В медный кувшин, конечно.
...Медный кувшин... Медный кувшин... А если сказка об Аладдине и его волшебной лампе не просто сказка? Может быть, всемогущий джин из этой сказки – это чья-то душа? Какого-нибудь выдающегося ученого? Наподобие всезнающего и все умеющего Сайруса Смита из «Таинственного острова»? Или душа из будущего, в котором каждый школьник может перемещать предметы на расстоянии, добывать золото из морской воды и усмирять драконов и динозавров? А что, если души все-таки можно как-то изолировать? В медном сосуде, например? Считают же современные ученые, что в сказках и мифах непременно содержится истина...
...Нет... Все-таки эта затея Баламута – всего лишь попытка обмануть себя. Ну, к примеру, заключу я душу Худосокова в медную лампу. Что тогда будет? Она не вселится в тело мальчика Лени, который родится во второй половине двадцатого века. В тело мальчика Лени при рождении вселится другая душа... И вполне может быть, что души с определенными характеристиками могут вселяться только в определенные тела. То есть в данный тип тел, предположим с такими вот носами и печенками, могут вселяться только добрые души. А в тела с такими глазами и желчными пузырями – только злые. И тогда, если мое предположение верно, заключи я душу Худосокова в медную лампу, то в тело мальчика Лени конца двадцатого столетия непременно вселится какая-нибудь другая особо подлюшная душа! Которая не станет с нами церемонится, не будет поить марсалой и кормить сосисками, а просто размажет по стенкам крааля...
...Вот такие мысли одолевали меня. Наверняка мои товарищи думали о том же. По крайней мере, минут через десять после окончания нашего диспута я услышал саркастический голос Николая:
– Ну и дураки мы!
– Поясни свою мысль примером, – пробормотал Бельмондо, совсем не удивившись Колиному открытию.
– Зачем нам здешнего Худосокова шариками кормить? Не нужен он нам в прошлом! Ведь если мы возьмем его с собой, то он хотя бы в одной прошлой жизни будет знать, что мы за ним охотимся...
– Баламут прав... констатировал я. – Мы – дураки. А сам он вдвойне, потому, как это его идея... Поехали что ли?
– Пилюль всего четыре...
– Веронику и Ольгу оставим, – мгновенно предложила Софи.
– Я боюсь одна... – заныла Вероника, оглядываясь на Ольгу. – Не оставляйте меня одну!
– Дурочка! – обнял ее Бельмондо. – Ведь мы никуда не исчезнем. Проглотим эти пилюли и тут же расскажем тебе и друг другу, что в прошлом накоцали...
– Погодите! – остановил я его. – Мне сейчас в голову пришло, что нет никакого резона всем четверым одновременно нырять в прошлое. Во-первых, мы можем попасть в одно и тоже время, ну, как Баламут, Ольга и я попали во времена Македонского...
– Это не исключается и при разновременном нырянии, – язвительно улыбнулась София.
– Ну, тогда, во-вторых: если нырять с интервалами, то каждый последующий «ныряльщик» сможет использовать информацию, полученную предыдущим...
– Глупости! – махнул рукой Баламут, раздраженный тем, что сам до этого не додумался. – Давайте, как раньше, глотать одновременно. Дело это непроверенное, не надо ничего менять.
Я не стал упорствовать, и следующую минуту Николай прощался с Софией. Он готов был делать это часа два, но через пару секунд София не без труда отстранилась, и мы собрались в кружок.
– Ну, что, по коням? – спросил Баламут, обвел нас прощальным взглядом и скомандовал:
– Поехали!
И мы практически одновременно проглотили свои пилюли.
2. Водонос становится магнатом. – Зверь бежит на ловца. – Главное – вовремя смыться.
Душа Баламута «реинкарнировала наоборот» в Аладдина. Когда, вернувшись в крааль, он рассказал о своем путешествии, я немало удивился – ведь всего за несколько минут до того, как проглотить пилюлю, я рассуждал о медной посуде, как возможном средстве хранения (заточения) человеческих душ. Нет, в мире все-таки все связано... Наверняка, думать о лампах, джинах и Аладдине подвигло меня витающее повсюду Случившееся. Мой мозг открылся, и оно вошло в него...
