Я смотрю на крепость, вернее, на то, что от нее осталось, и теплый солнечный день меня не радует.
И у Нонны глаза невеселые. Во рту торчит стебелек. Уже и не рада, что пошла со мной на речку.
— Скучаешь, учительница? — спросил я.
Нонна столкнула ногой круглый камень. Он булькнул и, взметнув облачко мути, опустился на дно. Немного погодя на поверхность выскочили пузыри.
— Сдам экзамены, — сказала Нонна, — уеду в Ялту. На месяц. — И, немного помолчав, спросила: — А ты бы поехал?
— Заплеванный пляж, мазутная вода, кишение человеческих тел, — сказал я. — Частная терраса на десять коек, как в казарме, и длинные очереди в столовую… на солнцепеке!
— Оля говорила, ты — добрый…
— И почему вы все сходите с ума по Крыму? — продолжал я. — То ли дело наша Средняя Россия — Таруса, Суздаль, Пушкинские Горы, Валдай… Глухое озеро, избушка на берегу. Сосновый лес, тишина. Тут тебе и грибы и ягоды. Броди себе по рощам и полям… Что еще человеку надо? Так нет, лезут в Крым. Меня и на аркане не затащишь в ваш Крым!
— Тебя никто и не тащит, — сказала Нонна.
— Подумаешь, Крым!
— Поезжай в Валдай, — сказала Нонна.
Солнце на небе большое и нежаркое. Скоро оно спрячется за валом. На горизонте опять засинело. Чего доброго, снова гроза. В нашем городе так бывает: то неделями печет, то подряд гроза за грозой.
Уже вечер, и речка опустела. Мы плыли вдоль берега. Деревья наклонились к воде. На листьях красноватый отблеск.
На опустевшем пляже дожидался Тихомиров. Он уже оделся и прихорашивался на берегу. Увидев нас, Венька подошел к Нонне и галантно преподнес ей букет белых лилий.
— Спасибо, — сказала Нонна, — но я лилии не люблю… Посмотрите, их стебли напоминают извивающихся длинных червей.
Он такую даль плавал за лилиями… Я знаю, они растут за островом. Это отсюда с километр.
— А какие вам цветы нравятся? — спросил Венька.
— Я люблю кактусы, — сказала Нонна.
— Поезжай, Веня, в Мексику, — сказал я. — За кактусами.
— Зачем так далеко? Они растут и в Крыму.
— Через неделю в это время я уже буду в Ялте, — сказала Нонна.
— Завидую, — вздохнул Венька. — У меня еще отпуск не скоро…
— Вам нравится Крым?
— Черное море, Ай-Петри, Симеиз, Лазоревая бухта… Мечта! — сказал Венька.
— А этот человек, — Нонна кивнула на меня, — ненавидит Крым…
— Значит, уезжаете? — спросил Венька.
— Вы не будете обижаться, если я ваши лилии оставлю тут, на берегу? — спросила Нонна.
— Жаль, что здесь не растут кактусы… — сказал Венька.
Мне надоела эта болтовня. Глаза у Веньки стали с поволокой — верный признак, что Нонна ему нравится. Если бы эти дурацкие кактусы росли, как лилии, в воде, он разделся бы и поплыл за ними.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал я.
Нонна удивленно посмотрела на меня, а Венька — по глазам видно — обрадовался.
— За спичками, — сказал я.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Утром на заводе появился Глеб Кащеев. Он зашел к начальнику цеха, потом заглянул к нам.
— Шарапова ищу, — сказал он. — Говорят, к вам пошел.
Шарапова мы не видели. Глеб осторожно присел на почерневшую скамейку и закурил.
— Товарищ корреспондент, — заметил Карцев, — в цехе не курят.
Глеб удивленно посмотрел на него, но сигарету потушил.
— Где он шляется? — сказал Глеб, поднимаясь.
Каждый из нас занимался своим делом, и ни у кого не было желания помочь Кащееву найти секретаря комитета комсомола. Даже вежливый Дима промолчал.
— Что новенького? — спросил у него Кащеев.
— Да вот насос ремонтируем, — ответил Дима.
— Любопытно, — сказал Глеб.
— После обеда запустим, — сказал Дима. — Хотите посмотреть?
— А Тихомиров в каком цехе? — спросил Глеб.
