– Я мигом! – воскликнула она и, повернувшись на месте, так что раздулся подол нового сарафана, умчалась к квартирным хозяевам добывать огуречный рассол.
Пока Натальи не было, я оделся, умылся, почистил зубы тайной, чтобы не смущать аборигенов непонятными действиями, зубной щеткой, разогнал Ваню за плохую ковку донца, – заведовать лошадиным хозяйством была его святая обязанность, и уныло ждал, когда мне полегчает. Лучше всего было бы полечить похмелье некоторым количеством водки, но одна мысль о жутком сивушном запахе местных спиртных напитков отвращала душу от алкоголя.
– Ну, что там у них нового? – спросил я девушку, когда она принесла кружку мутного рассола.
– Поляки по Москве безобразничают, – ответила девушка, сочувственно наблюдая, как я медленно цежу кислую, умиротворяющую внутренний пожар жидкость.
– Это которые вместе с царем пришли?
– Да, ходят по улицам и задирают москвичей. Говорят женщинам от них отбоя нет.
– Поляки они такие, всегда пижонами были, – подтвердил я, хотя никаких доисторических поляков никогда и в глаза не видел. Знал о них по произведениям Гоголя, писателя гениального, но не утруждавшего себя ни исторической достоверностью, ни излишней ученостью.
– Одеваются они очень красиво, – с непонятным мне тайным смыслом сказала Наташа.
– Ну и пусть, русскому человеку красивая одежда не нужна. У нас вместо нее национальное величие и бескрайние просторы!
– Да, а я вот вчера такой красивый кафтан приглядела, нужно было его взять, такой впору и царю надеть!
Я подумал, что она заботится о моей внешности, и строго сказал:
– О моей одежде забудь, я сам с ней разберусь.
– Я подумала, он батюшке впору был бы, чтобы не стыдно было в гробу лежать.
– Господи, ты опять за свое. Ну и что там еще поляки делают?
– Пьют и дерутся, – потеряв интерес к разговору, ответила она. – Москвичам не нравятся.
– Нам никто не нравится, мы сами себе не нравимся.
– Говорят, царь их отослать хочет назад в Полянию, казной прельщает, а они ни в какую.
Мне, честно говоря, особого дела до поляков не было. Рассол немного смягчил похмелье, но голова по-прежнему трещала, и небо казалось с овчинку.
– Я так надеялась, что мы вчера, а ты так напился, – резко поменяла тему разговора Наталья. – Когда теперь удастся...
– Так в чем дело, иди сюда...
– Нет, – отстранилась она, – вдруг кто-нибудь войдет!
– Что-то это тебя раньше не останавливало.
– Мало ли что. было раньше, раньше и ты был совсем другим! Если я тебе стала не нужна, так и скажи. Только я не могу быть с тем, кто меня не почитает!
– Ясно.
Теперь стало понятно, куда она клонит.
– Что тебе ясно?
– Ну, если я хочу с тобой спать, то должен ходить перед тобой на полусогнутых.
– На чем ходить? – не поняла Наташа.
– Все, проехали.
– Ты стал совсем другой.
– Знаешь, ты тоже.
– Что я тоже?
– Сильно изменилась, сразу видно, что папина дочка.
Мне показалось, что Наталья не поняла и половины того, что я сказал, но и того, что до нее дошло, хватило, чтобы обидеться и постараться это скрыть. Ссориться перед поездкой в имение отца ей никак не хотелось. Потому она ласково улыбнулась и спросила:
– Как ты себя чувствуешь? Уже лучше?
– Пожалуй.
– Вот и хорошо. Может быть, ты еще немного поспишь? Тогда выедем позже. Только лучше засветло доехать, а то можно и к разбойникам попасть. Говорят, в лесах такие страсти творятся!
– Да ладно, как-нибудь переживу, Надо же тебя на похороны отца доставить.
– Тогда вставай, я Ване седлать давно велела. Он уже, поди, нас заждался. А по дороге можно в хорошем трактире пообедать. Я один знаю, там такой вкусный взвар готовят!
Я с интересом смотрел на девушку. Конечно, оборотистость и деловитость – хорошие качества, но иногда, в частных отношениях, они бывают явно избыточными. Однако начинать выяснять отношения желания не было. Тем более что мне прозрачно намекнули, что с послушанием будут увязаны и ночные радости.
Я надел кольчугу, шлем, проверил оружие, и мы вышли во двор. Оседланные лошади ждали возле крыльца. Ваня соскочил с жеребца покойного дьяка и бросился помогать Наталье сесть в седло его Зорьки. Потом, как мне показалось, все время выжидающе смотрел на Наталью, словно ждал ее похвалы и знаков расположения. То ли влюбился, то ли признал за лидера нашей маленькой группы.