Так вот, душа Баламута конца ХХ века вернулась в свое тело, существовавшее ровно триста пятьдесят лет назад. Звали это тело, как мы уже говорили, Аладдином и торговало он питьевой водой. Надо сказать, что души у водоноса Аладдина до вселения души Баламута, в общем-то, и не было, а если и была, то с ноготь большого пальца левой руки, не больше. Голодуха с младенчества, тяжелый труд, отсутствие развлечений мало способствовали ее украшению разного рода финтифлюшками, отличающими человека от животного. И в свою жизнь Аладдин, если о чем и мечтал, так это о новом вместительном бурдюке, мучной халве, куске жилистого мяса и об ишаке. Особенно об ишаке, потому как на нем можно было бы возить много воды и еще... Ну, не будем оскорблять слух читателя, тем более, что сам автор крайне отрицательно относиться к скотоложству. А что делать молодому человеку, не обремененному деньгами и образованием? И потому не обремененному всякими там утонченными буржуазными этическими нормами? Вы морщитесь... А если я расскажу вам, что мужчине из круга Аладдина надо было работать десять, а то и двадцать лет от рассвета до заката, чтобы набрать денег на калым? То есть на покупку невесты? Ну, можно было, конечно, задешево прикупить невесту совсем поплоше – слепую, хромую или горбатую. Аладдин ходил однажды к отцу одной из таких бедняжек, но соседи невесты побоялись бога и шепнули ему, что предмет торга крив на один глаз, хром на обе ноги и помимо всего этого обладает неимоверно злобным характером. И Аладдин пошел к приятелю, у которого был ишак...
Короче, душа Баламута реинкарнировала наоборот в тот самый момент, когда... Ну, в общем, Коля не понял, что происходит, разволновался, и Аладдину пришлось сматывать удочки.
Но все обошлось. Подружились они быстро (Баламут и Аладдин, конечно; ишак остался в стойле и больше в нашем повествовании участвовать не будет). Хотя, что тут говорить о дружбе – просто через несколько часов душа багдадского юноши без остатка растворилась в душе поднаторевшего жителя эпохи самолетов и безопасного секса.
Ну а теперь догадайтесь с трех раз, чем немедленно занялся Аладдин, обогатившись знаниями ХХ века? Правильно! Все деньги, накопленные для приобретения более-менее сносной невесты, он использовал на покупку багдадских горячительных напитков с целью их обстоятельной дегустации. Аладдин из XVII века пытался протестовать, но Баламут заткнул его, сказав, что через неделю-другую он будет барахтаться в постели с самой принцессой Будур. Аладдин, конечно, не поверил, но это была его трагедия.
Ознакомившись с новым для себя окружением и постепенно привыкнув к нему (особенно к муэдзинам, имеющим обыкновение будить подвыпившего человека в самое неподходящее время), Баламут (дальше будем именовать его просто Аладдином), взял тайм-аут, улегся на дощатой тахте под виноградником и, уставившись в великолепную гроздь дамского пальчика, принялся думать, как выйти на Худосокова, то бишь на его бессмертную душу.
Николай понимал, что задача это чрезвычайно трудная и ответственная. Ему не хотелось оплошать (идея-то зачистить прошлое была его, баламутовская). Но он знал, что жизнь – длинная штука, иногда даже очень длинная, и ее наверняка хватит на проведение поисков в большинстве стран мира, если, конечно, какая-нибудь Будур не привяжет его своими длиннющими косами к супружеской кровати.
И Баламут решил начать с начала, то есть с Багдада. "Худосоков человек масштабный и наверняка крутится не среди медников и водоносов ", – подумал он и решил поменять обстановку, то есть сменить свое общественное положение на более высокое. Ума для этого не нужно было во все времена, для этого нужны были кураж и деньги. Сравнительно честные способы отъема денег были ему хорошо знакомы из литературы, в том числе и художественной. Но повторяться не хотелось. Остап Сулейман Мария Бендер, конечно, человек грамотный, обаятельный и очень симпатичный, но ведь и он, Баламут, кое-чего стоит. И Николай Сергеевич решил сесть на трубу.
«Сяду на трубу, – подумал он, став на ноги и начав откручивать великолепную гроздь дамского пальчика, – и убью сразу двух зайцев: денег натрясу, и мафия международная наедет. Смотришь, и Худосоков нынешний в ее составе нарисуется».
