атмосфере, в которой витало такое непривычное для «вонов» слово «надо», в которой витали страхи, сомнения и прочие стрессы. И, конечно же, он пытался избежать их. С помощью интоксикации и релаксатора.
Вы можете спросить, почему руководителем жизненно важной миссии мариинские Управители поставили нормального ксенота? Ведь были же полковники с Уруша, гениальные маньяки из концентрационных лагерей, неусыпные трудоголики, наконец? Да не могли они назначить никого из перечисленных групп ксенотов! Потому что закон № 173 Мариинской цивилизации гласит: Руководителями ксенотов, так же, как и исполнителями ответственных заданий могут быть только «воны». То есть нормальные ксеноты.
5. Копы не против. – «Трешка» в действии. – Компот из селедки. – Дело дохлое?
Баламут, обрадованный прекращением кавернообразования, сходил за шампанским (не все бутылки оказались попорченными) и мы сели отходить от стресса. Но веселья не получилось – мысли о том, что вот-вот начнется какая-нибудь маленькая или большая крупная неприятность не давала нам покоя.
С таким настроением лезть в «трешку» самим не хотелось и мы уговорили веселенького уже Баламута Второго послужить пару дней главной составляющей компьютера. Так быстро уговорили, что мне эта сговорчивость показалось странной. Но подозрения жили в наших сердцах недолго, а именно до тоста в честь мужественного добровольца. Опорожнив фужер, доброволец развеселился и предложил немедленно идти в погреб:
– Приоткроем люк, – сказал он, – и первым пятерым моим собратьям, желающим подышать свежим воздухом, предложим лезть в компьютер вместе со мной.
* * *
...Так получилось, что первыми в наши сети попали копы всех нас, то есть Софии, Вероники, Ольги, Бельмондо и мой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
В это время случилось необычайное: из-под журнального столика показался... язык раскаленной лавы... Спустя минуту пузырящийся и дымящийся оранжевый поток приблизился к нашим с Баламутом ногам. Мы подняли их, не сводя зачарованных глаз с ног Бельмондо – они были в лаве, но Борис никак не реагировал.
– Ты посмотри, в чем твои ноги! – выдавил, наконец, я.
Борис заглянул под стол и, побелев от испуга, вскинул ноги на диван.
– Ни фига себе! – сказал он, разглядывая свои совершенно целые кроссовки. – Опять глюки! Что ты поделаешь...
– Лава, текучая, базальтовая... Один к одному, – констатировал я, погрузив правую ногу в поток.
Бельмондо осмелел, видя, что я не вою от боли, встал, подошел к двери, выглянул в столовую и увидел лаву и в ней. Копы мирно беседовали, не обращая внимания ни на него, ни на быстро распространявшийся оранжевый поток. Вернувшись к столу, Борис не придумал ничего лучшего, как наполнить наши рюмки. Мы выпили, не чокнувшись.
Когда я потянулся за капустой, сквозь потолок посыпались темно-красные брызги и черные вулканические бомбы. Это была впечатляющая картина – некоторые из брызг и бомб прошивали нас насквозь. Одна из бомб пролетела сквозь бутылку. Коля импульсивно бросил к ней правую руку, схватил за горлышко и, увидев, что она невредима, нервно засмеялся. Отсмеявшись, предложил не испытывать судьбы и немедленно допить ее содержимое.
Прием третьей дозы улучшил настроение Николая, и он воскликнул, оглядывая комнату:
– Интересные шляпки носила буржуазия! – Сдается мне, что все эти чудеса связаны со сверхглубинной зоной проницаемости имени гражданина Худосокова... И это меня волнует.
– Меня это тоже волнует... – задумчиво протянул Бельмондо. – И потому я предлагаю...
– Наладить «трешку», – закончил за него Баламут.
– Верно, – покивал Борис. – Пусть разбирается. И еще пару зайцев можно убить...
– Ты... ты предлагаешь запихать в нее... Николая Второго? – догадался я.
– И ему подобных, – хмыкнул Баламут.
– А не жалко тебе их? – спросил я, представив себя, сидящим с тором на голове.
– Жалко у пчелки, – твердо ответил Баламут. – Вот появится у тебя двойник, тогда поймешь, каково рядом с самим собой жить и знать, что он все о тебе до последней закорючки знает... Все мысли читает. Блин, как перед богом себя чувствуешь... А свои мысли маскирует, гад, думает в сторону. Не-е-ет, в «трешку» его и чем быстрее, тем лучше...
– А его Софию? – усмехаясь, спросил я. – Тоже туда же?
– И Софию тоже. Мне одной по самую крышку хватит.
– Еще четверых надо... – проговорил я, думая о предстоящей ночи с Ольгой. Звонкий ее смех раздавался из столовой, и я понимал, что смеется она для меня.
– Смотаемся в погреб и мобилизуем тех, которые проснулись... Твою мать!
