— Разреши тебя поцеловать затяжным братским поцелуем? Андрей отвернется…
— Ты становишься невыносимым, Боб, — сказала Нонна. Подошел автобус. Бобка театрально вздохнул и вскочил на подножку.
— Смешной мальчишка, — улыбнулась Нонна.
— Ты ошибаешься, — сказал я. — Он мужчина.
Автобус провалился в мерцающей мгле. Мигнули два красных огонька и тоже пропали.
— Я тебя почти не вижу, — сказала Нонна.
— С ней что-нибудь случилось? — спросил я.
— Я в ваши дела не вмешиваюсь.
— Я поеду к ней.
— А если она не хочет тебя видеть?..
Туман обступил нас со всех сторон. Я уже не вижу Нонну.
— Черт бы побрал этот туман, — сказал я.
Она не ответила.
Мы, оказывается, уже у ее подъезда. Я протянул руки и наткнулся на дверь. Дверь влажная. Куда же подевалась Нонна? Она только что стояла вот тут, рядом.
— Нонна! — позвал я.
Тишина. Тусклая лампочка над дверью не освещает даже номера квартир.
— Проклятый туман, — сказал я.
Повернулся и побрел, как слепой, по тропинке. Этак можно налететь на дерево. Можно свалиться в кювет и сломать ногу… Кажется, это предсказала мне Иванна?
Почему она не хочет меня видеть?..
На тротуаре я столкнулся с каким-то человеком. Он обхватил меня поперек туловища и заплетающимся языком спросил:
— Я умер, да?
Я молча прислонил его к дереву и пошел своей дорогой.
Что могло произойти за эти полтора месяца?..
Я снова налетел на человека. Это был железнодорожник в мундире с белыми пуговицами. Он потер нос, которым ткнулся в мое плечо, и пробормотал:
— Проклятый туман…
— Черт бы побрал этот туман, — сказал я.

ГЛАВА ПЯТАЯ
Вениамин раздраженно ходит по кабинету. Я и Лешка Карцев стоим у двери.
— Пятнадцать минут… — говорит Тихомиров. — А вы знаете, что за эти пятнадцать минут в стране производится продукции больше, чем на пятнадцать миллионов рублей?
— Когда ты успел подсчитать? — спрашиваю я.
— Сегодня Ястребов опоздал на пятнадцать минут, а завтра Петров опоздает, потом Сидоров… Вы знаете, во что это обходится заводу?
— Там паронасос привезли, — говорит Карцев.
— Учтите, бригадир, я не потерплю анархии!
— Учту, — отвечает Карцев.
Вениамин садится за письменный стол и достает из ящика папку. Не спеша листает.
— Еще и месяца не прошло, как Ястребов совершил прогул… Вот его объяснительная записка.
— Я ее помню наизусть, — говорю я.
— И вот снова нарушение… Что мне прикажете делать?
— Ты начальник, — говорю я. — Прикажи расстрелять…
— Оставь свои дурацкие шуточки при себе!
— Насос привезли, — снова напоминает Карцев.
— Если такое еще повторится, я лишу всех вас премии… Идите!
Лешка смотрит на часы и, глядя на меня, говорит:
— Между прочим, мы беседовали ровно двенадцать минут… Сколько в стране за это время произвели продукции?
— На двенадцать миллионов рублей, — подсказываю я. — Если верить этому источнику…
Мы поворачиваемся и выходим из кабинета.
— Он не на шутку на тебя взъелся, — говорит Лешка. — Вы что, девчонку не поделили?
— Леша, ты примитивно мыслишь, — говорю я. — При чем тут девчонка? У нас с начальником принципиальные разногласия…
— Погоди… Он как-то говорил, будто ты, не соображая ни уха ни рыла, стал критиковать его проект и даже Мамонту накапал… И проект его висел на волоске.
— Ну вот, видишь, а ты сразу — девчонка…
— Как бы там ни было, ты тоже хорош… Какого дьявола опаздываешь?
— Леша, больше не буду, — говорю я. — Честное слово!
Сегодня утром перед работой я позвонил Оле. Она молча выслушала меня и сказала, что нам пока лучше не встречаться… «Почему? Почему?» Она повесила трубку.
Я был так взбешен, что — да простит меня городская станция! — ушел из будки вместе с трубкой.
Потом стала совесть мучить, и я вернулся в будку и установил трубку на место.
Конечно, не удержался и снова позвонил. Ответил Бобка. Он сказал, что его драгоценная сестра в расстроенных чувствах ушла в институт. И еще попросил меня не огорчать спозаранку сестру, потому что она позабыла приготовить ему завтрак…
Несколько дней спустя после разговора с Тихомировым я сидел в обеденный перерыв в сквере и жевал бутерброд с копченой колбасой. Олю я так и не видел. Как-то с час прождал ее возле института, но она не появилась.
Возможно, увидела меня в окно и ушла черным ходом.
