Пока мы с тобой будем собираться, я кое-что расскажу тебе о времени, ха-ха, и о себе. Вернее, не расскажу, а ты сама все узнаешь...
И Гретхен Продай Яйцо засобиралась к выходу в высшее общество. Она поставила на печь две большие выварки, налила в них воду, затем, присев на корточки, дунула в печку, и печка сразу же деловито загудела.
Пока грелась вода, София узнала, что Гретхен Продай Яйцо – потомственная санитарная ведьма. Санитарная – это значит, что основной и единственной ее обязанностью являлось изведение людей, могущих принести в будущем неисчислимые несчастья человечеству. Таких людей (в обыденной колдовской терминологии – засранцев) санитарные ведьмы чувствуют нюхом на большом расстоянии.
– В последние пятьсот лет совсем хреново стало... – посетовала Гретхен Продай Яйцо. – Засранцы во дворцах и замках спрятались, фиг их там достанешь. Да еще всякими магами и факирами обзавелись... Везде Security. Вот и приходится преимущественно простых людей изводить.
– А кто был твоей последней жертвой? – поинтересовалась София, брезгливо рассматривая свои жилистые руки с корявыми пальцами.
– Мельник Юрген Оберхайм с Нижних Обервиллей. Хороший, порядочный был мельник. Дурного слова никому не скажет, бедных и ленивых подкармливал...
– И это тебе не понравилось?
– Нет, конечно. Видишь ли, на следующий год война случится, и мельник Юрген, естественно, займется снабжением войска нашего герцога мукой. А нет Юргена – нет хорошей муки, и герцог будет вынужден покупать ее у прощелыги Ханса, у которого она будет заражена геморрагической лихорадкой. Среди солдат мор начнется, и герцог вернется домой восвояси и война из очень большой и опустошительной превратится в маленькую разборку с двумя всего десятками трупов...
– И как ты Юргена извела?
– Как, как... Очень просто. По-человечески, можно сказать – подпалила мельницу с двух сторон. Когда он бросился тушить, дом подожгла. Сгорело все начисто – и хата, и амбары, и другие надворные постройки со скотом и птицей.
– А он?
– А он с семьей по миру пошел...
– Да уж... Ну и работа у тебя... А нельзя было просто заразить муку Юргена геморрагической лихорадкой?
– Можно было. Но тогда его повесили бы, а дочек изнасиловали. А так повесят Ханса...
– И дочек его изнасилуют...
– Конечно... Но старшенькая от этого насилия родит какого-то очень перспективного мальчика... Он то ли врачом известным станет, то ли санитарным колдуном, не ясно...
– Послушай, – с трудом переварив услышанное, поинтересовалась София, – а добрые волшебники у вас есть?
– Да есть... – вздохнула Гретхен Продай Яйцо. – Куда они денутся? Шарлатаны и лицемеры... Мы, ведьмы и колдуны, уменьшаем количество горя во времени. А они... Вот совсем недавно, лет сорок назад, одна добрая фея спасла от голода маленькую симпатичную девочку... Антуанетта ее звали. Я старалась, старалась, морила, крыс, мышей на их амбар наслала, а когда это не помогло – родителей оспой уморила... А фея, Шарлотта, будь ей неладно, птичьим молочком ее выкормила. И Антуанетта эта, став через пятнадцать лет маркитанткой, заразила сифилисом 127 солдат... А те разнесли болезнь по всей Европе... Вот так вот, милая, такие у нас утюги и скалки... – и, оглянувшись на зашипевшую печку, всплеснула руками:
– Смотри – вода закипела, пора мыться!
Сняв кипящие выварки с печки, Гретхен Продай Яйцо вытащила из кладовки большую деревянную, хорошо выскребленную лохань, налила воду сначала горячую, потом холодную, постояла над ней, резко разжимая кулаки и повторяя «мистер-тостер-принтер-бокс». Затем сняла с полки объемную полуразвалившуюся картонную коробку и начала в ней рыться. Найдя большую стеклянную банку из темного стекла, заткнула нос кусочками пакли и, перекрестившись на отсутствующие образа, вылила ее содержимое в лохань. Затем высыпала туда же очень тонкие порошки из небольших бумажных пакетов. И тут же раздевшись, полезла в воду.
