Эти слова были абракадаброй для любого мариянина, и он от изумления густо пожелтел.
– Да, да, конечно, – ответил Мыслитель бесстрастно. – Понимаете, любое живое мыслящее существо переходя из породившей его пространственно-временной системы в чуждую, вернее, в другую, постепенно меняет свой облик... То есть превращается в живое мыслящее существо, свойственное для нового окружения... Мы не знали об этом ввиду того, что по воле своих руководителей Марианская цивилизация отгородилась железным занавесом от своих соседей, гуманоидов Тройной Кракодобры и конической галактики 1453-89/438/11111...
– Чушь какая-то, – поморщил кручмы Трахтенн. – Ты хочешь сказать, что маринянин, попав в окрестности Кракодобры, станет ромбогубым баронетом, а в окрестности Синии – человеком?
– Да, это так.
– А если в пространственно-временной системе существует два типа гуманоидов?
– Исходя из особенностей выявленной мною краеугольной сущности это невозможно. Одна система – один гуманоид. Это фундаментальный закон мироздания. На блинарии может вырасти только блин...
– И, по-твоему, если на блинарию привить зеленую кракодобру, то она немедленно превратится в блин?
– Как ни странно, это так. И эти три ксенота, обнаруженные вами в овалоиде, вовсе не ксеноты... Они превратились в ксенотов, попав в нашу систему. И мне сдается, что такие превращения совершаются весьма просто, по крайней мере, в физиологическом плане. Я уже подготовил методику наблюдений вашего, Трахтенн вон Сер Вила, предстоящего превращения в человека.
– А почему они погибли? Я имею в виду тех троих из овалоида?
– А если бы вы, Трахтенн, превратились в ромбогубого баронета, много было бы у вас шансов выжить, не помешавшись?
Трахтенн представил себе ромбогубого баронета и содрогнулся. Мыслитель, довольный его состоянием, начал пространно рассказывать о разработанной им методике наблюдений, но Трахтенн его не слушал, он думал. Он был не глуп и сообразил, что жизнь его действительно в опасности...
9. Зеленые звезды. – «Трешка» контролирует. – Нам предлагают преисподнюю.
В столовой нас ждал накрытый к обеду стол. Повар, видимо, решил похвалиться своим искусством, и преуспел в этом – мы закончили с едой только через полтора часа. «Трешка» все еще работала, и Вероника предложила прогуляться на свежем воздухе. Это предложение поразило нас своей оригинальностью, и мы немедленно его приняли.
Стоял теплый летний вечер, близились сумерки. Ходить по горам после молочных поросят, плова и бешбармака никто не захотел и мы, усевшись на ближайшем пригорке, принялись любоваться малиновой зарей, быстро темнеющими облаками, горами, готовящимися ко сну... Когда стемнело, я разжег небольшой костерок, и еще с час другой мы сидели вокруг него, кто что вспоминая. Закончились наши реминисценции тем, что София, с улыбкой вспоминавшая о первой встрече с Баламутом («бананы чистил, кофе с пенкой готовил»), подняла глаза к небу и вдруг замолчала. Мы вскинули головы и увидели на небосводе едва проступившие неяркие звездочки. Они были... зелеными.
Представьте чувства, охватившие нас... Восторг, испуг, ночная свежесть, мрачная красота спящих гор, неясность будущего – все смешалось.
– Это "Трешка... – пролепетала Вероника.
– Сегодня звезды в зеленый, завтра нас в черно-белую полоску... – проговорил Бельмондо, ища в карманах сигареты.
Баламут протянул ему пачку «Честера».
– Начнет чудить – останется без питания, то есть без электричества. Пойдемте к ней.
«Трешка» бесстрастно сказала, что к перекрашиванию звезд она не имеет никакого отношения. И что мы двоечники – звезды никак не могут окрасится одновременно, ибо свет от них идет к Земле от нескольких до многих тысяч лет. Сообщив это, она задумалась и, в конце концов, предположила, что цвет звезд поменялся в связи с изменениями свойств слоя элементарных частиц, выброшенных из Сердца дьявола.
