».
– Прежде чем мы поедем, – начала Лэси, – я вот что хотела спросить: Вейлон, Адэр говорила, что ты очень хорошо разбираешься в электронике?
– Маленько, – пробурчал в ответ Вейлон. – Отец занимается электроникой, вот я и поднатаскался.
Лэси передала ему одно из устройств, которые они обнаружили в почтовых пакетах.
– Не знаешь, что это? Тут какая-то местная тайна, во всяком случае – для меня. Сотни этих штук доставляют в окрестные дома.
Вейлон взвесил маленькую полусферу на ладони, перевернул ее.
– Странно… Нет… Не совсем… То есть, я имею в виду, эта маленькая круглая часть вот здесь – видите, в отверстие входит проводок, – она выглядит как передатчик. Эта штука выглядит так, как будто она должна быть на чем-нибудь более мощном.
– И присылают в этих пакетах. – Лэси показала ему один из конвертов.
Он посмотрел и заявил серьезным тоном:
– Вполне может быть устройством контроля за сознанием.
Адэр вытаращила глаза.
– Да ты что, Вейлон! Нельзя везде видеть заговор.
– Тогда почему их сотнями рассылают в этих поддельных конвертах?
Адэр взяла детальку в руки, и лицо ее вдруг изменилось.
– Я ведь видела эту штуку раньше. Думаю… У отца есть такая. В гараже. Он ее к чему-то подсоединял.
Лэси приподняла брови:
– Ну что ж. Тогда поедем и спросим его.
– Нет! – И, отвернувшись к окну, продолжала: – Я не могу с ними разговаривать. Я боюсь.
Лэси понимающе кивнула. Внезапно заговорил Вейлон:
– Здесь собираются передавать что-то странное. Хотите послушать? Мамы нет дома, она… сегодня уехала. Правда, в Доме… типа, бардак. В общем, не убрано. Но если вы не против…
Берт, Лэси и Адэр стояли за спиной у Вейлона в его слегка пованивающей комнате, а сам он торопливо прочищал дорогу среди куч грязной одежды на полу. Через его плечо гости рассматривали прибор, который сам Вейлон называл секретным частотным сканером. На взгляд Берта, прибор был похож на самодельный радиоприемник, соединенный проводами с жестким диском компьютера.
Вейлон застучал по клавишам в поисках, как он выразился, «передач на аномальных частотах». Сквозь треск и смутно различимое бормотание они услышали какую-то музыкальную группу с уклоном в тяжелый армейский жаргон, а потом появилась частота, на которой все было так ясно, как будто станция находилась в соседней комнате.
– Это абсолютно нелегальный диапазон, – пояснил Вейлон. – Как раз эту станцию я давно пытаюсь поймать. По моим понятиям, она здесь, в городе.
Голоса, раздававшиеся из динамика, накладывались друг на друга, в какофонии улавливались цифры какого-то кода и явно зашифрованные фразы: «Один-о-один-о-один-один-о-о-один. Протокол 7655, внешний представитель. Срочная конверсия на Меривезер-стрит, 76. Хилтоп-Молл в целом наша. Подготовлен новый груз, требуется одобрение кластера. Все мы – приоритет 5777777. Перезагрузка. X. Робине.
– Что за черт! – шепотом воскликнул Берт.
– Вот видите! – отозвался Вейлон.
– С кем бы все это обсудить? – задумчиво проговорил Берт, обращаясь к Лэси.
– Все так… неопределенно, – отозвалась она. – Думаю, надо подождать несколько дней и просто попробовать собрать информацию. Очень осторожно.
Адэр кивнула:
– Не знаю, как объяснить, откуда я это знаю, но чувствую – тут нужна осторожность.
– Ты и Вейлон, вы можете мне помочь?
Лицо Адэр расплылось в широкой улыбке.
– А то!
Вейлон проворчал:
– У меня есть собственные планы, как вывести на чистую воду все это дерьмо.
