Можно подумать, мне за это платят!
Крошка Вилл ткнула в него пальцем:
– Еще как платят. Трэверс дал тебе целый мешок кореньев за то, что ты поженил их с Бубновой Мэри. – С этими словами она обернулась к Паки. – А сколько ты заплатишь нашему Вощеному, чтобы он обвенчал тебя с Поварихой Джо?
Паки презрительно фыркнул в ответ:
– А зачем мне жена, скажи пожалуйста? С меня и слонихи достаточно.
Крошка Вилл притворно нахмурилась:
– Как, ты не знаешь?
Вощеный замахал единственной своей рукой:
– Хватит, прекратите. У меня нешуточные проблемы. Вощеный перешел на шепот и наклонился поближе к Паки.
– В том-то все и дело, – и он ткнул себя пальцем в грудь, – что я женю людей. Разрази меня на этом месте, Паки. Подж Лодер заявился ко мне после того, как я поженил Трэверса и Бубновую. И знаешь, что он сказал мне? «Гореть тебе в аду синим пламенем!»
– И ты теперь места себе не находишь?
– Нет, не в этом дело, – вздохнул Вощеный. – Просто и другим приспичило пожениться. Узнай об этом Подж, он будет сыпать проклятиями все двадцать три часа в сутки. – Вощеный посмотрел на Крошку Вилл, затем на Паки. – А что, если он прав? Кто я такой, чтобы женить людей?
Крошка Вилл хитро улыбнулась:
– Вощеный, признайся, ну кто лучше тебя умеет затягивать узлы?
Вощеный на мгновение уставился на Крошку Вилл, а затем произнес:
– Если ты, бесстыдница, не хочешь иметь со мной неприятностей, советую тебе не копаться в моих мыслях. – И он снова переключил внимание на Паки. – Послушай, я вот зачем к тебе пришел, не мог бы ты у себя в бригаде подыскать какую-нибудь работу для Дот Пот.
– А что ей теперь делать, тем более Квини погибла. Почему это ты вздумал отправить ее из поселка?
– Почему, почему? – Вощеный понизил голос. – Липнет она ко мне. Уже совсем доконала. Паки только развел руками:
– А что я могу? Подвести ее к алтарю?
Вощеный резко повернулся и зашагал назад к дому:
– Чертовы дрессировщики! Всю жизнь копались в слоновьем дерьме, потому теперь в голове у них не мозги, а это самое дерьмо.
Кто-то окликнул Паки со стороны колонны. В ответ он помахал над головой стеком, затем обратился к Крошке Вилл:
– А теперь живо за работу! Нам еще предстоит расчистить лесные завалы и обустроить место для лагеря.
Вилл направилась назад к Рег. Паки крикнул ей вслед:
– Эй, одну минуточку! – Вилл обернулась в его сторону. – И заодно оставь всю эту чушь про Повариху Джо. А то еще неизвестно, что взбредет в ее дурью башку.
Паки легонько подтолкнул слониху, и процессия медленно взялась с места. В прозрачном утреннем воздухе сотня ног подняла вверх дорожную пыль, и колонна двинулась через мост над Разлапистым Ручьем.
Где-то посреди Великой топи Вако-Вако пробудился от тревожного сна. Он приподнялся на локте и обвел взглядом свою убогую хижину. Все было таким же, как и прежде, если не считать небольших усовершенствований, сделанных рукой Кометы. Вако посмотрел на занавеску из травы, отделявшую их спальные закутки друг от друга.
– Комета, – прошептал он.
Ответа не последовало, Вако снова улегся на циновку и закрыл глаза. Он вновь пытался погрузиться в сон, но ему мешали странные, неприятные мысли. Они с Кометой жили как брат с сестрой. Ее присутствие, которое Вако-Вако поначалу воспринял как вторжение в его отшельничество, внесло в его жизнь приятное разнообразие, превратилось в неотъемлемую часть существования. Перед мысленным взором предстал образ пилота третьего шаттла. Хана Санаги. Длинные темные пряди волос и нежная, слегка смугловатая кожа. Лицо – то веселое, то задумчивое, то чувственное…
Вако резко сел на циновке.
– Ах ты, безмозглый ублюдок! – тихо сказал он в собственный адрес. – Ты снова попался. Это любовь, черт ее побери. Любовь.