Я ему объяснил, как отсюда попасть в цех сборки. Кащеев топтался на месте и не уходил.
— Зашел бы ты к Марине, — понизив голос, сказал он. — Она хочет с тобой поговорить…
— В Ленинград уезжаю, — сказал я. — Сегодня вечерним.
— На экзамены? Ну, ни пуха… — И в голосе его — облегчение.
Судя по всему, Глеб влюбился. Обычно его увлечения проходили быстро. Я догадываюсь, о чем хочет потолковать со мной Марина. Скажет, что во всем виноват только я: Марина не любила быть виноватой… Впрочем, какое все это теперь имеет значение?
Глеб ушел в цех сборки. К Тихомирову. Наверное, будет про него очерк писать. Для этого и Шарапова разыскивал. Так сказать, с санкции заводского комитета комсомола. Санкция будет дана. Венька с Сергеем в наилучших отношениях.
— Как ты думаешь, — спросил Дима, — можно верить человеку, который вернулся из тюрьмы?
— Это ты насчет Биндо?
— Мастер из механического приходил… Говорит, по вашей рекомендации взяли в цех уголовника, а теперь инструмент пропадает. А раньше этого не было. Лучше спросить у него, чем подозревать.
— Ты наивный человек, Дима, — сказал я.
— А если это совсем не он? А все будут думать, что он… Как же тогда человеку жить на свете?
— Ладно, — сказал я. — Поговорю с ним…
— Чего там с ворюгой говорить? — подал голос Валька Матрос. — Убивать их надо! Я бы клал вора под паровой молот — раз! И вместо вора — блин.
— Палач! — сказал Дима.
Я стоял под деревом и смотрел на дверь. Она беспрерывно хлопала: рабочие выходили из цеха. Вот дверь в последний раз хлопнула и затихла. Неужели я не заметил, как вышел Биндо? Мимо прошел Тихомиров. Он был в хорошем настроении и насвистывал.
— Шарапова не видел? — спросил он.
Что это все ищут Сергея?
Мы немного поговорили с Венькой, и он, насвистывая, пошел в заводоуправление искать Шарапова.
Биндо все не было. Я вошел в цех. В пустынном и непривычно тихом помещении склонился у станка Володька. Увидев меня, он выпрямился и что-то положил в карман. Что он здесь делает один? Биндо вытирал руки ветошью и насмешливо смотрел на меня.
— Гляжу в окно, — сказал он, — кого ты, думаю, ждешь? Оказывается, меня… И что ты ко мне такой неравнодушный?
— Сам удивляюсь, — сказал я.
Биндо быстро убрал свое рабочее место, собрал инструмент и положил в металлическую тумбочку. И закрыл на замок, а ключ сунул в карман.
— Ничего оставить нельзя — сопрут, — сказал он.
— И у тебя? — спросил я.
— Увел мальчик позавчера набор сверл.
— Кто же это?
— Есть тут одна сука… — сказал Володька.
— А если подумают на тебя?
Биндо усмехнулся.
— Ты вот уже подумал… И ведь пришел насчет этого. И этот красивенький… Дима, на меня утром так посмотрел… Думаете, я серый осел и ничего не вижу? Ты же знаешь, Биндо по мелочам не работает…
— Чего же ты не выведешь его на чистую воду? Ну, того, кто ворует?
— Я никого не продаю, — сказал он. — А потом, надо проверить…
— Брось ты эти воровские штучки… Это тебе не колония, а завод.
— Сам погорит, — сказал Биндо. — Он же, лапоть, не умеет работать.
— А чего ты сейчас делал? — спросил я.
— Думаешь, что это я все-таки? — сказал Биндо. — Сейчас спросишь, что в карман положил? А если не покажу?
— Как хочешь, — сказал я.
Володька достал складной нож, искусно сделанный из вороненой стали, нажал кнопку, и лезвие, щелкнув, выскочило из рукоятки.
— Моя фирма изготовляет по собственному патенту… Сделать такой?
— Хороший нож, — сказал я.
Биндо переоделся, и мы вышли за проходную.
— Я проезжал мимо, видел возле вашего дома бульдозер, — сказал я. — Сносить думают?
— Пусть сносят… Дадут отдельную хату с ванной. Чем плохо?
Спустившись с виадука, мы остановились: Биндо надо на автобус, в город, а мне пешком два квартала.