Лэси ему улыбнулась:
– Боишься, что я могу тебя обскакать? Давай так: распределим версии. Но если выяснится, что происходит что-то тайное, такое, как вот это, – она указала на приемник, – значит, кому-то наносится вред или кто-то подвергается опасности, иначе зачем действовать скрытно? Так что, Вейлон, у нас имеется моральный императив. Понимаешь? Но только давайте подождем, пока у нас появится что-нибудь конкретное.
Вейлон повернулся к приемнику и прислушался:
– Вы лучше послушайте эту туфту, люди. А потом скажите, что у меня паранойя.
8 декабря, вечер
Стэннер ждал свою дочь на тридцать девятом пирсе в Сан-Франциско, около моржей. Время было обеденное. Обеденное – для моржей, а вовсе не для него.
С залива тянуло промозглым ветром. Стэннер застегнул куртку до самого подбородка, поискал местечко, где не было пятен птичьего помета, и прислонился к ограждению. За спиной у него тянулась цепочка магазинов, у Рыбачьего причала шумели туристы. Впереди шумело море, уже покрытое чередой барашков.
Шеннон хотела посмотреть на моржей. Она вообще очень интересовалась живой природой. Когда Стэннер был в Чикаго и ходил ее навестить, то заметил, что на работе у нее над столом висят календари клуба «Сьерра». Интересно, на кого он сейчас смотрит, на моржей или морских львов? Наблюдая, как плавно они изгибаются, вальяжно разваливаются на берегу, гулко трубят, он решил, что это все же морские львы. Он и раньше слышал, что несколько лет назад животные облюбовали эти скалы, выбрали небольшую бухточку залива Сан-Франциско, практически рядом с пирсом, и теперь это их дом.
В кармане брюк завибрировал пейджер. Стэннер посмотрел на номер – офис Бентуотерса. В последнее время Стэннер скрупулезно старался не возвращаться туда. Но, может, стоит все же поговорить с Бентуотерсом?
Он огляделся – Шеннон было пока не видно, – вынул сотовый телефон и позвонил.
– Да, – отозвался он, когда Бентуотерс ответил. – Что случилось?
– Стэннер? Вы не отвечаете на наши звонки. Стэннер заколебался. Следует ли говорить в открытую?
Это могут использовать против него. Он решился:
– В последнем полученном мной сообщении говорилось, что я должен прекратить расследование. Я пока не собираюсь этого делать, а потому не хочу оказаться в положении человека, нарушающего приказ. Вы – не мой начальник, так что с вами я могу говорить.
– Если у вас в голове хоть что-то есть, вы не станете возвращаться в тот город. Поймите, Стэннер, Контора не знает, что с ним теперь делать. Пока действует бюрократический паралич.
– Значит, они убеждены, что оно распространяется?
– Ну да. Туда послали несколько человек. Они обнаружили частоту, используемую для коммуникации определенного уровня между кластером и выбросами.
– Как далеко это зашло? Сам я не знаю, надо бы иметь там больше агентов, тогда была бы и информация.
– Вы были правы. Они могут справиться не с каждым и не сразу. Им приходится создавать микроинтерфейсы, а это требует времени. Так что в одних районах они действуют быстрее, в других – медленнее. Очевидно, они экспериментируют с животными, с разными комбинациями, используют их для контроля за периметром. Очень скоро они полностью его замкнут. В таких обстоятельствах на что мы можем надеяться? Подумайте трезво.
– Я вам скажу, что я думаю. Я думаю, этот город можно спасти. Послушайте, вы помните ту чертову систему, над которой мы работали?
– Для этого требуется доступ к гигантской встроенной системе передачи, или к водородной бомбе, или к чему-то достаточно мощному, чтобы генерировать импульс…
– Нет же! Черт возьми, слушайте! Там должна быть инфраструктура, местная система, до которой мы можем добраться, если только вы поможете мне получить схему электромагнитного усилителя, который можно установить в микроволновом передатчике. Он должен строиться на основе конструкции, которая имеется в Конторе. Это та, которую мы проектировали…
– Я не знаю.