Виноград оказался теплым, если не горячим. Мама Аладдина увидев, что сын остался этим недоволен, понесла ее охлаждаться в погреб. Она заметила, что ее любимец в последнее время сильно изменился, перестал ишачить с утра до вечера и о чем-то напряженно думает. И главное – глаза его стали осмысленными. Помня одну из самых популярных в Багдаде народных поговорок «Не умеешь работать головой – поработай руками», она сделала вывод, что ее единственный сын решил поменять ориентировку с неблагодарного физического труда на перспективный умственный. И решила сделать все, чтобы сынок не сдал позиций. В частности, положив виноград охлаждаться, она налила в пиалу прохладного гранатового вина и молча поставила перед сыном.
– Спасибо, мамуля! – поблагодарил Аладдин. – Погоди, не уходи, дело у меня к тебе есть.
– Слушаю тебя, свет моих очей! – улыбнулась старая женщина, радуясь одухотворенным глазам сына.
– В общем, маман, нужен стартовый капитал, понимаешь?
– Деньги что ли? – догадалась мать.
– Да! Есть у меня одна мыслишка, как сделать тебя свекровью принцессы Будур...
– Шутишь сынок?
– Нет, мамуль, не шучу. И вообще, готовься к великим жизненным переменам... Очень скоро ты станешь светской дамой.
Старая неграмотная женщина не знала, что такое «светская дама», но уточнять не стала – если сын считает, что быть «светской дамой» это достойное занятие, то она, конечно же, ею станет, непременно станет и не опозорит своего сына.
* * *
...На сооружение первой частной нефтеразработки в районе Басры и налаживание производства осветительного керосина у Аладдина ушло около года. Одновременно с нефтедобычей и переработкой нефтепродуктов он занимался смежными отраслями бизнеса – в частности, взял в свои руки производство и сбыт медных ламп. Всего через несколько лет после того, как Аладдина ибн Саида осенила «ламповая» идея, в славном городе Багдаде каждые восемь из десяти осветительных приборов производились на его предприятиях, а все нефтеносные площади, прилегающие к Персидскому заливу, принадлежали ему или его доверенным людям. И скоро бывший водонос, в свое время никогда не ложившийся спать сытым, стал богатым и известным человеком. Таким богатым и известным, что принцесса Будур неназойливо предложила ему руку и сердце. Аладдин некоторое время ломался (дела занимали его ум), но когда узнал, что принцесса контролирует всю винную торговлю в Багдаде, Исфахане, Мешхеде и Самарканде, немедленно согласился.
После свадьбы на Аладдина, наконец, наехали. Один шейх, богатый еврей с Синайского полуострова (противный, желтозубый и желтоглазый, весь в черном) понял, что контроль над производством приборов освещения, так же, как и контроль нефтедобывающих районов в недалеком будущем будет однозначен контролю всего цивилизованного мира. И шейх – в деловых кругах его звали Березович, – решил прибрать к рукам как производство медных ламп в Багдаде, так и нефтеносные площади Персидского залива.
Для реализации поставленной задачи шейх первым делом решил подружиться с Аладдином.
Сделать это было довольно тяжело, так как с самого раннего детства шейх капли в рот не брал и вообще вел весьма и весьма пристойный образ жизни (обливания холодной водой, утренние пробежки, шахматы, вегетарианство, более чем умеренность в сексе и проч., проч., проч.). Но Березович нашел выход – он подружился с принцессой Будур. Итальянские зеркала, шмотки и благовония из Парижа, тайны мадридского двора и китайские противозачаточные средства скоро сделали свое дело, и принцесса свела мужа с предприимчивым воротилой.
...Аладдин взглянул в глаза шейха и понял, что перед ним термостат души Худосокова... Поначалу, почувствовав себя последней шестеркой, он засуетился, но скоро взял себя в руки и предложил новому знакомому сыграть в «козла». Шейх Березович азартных игр не любил, но согласился и даже смог проиграть с крупным счетом, хотя после первой же сдачи знал по рубашке каждую карту.
После карт, Аладдин (на него нашла эйфория: как же, зверь на ловца прибежал), предложил шейху дружеский ужин, за которым разговор зашел сначала о перспективах добычи меди в развивающемся мире, а потом о расширенном производстве нового поколения осветительных ламп. Как бы невзначай Березович предложил своему новому другу весьма хитроумную финансово-коммерческую многоходовку, которая даже при тщательном рассмотрении приводила к увеличению личного состояния Аладдина раз в пятнадцать. А на деле возвращала его к бурдюку водоноса и нетривиальному сексу. Аладдин обещал подумать, оставил гостя на попечение порозовевшей жене и ушел в свой кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
...Медный кувшин... Медный кувшин... А если сказка об Аладдине и его волшебной лампе не просто сказка? Может быть, всемогущий джин из этой сказки – это чья-то душа? Какого-нибудь выдающегося ученого? Наподобие всезнающего и все умеющего Сайруса Смита из «Таинственного острова»? Или душа из будущего, в котором каждый школьник может перемещать предметы на расстоянии, добывать золото из морской воды и усмирять драконов и динозавров? А что, если души все-таки можно как-то изолировать? В медном сосуде, например? Считают же современные ученые, что в сказках и мифах непременно содержится истина...