Вода, приняв в себя сухое жилистое тело, негодующе забурлила. Сначала было противно и страшно, но постепенно Софию сморило, и она погрузилась во вдруг ставшую коричневой жидкость (да, да – в жидкость, совсем это была не вода, чуть ли не сургуч!) по самые ноздри. Минуты три лежала, наслаждаясь проникающим в тело живительным теплом. Но не долго ванна грела и расслабляла – не прошло и пяти минут, как она стала какой-то деятельной, а затем и вовсе агрессивной. И сразу же плоть Софии довольно неприятно заколебалась на мелко дрожащих костях. Дрожал весь ее скелет, дрожали волосы, глазные яблоки и зубы ходили ходуном...
– Боюсь! – возопила София. – Боюсь!!!
– Расслабься и засни... – прошептала ведьма и заснула.
...Очнувшись, София увидела себя по-прежнему лежащей в лохани. На дальнем ее краю сидел огромный блестящий черный ворон с чертиками в глазах. С любопытством оглядывая на хозяйку, он чистил клювом перышки. А София не могла себя узнать. Все тело чувствовалось другим. Оно играло, требовало прикосновений, стремилось куда-то. Импульсивно подняла ногу посмотреть, что стало с телом – и обомлела. Нежная гладкая кожа, стройные пальчики с розовыми ноготками... Выскочила из воды – уже серой, с хлопьями и слизью отторгнутой плоти, – подскочила к зеркалу: о, боже! Я ли это? Молодая, крепкая, красивая, но в меру, без дурости. И сразу видно – ведьма! Личность так и прет из глаз! Таких мужчины не берут, таким мужчины отдаются...
– Ну, поняла что-нибудь? – спросила довольная собой Гретхен Продай Яйцо.
– Что поняла?
– Почему мы, ведьмы, предпочитаем казаться старухами... Наш вид – это спецуха.
– Спецуха... Спецодежда... – повторила все еще завороженная своим новым видом София. – Понимаю... С таким телом, как это, санитарные дела до лампочки...
– Это точно! – вздохнула Гретхен Продай Яйцо. – Мужики на него, как бабочки на огонь идут...
– А далеко отсюда до ближайшего замка с каким-нибудь приятным принцем или графом на худой конец? Может быть, разомнемся?
– Давай. Но, как говорится, совместим приятное с полезным. Займемся вашим Худосоковым, заодно и с графом потрахаешься. Трахалась когда-нибудь с благородными графьями?
– Да я с самим Святым Духом, – сказав это, София осеклась и испуганно перекрестилась. Ворон отшатнулся от крестного знамени и чуть не упал с края лохани в воду.
– Интересно, интересно! – улыбнулась ведьма. – Так с кем ты трахалась?
– Ну, в общем, с самим Адамом трахалась... Первочеловеком...
И продолжила, желая переменить тему:
– А ты знаешь, где Худосоков?
– А что ты спрашиваешь? – молоденькая симпатичная ведьмочка в зеркале подмигнула самой себе. – Я – это ты. А ты – это я. Ты знаешь все, что знаю я.
– Да ладно тебе придираться. Это я по инерции. Мне Ольга, подружка моя, рассказывала, что она тоже довольно долго разговаривала с Сидневой, в которую вселилась... Бабы любят потрепаться.
– Ну, слушай тогда. Саму себя, то есть Гретхен Продай Яйцо, ха-ха. В общем, мы, ведьмы, все знаем. И прошлое, и настоящее, и будущее. Правда, прошлое и будущее мы видим как бы в тумане, но для нашей работы этой резкости вполне достаточно. Так вот, твой Худосоков, в прошлой жизни был карибским попугаем, а в нынешней жизни является графом Людвигом ван Шикамурой, который живет в своем родовом замке в швейцарских Альпах. Никто не знает, чем он занимается...