– Я могу ее испытать. Мы сумеем спасти остатки города до того, как они перейдут к следующей фазе. Похоже, одних людей им преобразовывать легче, других – труднее. Если бы люди просто пропадали, поднялся бы слишком большой шум. Поэтому они действуют шаг за шагом. Это дает нам немного времени, Бентуотерс.
– Почему именно эти люди, а не другие?
– Не знаю. Но я обнаружил дом, где родители точно с ними. Они строят передатчик, который будут использовать только «Все Мы». Однако я практически уверен, что дети там еще не были подвергнуты конверсии. Там так часто бывает: родители преобразованы, а детей оставляют в покое. По крайней мере, на первом этапе. Похоже, все зависит от детей. Во-первых, молодые люди в основном имеют повышенную сопротивляемость, может, неврологическую, может, психологическую, может… Может, влияет гормон роста. Кто знает? Я имею в виду, что есть несколько неврологических систем, которые не работают. Мы знаем это, например, про кошек, но не до конца понимаем почему. Этот принцип сопротивляемости следует развивать. Вероятно, можно будет создать вакцину и давать ее людям. Однако сейчас нужно их просто остановить, пока дело не зашло…
– Хай, па!
Стэннер чуть не уронил сотовый телефон в бухту: подошла Шеннон и облокотилась на парапет рядом с ним.
– Бентуотерс, мне надо идти. Я… я подумаю насчет того, чтобы держать с вами связь. – И он выключил телефон.
На дочери было платье в тонкую полоску и такое же пальто. Маленькая, изящная, как ее мать. Наполовину японка.
– Остановить, пока дело не зашло – куда? А, па? Один из твоих угрожающих звонков?
– Спрашиваешь, что остановить? Не что, а кого. Остановить женщин раньше, чем они дослужатся до высоких постов.
– Папа!
– Шучу. Шучу. Нет, надо остановиться и прекратить занятия бумажной работой. Ну, здравствуй. Думаю, что это морские львы, а вовсе не моржи.
– Здравствуй, здравствуй, – проговорила она, рассматривая животных. – Точно. Морские львы.
Она говорила, почти не глядя на отца. Он сразу понял, что это будет за встреча. Видимо, она опять размышляет о самоубийстве своей матери.
– Ну и что тебя привело в этот город? – спросил он.
– А что тебя привело? – вопросом на вопрос ответила она. – Или тебе нельзя говорить, агент 0-0-10 000?
Еще подростком Шеннон узнала, что он работает в разведке ВВС. Он был тайным агентом, и в шутку она называла его Джеймсом Бондом, который был чем-то вроде морского офицера, а также шпионом. Тогда Стэннер говорил ей: «Я не ноль-ноль-семь, вовсе не супермен и уж точно без лицензии на убийство. Боюсь, у меня нет даже лицензии, чтобы двинуть кому-нибудь в скулу».
Разумеется, ему пришлось убить немало людей. Но он предпочитал делать вид, что это был кто-то другой. Да и сами подвиги ничем не напоминали Джеймса Бонда. У Джеймса Бонда те, кого убивают, почти никогда не просят пощады.
Какое-то время назад, когда «неизбежные ликвидации» стали уж слишком частыми, Стэннер решил отойти от работы в поле, придерживаясь лишь технической стороны дела. Но иногда «техническая сторона дела» требовала небольшой прогулки «в поле», и тогда снова начиналась охота.
– Чем я занимаюсь? Да какой-то ерундой, орбитальной картографией для НАСА. Техническая дребедень. Я притворяюсь, как будто что-то понимаю, вот мне и разрешают поработать еще несколько лет.
– Такое впечатление, что ты уже думаешь об отставке. – Шеннон посмотрела на него с обострившимся интересом. От резкого движения головой ее короткие блестящие волосы взлетели черным крылом.
– Ха, да я каждый день только и думаю, что о пенсии. Однако мне еще недостаточно лет, чтобы получить все льготы, вот и приходится откладывать. Но на самом деле я с удовольствием ушел бы в отставку.