...Нет... Все-таки эта затея Баламута – всего лишь попытка обмануть себя. Ну, к примеру, заключу я душу Худосокова в медную лампу. Что тогда будет? Она не вселится в тело мальчика Лени, который родится во второй половине двадцатого века. В тело мальчика Лени при рождении вселится другая душа... И вполне может быть, что души с определенными характеристиками могут вселяться только в определенные тела. То есть в данный тип тел, предположим с такими вот носами и печенками, могут вселяться только добрые души. А в тела с такими глазами и желчными пузырями – только злые. И тогда, если мое предположение верно, заключи я душу Худосокова в медную лампу, то в тело мальчика Лени конца двадцатого столетия непременно вселится какая-нибудь другая особо подлюшная душа! Которая не станет с нами церемонится, не будет поить марсалой и кормить сосисками, а просто размажет по стенкам крааля...
...Вот такие мысли одолевали меня. Наверняка мои товарищи думали о том же. По крайней мере, минут через десять после окончания нашего диспута я услышал саркастический голос Николая:
– Ну и дураки мы!
– Поясни свою мысль примером, – пробормотал Бельмондо, совсем не удивившись Колиному открытию.
– Зачем нам здешнего Худосокова шариками кормить? Не нужен он нам в прошлом! Ведь если мы возьмем его с собой, то он хотя бы в одной прошлой жизни будет знать, что мы за ним охотимся...
– Баламут прав... констатировал я. – Мы – дураки. А сам он вдвойне, потому, как это его идея... Поехали что ли?
– Пилюль всего четыре...
– Веронику и Ольгу оставим, – мгновенно предложила Софи.
– Я боюсь одна... – заныла Вероника, оглядываясь на Ольгу. – Не оставляйте меня одну!
– Дурочка! – обнял ее Бельмондо. – Ведь мы никуда не исчезнем. Проглотим эти пилюли и тут же расскажем тебе и друг другу, что в прошлом накоцали...
– Погодите! – остановил я его. – Мне сейчас в голову пришло, что нет никакого резона всем четверым одновременно нырять в прошлое. Во-первых, мы можем попасть в одно и тоже время, ну, как Баламут, Ольга и я попали во времена Македонского...
– Это не исключается и при разновременном нырянии, – язвительно улыбнулась София.
– Ну, тогда, во-вторых: если нырять с интервалами, то каждый последующий «ныряльщик» сможет использовать информацию, полученную предыдущим...
– Глупости! – махнул рукой Баламут, раздраженный тем, что сам до этого не додумался. – Давайте, как раньше, глотать одновременно. Дело это непроверенное, не надо ничего менять.
Я не стал упорствовать, и следующую минуту Николай прощался с Софией. Он готов был делать это часа два, но через пару секунд София не без труда отстранилась, и мы собрались в кружок.
– Ну, что, по коням? – спросил Баламут, обвел нас прощальным взглядом и скомандовал:
– Поехали!
И мы практически одновременно проглотили свои пилюли.
2. Водонос становится магнатом. – Зверь бежит на ловца. – Главное – вовремя смыться.
Душа Баламута «реинкарнировала наоборот» в Аладдина. Когда, вернувшись в крааль, он рассказал о своем путешествии, я немало удивился – ведь всего за несколько минут до того, как проглотить пилюлю, я рассуждал о медной посуде, как возможном средстве хранения (заточения) человеческих душ. Нет, в мире все-таки все связано... Наверняка, думать о лампах, джинах и Аладдине подвигло меня витающее повсюду Случившееся. Мой мозг открылся, и оно вошло в него...
