Женщина уже ничего не могла придумать и ляпнула заведомую глупость.
– Тот, который лечил Василия Ивановича, – прошептала она, мечтая только об одном, скорее отсюда уйти.
Но Алеша загораживал ей выход, и женщина умоляюще посмотрела на Вошина, взывая о помощи. И тот, наконец, заговорил:
– Никак нет-с, это клюквенная вода. Это я распорядился принести.
– Ну, тогда сам и выпей ее, – наливая жидкость из графина в стакан, сказал Алеша.
Управляющий понял, что каким-то образом его разоблачили, и теперь думал только о том, как отомстить противнику. Между тем, тем Алеша уже протянул ему стакан с отравой. Дальше все произошло так быстро, что я не успела вмешаться и предупредить нападение. Вошин ударил Алешу по руке, и стакан со звоном разбился о пол, после чего, он изо всех сил ударил мужа кулаком в лицо. Я невольно вскрикнула. Алеша от неожиданности отшатнулся, но тотчас опомнился и сам бросился в драку.
Конечно, я была на его стороне, но жестокость, с которой Алеша обрушился на Вошина, мне не понравилась.
Правда, тот оказался тоже не промах и попытался ему ответить. Разыгралась отвратительная сцена. Кончилось дело тем, что в спальню ворвалось несколько дюжих лакеев и барин Василий Иванович приказал им связать управляющего. Тот даже не пытался сопротивляться, но мужики когда вязали веревками, все равно начали его избивать. И опять безобразную сцену прекратил раненый помещик.
Алеша отвел меня в сторону и спросил, знает ли женщина, принесшая графин о том, что питье в нем отравлено. Я сказала правду, что знает.
– А еще кто-нибудь из этих? – он посмотрел на зрителей, которые в страхе жались по углам.
– Я вслушалась в то, что думают присутствующие, но у всех на уме была только радость, что, наконец, барин сверг ненавистного управляющего.
Василий Иванович, между тем, отослал лакеев из комнаты. Вошин неподвижно лежал на полу. Все лицо у него было в крови, но никто не спешил ему на помощь.
– Как вы узнали, что меня хотят отравить? – спросил нас с Алешей помещик и так ласково на меня посмотрел, что у меня сладко заныло сердце.
Алеша вместо ответа придумал отговорку, которую Василий Иванович не понял, он сказал, что все узнал при помощи дедукции. Что такое дедукция, помещик спросить постеснялся, но согласно кивнул головой. Пока они разговаривали, управляющий пришел в себя и начал ругать Алешу и Василия Ивановича. Всем стало понятно, как он ненавидит их обоих.
Алеша на ругань не обращал никакого внимания, а вот Василия Ивановича она очень обидела. Я знала, о чем он думает, и подивилась, какой он простой и добрый человек.
– Что я, Иван, тебе плохого сделал, почему ты хочешь моей смерти? – наконец, спросил он.
Вошин не успел ответить, как в разговор вмешался какой-то старичок, и начал корить его изменой и предательством. Тогда управляющий набросился с бранью и на старичка, и потом начал поносить и всех остальных, кто находился в комнате. Мне, как порядочной женщине, при таком разговоре находиться совсем не следовало, и я бы непременно ушла, чтобы не слушать площадные мужские ругательства, но не могла оставить Алешу и Василия Ивановича без защиты. Мало ли как могло повернуться дело.
К этому времени в спальню барина собралось много людей в господском платье и все они, поняв, в чем дело, начали дружно ругать Вошина и его сестру. Она опять попыталась тихо уйти из комнаты, но ее не пустили. Начался общий гвалт, из которого я поняла, что Вошин хотел заставить Василия Ивановича жениться на своей сестре, по имени Аграфена Михайловна, той самой, что принесла отраву. Но тут кто-то. закричал, что она Вошину вовсе не сестра, а полюбовница и та зарыдала в отчаянье.
По просьбе Алеши я ходила между этими людьми и слушала, о чем они думают, но больше заговорщиков не обнаружила. Все радовались, что теперь не будет Вошина и надеялись заставить Василия Ивановича плясать под свои дудки.
Алеше скоро надоел весь этот гвалт, он выгнал посторонних из комнаты больного, а управляющего с его помощницей приказал запереть в темную. Лакеи под надзором того же укоризненного старичка увели и Вошина и Аграфену Михайловну. Я подслушала их мысли и предупредила Алешу, что они договорились по дороге насмерть забить управляющего. Алеша сказал, что не допустит самосуда и пошел следом за ними, а я осталась с глазу на глаз с полной женщиной, только что разоблачившей любовную связь Вошина с его мнимой сестрой.