Он задумчиво посмотрел на дочь, впитывая глазами ее образ. Маленькая, изящная, очень устремленная, она так напоминала Киоко. Те же глубокие черные глаза. Настоящие черные глаза встречаются довольно редко, обычно, говоря «черные глаза», мы подразумеваем темно-карие. Но у Шеннон были действительно черные глаза без бликов.
Если бы я лучше ее понимал, – думал он, – если бы чаще спрашивал, о чем она думает, что чувствует, может быть, в конце концов, она сказала бы мне правду.
Стэннер почувствовал, как защипало у него в глазах, и отвел взгляд от Шеннон.
– Ты только посмотри на этих бездельников! – воскликнул он, показывая на морских львов. – Люди бросают им рыбу. Конечно, ленивые толстые бездельники. Лежат себе на солнышке, едят и больше ничего не делают. Вот это жизнь! Вонючая, нелегкая.
– И правда попахивает. Но мне все равно. Однажды, когда я была в Мексике – занималась подводным плаванием…
– Ты ездила в Мексику? А мне ничего не сказала…
– Папа! Я же присылала тебе открытку.
– Она не дошла.
– Это потому, что ты не сидишь на одном месте. – Она бросила на него быстрый взгляд, в котором отражалось нечто, похожее на удовлетворение. Как будто она нашла способ продемонстрировать, какую нестабильность внесло в ее жизнь его бродячее существование. Перекати-поле, никаких корней. Или, что еще хуже, корни были, но в военно-воздушных силах, а какие корни могут найти себе опору в воздухе? – Да ладно. Так вот морские львы подплывали прямо мне к маске, а один даже тюкнулся в нее носом – просто играл.
Шеннон улыбнулась воспоминаниям, Стэннер тоже улыбнулся и понимающе кивнул – так ярко он представил, какое удовольствие получила дочь от той нечаянной встречи с жителем океана.
– Ну. а на работе как, Шеннон?
Она пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– Прежде чем мы поедем, – начала Лэси, – я вот что хотела спросить: Вейлон, Адэр говорила, что ты очень хорошо разбираешься в электронике?
– Маленько, – пробурчал в ответ Вейлон. – Отец занимается электроникой, вот я и поднатаскался.
Лэси передала ему одно из устройств, которые они обнаружили в почтовых пакетах.
– Не знаешь, что это? Тут какая-то местная тайна, во всяком случае – для меня. Сотни этих штук доставляют в окрестные дома.
Вейлон взвесил маленькую полусферу на ладони, перевернул ее.
– Странно… Нет… Не совсем… То есть, я имею в виду, эта маленькая круглая часть вот здесь – видите, в отверстие входит проводок, – она выглядит как передатчик. Эта штука выглядит так, как будто она должна быть на чем-нибудь более мощном.
– И присылают в этих пакетах. – Лэси показала ему один из конвертов.
Он посмотрел и заявил серьезным тоном:
– Вполне может быть устройством контроля за сознанием.
Адэр вытаращила глаза.
– Да ты что, Вейлон! Нельзя везде видеть заговор.
– Тогда почему их сотнями рассылают в этих поддельных конвертах?
Адэр взяла детальку в руки, и лицо ее вдруг изменилось.
– Я ведь видела эту штуку раньше. Думаю… У отца есть такая. В гараже. Он ее к чему-то подсоединял.
Лэси приподняла брови:
– Ну что ж. Тогда поедем и спросим его.
– Нет! – И, отвернувшись к окну, продолжала: – Я не могу с ними разговаривать. Я боюсь.
Лэси понимающе кивнула. Внезапно заговорил Вейлон:
– Здесь собираются передавать что-то странное. Хотите послушать? Мамы нет дома, она… сегодня уехала. Правда, в Доме… типа, бардак. В общем, не убрано. Но если вы не против…
Берт, Лэси и Адэр стояли за спиной у Вейлона в его слегка пованивающей комнате, а сам он торопливо прочищал дорогу среди куч грязной одежды на полу. Через его плечо гости рассматривали прибор, который сам Вейлон называл секретным частотным сканером. На взгляд Берта, прибор был похож на самодельный радиоприемник, соединенный проводами с жестким диском компьютера.