Так вот, душа Баламута конца ХХ века вернулась в свое тело, существовавшее ровно триста пятьдесят лет назад. Звали это тело, как мы уже говорили, Аладдином и торговало он питьевой водой. Надо сказать, что души у водоноса Аладдина до вселения души Баламута, в общем-то, и не было, а если и была, то с ноготь большого пальца левой руки, не больше. Голодуха с младенчества, тяжелый труд, отсутствие развлечений мало способствовали ее украшению разного рода финтифлюшками, отличающими человека от животного. И в свою жизнь Аладдин, если о чем и мечтал, так это о новом вместительном бурдюке, мучной халве, куске жилистого мяса и об ишаке. Особенно об ишаке, потому как на нем можно было бы возить много воды и еще... Ну, не будем оскорблять слух читателя, тем более, что сам автор крайне отрицательно относиться к скотоложству. А что делать молодому человеку, не обремененному деньгами и образованием? И потому не обремененному всякими там утонченными буржуазными этическими нормами? Вы морщитесь... А если я расскажу вам, что мужчине из круга Аладдина надо было работать десять, а то и двадцать лет от рассвета до заката, чтобы набрать денег на калым? То есть на покупку невесты? Ну, можно было, конечно, задешево прикупить невесту совсем поплоше – слепую, хромую или горбатую. Аладдин ходил однажды к отцу одной из таких бедняжек, но соседи невесты побоялись бога и шепнули ему, что предмет торга крив на один глаз, хром на обе ноги и помимо всего этого обладает неимоверно злобным характером. И Аладдин пошел к приятелю, у которого был ишак...
Короче, душа Баламута реинкарнировала наоборот в тот самый момент, когда... Ну, в общем, Коля не понял, что происходит, разволновался, и Аладдину пришлось сматывать удочки.
Но все обошлось. Подружились они быстро (Баламут и Аладдин, конечно; ишак остался в стойле и больше в нашем повествовании участвовать не будет). Хотя, что тут говорить о дружбе – просто через несколько часов душа багдадского юноши без остатка растворилась в душе поднаторевшего жителя эпохи самолетов и безопасного секса.
Ну а теперь догадайтесь с трех раз, чем немедленно занялся Аладдин, обогатившись знаниями ХХ века? Правильно! Все деньги, накопленные для приобретения более-менее сносной невесты, он использовал на покупку багдадских горячительных напитков с целью их обстоятельной дегустации. Аладдин из XVII века пытался протестовать, но Баламут заткнул его, сказав, что через неделю-другую он будет барахтаться в постели с самой принцессой Будур. Аладдин, конечно, не поверил, но это была его трагедия.
Ознакомившись с новым для себя окружением и постепенно привыкнув к нему (особенно к муэдзинам, имеющим обыкновение будить подвыпившего человека в самое неподходящее время), Баламут (дальше будем именовать его просто Аладдином), взял тайм-аут, улегся на дощатой тахте под виноградником и, уставившись в великолепную гроздь дамского пальчика, принялся думать, как выйти на Худосокова, то бишь на его бессмертную душу.
Николай понимал, что задача это чрезвычайно трудная и ответственная. Ему не хотелось оплошать (идея-то зачистить прошлое была его, баламутовская). Но он знал, что жизнь – длинная штука, иногда даже очень длинная, и ее наверняка хватит на проведение поисков в большинстве стран мира, если, конечно, какая-нибудь Будур не привяжет его своими длиннющими косами к супружеской кровати.
И Баламут решил начать с начала, то есть с Багдада. "Худосоков человек масштабный и наверняка крутится не среди медников и водоносов ", – подумал он и решил поменять обстановку, то есть сменить свое общественное положение на более высокое. Ума для этого не нужно было во все времена, для этого нужны были кураж и деньги. Сравнительно честные способы отъема денег были ему хорошо знакомы из литературы, в том числе и художественной. Но повторяться не хотелось. Остап Сулейман Мария Бендер, конечно, человек грамотный, обаятельный и очень симпатичный, но ведь и он, Баламут, кое-чего стоит. И Николай Сергеевич решил сесть на трубу.
«Сяду на трубу, – подумал он, став на ноги и начав откручивать великолепную гроздь дамского пальчика, – и убью сразу двух зайцев: денег натрясу, и мафия международная наедет. Смотришь, и Худосоков нынешний в ее составе нарисуется».