– Даже ты? – поинтересовалась София, решив при случае спросить ведьму почему ее зовут Гретхен Продай Яйцо.
– Не знала, пока ты не спросила. А сейчас знаю. Он... Он занимается... хм... психологическими опытами... И иногда – химическими... Пытается найти снадобье, которое смогло бы превращать людей в безвольных исполнителей его воли...
– Гм... – задумалась София. – Зомберов, значит, изобретает...
– Ничто не ново под луной. Ваша Ирина Ивановна Большакова не первая и не последняя. Заиметь команду людей, которая бездумно выполнит любое поручение – это мечта каждого человека...
– Мечта изнанки каждого человека... – вздохнула девушка. – А любимая женщина у него есть?
– У таких людей не может быть любимых женщин... У него была привычная женщина... А теперь есть десять-пятнадцать девушек-пленниц, которых он держит в подземелье.
– А ты сможешь ему понравиться так, чтобы можно было манипулировать им?
– В принципе, да.
– А сможешь ты погубить его вечную душу?
– Этот вопрос не ко мне, этот вопрос к шарлатанам... – усмехнулась ведьма.
– Я не шучу...
– Есть несколько способов... Во-первых, ее можно отправить в нирвану, но для этого нужно собственное желание. А во-вторых, довести до самоубийства... А для этого нужно мое желание.
– Я согласна! – ответила София и забегала глазами по избушке. Как вы думаете, что она искала? Правильно! Метлу и ступу.
* * *
Приземлившись в швейцарских Альпах, София спрятала летательный аппарат в дупле огромного дуба, прикрыла его сеном и пошла в горы собирать травы и другие природные компоненты приворотного зелья. Она не спешила – у многих колдуний и ведьм такие зелья имеют лишь эффект плацебо, и все потому, что они, торопясь, нарушают технологию сбора, ферментации и смешивания. Каждую травинку она срывала, представляя, как вещества ее составляющие, войдут в холодную кровь графа, войдут и сделают то, что ей, Софии, надо.
Собрав необходимые травы и коренья, девушка измельчила их при полной луне, тщательно смешала и, завернув в чистую тряпицу, спрятала под трусики (ну, не спрятала, а вложила как подкладку). Потом она начала ловить всякую живность и собирать то, что эта живность время от времени из себя исторгает. Когда и эти компоненты приворотного зелья были собраны и должным образом приготовлены, София смешала их, завернула в чистую тряпочку и спрятала под... – не бросайте в меня камни – под стельку своего правого башмачка. Затем София... ну, понимаете, для зелья нужно было собрать немного ночной урины...
Когда снадобье было готово, Гретхен Продай Яйцо, решила испробовать его в ближайшей деревни. Но эксперимент вылился в сплошной конфуз. Увидев Софию, все парни деревни без всякого снадобья моментально забыли о своих краснощеких и толстомордых невестах и начали по-сельски настырно приставать к пришелице. Гретхен Продай Яйцо хоть и была начеку, но ноги унесла едва.
* * *
...В замке графа Людвига ван Шикамура Гретхен Продай Яйцо появилась, как и полагается ведьме, неожиданно и эффектно.
...Была весна и ночь. Граф Людвиг ван Шикамура стоял у окна библиотеки в романтическом настроении и смотрел, как ливень пытается разбить гранитную брусчатку, выстилающую внутренний дворик замка. Стоял и читал танку пра-пра-пра-прадедушки Отихоти Мицуне:
Покоя не могу найти я и во сне,
С тревожной думой не могу расстаться...
Весна и ночь...