Вейлон застучал по клавишам в поисках, как он выразился, «передач на аномальных частотах». Сквозь треск и смутно различимое бормотание они услышали какую-то музыкальную группу с уклоном в тяжелый армейский жаргон, а потом появилась частота, на которой все было так ясно, как будто станция находилась в соседней комнате.
– Это абсолютно нелегальный диапазон, – пояснил Вейлон. – Как раз эту станцию я давно пытаюсь поймать. По моим понятиям, она здесь, в городе.
Голоса, раздававшиеся из динамика, накладывались друг на друга, в какофонии улавливались цифры какого-то кода и явно зашифрованные фразы: «Один-о-один-о-один-один-о-о-один. Протокол 7655, внешний представитель. Срочная конверсия на Меривезер-стрит, 76. Хилтоп-Молл в целом наша. Подготовлен новый груз, требуется одобрение кластера. Все мы – приоритет 5777777. Перезагрузка. X. Робине.
– Что за черт! – шепотом воскликнул Берт.
– Вот видите! – отозвался Вейлон.
– С кем бы все это обсудить? – задумчиво проговорил Берт, обращаясь к Лэси.
– Все так… неопределенно, – отозвалась она. – Думаю, надо подождать несколько дней и просто попробовать собрать информацию. Очень осторожно.
Адэр кивнула:
– Не знаю, как объяснить, откуда я это знаю, но чувствую – тут нужна осторожность.
– Ты и Вейлон, вы можете мне помочь?
Лицо Адэр расплылось в широкой улыбке.
– А то!
Вейлон проворчал:
– У меня есть собственные планы, как вывести на чистую воду все это дерьмо.
Лэси ему улыбнулась:
– Боишься, что я могу тебя обскакать? Давай так: распределим версии. Но если выяснится, что происходит что-то тайное, такое, как вот это, – она указала на приемник, – значит, кому-то наносится вред или кто-то подвергается опасности, иначе зачем действовать скрытно? Так что, Вейлон, у нас имеется моральный императив. Понимаешь? Но только давайте подождем, пока у нас появится что-нибудь конкретное.
Вейлон повернулся к приемнику и прислушался:
– Вы лучше послушайте эту туфту, люди. А потом скажите, что у меня паранойя.
8 декабря, вечер
Стэннер ждал свою дочь на тридцать девятом пирсе в Сан-Франциско, около моржей. Время было обеденное. Обеденное – для моржей, а вовсе не для него.
С залива тянуло промозглым ветром. Стэннер застегнул куртку до самого подбородка, поискал местечко, где не было пятен птичьего помета, и прислонился к ограждению. За спиной у него тянулась цепочка магазинов, у Рыбачьего причала шумели туристы. Впереди шумело море, уже покрытое чередой барашков.
Шеннон хотела посмотреть на моржей. Она вообще очень интересовалась живой природой. Когда Стэннер был в Чикаго и ходил ее навестить, то заметил, что на работе у нее над столом висят календари клуба «Сьерра». Интересно, на кого он сейчас смотрит, на моржей или морских львов? Наблюдая, как плавно они изгибаются, вальяжно разваливаются на берегу, гулко трубят, он решил, что это все же морские львы. Он и раньше слышал, что несколько лет назад животные облюбовали эти скалы, выбрали небольшую бухточку залива Сан-Франциско, практически рядом с пирсом, и теперь это их дом.
В кармане брюк завибрировал пейджер. Стэннер посмотрел на номер – офис Бентуотерса. В последнее время Стэннер скрупулезно старался не возвращаться туда. Но, может, стоит все же поговорить с Бентуотерсом?
Он огляделся – Шеннон было пока не видно, – вынул сотовый телефон и позвонил.