Виноград оказался теплым, если не горячим. Мама Аладдина увидев, что сын остался этим недоволен, понесла ее охлаждаться в погреб. Она заметила, что ее любимец в последнее время сильно изменился, перестал ишачить с утра до вечера и о чем-то напряженно думает. И главное – глаза его стали осмысленными. Помня одну из самых популярных в Багдаде народных поговорок «Не умеешь работать головой – поработай руками», она сделала вывод, что ее единственный сын решил поменять ориентировку с неблагодарного физического труда на перспективный умственный. И решила сделать все, чтобы сынок не сдал позиций. В частности, положив виноград охлаждаться, она налила в пиалу прохладного гранатового вина и молча поставила перед сыном.
– Спасибо, мамуля! – поблагодарил Аладдин. – Погоди, не уходи, дело у меня к тебе есть.
– Слушаю тебя, свет моих очей! – улыбнулась старая женщина, радуясь одухотворенным глазам сына.
– В общем, маман, нужен стартовый капитал, понимаешь?
– Деньги что ли? – догадалась мать.
– Да! Есть у меня одна мыслишка, как сделать тебя свекровью принцессы Будур...
– Шутишь сынок?
– Нет, мамуль, не шучу. И вообще, готовься к великим жизненным переменам... Очень скоро ты станешь светской дамой.
Старая неграмотная женщина не знала, что такое «светская дама», но уточнять не стала – если сын считает, что быть «светской дамой» это достойное занятие, то она, конечно же, ею станет, непременно станет и не опозорит своего сына.
* * *
...На сооружение первой частной нефтеразработки в районе Басры и налаживание производства осветительного керосина у Аладдина ушло около года. Одновременно с нефтедобычей и переработкой нефтепродуктов он занимался смежными отраслями бизнеса – в частности, взял в свои руки производство и сбыт медных ламп. Всего через несколько лет после того, как Аладдина ибн Саида осенила «ламповая» идея, в славном городе Багдаде каждые восемь из десяти осветительных приборов производились на его предприятиях, а все нефтеносные площади, прилегающие к Персидскому заливу, принадлежали ему или его доверенным людям. И скоро бывший водонос, в свое время никогда не ложившийся спать сытым, стал богатым и известным человеком. Таким богатым и известным, что принцесса Будур неназойливо предложила ему руку и сердце. Аладдин некоторое время ломался (дела занимали его ум), но когда узнал, что принцесса контролирует всю винную торговлю в Багдаде, Исфахане, Мешхеде и Самарканде, немедленно согласился.
После свадьбы на Аладдина, наконец, наехали. Один шейх, богатый еврей с Синайского полуострова (противный, желтозубый и желтоглазый, весь в черном) понял, что контроль над производством приборов освещения, так же, как и контроль нефтедобывающих районов в недалеком будущем будет однозначен контролю всего цивилизованного мира. И шейх – в деловых кругах его звали Березович, – решил прибрать к рукам как производство медных ламп в Багдаде, так и нефтеносные площади Персидского залива.
Для реализации поставленной задачи шейх первым делом решил подружиться с Аладдином.
Сделать это было довольно тяжело, так как с самого раннего детства шейх капли в рот не брал и вообще вел весьма и весьма пристойный образ жизни (обливания холодной водой, утренние пробежки, шахматы, вегетарианство, более чем умеренность в сексе и проч., проч., проч.). Но Березович нашел выход – он подружился с принцессой Будур. Итальянские зеркала, шмотки и благовония из Парижа, тайны мадридского двора и китайские противозачаточные средства скоро сделали свое дело, и принцесса свела мужа с предприимчивым воротилой.
...Аладдин взглянул в глаза шейха и понял, что перед ним термостат души Худосокова... Поначалу, почувствовав себя последней шестеркой, он засуетился, но скоро взял себя в руки и предложил новому знакомому сыграть в «козла». Шейх Березович азартных игр не любил, но согласился и даже смог проиграть с крупным счетом, хотя после первой же сдачи знал по рубашке каждую карту.
После карт, Аладдин (на него нашла эйфория: как же, зверь на ловца прибежал), предложил шейху дружеский ужин, за которым разговор зашел сначала о перспективах добычи меди в развивающемся мире, а потом о расширенном производстве нового поколения осветительных ламп. Как бы невзначай Березович предложил своему новому другу весьма хитроумную финансово-коммерческую многоходовку, которая даже при тщательном рассмотрении приводила к увеличению личного состояния Аладдина раз в пятнадцать. А на деле возвращала его к бурдюку водоноса и нетривиальному сексу. Аладдин обещал подумать, оставил гостя на попечение порозовевшей жене и ушел в свой кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48