И Мелькор произнес Заклятье Тьмы; и Тьма стала щитом ему, и Тварь
отступила к границе огненного круга.
Он терял силы; связанный с Ардой велением Эру, он не мог черпать силы
из Эа за гранью мира. Казалось, чей-то услужливый голос подсказывал ему:
возьми силу Арды, ведь ты можешь сделать это, ты - истинный Властелин
Арды! Но он отогнал эту мысль: сделать это значит разрушить, обратить в
ничто часть мира. Короля Мира это не остановило бы; но Возлюбивший сказал
- нет. И теперь он мог рассчитывать только на себя.
Боль обессиливала - но и не давала утратить власть над собой. И
Мелькор произнес Заклятие Образа; и, взвыв в отчаяньи и ярости, Тварь
обрела образ огромной паучихи, тысячеглазого серого чудовища.
И Мелькор произнес Заклятье Земли; и Тварь обрела плоть. Отныне и
навеки она была связана с миром и стала смертной. И, шипя от ненависти,
она рванулась к Мелькору: тот лишь успел поднять руку, защищаясь от удара,
и загнутый острый коготь, лязгнув, скользнул по железу наручника; Мелькор
заметил на острие капли молочно-белого яда.
Оставалось произнести только Заклятье Смерти, но у него уже не было
сил. Отступившая Тварь подобралась для прыжка. И тогда Мелькор крикнул, и
эхом отразился крик его от стен черных гор, и, казалось, сама земля
дрогнула, словно ощутила Арда боль и муку Возлюбившего этот мир.
И черные горы помнили голос Мелькора, и его боль. Эхом стала эта
память; Ламмот, Великое Эхо, звалась долина эта с той поры.
И в подземных чертогах разрушенного Ангбанда зов Властелина услышали
Балроги, слуги его. Пламенным смерчем, жгучей бурей пронеслись они над
землей; и вступили в круг огня, и могли они сделать это, ибо огонь был их
сущностью; и огненными бичами гнали они прочь Тварь из Пустоты -
Унголиант. Там, где проползала она, надолго земля осталась мертвой от
крови Унголиант - молочно-белого яда. В Горах Ужаса, Эред Горгорот, в
самой глубокой пещере укрылась она от огненных бичей, и с той поры никто и
никогда не видел ее, потому неизвестно, как сгинула Унголиант, порождение
Не-бытия.
Мелькор вернулся в Ангбанд. И там, на развалинах крепости, встретил
его Саурон. Страдание и гнев исказили красивое лицо Саурона, когда
взглянул он на Мелькора. Он давно - знал. Теперь он - видел. И Ученик упал
на колени, и сквозь стиснутые в муке зубы простонал:
- Я знаю все... _Ч_т_о_ они сделали!..
И голос его сорвался, и беззвучно проговорил он:
- Не прощу.
...Он сдержал слово. Боль Черного Майя стала гневом; и называли его -
Гортхауэр Жестокий, и было это правдой, ибо ненависть не угасала в нем...
Саурон не посмел взять руку Мелькора. Он лишь благоговейно коснулся
губами края одежды Учителя, ибо ведомо было ему, _ч_т_о_ прошел Мелькор,
_ч_т_о_ пережил он и _ч_т_о свершил. И Мелькор поднял Саурона с колен; и,
глядя в глаза ему, сказал Майя:
- Больше никогда я не оставлю тебя. Прости меня; но не проси и не
приказывай. Я клянусь, я не покину тебя.
Но Мелькор молчал.
Так стояли они, глядя в глаза друг другу: Учитель и Ученик,
Проклятые, идущие путем Тьмы, Хранители Равновесия. И память и скорбь,
боль и ненависть навсегда объединили их.
И стало так: утратив связь с Эру, Валар утратили и способность
изменять обличье или покидать его. Отныне и на всегда пребывали они в
облике, сходном с обликом Детей Единого, словно тоже были связаны
Заклятьем Образа.
Не могли они более черпать силы из Пустоты. Потому, только разрушив
часть Арды, могли они восстановить силы свои; потому каждое их свершение
оставляло рану на теле Арды. И раны, наносимые Арде, оплакивала Ниенна, но
ничем не могла она помочь миру.
ВОЙНА ГНЕВА
...И много было битв, когда Эльфы и Люди, объединившись, шли войной
против Мелькора. И горько было это Черному Вале. И однажды узнал он, что
Эарендил взошел на корабль и направил его к берегам Благословенных Земель.
Он понимал, что скоро вновь придет в Средиземье воинство Бессмертных. И
снова пощады не будет никому.
Конечно, думал Мелькор и о собственной своей судьбе, но мысли эти
были отстраненными и бесконечно усталыми.