Граф не дочитал стихотворения – его ослепила молния, затем раскат гром заставил его вздрогнуть. Второй разряд небесного электричества уже не застал его врасплох. Когда глаза привыкли к восстановившейся темноте, посереди дворика он увидел белое пятно. Библиотека располагалась на третьем этаже, и граф не сразу понял, что внизу лежит девушка. Насквозь промокшая – сквозь ставшую прозрачной от влаги ткань белого платья были видны округлые груди с большими сосками, умильный треугольник лобка, стройные бедра, маленькая ножка с очаровательной ступней... «Она лежит на брусчатке как одинокий цветок вишни... Интересно, какова у нее попочка...» – подумал граф и оперся лбом об оконное стекло. Сразу стало приятно – холод стекла проникал в голову, освежая мысли и чувства.
"Но снится
Мне, что начали цветы повсюду осыпаться..."
– закончил граф танку и пошел в химическую лабораторию, из окна которой можно было бы оценить попочку по-прежнему неподвижно лежавшей девушки.
Ему не удалось дойти до химической лаборатории – в коридоре он наткнулся на сутулого палача Скрибония Катилину, который исполнял также обязанности тюремщика ввиду недавней скоропостижной смерти последнего. Катилина выглядел виноватым, и граф понял, что малютка Лилу не дожила до своей пятницы. В досаде граф покачал головой и, на минуту впившись глазами в простодушные глаза палача, медленно выдавил:
– Доколе ты, Катилина, будешь пренебрегать нашим терпением?
– Дык она...
– Там внизу, во внутреннем дворике лежит девушка. Помести ее на место Лилу. Если проступок повторится, то можешь без специального уведомления вынуть свой правый глаз...
– Я левша, граф... – заныл Катилина. – И правый глаз у меня ведущий.
– Ну тогда левый, – смилостивился Людвиг ван Шикомура и направился в столовую – близилось время ужина.
– Впрочем, – неожиданно для себя обернулся граф к Катилине. Глаза его странно блестели. – Впрочем, палач, прикажи Элеоноре фон Зелек-Киринской переодеть девушку в... в... платье моей покойной супруги. В лиловое, с открытой грудью и плечами.
И, раздумывая над своими словами, уперся подбородком в кулак. Палач пожал плечами и двинулся к лестнице.
– И розу, красную розу приколоть не забудьте! – крикнул граф ему вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
И Гретхен Продай Яйцо засобиралась к выходу в высшее общество. Она поставила на печь две большие выварки, налила в них воду, затем, присев на корточки, дунула в печку, и печка сразу же деловито загудела.
Пока грелась вода, София узнала, что Гретхен Продай Яйцо – потомственная санитарная ведьма. Санитарная – это значит, что основной и единственной ее обязанностью являлось изведение людей, могущих принести в будущем неисчислимые несчастья человечеству. Таких людей (в обыденной колдовской терминологии – засранцев) санитарные ведьмы чувствуют нюхом на большом расстоянии.
– В последние пятьсот лет совсем хреново стало... – посетовала Гретхен Продай Яйцо. – Засранцы во дворцах и замках спрятались, фиг их там достанешь. Да еще всякими магами и факирами обзавелись... Везде Security. Вот и приходится преимущественно простых людей изводить.
– А кто был твоей последней жертвой? – поинтересовалась София, брезгливо рассматривая свои жилистые руки с корявыми пальцами.
– Мельник Юрген Оберхайм с Нижних Обервиллей. Хороший, порядочный был мельник. Дурного слова никому не скажет, бедных и ленивых подкармливал...
– И это тебе не понравилось?
– Нет, конечно. Видишь ли, на следующий год война случится, и мельник Юрген, естественно, займется снабжением войска нашего герцога мукой. А нет Юргена – нет хорошей муки, и герцог будет вынужден покупать ее у прощелыги Ханса, у которого она будет заражена геморрагической лихорадкой. Среди солдат мор начнется, и герцог вернется домой восвояси и война из очень большой и опустошительной превратится в маленькую разборку с двумя всего десятками трупов...
– И как ты Юргена извела?
– Как, как... Очень просто. По-человечески, можно сказать – подпалила мельницу с двух сторон. Когда он бросился тушить, дом подожгла. Сгорело все начисто – и хата, и амбары, и другие надворные постройки со скотом и птицей.