И хотя казалось, будто это произошло вчера, на самом деле не один месяц прошел с той ночи, когда они с Кометой сидели друг напротив друга возле костра. Хана что-то говорила. Вако поймал себя на том, что не слушает ее, а только, как завороженный, следит за движениями ее губ, за едва заметной игрой мускулов под нежной кожей шеи, за трепетом длинных ресниц, блеском темных глаз. И он тотчас заставил себя остановиться – буквально заморозил в себе все, что мог или еще сможет почувствовать. Он ушел от костра в темноту и стал возле холмика, где зарыты яйца.
– Ты любишь нас, Вако? Ты ведь не уйдешь с этой самкой? Не бросишь нас?
Вако посмотрел на звезды:
– Конечно, не брошу.
– Мы ощущаем твои чувства, Вако. Внутри тебя идет борьба. Кто позаботится о нас, если ты уйдешь с ней?
Вако опустил взгляд, потер глаза и покачал головой:
– Я не брошу вас. Я обещал вашим родителям.
– Ты думаешь, Вако, будто тебе неведомы чувства. Но мы ощущаем их даже сквозь тот панцирь, что ты возвел внутри себя. Ты испытываешь чувства, Вако. Ты любишь эту самку.
– Молчать! –Вако глубоко вздохнул. – Какая вам разница? Нечего даже волноваться. Я дал обещание вашим родителям.
Он обернулся на желтые отблески костра. По ту сторону огня стояла черная стена джунглей, а над ней бездонное ночное небо. Почти в середине светлого пятна, опустившись на колени, Хана Санаги готовила чай из листьев какого-то диковинного растения. Этот свет, эта женщина – центр его маленькой вселенной. Но все-таки он надел поверх себя защитную броню равнодушия. Не будет – никогда и ни за что – никакой любви.
Ведь любить – значит рисковать слишком многим.
Вако вернулся к костру, выпил чаю с лепешкой и сделал вид, будто слушает рассказ Ханы о том, как она пыталась поймать и приручить одно из этих болотных чудовищ. Он даже вставил несколько реплик, отодвинув внутреннюю борьбу куда-то на задворки сознания.
Вернее, ему казалось, будто он ее туда отодвинул. И вот теперь он сидел на циновке и проклинал себя, проклинал свою слабость, проклинал Хану. В который раз он позволил хвори одержать над ним верх.
Вако натянул на себя одежду и зашептал в сторону травяного полога:
– Хана? Ты меня слышишь? Нам надо поговорить. Вако поднялся, надел рубашку и заглянул за край полога:
– Хана?
Но ее там не оказалось.
Вако повернулся и вышел из хижины. Он встал напротив двери, вглядываясь в предрассветной мгле под темный полог деревьев. Неожиданно до него донесся стон. Вако обернулся в сторону, откуда слышался этот звук, и увидел полуодетую фигуру Ханы, распростертую на холмике с яйцами.
– Хана! – Вопль, казалось, вырвался из глубины его души. Вако бросился к ней, оттащил с холмика и положил голову себе на колени. – Хана! Я же тебе говорил – не ходи к ним! Я же тебе говорил!
В его руках ее тело казалось совершенно беспомощным и безвольным. Хана с трудом выдавила из себя нечто похожее на тихий всхлип.
– Я не сама, Вако. Я не ходила. Это во сне. Они пришли ко мне… во сне. – Всхлипывания перешли в рыдания – Комета обняла Вако за талию, уткнувшись лицом ему в грудь.
Он прижался щекой к ее макушке:
– Но почему, черт побери, почему? И тогда заговорили яйца:
– В целях предосторожности, Вако.
– Предосторожности против чего?
– Ты любишь ее. Мы не можем без тебя, но ты любишь ее. Она – угроза для нас.
– Никакая она вам не угроза. Я же дал слово вашим родителям!
– Слово легко нарушить, Вако. Она должна умереть.
– Умереть? –Вако подложил правую руку под колени Ханы и поднял ее с земли. – Я уношу ее за пределы вашей досягаемости. Она не умрет!
– Умрет. Мы должны защитить себя. Мы убьем ее разум, ты не успеешь унести ее отсюда.Вако облизал губы.