Валар не упустят случая отплатить ему и за собственный страх, и за
мятеж против Единого. Заключение сочтут слишком мягким наказанием. Убить
его, Бессмертного, они не смогут. И, чтобы избавиться навсегда от Черного
Валы, сделать они могут только одно: вышвырнут непокорного за грань мира.
За пределы Арды.
"Отныне вы - жизнь этого мира, а он - ваша жизнь." Что изменилось бы,
не будь этих слов Илуватара? Арда была его болью, его сердцем. Его жизнью.
Если будет разорвана связь с Ардой, он умрет. Умрет? Он? Бессмертный Айну?
Смерть была бы воистину избавлением - но он не мог, не должен был уйти.
Он не сможет жить.
Он не сможет умереть.
"Нет, это малодушие; как смею я думать о себе?.." Он давно уже все
знал. И страха не было в его душе. Мозг его работал сейчас холодно и
беспощадно-логично. Он понимал, что в этой Войне Гнева Люди станут его
союзниками, как прежде - Эльфы Тьмы. Знал то, что им не выстоять, как не
выстоит и он сам.
"Все, кто шел за мной, приняли смерть. Кровь их - на мне." Он не мог
забыть, ни простить себя. Память горячим комком стояла в горле, жгла
грудь, красно-соленой болью стыла на губах - словно ему дали испить чашу
горечи, чашу теплой крови.
"Любой ценой - вывести их из-под удара. Спасти. Любой ценой. Прикажу
- уходить. Великим Валар, - он усмехнулся холодно и страшно, - нужен
только я."
"...Больше я не оставлю тебя. Не проси и не приказывай." Мелькор
стиснул руки. "Гортхауэр... ученик мой... Что же делать, что? Он не уйдет
- и тогда... Суд Валар?! Нет, это невозможно, нет, нет!.."
Он внезапно вспомнил, как в этом же зале - беспомощный, полумертвый,
в крови - лежал его ученик, не в силах даже пошевелиться, не в силах
сказать ни слова, и на заострившемся лице жили только глаза - подернутые
дымкой страдания, беззащитные, огромные, исполненные мольбы и
благодарности...
"Ученик мой... единственный..."
И Мелькор решил. Приказать. Заставить уйти. Жестоко, но это
единственный выход. На это еще хватит сил. Кто-то должен продолжать
начатое.
...Гортхауэр предстал перед троном Властелина, не глядя в лицо
Мелькору. Не то чтобы это лицо было уродливым или отталкивающим; нет. Но
было оно иссечено незаживающими ранами, и, когда говорил Мелькор, в
трещинах шрамов показывалась кровь. Привыкнуть к этому не мог никто. Майя
не был исключением.
- Возьми, - Мелькор протянул Гортхауэру меч, - пришло время принести
клятву.
Майя знал, что требуется от него. Из рук Черного Валы благоговейно
принял он Меч-Отмщение и, коснувшись губами ледяного черного клинка, тихо
проговорил:
- Отдаю себя служению Великому Равновесию Миров... Он замолчал; но
больше ничего и не нужно было говорить. Майя хотел вернуть меч Мелькору,
но тот жестом остановил его:
- Этот меч - твой.
- Но...
- Мне он больше не нужен. Собирай людей... Майя вскинул глаза на
Мелькора: - Я уже сделал это, Повелитель! Мы готовы и ждем только сигнала
вступить в бой!
Сердце Черного Валы сжалось: таким открытым и радостным было лицо
Гортхауэра. Майя думал, что угадал мысль Мелькора; за своего Учителя он
готов был один биться со всем воинством Валинора. И он был сейчас
счастлив, счастлив, как мальчишка - есть ли для ученика награда выше, чем
сражаться за Учителя?
"Единственный выход, единственный выход... Вот - душа его открыта
мне... _к_а_к_ я скажу ему... словно ударить по этому беззащитному лицу...
за веру его, за преданность его - кара, страшнее смерти... о, Ученик
мой... как случилось, что для тебя сейчас свобода и жизнь - кара, а
мучительная смерть - награда?.. Будь я проклят!.. на что я обрекаю тебя?..
ни памяти, ни боли я не смогу отнять у тебя... ты станешь проклинать себя
за то, в чем виновен только я, я один... так будет... лучше бы мне никогда
не знать этого!.. Я должен... не могу, не могу! Ученик мой, прости меня,
прости меня!.. я говорил о праве выбора - и я сам лишаю тебя этого
права... так нужно... спасти тебя - я должен... разрывает надвое, это выше
сил... Ученик мой!.."
"Что с ним?! Что я сделал? Что я сказал? Ему - больно?.. Учитель,
Повелитель, Всевластная Тьма - что с тобой... неужели это я, я причинил
тебе боль?.. Что это, что это?.. кровь, тягучие красные густые капли - как
смола - из ран... Что с тобой, что же мне делать!?.."
Всего на секунду мучительно исказилось лицо Черного Валы, но и этого
было довольно: Майя, не сознавая, что делает, порывисто схватил руку
Властелина и крепко сжал ее.