– Это слой повел себя как зеленый фильтр, – сказала она чуть высокомерно. – И потому зелеными должны быть не только звезды, но и...
– Луна и Солнце? – догадался я. – Значит, сейчас на Земле паника?
– Да нет. Слой стал зеленым только над Кырк-Шайтаном...
– Это как-то связано с переходом?
– Да...
– А ты, как, разобралась в своем синапсе?
– Да, но надо еще поработать.
– Слушай, а если с тобой что-нибудь случится? Перегоришь, например? Или Баламут с перепоя выключит?
– Тогда Вселенная через пару недель разлетится в пух и прах вместе с Баламутом.
Голос «трешки» посуровел.
– Да не выключу я тебя! – смущенно заулыбался Николай. – Что, я дурак, что ли?
– Ты нам чудеса обещала... – поспешил я переменить тему разговора.
– Будут вам чудеса. Я уже придумала! Ад! Я вас отправлю в АД! Служащими, конечно. Там вы сможете мучить своих кровников, так долго, как вашим душам будет угодно. И вернетесь, когда захотите. Каково? Не слышу аплодисментов, переходящих в овацию.
Я похлопал Трешке. Она, довольная, продолжила:
– Больше всего люди боятся бояться. А мы с вами сделаем так, что каждый преступник, каждая сволочь будет всю жизнь бояться. Мы проведем рекламную компанию, проведем в Аду презентацию, и люди поверят в него, и он войдет в их жизнь. Боязнь неминуемой расплаты, не какой-то предполагаемой, а действительно неминуемой, вылечит общество, нескоро, но вылечит и вылечит естественным путем. Каждый человек, совершивший грех, получит почтовое уведомление о характере посмертного наказания. «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД! Господин Крутопрухов А.Г., сим уведомляем Вас, что за убийство г-жи Баламутовой Софии Васильевны, в девичестве Благоволиной, и отрока Баламутова Александра Николаевича Вашей ДУШЕ назначено 999 лет гигиены огненной, с последующей стерилизацией в жестком гамма-излучении. Ждем Вас с нетерпением!».
– А Крутопрухова ты придумала? – спросил Баламут, насупившись.
– Нет. Это тот мерзкий тип, который с твоей семьей разобрался. Зовут его Анатолий Григорьевич Крутопрухов, 1963 года рождения. Женат он на Клушкиной Валентине Николаевне 1972 года рождения, имеет двоих детей – Бориса 1990 года рождения и Светлану 1992 года рождения. Сейчас его после разборки собирают в реанимации Склифа. Ночью его «случайно» отключат от искусственной почки. Я предлагаю сделать его первым клиентом нашего Ада.
– Пойдет! – согласился Баламут. – А как ты его душу изловишь?
– Да все они в колодец-нору попадают. И распределяются в ней согласно своему состоянию. Да не вникайте вы в действительность! Вам легче будет оперировать привычными категориями.
Николай перешел в практическую плоскость.
– А где этот Ад располагается? – поинтересовался он, разминая руки.
– Как где? В норе, там места много...
– Понятно. А душу моего кровника нельзя в нем поселить? – осторожно спросил Бельмондо.
– Да жив он пока...
– Значит, нельзя... – расстроился Николай.
– Я не говорила, что нельзя... Для тебя лично я утащу душу убийцы из будущего, аккурат после его смерти и, соответственно, до реинкарнации...
– Из будущего? – удивился я.
– Нет, все-таки вы непроходимые тупицы. Путешествовали, путешествовали по прошлому своих душ, а ничего не поняли...
– Чего не поняли? – не обиделся Баламут.
– А то, что у души нет прошлого, настоящего и будущего в вашем понимании. Она существует одновременно во всех своих временных проявлениях.
– То есть Адам, Александр Македонский, Аладдин и я существуем одновременно?
– И да, и нет. Души ваши, то есть души Адама, Македонского и Аладдина существуют одновременно, ибо они часть единого целого.