– Не смейте! Не смейте так поступать со мной.
– Мы должны защитить себя, Вако!Вако наклонил голову, его щека соприкоснулась с лицом Ханы.
– Как вы не понимаете? Ведь после того, как я умру, кто-то другой должен взять на себя заботу о вас. Ведь вам сидеть в скорлупе почти триста лет. А я проживу еще лет пятнадцать, от силы двадцать. И то, кто знает?
Яйца молчали.
Вако поднял голову:
– Поймите, когда меня не станет, кто-то другой должен будет позаботиться о вас. То есть я должен оставить после себя ребенка. А для этого мне нужна женщина. Эта женщина… Хана. Убейте ее – и вы убьете себя. –Вако отвернулся от холмика. – Теперь я могу унести ее? Отвечайте!
Их мысль пришла к нему робкая, полная раскаяния.
– Если мы отдадим ее тебе, Вако, ты обещаешь не наказывать нас?
– Обещаю.
И Вако зашагал прочь, неся на руках безвольное женское тело. И хотя она не слышала его, он прошептал ей на ухо:
– Разрази меня гром, но я люблю тебя.
Много ночей спустя в лагере дорожно-строительной бригады посреди Великой топи Крошка Вилл смущенно оторвала губы от губ Пита.
– Ой, Пит, лицо у меня просто горит.
– И у меня тоже.
Вилл обвела взглядом темный лагерь:
– Вдруг нас кто-нибудь видит?
– Ну и что? –Он обнял ее за плечи. – Расслабься, Вилл. А то ты как доска. Спи. Паки скоро начнет всех будить. За завтрашний день он хочет проложить пять миль дороги. Так что давай-ка спать.
– Не могу, –пискнула Вилл.
– В чем дело!
Девушка уткнулась ему носом в грудь:
– Не знаю. Разные сомнения лезут в голову.
Пит обхватил ее обеими руками:
– Ну сама подумай. Мы любим друг друга – я тебя, ты меня. И так будет всегда. Какие еще могут быть в этом сомнения?Она заглянула ему в лицо, а он смахнул слезы с ее глаз.
– Пит…
– Не плачь, Крошка Вилл. Мы ведь ничего плохого не сделали.
– Пит?
Он поцеловал кончик ее носа:
– Что?
Ее рука скользнула ему под рубашку и погладила грудь.
– Я люблю тебя.
Пит быстро огляделся по сторонам. После дневных трудов дорожно-строительный лагерь спал сном праведника.
– М-м-м. –Он попытался что-то сказать, но не нашел слов. С его телом происходили какие-то странные вещи.
– Я, э-э-э…
– Пит? –Ее рука начала расстегивать ему рубашку.
– Ч-ч-ч-то?
– Скажи, что любишь меня. Скажи, что любишь меня больше всего на свете.
Она до конца расстегнула ему рубашку и поцеловала грудь.
Он крепче сжал ее в объятиях, затем высвободил одну руку и приподнял ее подбородок к своему лицу.
– Я никогда еще не испытывал ничего подобного. Я люблю тебя, Вилл. Я люблю тебя больше, чем что бы то ни было в этой вселенной.
Он сглотнул застрявший в горле ком и прикоснулся к ее губам.
Глава 13
Пройдя около двадцати миль через болота и топи, отряд первопроходцев и их слоны достигли наконец пологих склонов Нагорья. В горах оказался естественный проход, который вывел их к Великой пустыне, где когда-то приземлился седьмой шаттл. Когда они достигнут того места, строительство дороги Мийра – Куумик будет завершено.
Паки Дерн сидел у костра. Он посмотрел на Пита Арделли, затем обернулся в сторону Крошки Вилл. Затем на Пита. После этого снова на Вилл. В конце концов пожал плечами и уставился на огонь.
– Не знаю, что и сказать. На Земле знал бы. А здесь… Здесь все не так.
Паки посмотрел на Пита:
– Зато я точно знаю, что на это скажет Вощеный. Пит сжал руку Вилл:
– Какая разница, что он скажет? – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Я вот думаю, не вернуться ли мне в Мийру, когда туда отправят кого-нибудь за провизией, и не спросить Вощеного самому?