— Я этот ножик Диме подарю, — сказал Биндо. — Парнишка старался, вот на работу устроил. Только он какой-то чокнутый, что ли? Простых вещей не понимает. Я тут как-то с получки хотел его угостить, понятно, культурно, в ресторане, а он говорит: «Ты, Володя, не пей, это вредно для организма, а лучше иди в спортивный и купи лук за двадцать рублей. Это очень интересно — стрелять в цель из лука».
— Ну и что, — спросил я, — купил?
— Нужен мне этот лук, как собаке пятая нога, — сказал Биндо.
— А я бы пострелял.
— Купи… Я случайно заскочил в магазин, — нет там никакого лука… Стрелы, правда, есть.
Подошел автобус. Биндо кивнул мне и сказал:
— Ты скажи ему… Не моя это работа. Я на мелочи не размениваюсь.
— Думаешь, ему будет приятно узнать, что ты мастер по крупным делам?
— А этот хмырь погорит, — сказал Биндо. — Уж я-то знаю.
Я укладывал чемодан, когда пришел Венька.
— Не знаю, с какой стороны подступиться к этому Мамонту? — еще с порога заговорил он. — Мне сказали, что теперь моя судьба зависит от него.
— Все будет в порядке, — сказал я.
— Подхожу к нему сегодня, сразу после работы… Так, мол, и так, у вас мой проект, какова его судьба? А он трет нос и смотрит будто сквозь меня… «Где этот Ястребов? — спрашивает. — Мне он позарез нужен!» Я ему про проект, а он про тебя. Ты что, насолил ему?
— Я его табакерку спрятал, — сказал я.
— Так отдай!
— Ни в коем случае.
— Ты опять разыгрываешь? — сказал Венька. — То про веник, теперь табакерка… Я люблю пошутить, но когда дело касается серьезных вещей…
— Не носись по комнате, — сказал я. — С твоим проектом полный порядок. По крайней мере Мамонту он понравился. Утвердят твой проект. А я бы не утвердил, если бы был начальником завода…
— Какое счастье, что ты простой слесарь…
— В твоем проекте есть уязвимое место — дизельный цех. Я удивляюсь, почему Мамонт этого не заметил?
— Пойми ты наконец, — с досадой сказал Венька. — Если строить дизельный цех, то придется на какое-то время останавливать цех сборки… Значит, план трещит. И потом, экономия будет меньше.
— В будущем дизельный все оправдает!
— Дорога ложка к обеду… — сказал Венька. — Я тебя очень прошу — не сбивай с толку Ремнева!
— Мне-то что? — сказал я.
— Я пойду тебя провожать, — заулыбался Венька. — И понесу твой чемодан!
За мной должен был заехать Игорь. Мы с Венькой вышли на улицу и сели на скамейку в сквере. Подождем его здесь. В сквере тихо. Солнце опустилось за нашим общежитием, и крыша облита розовым пламенем. Прощай, крыша! До следующей весны. В голове у меня ералаш, но так всегда бывает перед экзаменами.
— Нонна улетела в Крым, — сказал Венька. — Обещала написать, я был на почтамте, пока нет…
— Напишет, — сказал я.
— Мы с Олей провожали ее на самолет. А на обратном пути… — Венька замолчал, глядя на дорогу. — Игорь идет. Посмотри, какое у него несчастное лицо…
— И что на обратном пути? — спросил я.
— Подвернул, понимаешь, ногу — до сих пор больно… — усмехнулся он.
— Бывает, — сказал я.
На блестящих рельсах и стеклах пассажирских вагонов красноватый отблеск. На железнодорожных путях обычная суета: пыхтят маневровые, трубят в белые рожки стрелочники, лязгает сцепка. На перроне оживленно. Мы стоим у вагона. Коренастая проводница в кителе и берете проверяет билеты. Мой чемодан с учебниками уже положен на верхнюю полку. У нас есть еще время. Минут десять. Но, как всегда перед отправлением поезда, говорить не о чем. Я тороплю время, чтобы поскорее давали отправление. Пожму им руки и вскочу в вагон. И сразу всем станет легко и свободно. Я покачу в Москву, а провожающие пойдут к автобусной остановке.