– Чушь, лапшу вешаешь, – скептически сморщился Бельмондо.
– От тебя ничего не скроется! – засмеялась «трешка». – Но душу своего кровника ты все равно получишь, головой своей ручаюсь.
– У тебя их шесть, – засмеялся я.
– Всеми шестью ручаюсь, – твердо ответила «трешка». – Главное в жизни – это хотеть. И вообще, в колодце как нигде действует принцип «Если нельзя, но очень хочется, то можно»... Однако, ближе к делу. Как я поняла, вы не прочь поработать чертями в Аду?
– Да, – одновременно ответили Борис с Николаем.
– Нет, – сказал я.
Душу мою ели сомнения. А что если она просто хочет от нас избавиться? Мавры сделали свое дело, запустили ее, и могут теперь умереть?
– Нет? – удивилась «трешка» моему отказу. – Ты не хочешь заняться грехами своей бывшей тещи Светланы Анатольевны? Я ведь могу и ее душеньку в Аду нарисовать.
– Заняться грехами Светланы Анатольевны? – удивился я. – Да она ведьма! Она хозяйкой в твоем аду будет!
– Вот и прекрасно! – воскликнул «трешка». – Возьмете ее вольнонаемной. С утра пусть мучается, а с обеда помогает... Ведь Бельмондо с Баламутом наверняка сообразят для своих кровников широкую программу.
– Ладно, я подумаю, – пробормотал я, впрочем, уже предвкушая трогательную встречу с бывшей тещей, оставившей в свое время немало неизгладимых царапин в моем ливере. – А как души мучить научишь? Они же бесплотные?
– Для бесплотных душ – бесплотные орудия... Да, кстати...
Голос «трешки» окрасился злорадными нотками.
– Что кстати? – переспросил Бельмондо, заподозрив неладное.
– Я не хотела вам говорить...Сюрприз хотела устроить...
– Какой сюрприз? – заволновался уже я.
– Приятный, приятный, не беспокойтесь. Худосоков вас там дожидается.
– Он главный там, наверное... – насупился Баламут.
– Да нет, на общих основаниях.
– А как же с переходом В3/В4? – спросила Ольга. – Вы так Адом своим увлеклись, что забыли о главном.
– Я его контролирую, – важно ответил «трешка». – Теперь без моего ведома ничего не случится. А теперь идите!
– Погоди нас отправлять, – присел Баламут перед «трешкой». – Я хочу спросить и вот о чем... Ты нас не лоханешь? Твой Ад и в самом деле существует? Короче, настоящим он будет?
– Я вам удивляюсь! Вы говорите себе – вот это настоящее, это жизнь, а это – фикция, фантом, обман зрения. Тогда как на самом деле все наоборот. Жизнь – это обман зрения, жизнь – это второстепенное. Многие, кстати, религии совершенно справедливо это постулируют. Главное, настоящее, начинается за ней, за жизнью, за чередой жизней. Однажды, прожив миллионы жизней, твоя душа перестанет цепляться за плотские одежды и умчится в космос, умчится в безвременный вакуум и будет жить лишь воспоминаниями, переплетенными с воспоминаниями других душ... И будет смеяться, как она миллиарды раз боялась смерти, миллиарды раз дрожала за свою жизнь, как она миллиарды раз страдала из-за ревности, зависти, как она переживала свое уродство и неудачливость, как она верила шарлатанам, задорого продававшим то, что есть у каждого. И как она всеми силами оттягивала это чудесное владение всеми Вселенными, как она берегла себя, как по сути дела отказывалась от жизни, окружая себя забором из привычных вещей, людей и событий...
– Тень на плетень наводишь, – махнул рукой Баламут, не дав «трешке» закончить. – Ну ладно, если что будет не так, мы тебя из преисподней достанем.
* * *
Трахтенн был мариянином и летел спасать мариинскую цивилизацию. Спустя несколько грегов, ему суждено превратиться в человека. Превратившись, он, без сомнения, поведет себя как добропорядочный гражданин Синии... То есть с точностью до наоборот.