– А он?
– А он с семьей по миру пошел...
– Да уж... Ну и работа у тебя... А нельзя было просто заразить муку Юргена геморрагической лихорадкой?
– Можно было. Но тогда его повесили бы, а дочек изнасиловали. А так повесят Ханса...
– И дочек его изнасилуют...
– Конечно... Но старшенькая от этого насилия родит какого-то очень перспективного мальчика... Он то ли врачом известным станет, то ли санитарным колдуном, не ясно...
– Послушай, – с трудом переварив услышанное, поинтересовалась София, – а добрые волшебники у вас есть?
– Да есть... – вздохнула Гретхен Продай Яйцо. – Куда они денутся? Шарлатаны и лицемеры... Мы, ведьмы и колдуны, уменьшаем количество горя во времени. А они... Вот совсем недавно, лет сорок назад, одна добрая фея спасла от голода маленькую симпатичную девочку... Антуанетта ее звали. Я старалась, старалась, морила, крыс, мышей на их амбар наслала, а когда это не помогло – родителей оспой уморила... А фея, Шарлотта, будь ей неладно, птичьим молочком ее выкормила. И Антуанетта эта, став через пятнадцать лет маркитанткой, заразила сифилисом 127 солдат... А те разнесли болезнь по всей Европе... Вот так вот, милая, такие у нас утюги и скалки... – и, оглянувшись на зашипевшую печку, всплеснула руками:
– Смотри – вода закипела, пора мыться!
Сняв кипящие выварки с печки, Гретхен Продай Яйцо вытащила из кладовки большую деревянную, хорошо выскребленную лохань, налила воду сначала горячую, потом холодную, постояла над ней, резко разжимая кулаки и повторяя «мистер-тостер-принтер-бокс». Затем сняла с полки объемную полуразвалившуюся картонную коробку и начала в ней рыться. Найдя большую стеклянную банку из темного стекла, заткнула нос кусочками пакли и, перекрестившись на отсутствующие образа, вылила ее содержимое в лохань. Затем высыпала туда же очень тонкие порошки из небольших бумажных пакетов. И тут же раздевшись, полезла в воду.
Вода, приняв в себя сухое жилистое тело, негодующе забурлила. Сначала было противно и страшно, но постепенно Софию сморило, и она погрузилась во вдруг ставшую коричневой жидкость (да, да – в жидкость, совсем это была не вода, чуть ли не сургуч!) по самые ноздри. Минуты три лежала, наслаждаясь проникающим в тело живительным теплом. Но не долго ванна грела и расслабляла – не прошло и пяти минут, как она стала какой-то деятельной, а затем и вовсе агрессивной. И сразу же плоть Софии довольно неприятно заколебалась на мелко дрожащих костях. Дрожал весь ее скелет, дрожали волосы, глазные яблоки и зубы ходили ходуном...
– Боюсь! – возопила София. – Боюсь!!!
– Расслабься и засни... – прошептала ведьма и заснула.
...Очнувшись, София увидела себя по-прежнему лежащей в лохани. На дальнем ее краю сидел огромный блестящий черный ворон с чертиками в глазах. С любопытством оглядывая на хозяйку, он чистил клювом перышки. А София не могла себя узнать. Все тело чувствовалось другим. Оно играло, требовало прикосновений, стремилось куда-то. Импульсивно подняла ногу посмотреть, что стало с телом – и обомлела. Нежная гладкая кожа, стройные пальчики с розовыми ноготками... Выскочила из воды – уже серой, с хлопьями и слизью отторгнутой плоти, – подскочила к зеркалу: о, боже! Я ли это? Молодая, крепкая, красивая, но в меру, без дурости. И сразу видно – ведьма! Личность так и прет из глаз! Таких мужчины не берут, таким мужчины отдаются...
– Ну, поняла что-нибудь? – спросила довольная собой Гретхен Продай Яйцо.
– Что поняла?