– Ну что, едем? – спросил я, словно исполняя формальные обязанности старшего.
– Погодите, мне нужно сойти, – смущенно улыбнувшись, сказала девушка и просительно посмотрела на меня, ожидая, что я помогу ей спуститься с лошади. Мне делалось все интереснее наблюдать за ее маневрами. Стало понятно, что все, что она делает последнее время, неспроста, и имеет какую-то определенную цель.
Я ей помог, и она, не торопясь, удалилась в хозяйскую сталчковую избу, говоря попросту, в туалет. Конечно дело житейское, но посадить мужиков в седла, а самой полчаса заседать в клозете – действие, которое явно имело какую-то психологическую нагрузку.
– Заждались? – вернувшись, весело спросила она, одаривая нас очаровательными улыбками.
– Нет, ничего, ты недолго, – подобострастно ответил Ваня.
– Едем! – теперь уже утвердительно сказала она и первой тронула лошадь.
Оказалось, что даже формальное лидерство перешло в ее слабые нежные ручки. Однако Наташа не учла одной мелочи. Мой донец никому не позволял скакать впереди себя. Он тотчас обошел Зорьку и занял свое законное место. Не знаю, как это восприняла наездница, мне больше ее видно не было, а злорадно оглядываться я не стал.
До городских ворот мы добрались безо всяких задержек. Время было самое разъезжее, около восьми часов утра, и не приходилось объезжать улицы, перекрытые рогатками, как это часто случалось в неурочные часы. Стрельцы выпустили нас из города беспрепятственно. Их больше интересовали приезжающие, а не отъезжающие.
На свежем воздухе мне немного полегчало. Обруч, с утра опоясавший голову, ослабел, и я даже начал получать удовольствия от быстрой езды. Наши кони шли хорошей рысью, так что скоро мы оказались далеко за городом.
Об остановке на обед в известном Наталье трактире разговора больше не заходило, и я, уехав из дома без завтрака, начал чувствовать голод.
– Наташа, надо бы остановится, поесть, – сказал я, придерживая донца, когда мы въехали в какое-то большое село с трехкупольной церковью.
– Потерпи немного, скоро доедем! – весело крикнула она, пришпорила Зорьку и ускакала вперед.
Я догнал ее, и мы поехали рядом.
Как бы ни уверена была Требухина, что ее отец умер, без подготовки соваться в осиное гнездо я не хотел.
– Наташа, давай сначала остановимся в соседнем селе и все разузнаем, – предложил я.
– Зачем?
– Если ты ошиблась...
– А с чего ты решил, что я ошиблась? – удивилась она.
– Тебе что, мало было просидеть ночь в подполе? – вопросом на вопрос ответил я, не собираясь затевать диспут о ее способностях к предвиденью.
– Подумаешь! Если бы не захотела, то и не сидела бы, – ответила она, почему-то отвернувшись в сторону. – Как-то я ведь жила до встречи с тобой!
Ответить на это мне было нечего. Получилось, что я без спроса вмешался в ее личную жизнь и оказал ей непрошеную услугу.
– Извини, не знал, – после долгой паузы единственное, что нашел сказать я.
– Ничего, что было, то прошло, – примирительно откликнулась девушка.
Дальше мы ехали молча. Естественно, мое настроение заметно ухудшилось. Думаю, что у любого нормального человека тут же возникла к любимой масса вопросов. Появились они и у меня. Однако для проникновенного разговора момент был не самый подходящий, лошади шли приличной рысью, и между нами было метра два дистанции. Однако я все-таки попытался резюмировать ее странное высказывание:
– Если тебе не нужна моя помощь, то будет лучше, если к себе домой ты поедешь одна.
– Как это одна? – удивилась Наташа.
Она подъехала ближе, и теперь мы скакали, можно сказать, ноздря в ноздрю. Девушка смотрела на меня с удивлением, как будто я ляпнул невероятную глупость.
– Я провожу тебя до вашего имения и вернусь в Москву. Если ты уверена, что тебе ничего не грозит, то справишься и сама.
– Нет, мы должны приехать туда вместе, – уверенно, как о деле решенном, сказала она и вернулась на старую позицию в двух метрах от меня.
– Зачем? – задал я вполне резонный с моей точки зрения вопрос.
– Мне может понадобиться твоя помощь, – пришпоривая лошадь, крикнула она и вырвалась вперед.