Короче, ему было о чем подумать. Но одно было ясным, как день – Мыслитель думать не будет. Он лишит жизни Трахтенна-человека. Вне всякого сомнения, в его программе предусмотрена возможность уничтожения капитана корабля в определенных нештатных ситуациях.
Трахтенн не хотел быть убитым. «А ведь время работает против Марии... – думал он, вглядываясь в свое отражение в настенном рефлекторе. – Против Марии и в пользу Нинон...»
10. Друг Кукарра. – Костыли, книксен и медленный вальс. – Дурной вкус и звезда Давида.
– Что-то мне все это не нравиться... – сказал Баламут, усаживаясь за обеденный стол. – Может, разобрать ее на части пока не поздно?
– Глупости! – в один голос воскликнули Вероника с Ольгой. – Она такая лапушка!
– И железка к тому же, – добавила София. – Она все сделает, чтобы нам с вами было хорошо. Ведь мы для нее и няньки, и собеседники. Да и кто в ней сидит? Мы ведь сидим! И, следовательно, она наша родственница. Наша сестра и ваш брат.
– Ладно, ладно, уговорила, – махнул рукой Баламут. – Пусть живет. Давайте вечерять.
Как только он это сказал, в столовую вошли официанты и ровно через минуту наши фужеры искрились шампанским.
– Слушай, Коля, – спросил я, любуясь игрой выжимок французского лета, – я вот все думаю, зачем Ленчик столько шампанского в Центр натаскал? Ведь сам он не пьет и его подчиненные ни-ни?
– Да, – согласился Бельмондо, – второй год пьем, а все не кончается... Загадка. Надо будет спросить его при встрече.
Мы все, кто с недоумением, а кто и с откровенным испугом, посмотрели на Бориса – похоже он не сомневался в том, что Худосоков еще не раз окажется у нас на пути. Настроение, и без того неважное, упало, мы выпили, не чокаясь. Не успели опорожненные фужеры опуститься на стол, как на всех накатила сонливость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Да, да, конечно, – ответил Мыслитель бесстрастно. – Понимаете, любое живое мыслящее существо переходя из породившей его пространственно-временной системы в чуждую, вернее, в другую, постепенно меняет свой облик... То есть превращается в живое мыслящее существо, свойственное для нового окружения... Мы не знали об этом ввиду того, что по воле своих руководителей Марианская цивилизация отгородилась железным занавесом от своих соседей, гуманоидов Тройной Кракодобры и конической галактики 1453-89/438/11111...
– Чушь какая-то, – поморщил кручмы Трахтенн. – Ты хочешь сказать, что маринянин, попав в окрестности Кракодобры, станет ромбогубым баронетом, а в окрестности Синии – человеком?
– Да, это так.
– А если в пространственно-временной системе существует два типа гуманоидов?
– Исходя из особенностей выявленной мною краеугольной сущности это невозможно. Одна система – один гуманоид. Это фундаментальный закон мироздания. На блинарии может вырасти только блин...
– И, по-твоему, если на блинарию привить зеленую кракодобру, то она немедленно превратится в блин?
– Как ни странно, это так. И эти три ксенота, обнаруженные вами в овалоиде, вовсе не ксеноты... Они превратились в ксенотов, попав в нашу систему. И мне сдается, что такие превращения совершаются весьма просто, по крайней мере, в физиологическом плане. Я уже подготовил методику наблюдений вашего, Трахтенн вон Сер Вила, предстоящего превращения в человека.
– А почему они погибли? Я имею в виду тех троих из овалоида?
– А если бы вы, Трахтенн, превратились в ромбогубого баронета, много было бы у вас шансов выжить, не помешавшись?
Трахтенн представил себе ромбогубого баронета и содрогнулся. Мыслитель, довольный его состоянием, начал пространно рассказывать о разработанной им методике наблюдений, но Трахтенн его не слушал, он думал. Он был не глуп и сообразил, что жизнь его действительно в опасности...