– Почему мы, ведьмы, предпочитаем казаться старухами... Наш вид – это спецуха.
– Спецуха... Спецодежда... – повторила все еще завороженная своим новым видом София. – Понимаю... С таким телом, как это, санитарные дела до лампочки...
– Это точно! – вздохнула Гретхен Продай Яйцо. – Мужики на него, как бабочки на огонь идут...
– А далеко отсюда до ближайшего замка с каким-нибудь приятным принцем или графом на худой конец? Может быть, разомнемся?
– Давай. Но, как говорится, совместим приятное с полезным. Займемся вашим Худосоковым, заодно и с графом потрахаешься. Трахалась когда-нибудь с благородными графьями?
– Да я с самим Святым Духом, – сказав это, София осеклась и испуганно перекрестилась. Ворон отшатнулся от крестного знамени и чуть не упал с края лохани в воду.
– Интересно, интересно! – улыбнулась ведьма. – Так с кем ты трахалась?
– Ну, в общем, с самим Адамом трахалась... Первочеловеком...
И продолжила, желая переменить тему:
– А ты знаешь, где Худосоков?
– А что ты спрашиваешь? – молоденькая симпатичная ведьмочка в зеркале подмигнула самой себе. – Я – это ты. А ты – это я. Ты знаешь все, что знаю я.
– Да ладно тебе придираться. Это я по инерции. Мне Ольга, подружка моя, рассказывала, что она тоже довольно долго разговаривала с Сидневой, в которую вселилась... Бабы любят потрепаться.
– Ну, слушай тогда. Саму себя, то есть Гретхен Продай Яйцо, ха-ха. В общем, мы, ведьмы, все знаем. И прошлое, и настоящее, и будущее. Правда, прошлое и будущее мы видим как бы в тумане, но для нашей работы этой резкости вполне достаточно. Так вот, твой Худосоков, в прошлой жизни был карибским попугаем, а в нынешней жизни является графом Людвигом ван Шикамурой, который живет в своем родовом замке в швейцарских Альпах. Никто не знает, чем он занимается...
– Даже ты? – поинтересовалась София, решив при случае спросить ведьму почему ее зовут Гретхен Продай Яйцо.
– Не знала, пока ты не спросила. А сейчас знаю. Он... Он занимается... хм... психологическими опытами... И иногда – химическими... Пытается найти снадобье, которое смогло бы превращать людей в безвольных исполнителей его воли...
– Гм... – задумалась София. – Зомберов, значит, изобретает...
– Ничто не ново под луной. Ваша Ирина Ивановна Большакова не первая и не последняя. Заиметь команду людей, которая бездумно выполнит любое поручение – это мечта каждого человека...
– Мечта изнанки каждого человека... – вздохнула девушка. – А любимая женщина у него есть?
– У таких людей не может быть любимых женщин... У него была привычная женщина... А теперь есть десять-пятнадцать девушек-пленниц, которых он держит в подземелье.
– А ты сможешь ему понравиться так, чтобы можно было манипулировать им?
– В принципе, да.
– А сможешь ты погубить его вечную душу?
– Этот вопрос не ко мне, этот вопрос к шарлатанам... – усмехнулась ведьма.
– Я не шучу...
– Есть несколько способов... Во-первых, ее можно отправить в нирвану, но для этого нужно собственное желание. А во-вторых, довести до самоубийства... А для этого нужно мое желание.
– Я согласна! – ответила София и забегала глазами по избушке. Как вы думаете, что она искала? Правильно! Метлу и ступу.
* * *
Приземлившись в швейцарских Альпах, София спрятала летательный аппарат в дупле огромного дуба, прикрыла его сеном и пошла в горы собирать травы и другие природные компоненты приворотного зелья. Она не спешила – у многих колдуний и ведьм такие зелья имеют лишь эффект плацебо, и все потому, что они, торопясь, нарушают технологию сбора, ферментации и смешивания. Каждую травинку она срывала, представляя, как вещества ее составляющие, войдут в холодную кровь графа, войдут и сделают то, что ей, Софии, надо.