– Да, – отозвался он, когда Бентуотерс ответил. – Что случилось?
– Стэннер? Вы не отвечаете на наши звонки. Стэннер заколебался. Следует ли говорить в открытую?
Это могут использовать против него. Он решился:
– В последнем полученном мной сообщении говорилось, что я должен прекратить расследование. Я пока не собираюсь этого делать, а потому не хочу оказаться в положении человека, нарушающего приказ. Вы – не мой начальник, так что с вами я могу говорить.
– Если у вас в голове хоть что-то есть, вы не станете возвращаться в тот город. Поймите, Стэннер, Контора не знает, что с ним теперь делать. Пока действует бюрократический паралич.
– Значит, они убеждены, что оно распространяется?
– Ну да. Туда послали несколько человек. Они обнаружили частоту, используемую для коммуникации определенного уровня между кластером и выбросами.
– Как далеко это зашло? Сам я не знаю, надо бы иметь там больше агентов, тогда была бы и информация.
– Вы были правы. Они могут справиться не с каждым и не сразу. Им приходится создавать микроинтерфейсы, а это требует времени. Так что в одних районах они действуют быстрее, в других – медленнее. Очевидно, они экспериментируют с животными, с разными комбинациями, используют их для контроля за периметром. Очень скоро они полностью его замкнут. В таких обстоятельствах на что мы можем надеяться? Подумайте трезво.
– Я вам скажу, что я думаю. Я думаю, этот город можно спасти. Послушайте, вы помните ту чертову систему, над которой мы работали?
– Для этого требуется доступ к гигантской встроенной системе передачи, или к водородной бомбе, или к чему-то достаточно мощному, чтобы генерировать импульс…
– Нет же! Черт возьми, слушайте! Там должна быть инфраструктура, местная система, до которой мы можем добраться, если только вы поможете мне получить схему электромагнитного усилителя, который можно установить в микроволновом передатчике. Он должен строиться на основе конструкции, которая имеется в Конторе. Это та, которую мы проектировали…
– Я не знаю.
– Я могу ее испытать. Мы сумеем спасти остатки города до того, как они перейдут к следующей фазе. Похоже, одних людей им преобразовывать легче, других – труднее. Если бы люди просто пропадали, поднялся бы слишком большой шум. Поэтому они действуют шаг за шагом. Это дает нам немного времени, Бентуотерс.
– Почему именно эти люди, а не другие?
– Не знаю. Но я обнаружил дом, где родители точно с ними. Они строят передатчик, который будут использовать только «Все Мы». Однако я практически уверен, что дети там еще не были подвергнуты конверсии. Там так часто бывает: родители преобразованы, а детей оставляют в покое. По крайней мере, на первом этапе. Похоже, все зависит от детей. Во-первых, молодые люди в основном имеют повышенную сопротивляемость, может, неврологическую, может, психологическую, может… Может, влияет гормон роста. Кто знает? Я имею в виду, что есть несколько неврологических систем, которые не работают. Мы знаем это, например, про кошек, но не до конца понимаем почему. Этот принцип сопротивляемости следует развивать. Вероятно, можно будет создать вакцину и давать ее людям. Однако сейчас нужно их просто остановить, пока дело не зашло…
– Хай, па!
Стэннер чуть не уронил сотовый телефон в бухту: подошла Шеннон и облокотилась на парапет рядом с ним.
– Бентуотерс, мне надо идти. Я… я подумаю насчет того, чтобы держать с вами связь. – И он выключил телефон.
На дочери было платье в тонкую полоску и такое же пальто. Маленькая, изящная, как ее мать. Наполовину японка.
– Остановить, пока дело не зашло – куда? А, па? Один из твоих угрожающих звонков?
– Спрашиваешь, что остановить? Не что, а кого. Остановить женщин раньше, чем они дослужатся до высоких постов.
– Папа!
– Шучу. Шучу. Нет, надо остановиться и прекратить занятия бумажной работой. Ну, здравствуй. Думаю, что это морские львы, а вовсе не моржи.