9. Зеленые звезды. – «Трешка» контролирует. – Нам предлагают преисподнюю.
В столовой нас ждал накрытый к обеду стол. Повар, видимо, решил похвалиться своим искусством, и преуспел в этом – мы закончили с едой только через полтора часа. «Трешка» все еще работала, и Вероника предложила прогуляться на свежем воздухе. Это предложение поразило нас своей оригинальностью, и мы немедленно его приняли.
Стоял теплый летний вечер, близились сумерки. Ходить по горам после молочных поросят, плова и бешбармака никто не захотел и мы, усевшись на ближайшем пригорке, принялись любоваться малиновой зарей, быстро темнеющими облаками, горами, готовящимися ко сну... Когда стемнело, я разжег небольшой костерок, и еще с час другой мы сидели вокруг него, кто что вспоминая. Закончились наши реминисценции тем, что София, с улыбкой вспоминавшая о первой встрече с Баламутом («бананы чистил, кофе с пенкой готовил»), подняла глаза к небу и вдруг замолчала. Мы вскинули головы и увидели на небосводе едва проступившие неяркие звездочки. Они были... зелеными.
Представьте чувства, охватившие нас... Восторг, испуг, ночная свежесть, мрачная красота спящих гор, неясность будущего – все смешалось.
– Это "Трешка... – пролепетала Вероника.
– Сегодня звезды в зеленый, завтра нас в черно-белую полоску... – проговорил Бельмондо, ища в карманах сигареты.
Баламут протянул ему пачку «Честера».
– Начнет чудить – останется без питания, то есть без электричества. Пойдемте к ней.
«Трешка» бесстрастно сказала, что к перекрашиванию звезд она не имеет никакого отношения. И что мы двоечники – звезды никак не могут окрасится одновременно, ибо свет от них идет к Земле от нескольких до многих тысяч лет. Сообщив это, она задумалась и, в конце концов, предположила, что цвет звезд поменялся в связи с изменениями свойств слоя элементарных частиц, выброшенных из Сердца дьявола.
– Это слой повел себя как зеленый фильтр, – сказала она чуть высокомерно. – И потому зелеными должны быть не только звезды, но и...
– Луна и Солнце? – догадался я. – Значит, сейчас на Земле паника?
– Да нет. Слой стал зеленым только над Кырк-Шайтаном...
– Это как-то связано с переходом?
– Да...
– А ты, как, разобралась в своем синапсе?
– Да, но надо еще поработать.
– Слушай, а если с тобой что-нибудь случится? Перегоришь, например? Или Баламут с перепоя выключит?
– Тогда Вселенная через пару недель разлетится в пух и прах вместе с Баламутом.
Голос «трешки» посуровел.
– Да не выключу я тебя! – смущенно заулыбался Николай. – Что, я дурак, что ли?
– Ты нам чудеса обещала... – поспешил я переменить тему разговора.
– Будут вам чудеса. Я уже придумала! Ад! Я вас отправлю в АД! Служащими, конечно. Там вы сможете мучить своих кровников, так долго, как вашим душам будет угодно. И вернетесь, когда захотите. Каково? Не слышу аплодисментов, переходящих в овацию.
Я похлопал Трешке. Она, довольная, продолжила:
– Больше всего люди боятся бояться. А мы с вами сделаем так, что каждый преступник, каждая сволочь будет всю жизнь бояться. Мы проведем рекламную компанию, проведем в Аду презентацию, и люди поверят в него, и он войдет в их жизнь. Боязнь неминуемой расплаты, не какой-то предполагаемой, а действительно неминуемой, вылечит общество, нескоро, но вылечит и вылечит естественным путем. Каждый человек, совершивший грех, получит почтовое уведомление о характере посмертного наказания. «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В АД! Господин Крутопрухов А.Г., сим уведомляем Вас, что за убийство г-жи Баламутовой Софии Васильевны, в девичестве Благоволиной, и отрока Баламутова Александра Николаевича Вашей ДУШЕ назначено 999 лет гигиены огненной, с последующей стерилизацией в жестком гамма-излучении. Ждем Вас с нетерпением!».