– Вы, милочка, кажется, жена этого лекаря? – свысока спросила она меня.
– Да, сударыня, – вежливо, ответила я.
– А я бригадирская дочь, мой батюшка был почти генерал, – сообщила она. – Вы я смотрю из простых?
– Вы правы, сударыня, – спокойно ответила я, но внутри у меня все клокотало, – я бывшая крепостная.
Бригадирскую дочь после моего ответа даже передернуло, и она не смогла сразу придумать, что еще сказать. Ко мне она сразу же потеряла интерес и думала о том, что теперь непременно соблазнит Василия Ивановича и выйдет за него замуж. Потом все-таки соизволила сказать:
– Я считаю, что каждый человек должен оставаться в том сословии, в котором появился на свет. В рождении есть промысел божий и не дело людей ему противиться. Ежели ты родился дворянином, то и оставайся дворянином, а ежели крестьянкой, то нечего лезть со свиным рылом в калачный ряд!
– Я с вами согласна, мадам, – ответила я ей по-французски.
Она немного смутилась и подумала, что я, скорее всего, бывшая горничная, научившаяся говорить у какого-нибудь француза. Сама она французским владела плохо, и перейти на него не осмелилась, продолжила унижать меня по-русски.
– Ваш муж изволит служить или работает от себя? – небрежно спросила он, явно показывая, какую делает честь, разговаривая со мной.
– От себя, – ответила я. – А вы, в каком качестве здесь живете?
Вопрос бригадирской дочери не понравился, она скривилась, но все-таки ответила:
– Мы с Трегубовыми в дальней родне, Василий Иванович во мне души не чает. Вы не заметили, как он на меня смотрел? Мы с ним скоро обручимся.
Сладкая мечта так ее взволновала, что она уже представила себя в подвенечном платье, выходящей из церкви под руку с красавцем и богачом Трегубовым и то, как ей будут завидовать все уездные барышни. Я слегка покопалась у нее в памяти и нашла чем отплатить за унижение.
– Не дело байстрюкам выходить замуж за благородных людей, – словно про себя, сказала я. – Если родился незаконным ребенком, то должен знать свое место!
Дама вспыхнула и посмотрела на меня с нескрываемой ненавистью. В голове у нее металось сразу с десяток мыслей. Она никак не могла понять, откуда я знаю о ее незаконном рождении и подозревала в интригах всех своих здешних знакомых. Наконец она нашла в себе силы ответить:
– Ежели вы такие гадости говорите обо мне, – прошипела она, явно нарываясь на ссору, – то это все пустой навет. Моя матушка была не дворовой девкой, а из княжеского рода. Можете спросить об этом у кого угодно! Мы люди благородные, не то, что некоторые!
Я никого ни о чем спрашивать не собиралась, просто повернулась к ней спиной и пошла разыскивать мужа.
Он вместе с Иваном был в дальнем конце обширного двора, возле темной. Там происходило что-то интересное, и я поспешила к ним, чтобы ничего не пропустить.
Оказалось, что в темной, куда собрались запереть Вошина и его Аграфену, уже сидит какой-то узник. Алеша с Иваном стояли в нескольких шагах от небольшой избы без окон. Когда я подошла, Иван как раз в ней скрылся.
– Что здесь случилось? – спросила я Алешу.
– Пока не знаю, – ответил он, – оказывается, там уже сидит какой-то узник, сейчас его раскуют, тогда и посмотрим.
Внутри темной уже слышались удары металла о металл.
– Вовремя мы приехали, – сказала я, – если бы еще чуть – то опоздали. Представляешь, тогда бы Трегубова убили.
– Он тебе что, понравился? – ревниво спросил Алексей.
– Не знаю, я его толком и не рассмотрела, – немного слукавила я. – Скоро мы вернемся в город?
– Сначала придется разобраться, что здесь происходит. Ты уже соскучилась по Котомкиным?
– Нет, почему же, мне даже интересно. Здесь все происходит прямо как в детективном романе.
– В чем? – испугано спросил Алеша. – Откуда ты знаешь о детективах?
Я поняла, что проговорилась и выкрутилась:
– Ты так подумал, а я услышала… А, что так нельзя говорить?
– Можно, но только что-то ты слишком много стала знать.
– Разве это плохо? – невинно поинтересовалась я. – Ты же сам говоришь, что мне нужно учиться.
– Не в этом дело, я боюсь, что слишком много информации тебе может повредить. Ну, в смысле психики… Я не знаю, как тебе это объяснить…
Слава богу, я и так все поняла, а объяснить он больше ничего не успел, из темной Иван вывел какого-то человека с мешком на голове. Тот был тощий как кощей, в рваной, черной от грязи рубахе, таких же коротких исподних портках и от него так воняло, что мы с Алешей, не сговариваясь, зажали носы.