Последним выражением Баламута охарактеризовал странные изменения, произошедшие в окружающем пространстве. Неожиданно все мы оказались в толпе, вернее, в стае бегущих существ высотой около двух с половиной метров, весьма похожих на гигантских прямоходящих крыс. Но удивительным было не это, удивительным было то, что эти крысы бежали сквозь нас и бежали по вертикали, то есть снизу вверх!
Никто из нас не мог вымолвить и слова. Одеревенев, мы разглядывали короткую шерсть, покрывавшую крыс, их напряженные уши, выпученные от страха глазки.
– Похоже, крысы покинули Землю... – пробормотал Бельмондо, когда в потолке исчез хвост последней твари. – Надо с утра запускать «трешку»...
* * *
Трахтенн вон Сер был расстроен. Приборы показывали, что генерация Вселенной-4 началась раньше расчетного времени. И началась не с одной, а с многих точек, существенно отстоящих друг от друга, как по расстоянию, так и во времени... Это значило, что наряду с начальными порциями вещества новой Вселенной могут возникнуть и какие-то отдельные ее сквозные цивилизации, в том числе, и способные понять происходящее и защитить себя от действий жителей Вселенной-3. Защитить, уничтожив его космическую торпеду. Об этой возможности Трахтенна предупреждали ученые...
4. Пятна, каверны и дырки. – Когда топор был найден и проверен на остроту...
Утром почему-то подавали суп. Черепаховый, очень вкусный. Я думал, не заказать ли мне вторую порцию, когда Николай, сидевший напротив, чертыхнулся. Посмотрев на него, я увидел, что он недоуменно разглядывает скатерть под своей тарелкой.
– Протекает... – сказал он, наконец, сам себе. – Только что была нормальной, а теперь протекает.
Я встал, подошел к нему, взял тарелку в руки и, вылив остатки супа в свою, осмотрел. И увидел на дне маленькую, с маковое зернышко, дырочку. Она расширялась, медленно, но расширялась.
И это было не все – вся тарелка было покрыта едва заметными коричневыми пятнышками, медленно превращавшимися в каверны...
– Мы влипли! Это какая-то зараза! – увидев, что я ошеломлен увиденным, почернел Баламут.
– Боишься, что и в бутылках появятся дырки? – пытался шутить я.
– Дурак! – возмутился Коля. – Все рассыплется, все. И пещера эта, и бутылки, и... и Земля!
– Наверное так... – вздохнул вдруг Николай Второй, доселе тихо сидевший на своем месте. – Хотите, я вам кое-что покажу?
– Что ты нам покажешь? – вперил я в него насторожившиеся глаза.
– Иди, посмотри на мою руку...
Я, стараясь выглядеть невозмутимым, подошел к копу и вперил глаза в его ладонь.
На ней хорошо различались десятки алых каверн. Некоторые из них были размером в два-три миллиметра. И они расширялись, очень медленно, но расширялись.
В порыве брезгливости, я отбросил руку и, отирая ладони о бедра, пошел к своему стулу. Усевшись, посмотрел на тарелку Баламута.
В ней уже зияло три дырки.
* * *
Спустя пятнадцать минут нам было известно, что каверны покрывают также потолок, стулья, столовые приборы и правую руку не очнувшейся еще Софии. Той, которую принес Баламут Второй. Подумав, мы решили, что источником заразы является именно он. Спас его от заточения в Погребе Бельмондо, принесший из кладовки ящик шампанского, все бутылки в котором по понятной причине были пустыми или полупустыми...
Этот ящик сделал нас неврастениками. Мы стали избегать друг друга, старались ни к чему не прикасаться, не ели, не пили. Через некоторое время Баламут Второй ополоумел и решил отрубить себе руку – одна из каверн на тыльной стороне его ладони добралась до кости. Но, когда топор был найден, наточен и проверен на остроту, каверна перестала увеличиваться в размерах и на глазах затянулась...
* * *
Трахтенн Вон Сер, весь синий от переживаний, пришел на командный пункт, чтобы посмотреть с тоски на мерцающие звезды. Однако взгляд его приковал дисплей, показывавший состояние Синии: вон Сер увидел, что процессы генерации Вселенной-4 прекратились.
«Как здорово», – порадовался Трахтенн и, улегшись на спину, принялся соображать, как ему отметить это событие. И, в конце концов, решил не оригинальничать, а просто выпить еще. Выпив пол-литра, пошел в свою каюту, улегся на кровать и отдался тяжелому наслаждению. Как только в его глазах сине-розовые разводы сменились малиновыми, заныла сирена общей тревоги.
«На борту появился чужой...» – лениво подумал Трахтенн и, не открывая глаз, пошарил активным перлом сенсорной кручмы по пульту управления, нашел соображало и вставил его в заднюю (бордовую) кручму. И, продолжая наслаждаться (малиновые разводы трансформировались в пьянящие звездочки третьей величины), неспешно переварил информацию, переданную соображалом с бортового Мыслителя. Получалась, что в тысяча сто тридцать третьем отсеке с ПВВВ появился фрагмент Вселенной-4, проявляющий активность и после прекращения деструктивных процессов в ядре Синии. «Аг... Ак?..» – только и смог подумать на это Трахтенн. «Нет, активность не агрессивная» – ответил сообразительный Мыслитель.