Разговор у нас не клеится. Игорь почему-то с первого знакомства настроился против Тихомирова. И Венька, конечно, чувствует, что Игорь относится к нему с прохладцей.
— А где Шуруп? — спрашивает Игорь.
Сашку он любит и всегда рад его видеть. Но Сашка далеко — неделю назад уехал в Москву поступать во ВГИК. На режиссерский факультет.
— Если увижу Олю, передать привет? — спрашивает Венька.
Мне не хочется говорить на эту тему. Еще там, в сквере, когда он сказал, что видел Олю, у меня испортилось настроение. Не оттого, что он вчера видел ее, а оттого, что напомнил про нее…
— Ты как почтовое агентство, — говорю я. — Принимаешь приветы и передаешь…
— Такой девушке и привет приятно передать.
— Все-таки не надо, — говорю я, — не передавай.
Игорь берет меня за локоть и бесцеремонно отводит в сторону. Лицо у него смущенное, он не смотрит на меня.
— Жалко, что уехал Шуруп, — говорит он. — Понимаешь, я случайно встретил на улице Иванну и пригласил на концерт московских артистов… конечно, с Сашкой. Я еле достал билеты. А теперь вот не знаю, как быть?
— Быть или не быть? — улыбаюсь я. — Вот в чем вопрос! Иди, чудак, на концерт.
— Без него?
— Ты боишься, что Иванна сбежит от тебя? — говорю я. — От такого кавалера, пожалуй…
— Не обидится он?
— Продай лишний билет и иди с Иванной, — советую я. — И не терзайся понапрасну… Этот чудак Сашка равнодушен к Иванне.
К самому перрону подлетает «Волга». Я не спускаю глаз с машины, а вдруг… Мне смешно от этой нелепой мысли: с какой стати Оля Мороз приехала бы меня провожать?..
Из машины выскакивает мужчина с черным блестящим чемоданом, в расстегнутом пальто и устремляется к вагону…
— Ну, пока, — говорю я.
— Мы тебе помашем, — говорит Игорь.
— Передай привет Москве, — говорит Венька.
Поезд, торопясь и что-то бормоча, продирается сквозь городские постройки. Поезду тесно в городе, он рвется на волю, туда, где поля, леса, грохочущие железнодорожные мосты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
И у Нонны глаза невеселые. Во рту торчит стебелек. Уже и не рада, что пошла со мной на речку.
— Скучаешь, учительница? — спросил я.
Нонна столкнула ногой круглый камень. Он булькнул и, взметнув облачко мути, опустился на дно. Немного погодя на поверхность выскочили пузыри.
— Сдам экзамены, — сказала Нонна, — уеду в Ялту. На месяц. — И, немного помолчав, спросила: — А ты бы поехал?
— Заплеванный пляж, мазутная вода, кишение человеческих тел, — сказал я. — Частная терраса на десять коек, как в казарме, и длинные очереди в столовую… на солнцепеке!
— Оля говорила, ты — добрый…
— И почему вы все сходите с ума по Крыму? — продолжал я. — То ли дело наша Средняя Россия — Таруса, Суздаль, Пушкинские Горы, Валдай… Глухое озеро, избушка на берегу. Сосновый лес, тишина. Тут тебе и грибы и ягоды. Броди себе по рощам и полям… Что еще человеку надо? Так нет, лезут в Крым. Меня и на аркане не затащишь в ваш Крым!
— Тебя никто и не тащит, — сказала Нонна.
— Подумаешь, Крым!
— Поезжай в Валдай, — сказала Нонна.
Солнце на небе большое и нежаркое. Скоро оно спрячется за валом. На горизонте опять засинело. Чего доброго, снова гроза. В нашем городе так бывает: то неделями печет, то подряд гроза за грозой.
Уже вечер, и речка опустела. Мы плыли вдоль берега. Деревья наклонились к воде. На листьях красноватый отблеск.
На опустевшем пляже дожидался Тихомиров. Он уже оделся и прихорашивался на берегу. Увидев нас, Венька подошел к Нонне и галантно преподнес ей букет белых лилий.
— Спасибо, — сказала Нонна, — но я лилии не люблю… Посмотрите, их стебли напоминают извивающихся длинных червей.
Он такую даль плавал за лилиями… Я знаю, они растут за островом. Это отсюда с километр.
— А какие вам цветы нравятся? — спросил Венька.