Боль, пронзившая тело, помогла Мелькору справиться с собой. Лицо его
вновь стало спокойным и жестким, а голос звучал холодно и глухо:
- Ты не понял меня, Гортхауэр, - медленно, четко выговаривая слова,
промолвил он, - Собирай людей, уходите на Восток. Ты поведешь их.
Лицо Гортхауэра было похоже на лицо смертельно раненого -
потрясенное, растерянное, беспомощное.
"За что?!.."
"Гортхауэр, Ученик мой, прости... Если я исполню твое желание, Арда
погибнет, не будет ей больше защитника... но, спасая ее, я тебя, тебя
обреку на вечную пытку - память и совесть... ненавижу себя... как
разорвать сердце, Ученик?.."
- Нет, Властелин! Не приказывай; однажды ты уже заставил меня уйти,
и...
- Ты помнишь. Так вспомни и об Эльфах Тьмы. "Скованные руки...
красный снег, искаженные мукой лица... Ты не сможешь уйти, как они... ты -
еще не Человек... Нет! Я не позволю им, нет, нет!.."
- Неужели ты не понял, что кроме этих людей и тебя, у меня не будет
больше учеников?
Гортхауэр все еще инстинктивно стискивал руку Мелькора.
"Я помню... что они сделают с тобой, Учитель?.. Нет, мне нельзя
уходить... раскаленная цепь... я не позволю, я стану щитом тебе, Учитель,
Учитель..."
- Пусть уходят люди, я остаюсь.
- Нет. Это приказ.
Только сейчас Майя понял, _ч_т_о_ он делает. "Руки... обожженные...
что я сделал... ему больно..." Ужас охватил Гортхауэра; дрожа всем телом,
он склонил голову и благоговейно коснулся губами руки Властелина.
- Прекрати! - сдавленно прорычал Мелькор, - Что ты делаешь! Майя
знал: Мелькор не терпит знаков преклонения. Тем более - таких. Но
по-другому он не мог выразить то, что переполняло его сердце: свою любовь
к Учителю, свою верность, свою тоску.
- Уходи.
Саурон упрямо покачал головой:
- Я не уйду. Я не оставлю тебя.
"Это мука - невыносимая, невыносимая... сердце отказывается
подчиняться холодным доводам разума. Только я виноват в том, что не
оставил тебе другого выхода... вот, сердце твое на ладонях моих, Ученик;
ч_т_о_ делаю я?!.."
- Ты дал клятву, - медленно, тяжело заговорил Мелькор, - Отныне нет
Арде иного Хранителя, кроме тебя. На Восток войска Валар не пойдут. Здесь
останусь я один. Уходи, спасай тех, кого можно спасти. Только ты - защита
им, Гортхауэр. Больше ни чем ты не сможешь мне помочь.
"Это мука - невыносимая, невыносимая... сердце отказывается
подчиняться холодным доводам разума. Я знаю, ты прав, ты снова прав,
Учитель - как всегда и во всем... Но я не могу так, не хочу... вот, сердце
мое на ладонях твоих, Учитель; делай _ч_т_о_ хочешь... но отдать тебя - им
- на расправу?!.."
- Нет, Учитель! - простонал Гортхауэр, впервые - вслух - назвав
Мелькора т а к. Сколько раз рвалось из сердца это слово, но когда смотрел
в холодное властное лицо, губы сами произносили: Повелитель. Знал ли, что
за стальной броней всевластной воли - душа, ранимая, истерзанная? Нет; не
смел даже подумать.
"Ученик мой... не надо, прошу тебя... нет никого дороже тебя... Я
ведь люблю тебя, и я - твой палач..."
- Исполняй приказание, ибо сейчас я имею право приказать и сделать
выбор - за тебя!
"Какие глаза... молящие, беспомощные..."
- За что, зачем ты гонишь меня, Учитель? Если мы победим - то победим
вместе...
"Ты и сам знаешь, что этого не будет, Ученик..."
- ...если же нет...
- Уходи. Возьми меч. Возьми Книгу. Иди.
"Ученик мой!.."
"Учитель мой!.."
- Нет... - Саурон закрыл лицо руками.
И тогда Мелькор рывком поднялся с трона и заговорил - холодно и
уверенно.
Он почти не слышал, _ч_т_о_ говорит. Собственный, словно издалека
идущий голос казался чужим. Ненавистным. Он перестал ощущать себя - он был
болью, клубком обожженных нервов, он ненавидел себя - люто, страшно.
...Слова - как иглы, как вбитые гвозди... Саурон не мог потом
вспомнить, _ч_т_о_ говорил его Властелин. Помнил только одно: каждое слово
Мелькора пронзало его, как ледяной клинок, и он корчился от этой
невыносимой боли, обезумев от муки, и только шептал непослушными губами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22