Я до сих пор не знаю, что с ней происходит. Почему она меня избегает? И злость, и досада, и боязнь потерять ее — все это клубком переплелось во мне.
После поездки в Печоры казалось все ясно: я люблю Олю, она любит меня. Об этом мы писали друг другу, и вот…
Хватит этой таинственной неизвестности! Сегодня во что бы то ни стало я ее поймаю, и мы наконец поговорим…
Ко мне подсел Валька Матрос и развернул газету. Лицо у него почему-то смущенное.
— Вот тут пишут… — многозначительно сказал он.
Я молчу. Даю понять Вальке, что ему лучше уйти. Мне хочется побыть одному. Но он ерзает на скамейке, шуршит газетой. Немного погодя говорит:
— Начальник нашего цеха пишет…
— Валька, — говорю я, — тебя Дима разыскивал…
— Про тебя ведь пишут!
Матрос еще минут пять сидит, вздыхает, искоса поглядывает на меня, но я, положив локти на спинку скамейки, неподвижно смотрю на тонкое черное дерево, на ветвях которого не насчитаешь и десятка листьев. Наконец он уходит, оставив рядом со мной заводскую многотиражку. А чтобы ее ветром не сдуло, притиснул камнем. Когда его широкая спина исчезает за деревьями, я беру газету и быстро нахожу солидную статью за подписью — В. Тихомиров.
Венька пишет о том, что мы, комсомольцы, должны смело вскрывать свои недостатки, шире развертывать критику. Дальше несколько критических замечаний в адрес нового отдела. Это о своем проекте, я пропустил. Воздав должное в целом здоровому коллективу арматурного цеха и похвалив передовиков, в том числе и Карцева, Венька замечает, что у нас еще встречаются отдельные личности, которые наплевательски относятся к своим обязанностям, разлагают в цехе дисциплину и служат дурным примером для других. В то время, когда наша молодежь, полная энтузиазма, готова на подвиги, Андрей Ястребов халатно относится к своим комсомольским обязанностям: по его рекомендации на завод принимаются дружки-приятели, которые позорят здоровый коллектив… Будучи человеком недисциплинированным, все тот же товарищ Ястребов в прошлом месяце совершил трехдневный прогул. Несмотря на предупреждение, ровно через месяц снова опоздал на работу… Кроме того, товарищ Ястребов отказался поехать по комсомольской путевке в Казахстан…
Что ж, статья обстоятельная, и редактор с удовольствием напечатал ее. С первого взгляда все правильно и не вызывает возражений. От целины отказался, прогул совершил, «дружка» устроил на завод… Не догадался бы Биндо, кого имеет в виду В. Тихомиров. Или устроит ему темную, или с завода уйдет. И это сейчас, когда ему поверили. Даже мастер… Тихомиров пишет, что мой прогул возмутил всю бригаду. Некоторые товарищи потребовали строго наказать меня, но он, начальник цеха, решил ограничиться выговором. Молодые кадры надо бережно воспитывать, а не рубить сплеча…
С газетой в руках ко мне подлетел Лешка Карцев. Он позеленел от злости. Швырнув газету на скамейку, он сказал:
— Это… ни в какие ворота! Или, думает, меня похвалил, так я буду молчать?
— Ну его к черту, Лешка!
— А ты помалкивай! — вдруг напустился он на меня. — Обед закончился. Иди в цех.
Таким сердитым я давно не видел нашего бригадира. Он скомкал газету и запихал в карман.
— Что он нас всех за кретинов считает? Это же… подлость! Пойду в партком…
Я проверял арматуру на паровозе, когда в будку машиниста забрался Сеня Биркин. Волосы приглажены и блестят, на полных губах сочувственная улыбка. Он в аккуратном синем комбинезоне, из верхнего кармана торчит какой-то поздний цветок. Сеня некоторое время молча наблюдал за мной, затем, схватив нужный ключ, с готовностью протянул. Я взял. Тогда Сеня встал рядом и стал помогать, хотя в этом я совсем не нуждался.
— Есть такая русская поговорка: не каркай на начальство — оно клюется, — сказал Сеня.
— Тебя начальство никогда не клюнет…
Сеня ловко орудовал ключами. И все же я, не доверяя ему, снова проверил все те узлы, которые он закреплял. Биркин и вида не подал, что это его задело.
— Вениамин Васильевич будет большим человеком, — сказал он. — А вот кем ты будешь, я не знаю… Кого же я, по-твоему, поддерживать должен, тебя или Вениамина Васильевича?
— Куда ты гнешь?
— Если начальник говорит: «Сеня, последи за Ястребовым», что, по-твоему, должен делать Сеня?
— Это ты ему сказал, что я опоздал на пятнадцать минут?
— Ты опоздал на полчаса, — сказал Сеня. — Но я тебя уважаю и сказал, что только на пятнадцать минут… Поверь моему слову, Вениамин Васильевич своего добьется. Знаешь, что он мне сказал? «Этот Ястребов как бельмо на глазу».