— Я люблю кактусы, — сказала Нонна.
— Поезжай, Веня, в Мексику, — сказал я. — За кактусами.
— Зачем так далеко? Они растут и в Крыму.
— Через неделю в это время я уже буду в Ялте, — сказала Нонна.
— Завидую, — вздохнул Венька. — У меня еще отпуск не скоро…
— Вам нравится Крым?
— Черное море, Ай-Петри, Симеиз, Лазоревая бухта… Мечта! — сказал Венька.
— А этот человек, — Нонна кивнула на меня, — ненавидит Крым…
— Значит, уезжаете? — спросил Венька.
— Вы не будете обижаться, если я ваши лилии оставлю тут, на берегу? — спросила Нонна.
— Жаль, что здесь не растут кактусы… — сказал Венька.
Мне надоела эта болтовня. Глаза у Веньки стали с поволокой — верный признак, что Нонна ему нравится. Если бы эти дурацкие кактусы росли, как лилии, в воде, он разделся бы и поплыл за ними.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал я.
Нонна удивленно посмотрела на меня, а Венька — по глазам видно — обрадовался.
— За спичками, — сказал я.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Утром на заводе появился Глеб Кащеев. Он зашел к начальнику цеха, потом заглянул к нам.
— Шарапова ищу, — сказал он. — Говорят, к вам пошел.
Шарапова мы не видели. Глеб осторожно присел на почерневшую скамейку и закурил.
— Товарищ корреспондент, — заметил Карцев, — в цехе не курят.
Глеб удивленно посмотрел на него, но сигарету потушил.
— Где он шляется? — сказал Глеб, поднимаясь.
Каждый из нас занимался своим делом, и ни у кого не было желания помочь Кащееву найти секретаря комитета комсомола. Даже вежливый Дима промолчал.
— Что новенького? — спросил у него Кащеев.
— Да вот насос ремонтируем, — ответил Дима.
— Любопытно, — сказал Глеб.
— После обеда запустим, — сказал Дима. — Хотите посмотреть?
— А Тихомиров в каком цехе? — спросил Глеб.
Я ему объяснил, как отсюда попасть в цех сборки. Кащеев топтался на месте и не уходил.
— Зашел бы ты к Марине, — понизив голос, сказал он. — Она хочет с тобой поговорить…
— В Ленинград уезжаю, — сказал я. — Сегодня вечерним.
— На экзамены? Ну, ни пуха… — И в голосе его — облегчение.
Судя по всему, Глеб влюбился. Обычно его увлечения проходили быстро. Я догадываюсь, о чем хочет потолковать со мной Марина. Скажет, что во всем виноват только я: Марина не любила быть виноватой… Впрочем, какое все это теперь имеет значение?
Глеб ушел в цех сборки. К Тихомирову. Наверное, будет про него очерк писать. Для этого и Шарапова разыскивал. Так сказать, с санкции заводского комитета комсомола. Санкция будет дана. Венька с Сергеем в наилучших отношениях.
— Как ты думаешь, — спросил Дима, — можно верить человеку, который вернулся из тюрьмы?
— Это ты насчет Биндо?
— Мастер из механического приходил… Говорит, по вашей рекомендации взяли в цех уголовника, а теперь инструмент пропадает. А раньше этого не было. Лучше спросить у него, чем подозревать.
— Ты наивный человек, Дима, — сказал я.
— А если это совсем не он? А все будут думать, что он… Как же тогда человеку жить на свете?
— Ладно, — сказал я. — Поговорю с ним…
— Чего там с ворюгой говорить? — подал голос Валька Матрос. — Убивать их надо! Я бы клал вора под паровой молот — раз! И вместо вора — блин.
— Палач! — сказал Дима.
Я стоял под деревом и смотрел на дверь. Она беспрерывно хлопала: рабочие выходили из цеха. Вот дверь в последний раз хлопнула и затихла. Неужели я не заметил, как вышел Биндо? Мимо прошел Тихомиров. Он был в хорошем настроении и насвистывал.
— Шарапова не видел? — спросил он.
Что это все ищут Сергея?
Мы немного поговорили с Венькой, и он, насвистывая, пошел в заводоуправление искать Шарапова.