Паки почесал голову:
– Не знаю, ребята. Вы оба еще такие зеленые. – Он пожал плечами. – Смотрю я на вас – вы оба такие красивые, а я… – Паки встал на ноги. – А я уже старик.
Пит посмотрел на главного дрессировщика слонов:
– Паки, куда ты?
Паки обвел взглядом свою дорожную бригаду, занятую вечерней трапезой, затем посмотрел на полевую кухню и вновь повернулся к Питу и Вилл:
– Пожалуй, пойду подыщу себе какую-нибудь старушенцию.
В новой хижине, устроенной подальше от холмика, на вершине которого были спрятаны яйца, Хана и Вако сидели вдвоем в темноте, глядя на разведенный перед хижиной костер. Рука Вако покоилась на плече Ханы. Она нежно прильнула к нему всем телом. Вако повернул голову и заглянул ей в глаза. Она, словно завороженная, смотрела на языки пламени.
– О чем задумалась, Хана?
Застывшее выражение лица постепенно оттаяло. Хана закрыла глаза.
– Я пыталась вспомнить последовательность паролей для взлета корабля. Я знала их лучше, чем собственное имя. – Хана умолкла. – А теперь все перепуталось у меня в голове, в памяти прямо-таки зияющие дыры. – Хана задумчиво покачала головой. – Не знаю. Это все яйца. Они отняли у меня часть моей памяти.
Комета заглянула в лицо Вако:
– Поверишь ли, я даже не могу вспомнить лицо собственной матери.
Он обхватил ее голову рукой и прижал к груди.
– Ссендиссиане наделены потрясающими способностями, Хана. Взрослые особи воспринимают их как нечто само собой разумеющееся, и они точно знают, где и как применять их. А яйца – они еще дети.
Хана вздохнула:
– Но то, что они сделали, что они говорили… – Она покачала головой. – Мне бы и в голову не пришло назвать их детьми. Вако посмотрел на костер, подыскивая ответ.
– Ссендиссиане передают свою память потомкам. В каждом из этих яиц заключена память, знания и интеллектуальные способности, усвоить которые человеку понадобилось бы не менее тысячи лет. – Вако задумался и посмотрел на Хану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Крошка Вилл ткнула в него пальцем:
– Еще как платят. Трэверс дал тебе целый мешок кореньев за то, что ты поженил их с Бубновой Мэри. – С этими словами она обернулась к Паки. – А сколько ты заплатишь нашему Вощеному, чтобы он обвенчал тебя с Поварихой Джо?
Паки презрительно фыркнул в ответ:
– А зачем мне жена, скажи пожалуйста? С меня и слонихи достаточно.
Крошка Вилл притворно нахмурилась:
– Как, ты не знаешь?
Вощеный замахал единственной своей рукой:
– Хватит, прекратите. У меня нешуточные проблемы. Вощеный перешел на шепот и наклонился поближе к Паки.
– В том-то все и дело, – и он ткнул себя пальцем в грудь, – что я женю людей. Разрази меня на этом месте, Паки. Подж Лодер заявился ко мне после того, как я поженил Трэверса и Бубновую. И знаешь, что он сказал мне? «Гореть тебе в аду синим пламенем!»
– И ты теперь места себе не находишь?
– Нет, не в этом дело, – вздохнул Вощеный. – Просто и другим приспичило пожениться. Узнай об этом Подж, он будет сыпать проклятиями все двадцать три часа в сутки. – Вощеный посмотрел на Крошку Вилл, затем на Паки. – А что, если он прав? Кто я такой, чтобы женить людей?
Крошка Вилл хитро улыбнулась:
– Вощеный, признайся, ну кто лучше тебя умеет затягивать узлы?
Вощеный на мгновение уставился на Крошку Вилл, а затем произнес:
– Если ты, бесстыдница, не хочешь иметь со мной неприятностей, советую тебе не копаться в моих мыслях. – И он снова переключил внимание на Паки. – Послушай, я вот зачем к тебе пришел, не мог бы ты у себя в бригаде подыскать какую-нибудь работу для Дот Пот.
– А что ей теперь делать, тем более Квини погибла. Почему это ты вздумал отправить ее из поселка?
– Почему, почему? – Вощеный понизил голос. – Липнет она ко мне. Уже совсем доконала. Паки только развел руками:
– А что я могу? Подвести ее к алтарю?