Собрав необходимые травы и коренья, девушка измельчила их при полной луне, тщательно смешала и, завернув в чистую тряпицу, спрятала под трусики (ну, не спрятала, а вложила как подкладку). Потом она начала ловить всякую живность и собирать то, что эта живность время от времени из себя исторгает. Когда и эти компоненты приворотного зелья были собраны и должным образом приготовлены, София смешала их, завернула в чистую тряпочку и спрятала под... – не бросайте в меня камни – под стельку своего правого башмачка. Затем София... ну, понимаете, для зелья нужно было собрать немного ночной урины...
Когда снадобье было готово, Гретхен Продай Яйцо, решила испробовать его в ближайшей деревни. Но эксперимент вылился в сплошной конфуз. Увидев Софию, все парни деревни без всякого снадобья моментально забыли о своих краснощеких и толстомордых невестах и начали по-сельски настырно приставать к пришелице. Гретхен Продай Яйцо хоть и была начеку, но ноги унесла едва.
* * *
...В замке графа Людвига ван Шикамура Гретхен Продай Яйцо появилась, как и полагается ведьме, неожиданно и эффектно.
...Была весна и ночь. Граф Людвиг ван Шикамура стоял у окна библиотеки в романтическом настроении и смотрел, как ливень пытается разбить гранитную брусчатку, выстилающую внутренний дворик замка. Стоял и читал танку пра-пра-пра-прадедушки Отихоти Мицуне:
Покоя не могу найти я и во сне,
С тревожной думой не могу расстаться...
Весна и ночь...
Граф не дочитал стихотворения – его ослепила молния, затем раскат гром заставил его вздрогнуть. Второй разряд небесного электричества уже не застал его врасплох. Когда глаза привыкли к восстановившейся темноте, посереди дворика он увидел белое пятно. Библиотека располагалась на третьем этаже, и граф не сразу понял, что внизу лежит девушка. Насквозь промокшая – сквозь ставшую прозрачной от влаги ткань белого платья были видны округлые груди с большими сосками, умильный треугольник лобка, стройные бедра, маленькая ножка с очаровательной ступней... «Она лежит на брусчатке как одинокий цветок вишни... Интересно, какова у нее попочка...» – подумал граф и оперся лбом об оконное стекло. Сразу стало приятно – холод стекла проникал в голову, освежая мысли и чувства.
"Но снится
Мне, что начали цветы повсюду осыпаться..."
– закончил граф танку и пошел в химическую лабораторию, из окна которой можно было бы оценить попочку по-прежнему неподвижно лежавшей девушки.
Ему не удалось дойти до химической лаборатории – в коридоре он наткнулся на сутулого палача Скрибония Катилину, который исполнял также обязанности тюремщика ввиду недавней скоропостижной смерти последнего. Катилина выглядел виноватым, и граф понял, что малютка Лилу не дожила до своей пятницы. В досаде граф покачал головой и, на минуту впившись глазами в простодушные глаза палача, медленно выдавил:
– Доколе ты, Катилина, будешь пренебрегать нашим терпением?
– Дык она...
– Там внизу, во внутреннем дворике лежит девушка. Помести ее на место Лилу. Если проступок повторится, то можешь без специального уведомления вынуть свой правый глаз...
– Я левша, граф... – заныл Катилина. – И правый глаз у меня ведущий.
– Ну тогда левый, – смилостивился Людвиг ван Шикомура и направился в столовую – близилось время ужина.
– Впрочем, – неожиданно для себя обернулся граф к Катилине. Глаза его странно блестели. – Впрочем, палач, прикажи Элеоноре фон Зелек-Киринской переодеть девушку в... в... платье моей покойной супруги. В лиловое, с открытой грудью и плечами.
И, раздумывая над своими словами, уперся подбородком в кулак. Палач пожал плечами и двинулся к лестнице.
– И розу, красную розу приколоть не забудьте! – крикнул граф ему вслед.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48