Биндо все не было. Я вошел в цех. В пустынном и непривычно тихом помещении склонился у станка Володька. Увидев меня, он выпрямился и что-то положил в карман. Что он здесь делает один? Биндо вытирал руки ветошью и насмешливо смотрел на меня.
— Гляжу в окно, — сказал он, — кого ты, думаю, ждешь? Оказывается, меня… И что ты ко мне такой неравнодушный?
— Сам удивляюсь, — сказал я.
Биндо быстро убрал свое рабочее место, собрал инструмент и положил в металлическую тумбочку. И закрыл на замок, а ключ сунул в карман.
— Ничего оставить нельзя — сопрут, — сказал он.
— И у тебя? — спросил я.
— Увел мальчик позавчера набор сверл.
— Кто же это?
— Есть тут одна сука… — сказал Володька.
— А если подумают на тебя?
Биндо усмехнулся.
— Ты вот уже подумал… И ведь пришел насчет этого. И этот красивенький… Дима, на меня утром так посмотрел… Думаете, я серый осел и ничего не вижу? Ты же знаешь, Биндо по мелочам не работает…
— Чего же ты не выведешь его на чистую воду? Ну, того, кто ворует?
— Я никого не продаю, — сказал он. — А потом, надо проверить…
— Брось ты эти воровские штучки… Это тебе не колония, а завод.
— Сам погорит, — сказал Биндо. — Он же, лапоть, не умеет работать.
— А чего ты сейчас делал? — спросил я.
— Думаешь, что это я все-таки? — сказал Биндо. — Сейчас спросишь, что в карман положил? А если не покажу?
— Как хочешь, — сказал я.
Володька достал складной нож, искусно сделанный из вороненой стали, нажал кнопку, и лезвие, щелкнув, выскочило из рукоятки.
— Моя фирма изготовляет по собственному патенту… Сделать такой?
— Хороший нож, — сказал я.
Биндо переоделся, и мы вышли за проходную.
— Я проезжал мимо, видел возле вашего дома бульдозер, — сказал я. — Сносить думают?
— Пусть сносят… Дадут отдельную хату с ванной. Чем плохо?
Спустившись с виадука, мы остановились: Биндо надо на автобус, в город, а мне пешком два квартала.
— Я этот ножик Диме подарю, — сказал Биндо. — Парнишка старался, вот на работу устроил. Только он какой-то чокнутый, что ли? Простых вещей не понимает. Я тут как-то с получки хотел его угостить, понятно, культурно, в ресторане, а он говорит: «Ты, Володя, не пей, это вредно для организма, а лучше иди в спортивный и купи лук за двадцать рублей. Это очень интересно — стрелять в цель из лука».
— Ну и что, — спросил я, — купил?
— Нужен мне этот лук, как собаке пятая нога, — сказал Биндо.
— А я бы пострелял.
— Купи… Я случайно заскочил в магазин, — нет там никакого лука… Стрелы, правда, есть.
Подошел автобус. Биндо кивнул мне и сказал:
— Ты скажи ему… Не моя это работа. Я на мелочи не размениваюсь.
— Думаешь, ему будет приятно узнать, что ты мастер по крупным делам?
— А этот хмырь погорит, — сказал Биндо. — Уж я-то знаю.
Я укладывал чемодан, когда пришел Венька.
— Не знаю, с какой стороны подступиться к этому Мамонту? — еще с порога заговорил он. — Мне сказали, что теперь моя судьба зависит от него.
— Все будет в порядке, — сказал я.
— Подхожу к нему сегодня, сразу после работы… Так, мол, и так, у вас мой проект, какова его судьба? А он трет нос и смотрит будто сквозь меня… «Где этот Ястребов? — спрашивает. — Мне он позарез нужен!» Я ему про проект, а он про тебя. Ты что, насолил ему?
— Я его табакерку спрятал, — сказал я.
— Так отдай!
— Ни в коем случае.
— Ты опять разыгрываешь? — сказал Венька. — То про веник, теперь табакерка… Я люблю пошутить, но когда дело касается серьезных вещей…
— Не носись по комнате, — сказал я. — С твоим проектом полный порядок. По крайней мере Мамонту он понравился. Утвердят твой проект. А я бы не утвердил, если бы был начальником завода…
— Какое счастье, что ты простой слесарь…
— В твоем проекте есть уязвимое место — дизельный цех. Я удивляюсь, почему Мамонт этого не заметил?