— Зачем ты мне это говоришь? — спросил я.
Сеня заморгал большими навыкате глазами.
— Я не хочу, чтобы ты думал, будто Сеня Биркин сволочь.
— А кто же ты?
— Я понял, что Тихомиров тебя боится, — сказал Сеня. — Значит, ты сильнее его… Я люблю сильных людей. В тебе как раз есть то, чего нет во мне.
— Сеня, ты не сволочь. Ты…
— Умоляю, не надо энергичных выражений, — сказал Биркин. Лицо его было невозмутимым, лишь глаза с укоризной смотрели на меня.
— Сперва донес на меня… Теперь продаешь своего приятеля!
— Он мой старый клиент, — спокойно сказал Сеня.
— Пойду к нему и все расскажу!
— Ты не пойдешь, — улыбнулся Сеня.
— Ну, а можешь поверить, что я сейчас развернусь и так врежу тебе в ухо, что пробкой вылетишь отсюда?!
— Верю, — сказал Сеня. Положил ключ на место, вытер ветошью руки и, сокрушенно вздохнув, спустился вниз.
Когда через некоторое время я выглянул из будки, Биркин стоял у паровоза и смотрел на меня. Глаза у него были печальные.
— Ты еще не смылся? — удивился я.
— Меня ведь никто не тянул за язык, — сказал Сеня.
— Чего тебе еще? — спросил я.
— Помнишь, я говорил про плащ?
— Ты, надеюсь, понял, что я в Казахстан не собираюсь. Даже после этой заметки.
— Это отличный плащ. Я тебе завтра принесу, деньги отдашь, когда будут.
— За что же такая милость?
Сеня посмотрел на меня снизу вверх и сказал:
— Можешь смеяться, но ты мне действительно нравишься.
И зашагал в цех, а я озадаченно смотрел ему вслед, не зная, обругать его или расхохотаться.
Я видел, как Лешка Карцев, мрачный и сутулый, отправился к Тихомирову. Из кармана пиджака выглядывала газета. О чем они там толковали, никто не знал, но могучий Лешкин бас иногда вырывался из-за плотно закрытых дверей и достигал наших ушей. Разговор за дверью шел горячий.
Минут через десять багровый Карцев вышел из конторки, так хлопнув дверью, что табличка «Начальник цеха» съехала набок. Немного погодя вышел Вениамин. Он сразу заметил, что табличка покосилась, и поправил ее. Внешне Тихомиров был спокоен, но я-то знал, что он раздражен до последней степени. Воротник рубашки расстегнут, галстук спустился.
Покрутившись минут пять в цехе, он куда-то ушел. Карцев молча работал у стенда. Проверял отремонтированный Матросом насос. Валька стоял рядом и пытался вызвать бригадира на разговор.
— Леша, у тебя завелись любимчики, — говорил Матрос.
— Кто подгонял поршневые кольца? — спросил Карцев.
— Тютелька в тютельку, — сказал Валька.
— Ты на прибор смотри!
— Он шалит, Леша.
— Кто шалит?
— Прибор.
Карцев пускает компрессор и начинает увеличивать давление. Я с интересом смотрю на манометр. Неужели Валька опростоволосился? Тогда придется весь насос разбирать, а это на полдня работы. Я вижу, как багровеет толстая Валькина шея. Он тоже, не отрываясь, смотрит на манометр. Стрелка описывает круг и замирает у красной черты. Это предел. Валька облегченно вздыхает и улыбается во весь рот.
— Фирма! — гордо заявляет он.
— Про каких это ты любимчиков толковал? — спрашивает Лешка.
— Как будто не знаешь…
— Мне надоела эта детская игра «угадай-ка», — говорит Карцев.
— Леша, где ты достал нейлоновую куртку на меху с рыжим воротником? — ядовито спрашивает Матрос.
— Куртку? — Карцев в замешательстве. Он морщит лоб, будто вспоминает.
— Роскошная куртка, — говорит Валька, — я тебя видел в ней позавчера у кинотеатра… Тебе эта куртка идет. Кстати, в магазинах такие не продаются… Некоторые наши знакомые достают их где-то по большому блату…
— При чем тут куртка? — спрашивает Лешка.
— Послушай, бригадир, — говорит Валька, — почему ты выписал в эту получку Биркину на семнадцать рублей больше?
— Вот оно что… — говорит Лешка. — Биркин отработал две лишних смены. Как раз в то время, когда ты в праздники лежал на диване и Дора прикладывала к твоей дурной башке мокрое полотенце, Биркин вкалывал в цехе… Как тебе известно, оплата за праздничные дни выше… Будут еще вопросы?
— Где ты все-таки куртку отхватил?
— Отвяжись, — говорит Карцев.
Так уж положено, если в печати появляется критическая статья, ее обсуждают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52