– А Крутопрухова ты придумала? – спросил Баламут, насупившись.
– Нет. Это тот мерзкий тип, который с твоей семьей разобрался. Зовут его Анатолий Григорьевич Крутопрухов, 1963 года рождения. Женат он на Клушкиной Валентине Николаевне 1972 года рождения, имеет двоих детей – Бориса 1990 года рождения и Светлану 1992 года рождения. Сейчас его после разборки собирают в реанимации Склифа. Ночью его «случайно» отключат от искусственной почки. Я предлагаю сделать его первым клиентом нашего Ада.
– Пойдет! – согласился Баламут. – А как ты его душу изловишь?
– Да все они в колодец-нору попадают. И распределяются в ней согласно своему состоянию. Да не вникайте вы в действительность! Вам легче будет оперировать привычными категориями.
Николай перешел в практическую плоскость.
– А где этот Ад располагается? – поинтересовался он, разминая руки.
– Как где? В норе, там места много...
– Понятно. А душу моего кровника нельзя в нем поселить? – осторожно спросил Бельмондо.
– Да жив он пока...
– Значит, нельзя... – расстроился Николай.
– Я не говорила, что нельзя... Для тебя лично я утащу душу убийцы из будущего, аккурат после его смерти и, соответственно, до реинкарнации...
– Из будущего? – удивился я.
– Нет, все-таки вы непроходимые тупицы. Путешествовали, путешествовали по прошлому своих душ, а ничего не поняли...
– Чего не поняли? – не обиделся Баламут.
– А то, что у души нет прошлого, настоящего и будущего в вашем понимании. Она существует одновременно во всех своих временных проявлениях.
– То есть Адам, Александр Македонский, Аладдин и я существуем одновременно?
– И да, и нет. Души ваши, то есть души Адама, Македонского и Аладдина существуют одновременно, ибо они часть единого целого.
– Чушь, лапшу вешаешь, – скептически сморщился Бельмондо.
– От тебя ничего не скроется! – засмеялась «трешка». – Но душу своего кровника ты все равно получишь, головой своей ручаюсь.
– У тебя их шесть, – засмеялся я.
– Всеми шестью ручаюсь, – твердо ответила «трешка». – Главное в жизни – это хотеть. И вообще, в колодце как нигде действует принцип «Если нельзя, но очень хочется, то можно»... Однако, ближе к делу. Как я поняла, вы не прочь поработать чертями в Аду?
– Да, – одновременно ответили Борис с Николаем.
– Нет, – сказал я.
Душу мою ели сомнения. А что если она просто хочет от нас избавиться? Мавры сделали свое дело, запустили ее, и могут теперь умереть?
– Нет? – удивилась «трешка» моему отказу. – Ты не хочешь заняться грехами своей бывшей тещи Светланы Анатольевны? Я ведь могу и ее душеньку в Аду нарисовать.
– Заняться грехами Светланы Анатольевны? – удивился я. – Да она ведьма! Она хозяйкой в твоем аду будет!
– Вот и прекрасно! – воскликнул «трешка». – Возьмете ее вольнонаемной. С утра пусть мучается, а с обеда помогает... Ведь Бельмондо с Баламутом наверняка сообразят для своих кровников широкую программу.
– Ладно, я подумаю, – пробормотал я, впрочем, уже предвкушая трогательную встречу с бывшей тещей, оставившей в свое время немало неизгладимых царапин в моем ливере. – А как души мучить научишь? Они же бесплотные?
– Для бесплотных душ – бесплотные орудия... Да, кстати...
Голос «трешки» окрасился злорадными нотками.
– Что кстати? – переспросил Бельмондо, заподозрив неладное.
– Я не хотела вам говорить...Сюрприз хотела устроить...
– Какой сюрприз? – заволновался уже я.
– Приятный, приятный, не беспокойтесь. Худосоков вас там дожидается.