– Срочно ведите его в баню! – приказал он, однако никто из дворовых даже не пошевелился.
Теперь, когда я перестала быть «дворовой девкой», сама начала понимать, как господам трудно что-нибудь добиться от своих слуг. Что же говорить о чужих «господах» мелкого ранга, на них дворовые или вовсе не обращали внимания или делали все так, чтобы тем больше не повадно было их просить.
– Есть здесь баня? – спросил дворовых Алеша.
Его услышали, но никто не ответил. Теперь местные рассматривали его столь же удивленно, как и замученного узника. Я посмотрела на толпу зрителей и нашла в ней парня-банщика. Он стоял, глупо вытаращив глаза и прикидывал, сколько можно будет получить за услугу с приезжего лекаря. Я тронула мужа за рукав и указала на парня глазами.
– Вон тот банщик.
– Где здесь у вас баня? – строго спросил у него Алеша.
Тот понял, что отвертеться ему будет трудно, и очень этим огорчился. Идти в баню ему было лень, и отвечать он тоже не спешил, он еще не придумал, за что можно потребовать с лекаря деньги и, пока суд да Дело, прикидывался дурачком. Однако Алеша смотрел ему прямо в глаза, и не собирался отставать. Парень так ничего толкового не придумал, тяжело вздохнул, и ответил:
– Как не быть, есть.
– Топлена? – продолжил допрос лекарь.
В голове у бедного банщика начали твориться всякие безобразия. Он даже вспотел от напряжения мысли. Баня была протоплена еще с утра, и получалось, как ни ответь, потребовать деньги было не за что. Он все-таки придумал острожный, уклончивый ответ:
– Кто ж её топить-то будет?
Мужа ответ не очень удивил, он уже привык к показной народной глупости защищающей от произвола господ и нежелания работать. Узник не дождавшись решения своей участи, от слабости уже опустился на землю.
– А где человеку помыться? – насмешливо спросил Алеша.
Банщик отодвинулся на шаг назад, выбрав из двух зол меньшее, остаться без денег, но избежать лишних хлопот.
– В бане, где же ещё, – устало, объяснил он глупому лекарю, удивляясь как такой дурак смог вылечить их барина.
– Так она же не топлена! – начал сердиться Алеша.
– Она ещё со вчерашнего дня не простыла, и с утра ее опять топили, – подсказал какой-то доброхот из-за спины банщика.
– Не простыла она, – подтвердил и он, – мы, что же, сами не понимаем…
Иван помог подняться острожнику и повел его в баню, а мы с Алешей пошли в барский дом, больше напоминавший дворец. Во дворе мужа остановил давешний старичок, взявший на себя управление хозяйством. Мне их разговор был не интересен, и я вернулась одна. В гостиной ко мне сразу подошла молодая девушка в господском платье и, сделав книксен, представилась племянницей Василия Ивановича Марьей Ивановной Трегубовой.
Ее, как всех в доме, волновало здоровье помещика, но про себя она думала не о нем, а о нас с Алешей. В Завидовском доме откуда-то уже все знали историю нашей любви и даже, то, что венчал нас не кто-нибудь, а сам епископ. Марья Ивановна сгорала от любопытства доподлинно узнать нашу историю. В ее мыслях не оказалось никакой подлости, и я не стала дичиться. Мы сели поболтать на диване, но тут вернулся Алеша и сразу же направился в покои Василия Ивановича. Не могу сказать почему, но мне очень захотелось еще раз увидеть Трегубова, и я не спрашивая разрешения, пошла следом за ним.
Василий Иванович уже оправился от недавнего потрясения, и полусидел в постели, опираясь спиной на взбитые подушки. То, что Алеша пришел не один, а со мной, его обрадовало.
Он посмотрел на меня своими ласковыми глазами и подумал, что никогда раньше, даже при дворе не встречал такой красивой женщины. Мне это было так приятно узнать, что я почувствовала, как у меня забилось сердце и вспыхнуло лицо. Дальше обо мне он думал то же что и другие мужчины, но я уже к такому привыкла и на них не обижалась. Если говорить честно, то и мне еще не приходилось видеть таких красивых мужчин как Василий Иванович. Конечно, если не считать Алешу.
– Я вам так благодарен за свое спасение, – томно, сказала Трегубов, стараясь смотреть только на Алешу, но против воли не сводя с меня глаз, – только я так, и не понял, как вы узнали, что меня хотят отравить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42