Компьютер еще что-то сказал, но Трахтенн уже не слушал: выжав соображало и повысив давление в системе со струнным замедлителем, он отключился.
* * *
Надо сказать, что Трахтенн вовсе не был токсикоманом, по крайней мере, по мариинским меркам. Мариинская цивилизация с незапамятных времен основное внимание уделяла всестороннему развитию индустрии всевозможных удовольствий. Еще тысячу торгов назад все ксеноты по генетической склонности к тому или иному образу жизни были разделены точными научными методами на шесть групп. И с тех пор около десяти процентов ксенотов – природных наркоманов – с момента рождения, вернее, с момента определения природных склонностей, помещалось в так называемые кадушки – специальные высокотехнологичные емкости, в которые в определенной последовательности подавались совершенно безвредные и индивидуально подобранные наркотические вещества.
Другие десять процентов новорожденных (с ярко выраженной склонностью к насилию) после достижения ими семи торгов наделялись титулом «хор» и отправлялись на планету Уруш, лишенную собственной фауны и флоры, и вообще всего того, чего мариянам было бы жалко потерять или испортить.
Такой высылкой мириинская цивилизация решала три проблемы. Во-первых, она освобождала себя от прирожденных убийц и насильников; во вторых, оттачивала хирургию и трансплантантологию (на Уруше воевали постоянно, и хирургия развивались на нем стремительно); а в-третьих, в ее распоряжении всегда было несколько миллионов прекрасных и на все готовых солдат.
Третья часть населения Мария, самая большая и самая в психическом отношении здоровая (около 50 %), носила титул «вон», который давал им право получать удовольствия самостоятельно и в широком их спектре. Эти удовольствия включали всевозможные и хорошо организованные приключения разной степени опасности, секс, туризм, в том числе, как вы уже знаете, и секс-туризм, потребление произведений всевозможных искусств, в том числе и кулинарных, разнообразная и безвредная интоксикация, спорт, политика и так далее.
Четвертую часть населения (около десяти процентов) можно было бы назвать отбросами общества, если бы не ее огромный творческий потенциал. Ее составляли психопаты и неврастеники всех мастей. Эти десять процентов носили титул «сай» и жили в концентрационных лагерях со всеми удобствами; в них они безвредно для общества могли сублимировать свои душевные заболевания в открытия, изобретения, инженерные разработки и произведения искусства.
Пятую часть населения Марии (тоже десять процентов) составляли трудоголики. Они не имели титула и работали с утра до вечера, обеспечивая всем необходимым все остальное население.
Шестую часть мариян составляли ксеноты, уставшие от существования. Они скапливались на Затаенном острове и ждали там момента, наиболее подходящего для осознанного расставания с жизнью.
Как вы уже, наверное, догадались, Трахтенн вон Сер принадлежал к самой большой группе мариинского населения, то есть к нормальным ксенотам, которые с самого рождения беспрестанно предавались удовольствиям. Выйдя из анабиоза (анатексиса) на заключительном отрезке полета, он оказался в непривычной обстановке, в которой невозможно было получать привычные с детства удовольствия; он оказался в атмосфере, в которой витало такое непривычное для «вонов» слово «надо», в которой витали страхи, сомнения и прочие стрессы. И, конечно же, он пытался избежать их. С помощью интоксикации и релаксатора.
Вы можете спросить, почему руководителем жизненно важной миссии мариинские Управители поставили нормального ксенота? Ведь были же полковники с Уруша, гениальные маньяки из концентрационных лагерей, неусыпные трудоголики, наконец? Да не могли они назначить никого из перечисленных групп ксенотов! Потому что закон № 173 Мариинской цивилизации гласит: Руководителями ксенотов, так же, как и исполнителями ответственных заданий могут быть только «воны». То есть нормальные ксеноты.
5. Копы не против. – «Трешка» в действии. – Компот из селедки. – Дело дохлое?
Баламут, обрадованный прекращением кавернообразования, сходил за шампанским (не все бутылки оказались попорченными) и мы сели отходить от стресса. Но веселья не получилось – мысли о том, что вот-вот начнется какая-нибудь маленькая или большая крупная неприятность не давала нам покоя.
С таким настроением лезть в «трешку» самим не хотелось и мы уговорили веселенького уже Баламута Второго послужить пару дней главной составляющей компьютера. Так быстро уговорили, что мне эта сговорчивость показалось странной. Но подозрения жили в наших сердцах недолго, а именно до тоста в честь мужественного добровольца. Опорожнив фужер, доброволец развеселился и предложил немедленно идти в погреб:
– Приоткроем люк, – сказал он, – и первым пятерым моим собратьям, желающим подышать свежим воздухом, предложим лезть в компьютер вместе со мной.
* * *
...Так получилось, что первыми в наши сети попали копы всех нас, то есть Софии, Вероники, Ольги, Бельмондо и мой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40