Вощеный резко повернулся и зашагал назад к дому:
– Чертовы дрессировщики! Всю жизнь копались в слоновьем дерьме, потому теперь в голове у них не мозги, а это самое дерьмо.
Кто-то окликнул Паки со стороны колонны. В ответ он помахал над головой стеком, затем обратился к Крошке Вилл:
– А теперь живо за работу! Нам еще предстоит расчистить лесные завалы и обустроить место для лагеря.
Вилл направилась назад к Рег. Паки крикнул ей вслед:
– Эй, одну минуточку! – Вилл обернулась в его сторону. – И заодно оставь всю эту чушь про Повариху Джо. А то еще неизвестно, что взбредет в ее дурью башку.
Паки легонько подтолкнул слониху, и процессия медленно взялась с места. В прозрачном утреннем воздухе сотня ног подняла вверх дорожную пыль, и колонна двинулась через мост над Разлапистым Ручьем.
Где-то посреди Великой топи Вако-Вако пробудился от тревожного сна. Он приподнялся на локте и обвел взглядом свою убогую хижину. Все было таким же, как и прежде, если не считать небольших усовершенствований, сделанных рукой Кометы. Вако посмотрел на занавеску из травы, отделявшую их спальные закутки друг от друга.
– Комета, – прошептал он.
Ответа не последовало, Вако снова улегся на циновку и закрыл глаза. Он вновь пытался погрузиться в сон, но ему мешали странные, неприятные мысли. Они с Кометой жили как брат с сестрой. Ее присутствие, которое Вако-Вако поначалу воспринял как вторжение в его отшельничество, внесло в его жизнь приятное разнообразие, превратилось в неотъемлемую часть существования. Перед мысленным взором предстал образ пилота третьего шаттла. Хана Санаги. Длинные темные пряди волос и нежная, слегка смугловатая кожа. Лицо – то веселое, то задумчивое, то чувственное…
Вако резко сел на циновке.
– Ах ты, безмозглый ублюдок! – тихо сказал он в собственный адрес. – Ты снова попался. Это любовь, черт ее побери. Любовь.
И хотя казалось, будто это произошло вчера, на самом деле не один месяц прошел с той ночи, когда они с Кометой сидели друг напротив друга возле костра. Хана что-то говорила. Вако поймал себя на том, что не слушает ее, а только, как завороженный, следит за движениями ее губ, за едва заметной игрой мускулов под нежной кожей шеи, за трепетом длинных ресниц, блеском темных глаз. И он тотчас заставил себя остановиться – буквально заморозил в себе все, что мог или еще сможет почувствовать. Он ушел от костра в темноту и стал возле холмика, где зарыты яйца.
– Ты любишь нас, Вако? Ты ведь не уйдешь с этой самкой? Не бросишь нас?
Вако посмотрел на звезды:
– Конечно, не брошу.
– Мы ощущаем твои чувства, Вако. Внутри тебя идет борьба. Кто позаботится о нас, если ты уйдешь с ней?
Вако опустил взгляд, потер глаза и покачал головой:
– Я не брошу вас. Я обещал вашим родителям.
– Ты думаешь, Вако, будто тебе неведомы чувства. Но мы ощущаем их даже сквозь тот панцирь, что ты возвел внутри себя. Ты испытываешь чувства, Вако. Ты любишь эту самку.
– Молчать! –Вако глубоко вздохнул. – Какая вам разница? Нечего даже волноваться. Я дал обещание вашим родителям.
Он обернулся на желтые отблески костра. По ту сторону огня стояла черная стена джунглей, а над ней бездонное ночное небо. Почти в середине светлого пятна, опустившись на колени, Хана Санаги готовила чай из листьев какого-то диковинного растения. Этот свет, эта женщина – центр его маленькой вселенной. Но все-таки он надел поверх себя защитную броню равнодушия. Не будет – никогда и ни за что – никакой любви.
Ведь любить – значит рисковать слишком многим.
Вако вернулся к костру, выпил чаю с лепешкой и сделал вид, будто слушает рассказ Ханы о том, как она пыталась поймать и приручить одно из этих болотных чудовищ. Он даже вставил несколько реплик, отодвинув внутреннюю борьбу куда-то на задворки сознания.