— Пойми ты наконец, — с досадой сказал Венька. — Если строить дизельный цех, то придется на какое-то время останавливать цех сборки… Значит, план трещит. И потом, экономия будет меньше.
— В будущем дизельный все оправдает!
— Дорога ложка к обеду… — сказал Венька. — Я тебя очень прошу — не сбивай с толку Ремнева!
— Мне-то что? — сказал я.
— Я пойду тебя провожать, — заулыбался Венька. — И понесу твой чемодан!
За мной должен был заехать Игорь. Мы с Венькой вышли на улицу и сели на скамейку в сквере. Подождем его здесь. В сквере тихо. Солнце опустилось за нашим общежитием, и крыша облита розовым пламенем. Прощай, крыша! До следующей весны. В голове у меня ералаш, но так всегда бывает перед экзаменами.
— Нонна улетела в Крым, — сказал Венька. — Обещала написать, я был на почтамте, пока нет…
— Напишет, — сказал я.
— Мы с Олей провожали ее на самолет. А на обратном пути… — Венька замолчал, глядя на дорогу. — Игорь идет. Посмотри, какое у него несчастное лицо…
— И что на обратном пути? — спросил я.
— Подвернул, понимаешь, ногу — до сих пор больно… — усмехнулся он.
— Бывает, — сказал я.
На блестящих рельсах и стеклах пассажирских вагонов красноватый отблеск. На железнодорожных путях обычная суета: пыхтят маневровые, трубят в белые рожки стрелочники, лязгает сцепка. На перроне оживленно. Мы стоим у вагона. Коренастая проводница в кителе и берете проверяет билеты. Мой чемодан с учебниками уже положен на верхнюю полку. У нас есть еще время. Минут десять. Но, как всегда перед отправлением поезда, говорить не о чем. Я тороплю время, чтобы поскорее давали отправление. Пожму им руки и вскочу в вагон. И сразу всем станет легко и свободно. Я покачу в Москву, а провожающие пойдут к автобусной остановке.
Разговор у нас не клеится. Игорь почему-то с первого знакомства настроился против Тихомирова. И Венька, конечно, чувствует, что Игорь относится к нему с прохладцей.
— А где Шуруп? — спрашивает Игорь.
Сашку он любит и всегда рад его видеть. Но Сашка далеко — неделю назад уехал в Москву поступать во ВГИК. На режиссерский факультет.
— Если увижу Олю, передать привет? — спрашивает Венька.
Мне не хочется говорить на эту тему. Еще там, в сквере, когда он сказал, что видел Олю, у меня испортилось настроение. Не оттого, что он вчера видел ее, а оттого, что напомнил про нее…
— Ты как почтовое агентство, — говорю я. — Принимаешь приветы и передаешь…
— Такой девушке и привет приятно передать.
— Все-таки не надо, — говорю я, — не передавай.
Игорь берет меня за локоть и бесцеремонно отводит в сторону. Лицо у него смущенное, он не смотрит на меня.
— Жалко, что уехал Шуруп, — говорит он. — Понимаешь, я случайно встретил на улице Иванну и пригласил на концерт московских артистов… конечно, с Сашкой. Я еле достал билеты. А теперь вот не знаю, как быть?
— Быть или не быть? — улыбаюсь я. — Вот в чем вопрос! Иди, чудак, на концерт.
— Без него?
— Ты боишься, что Иванна сбежит от тебя? — говорю я. — От такого кавалера, пожалуй…
— Не обидится он?
— Продай лишний билет и иди с Иванной, — советую я. — И не терзайся понапрасну… Этот чудак Сашка равнодушен к Иванне.
К самому перрону подлетает «Волга». Я не спускаю глаз с машины, а вдруг… Мне смешно от этой нелепой мысли: с какой стати Оля Мороз приехала бы меня провожать?..
Из машины выскакивает мужчина с черным блестящим чемоданом, в расстегнутом пальто и устремляется к вагону…
— Ну, пока, — говорю я.
— Мы тебе помашем, — говорит Игорь.
— Передай привет Москве, — говорит Венька.
Поезд, торопясь и что-то бормоча, продирается сквозь городские постройки. Поезду тесно в городе, он рвется на волю, туда, где поля, леса, грохочущие железнодорожные мосты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52