– Он главный там, наверное... – насупился Баламут.
– Да нет, на общих основаниях.
– А как же с переходом В3/В4? – спросила Ольга. – Вы так Адом своим увлеклись, что забыли о главном.
– Я его контролирую, – важно ответил «трешка». – Теперь без моего ведома ничего не случится. А теперь идите!
– Погоди нас отправлять, – присел Баламут перед «трешкой». – Я хочу спросить и вот о чем... Ты нас не лоханешь? Твой Ад и в самом деле существует? Короче, настоящим он будет?
– Я вам удивляюсь! Вы говорите себе – вот это настоящее, это жизнь, а это – фикция, фантом, обман зрения. Тогда как на самом деле все наоборот. Жизнь – это обман зрения, жизнь – это второстепенное. Многие, кстати, религии совершенно справедливо это постулируют. Главное, настоящее, начинается за ней, за жизнью, за чередой жизней. Однажды, прожив миллионы жизней, твоя душа перестанет цепляться за плотские одежды и умчится в космос, умчится в безвременный вакуум и будет жить лишь воспоминаниями, переплетенными с воспоминаниями других душ... И будет смеяться, как она миллиарды раз боялась смерти, миллиарды раз дрожала за свою жизнь, как она миллиарды раз страдала из-за ревности, зависти, как она переживала свое уродство и неудачливость, как она верила шарлатанам, задорого продававшим то, что есть у каждого. И как она всеми силами оттягивала это чудесное владение всеми Вселенными, как она берегла себя, как по сути дела отказывалась от жизни, окружая себя забором из привычных вещей, людей и событий...
– Тень на плетень наводишь, – махнул рукой Баламут, не дав «трешке» закончить. – Ну ладно, если что будет не так, мы тебя из преисподней достанем.
* * *
Трахтенн был мариянином и летел спасать мариинскую цивилизацию. Спустя несколько грегов, ему суждено превратиться в человека. Превратившись, он, без сомнения, поведет себя как добропорядочный гражданин Синии... То есть с точностью до наоборот.
Короче, ему было о чем подумать. Но одно было ясным, как день – Мыслитель думать не будет. Он лишит жизни Трахтенна-человека. Вне всякого сомнения, в его программе предусмотрена возможность уничтожения капитана корабля в определенных нештатных ситуациях.
Трахтенн не хотел быть убитым. «А ведь время работает против Марии... – думал он, вглядываясь в свое отражение в настенном рефлекторе. – Против Марии и в пользу Нинон...»
10. Друг Кукарра. – Костыли, книксен и медленный вальс. – Дурной вкус и звезда Давида.
– Что-то мне все это не нравиться... – сказал Баламут, усаживаясь за обеденный стол. – Может, разобрать ее на части пока не поздно?
– Глупости! – в один голос воскликнули Вероника с Ольгой. – Она такая лапушка!
– И железка к тому же, – добавила София. – Она все сделает, чтобы нам с вами было хорошо. Ведь мы для нее и няньки, и собеседники. Да и кто в ней сидит? Мы ведь сидим! И, следовательно, она наша родственница. Наша сестра и ваш брат.
– Ладно, ладно, уговорила, – махнул рукой Баламут. – Пусть живет. Давайте вечерять.
Как только он это сказал, в столовую вошли официанты и ровно через минуту наши фужеры искрились шампанским.
– Слушай, Коля, – спросил я, любуясь игрой выжимок французского лета, – я вот все думаю, зачем Ленчик столько шампанского в Центр натаскал? Ведь сам он не пьет и его подчиненные ни-ни?
– Да, – согласился Бельмондо, – второй год пьем, а все не кончается... Загадка. Надо будет спросить его при встрече.
Мы все, кто с недоумением, а кто и с откровенным испугом, посмотрели на Бориса – похоже он не сомневался в том, что Худосоков еще не раз окажется у нас на пути. Настроение, и без того неважное, упало, мы выпили, не чокаясь. Не успели опорожненные фужеры опуститься на стол, как на всех накатила сонливость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40