Вернее, ему казалось, будто он ее туда отодвинул. И вот теперь он сидел на циновке и проклинал себя, проклинал свою слабость, проклинал Хану. В который раз он позволил хвори одержать над ним верх.
Вако натянул на себя одежду и зашептал в сторону травяного полога:
– Хана? Ты меня слышишь? Нам надо поговорить. Вако поднялся, надел рубашку и заглянул за край полога:
– Хана?
Но ее там не оказалось.
Вако повернулся и вышел из хижины. Он встал напротив двери, вглядываясь в предрассветной мгле под темный полог деревьев. Неожиданно до него донесся стон. Вако обернулся в сторону, откуда слышался этот звук, и увидел полуодетую фигуру Ханы, распростертую на холмике с яйцами.
– Хана! – Вопль, казалось, вырвался из глубины его души. Вако бросился к ней, оттащил с холмика и положил голову себе на колени. – Хана! Я же тебе говорил – не ходи к ним! Я же тебе говорил!
В его руках ее тело казалось совершенно беспомощным и безвольным. Хана с трудом выдавила из себя нечто похожее на тихий всхлип.
– Я не сама, Вако. Я не ходила. Это во сне. Они пришли ко мне… во сне. – Всхлипывания перешли в рыдания – Комета обняла Вако за талию, уткнувшись лицом ему в грудь.
Он прижался щекой к ее макушке:
– Но почему, черт побери, почему? И тогда заговорили яйца:
– В целях предосторожности, Вако.
– Предосторожности против чего?
– Ты любишь ее. Мы не можем без тебя, но ты любишь ее. Она – угроза для нас.
– Никакая она вам не угроза. Я же дал слово вашим родителям!
– Слово легко нарушить, Вако. Она должна умереть.
– Умереть? –Вако подложил правую руку под колени Ханы и поднял ее с земли. – Я уношу ее за пределы вашей досягаемости. Она не умрет!
– Умрет. Мы должны защитить себя. Мы убьем ее разум, ты не успеешь унести ее отсюда.Вако облизал губы.
– Не смейте! Не смейте так поступать со мной.
– Мы должны защитить себя, Вако!Вако наклонил голову, его щека соприкоснулась с лицом Ханы.
– Как вы не понимаете? Ведь после того, как я умру, кто-то другой должен взять на себя заботу о вас. Ведь вам сидеть в скорлупе почти триста лет. А я проживу еще лет пятнадцать, от силы двадцать. И то, кто знает?
Яйца молчали.
Вако поднял голову:
– Поймите, когда меня не станет, кто-то другой должен будет позаботиться о вас. То есть я должен оставить после себя ребенка. А для этого мне нужна женщина. Эта женщина… Хана. Убейте ее – и вы убьете себя. –Вако отвернулся от холмика. – Теперь я могу унести ее? Отвечайте!
Их мысль пришла к нему робкая, полная раскаяния.
– Если мы отдадим ее тебе, Вако, ты обещаешь не наказывать нас?
– Обещаю.
И Вако зашагал прочь, неся на руках безвольное женское тело. И хотя она не слышала его, он прошептал ей на ухо:
– Разрази меня гром, но я люблю тебя.
Много ночей спустя в лагере дорожно-строительной бригады посреди Великой топи Крошка Вилл смущенно оторвала губы от губ Пита.
– Ой, Пит, лицо у меня просто горит.
– И у меня тоже.
Вилл обвела взглядом темный лагерь:
– Вдруг нас кто-нибудь видит?
– Ну и что? –Он обнял ее за плечи. – Расслабься, Вилл. А то ты как доска. Спи. Паки скоро начнет всех будить. За завтрашний день он хочет проложить пять миль дороги. Так что давай-ка спать.
– Не могу, –пискнула Вилл.
– В чем дело!
Девушка уткнулась ему носом в грудь:
– Не знаю. Разные сомнения лезут в голову.
Пит обхватил ее обеими руками:
– Ну сама подумай. Мы любим друг друга – я тебя, ты меня. И так будет всегда. Какие еще могут быть в этом сомнения?Она заглянула ему в лицо, а он смахнул слезы с ее глаз.