Мне делалось все интересней жить. Пока я не мог понять, какую игру она ведет, но что с Наташей не все так просто, было уже понятно. Вчера и сегодня она, как могла, боролась за лидерство и всеми доступными средствами пыталась меня подмять под себя и заставить подчиняться.
Другое дело, что в отношениях со мной возможности у нее были ограничены, и для успешного воспитания явно недоставало времени. Вот если бы я был в нее безумно влюблен, и она шажок за шажком, как это делают многие женщины, загоняла мужа под свой каблук, так, чтобы он этого и не почувствовал. Вырабатывала у меня, так сказать, динамический стереотип поведения, когда носить в зубах поноску и четко выполнять команды делается естественным, привычным мужским состоянием.
Моему донцу опять не понравилось, что кобыла его все время обгоняет, и он легко поравнялся с Зорькой.
– Ты как знаешь, а я, пока не разберусь, что там у вас происходит, в ваше имение не поеду! – крикнул я и ускакал вперед, оставив Наталью размышлять над горькой женской долей.
Впереди показалось небольшое село с низенькой церквушкой. Я остановился возле избы со знаком трактира и соскочил с коня. Следом подъехала Наталья, за ней Ваня. Он всю дорогу упорно держался позади, видимо, чтобы не встревать в хозяйские распри.
– Туда не пойдем, там не чисто! – крикнула Наталья. – Поехали дальше!
Однако я не послушался, привязал лошадь к коновязи и, не оглядываясь, пошел в трактир. Теперь в трудном положении оказалась она. Наталье нужно было или оставаться в седле и ждать, когда я соизволю выйти, или уехать, или идти следом.
Трактир, тут она была права, и правда оказался грязным, с роем мух, гудящих под низким закопченным до антрацитового цвета потолком. Впрочем, другие постоялые дворы, как правило, особенно от него не отличались. В зале обедало несколько возчиков в крестьянском платье, и явление человека в дорогом шлеме и кольчуге обратило на себя общее внимание. Я выбрал место недалеко от дверей, где воздух был не такой спертый, сел и подозвал хозяина.
Разносолами тут не потчевали. Я заказал сбитень, народное горячее питье, приготовляемое из меда и пряностей, и пирог с капустой.
Пока хозяин выполнял заказ, в зал вошли Наталья с Ваней. По всем правилам «межличностных отношений» девушка должна была надуться, сесть напротив меня и всем своим видом демонстрировать обиду безвинной жертвы.
Однако наша красавица повела себя совсем не так, как следовало. Правда, она села напротив меня, но с такой безоблачной улыбкой, как будто я только что выполнил ее самое сокровенное желание. Трактирщик уже нес кувшин со сбитнем, но как только увидел Наталью, почему-то бегом вернулся назад и скрылся из зала.
– Впереди есть хороший, чистый трактир, а тут всегда на полах мусор, – сказала девушка, оглядываясь по сторонам.
В этот момент в зал вернулся хозяин с другим, уже обливным керамическим кувшином и на полусогнутых, кланяясь и приседая, поставил питье на стол. На меня он больше не смотрел, буквально ел глазами Требухину.
– Извольте, боярышня, откушать пирога с куриными грудками, – сладким голосом проговорил он, – моя старуха специально испекла для дорогих гостей.
Кажется, Наталью здесь знали, потому вполне можно было узнать и о ее домашних делах.
– Хорошо, принеси, – разрешила она, и трактирщик начал, пятясь, отступать.
– Погоди, голубчик, – остановил я его, – не знаешь, как здоровье боярина?
– Какого боярина? – испуганно спросил он, продолжая пятиться.
– Требухина.
– Откуда мне такое знать, мы люди маленькие, – уже издалека ответил он.
Жизнь делалась все интереснее. Кажется, милое семейство имело в округе солидную репутацию.
– Вот видишь, если бы твой отец умер, об этом здесь все знали, – сказал я Наталье. – Может быть, лучше вернемся в. Москву?
Наталья посмотрела на меня странным отсутствующим взглядом. Потом неожиданно улыбнулась и облизала розовым языком красиво очерченные чувственные губы. Спросила:
– Ты сегодня нарочно решил меня дразнить?
– Дразнить? – переспросил я, наблюдая, как возвращается хозяин с деревянным блюдом, покрытым чистой холстиной. За его спиной маячила полная женщина, вероятно, трактирщица, жадно разглядывая нашу компанию. – Чем это я тебя дразню, тем, что твой отец жив?
– Ты сегодня какой-то грубый и не ласковый, ты меня совсем... – она не успела договорить, подошел хозяин и торжественно водрузил пирог с куриными грудками на стол.
– Приятного аппетита, – промурлыкал он, низко клянясь и сладострастно прищуривая глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41