– Здравствуй, здравствуй, – проговорила она, рассматривая животных. – Точно. Морские львы.
Она говорила, почти не глядя на отца. Он сразу понял, что это будет за встреча. Видимо, она опять размышляет о самоубийстве своей матери.
– Ну и что тебя привело в этот город? – спросил он.
– А что тебя привело? – вопросом на вопрос ответила она. – Или тебе нельзя говорить, агент 0-0-10 000?
Еще подростком Шеннон узнала, что он работает в разведке ВВС. Он был тайным агентом, и в шутку она называла его Джеймсом Бондом, который был чем-то вроде морского офицера, а также шпионом. Тогда Стэннер говорил ей: «Я не ноль-ноль-семь, вовсе не супермен и уж точно без лицензии на убийство. Боюсь, у меня нет даже лицензии, чтобы двинуть кому-нибудь в скулу».
Разумеется, ему пришлось убить немало людей. Но он предпочитал делать вид, что это был кто-то другой. Да и сами подвиги ничем не напоминали Джеймса Бонда. У Джеймса Бонда те, кого убивают, почти никогда не просят пощады.
Какое-то время назад, когда «неизбежные ликвидации» стали уж слишком частыми, Стэннер решил отойти от работы в поле, придерживаясь лишь технической стороны дела. Но иногда «техническая сторона дела» требовала небольшой прогулки «в поле», и тогда снова начиналась охота.
– Чем я занимаюсь? Да какой-то ерундой, орбитальной картографией для НАСА. Техническая дребедень. Я притворяюсь, как будто что-то понимаю, вот мне и разрешают поработать еще несколько лет.
– Такое впечатление, что ты уже думаешь об отставке. – Шеннон посмотрела на него с обострившимся интересом. От резкого движения головой ее короткие блестящие волосы взлетели черным крылом.
– Ха, да я каждый день только и думаю, что о пенсии. Однако мне еще недостаточно лет, чтобы получить все льготы, вот и приходится откладывать. Но на самом деле я с удовольствием ушел бы в отставку.
Он задумчиво посмотрел на дочь, впитывая глазами ее образ. Маленькая, изящная, очень устремленная, она так напоминала Киоко. Те же глубокие черные глаза. Настоящие черные глаза встречаются довольно редко, обычно, говоря «черные глаза», мы подразумеваем темно-карие. Но у Шеннон были действительно черные глаза без бликов.
Если бы я лучше ее понимал, – думал он, – если бы чаще спрашивал, о чем она думает, что чувствует, может быть, в конце концов, она сказала бы мне правду.
Стэннер почувствовал, как защипало у него в глазах, и отвел взгляд от Шеннон.
– Ты только посмотри на этих бездельников! – воскликнул он, показывая на морских львов. – Люди бросают им рыбу. Конечно, ленивые толстые бездельники. Лежат себе на солнышке, едят и больше ничего не делают. Вот это жизнь! Вонючая, нелегкая.
– И правда попахивает. Но мне все равно. Однажды, когда я была в Мексике – занималась подводным плаванием…
– Ты ездила в Мексику? А мне ничего не сказала…
– Папа! Я же присылала тебе открытку.
– Она не дошла.
– Это потому, что ты не сидишь на одном месте. – Она бросила на него быстрый взгляд, в котором отражалось нечто, похожее на удовлетворение. Как будто она нашла способ продемонстрировать, какую нестабильность внесло в ее жизнь его бродячее существование. Перекати-поле, никаких корней. Или, что еще хуже, корни были, но в военно-воздушных силах, а какие корни могут найти себе опору в воздухе? – Да ладно. Так вот морские львы подплывали прямо мне к маске, а один даже тюкнулся в нее носом – просто играл.
Шеннон улыбнулась воспоминаниям, Стэннер тоже улыбнулся и понимающе кивнул – так ярко он представил, какое удовольствие получила дочь от той нечаянной встречи с жителем океана.
– Ну. а на работе как, Шеннон?
Она пожала плечами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57