– Пит…
– Не плачь, Крошка Вилл. Мы ведь ничего плохого не сделали.
– Пит?
Он поцеловал кончик ее носа:
– Что?
Ее рука скользнула ему под рубашку и погладила грудь.
– Я люблю тебя.
Пит быстро огляделся по сторонам. После дневных трудов дорожно-строительный лагерь спал сном праведника.
– М-м-м. –Он попытался что-то сказать, но не нашел слов. С его телом происходили какие-то странные вещи.
– Я, э-э-э…
– Пит? –Ее рука начала расстегивать ему рубашку.
– Ч-ч-ч-то?
– Скажи, что любишь меня. Скажи, что любишь меня больше всего на свете.
Она до конца расстегнула ему рубашку и поцеловала грудь.
Он крепче сжал ее в объятиях, затем высвободил одну руку и приподнял ее подбородок к своему лицу.
– Я никогда еще не испытывал ничего подобного. Я люблю тебя, Вилл. Я люблю тебя больше, чем что бы то ни было в этой вселенной.
Он сглотнул застрявший в горле ком и прикоснулся к ее губам.
Глава 13
Пройдя около двадцати миль через болота и топи, отряд первопроходцев и их слоны достигли наконец пологих склонов Нагорья. В горах оказался естественный проход, который вывел их к Великой пустыне, где когда-то приземлился седьмой шаттл. Когда они достигнут того места, строительство дороги Мийра – Куумик будет завершено.
Паки Дерн сидел у костра. Он посмотрел на Пита Арделли, затем обернулся в сторону Крошки Вилл. Затем на Пита. После этого снова на Вилл. В конце концов пожал плечами и уставился на огонь.
– Не знаю, что и сказать. На Земле знал бы. А здесь… Здесь все не так.
Паки посмотрел на Пита:
– Зато я точно знаю, что на это скажет Вощеный. Пит сжал руку Вилл:
– Какая разница, что он скажет? – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Я вот думаю, не вернуться ли мне в Мийру, когда туда отправят кого-нибудь за провизией, и не спросить Вощеного самому?
Паки почесал голову:
– Не знаю, ребята. Вы оба еще такие зеленые. – Он пожал плечами. – Смотрю я на вас – вы оба такие красивые, а я… – Паки встал на ноги. – А я уже старик.
Пит посмотрел на главного дрессировщика слонов:
– Паки, куда ты?
Паки обвел взглядом свою дорожную бригаду, занятую вечерней трапезой, затем посмотрел на полевую кухню и вновь повернулся к Питу и Вилл:
– Пожалуй, пойду подыщу себе какую-нибудь старушенцию.
В новой хижине, устроенной подальше от холмика, на вершине которого были спрятаны яйца, Хана и Вако сидели вдвоем в темноте, глядя на разведенный перед хижиной костер. Рука Вако покоилась на плече Ханы. Она нежно прильнула к нему всем телом. Вако повернул голову и заглянул ей в глаза. Она, словно завороженная, смотрела на языки пламени.
– О чем задумалась, Хана?
Застывшее выражение лица постепенно оттаяло. Хана закрыла глаза.
– Я пыталась вспомнить последовательность паролей для взлета корабля. Я знала их лучше, чем собственное имя. – Хана умолкла. – А теперь все перепуталось у меня в голове, в памяти прямо-таки зияющие дыры. – Хана задумчиво покачала головой. – Не знаю. Это все яйца. Они отняли у меня часть моей памяти.
Комета заглянула в лицо Вако:
– Поверишь ли, я даже не могу вспомнить лицо собственной матери.
Он обхватил ее голову рукой и прижал к груди.
– Ссендиссиане наделены потрясающими способностями, Хана. Взрослые особи воспринимают их как нечто само собой разумеющееся, и они точно знают, где и как применять их. А яйца – они еще дети.
Хана вздохнула:
– Но то, что они сделали, что они говорили… – Она покачала головой. – Мне бы и в голову не пришло назвать их детьми. Вако посмотрел на костер, подыскивая ответ.
– Ссендиссиане передают свою память потомкам. В каждом из этих яиц заключена память, знания и интеллектуальные способности, усвоить которые человеку понадобилось бы не менее тысячи лет. – Вако задумался и посмотрел на Хану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34