..
Формой Общежитие напоминало поставленный вертикально старинный фонарик: более широкий круглый цоколь, затем горизонтальная плоскость, а над ними — очень высокая цилиндрическая башня с антенной-тарелкой у вершины. Если бы Раппопорт или кто другой позже попросил Данислава быстро изобразить эту постройку, то Дан нарисовал бы простенький рисунок:
Ни одного окна — зачем окна, на что смотреть, если телекубы могут симулировать любой ландшафт из любой временной эпохи? Вершина постройки погружалась в искусственное сияние, которое включали на ночь для освещения города. Полотнища света лениво двигались — как если бы кто-то взял за один конец разноцветную простыню из легкой металлопленки и стал трясти ею, заставляя полоскаться, ходить волнами над землей, и все это снял на видео, а затем пустил изображение в замедленной съемке.
На стоянке под распахнутыми дверями полукруглого центрального входа стояло множество машин — и обычных, и такси-челомобилей, которые, доставив пассажиров на вечеринку, ожидали их возвращения. Дан и Ната прошли между токамобилями, слыша бормотание таксистов: у тех была своя сеть, в которой они, как правило, проводили все свободное время.
Общежитие вовсе не показалось Даниславу таким уж распрекрасным. Разве что высокое очень, а больше никаких достоинств. До Ниагары во всех смыслах далеко...
— Так купил бы себе билет тоже, — говорила Ната. — Разве он дорогой?
— Не знаю, — отвечал Данислав. — Тебе-то я не покупал...
Некоторое время назад выяснилось, что билет, который Ната подобрала, после того как антивирус Дана шуганул пиаробота, — это пропуск на многочасовую экскурсию вглубь ничейной ПсевдоДнестровской зоны, что извивающейся лентой тянулась между двумя подсознаниями. ПсевдоДнестр, искусственный речной приток, первым подвергся заражению микророботами. До того планета успела пострадать от их крошечных нано-сородичей, когда управляющие ими компьютеры, способные манипулировать материей на атомарном уровне, накрыли Исландию сплошным слоем интеллектуального наногеля. Его распространение удалось остановить лишь введя в него резидентную программу, логический вирус, который ‘поссорил’ наногель самого с собой, в результате чего тот скоропостижно скончался от внутренней нейрологической войны. Впрочем, было подозрение, что отдельные кляксы наногеля, вовремя отделившие свое сознание от материнской массы, затаились в земных трещинах, так что Исландию на всякий случай взорвали. С тех пор нанороботы никто не производил, — но и микророботы, как оказалось, тоже ничего хорошего не принесли. После их бунта воды и берега ПсевдоДнестра на долгое время обезлюдили, а теперь там возникла ядреная смесь Дикого Запада и чернобыльской зоны.
‘Наземный транспорт’, который расхваливал рекламный автомат, оказался всего лишь сцепкой туристических вездеходов, лязгающего, растянувшегося на полкилометра каравана, из бронированных окошек которого туристы разглядывают экзотические пейзажи и диковатых аборигенов Псевдозоны.
— Видел я это, — проворчал Дан. — Мне такие штучки никогда не нравились. Там наверху платформа, вроде как открытая, с невысоким ограждением. Столики, официанты. Туристы сидят и смотрят наружу. В безопасности, потому что платформа под аэрационным пологом.
— Ну так что?.. — ныла Ната. — Ну вот и поехали...
— Это вроде зоопарка, понимаешь? Сидят богатые хрычи и пялятся на замурзанных фермеров, бродяг этих всех, на дикарей... У них, может, голод, дети мрут — а тут мимо катит себе туристический караван, весь в огнях, и хорошо одетые буржуи тычут в них пальцами. Не поеду!
— Всего ведь на три часа экскурсия, — не отступала Ната, успевшая просмотреть текст на обратной стороне билета и загоревшаяся идеей прокатиться по ничейной зоне.
Они подошли к раскрытым дверям Общежития, сквозь которые внутрь вливались последние ручейки гостей. Между дверями и холлом тянулся просторный тамбур с парой сенсорных подков, вдоль стен стояло два десятка охранников-бюриков в серебристой форме, все с болевыми жердями в руках. Дан заприметил на потолке что-то новое, устройства, которых раньше не видел: длинные гибкие штыри с решетчатыми шариками на концах. Штыри состояли непонятно из чего, вроде — металл, но слишком мягкий, да и цвет какой-то странный, густо-янтарный... Они поворачивались, направляя шарики на посетителей, вздрагивали, а потом застывали.
— Не могу, — сказал Дан. — Мы специально ради этого банкета сюда прилетели, а ты хочешь, чтобы мы ушли... Ну не могу! Не обижайся.
Ната свесила нос, и все время, пока они пробирались через толпу, молчала.
Круглый холл блистал огнями; шум голосов, шарканье ног и смех отражались от высокого зеркального потолка, под которым тянулась кольцевая площадка с дверями лифтов. Вверху плясали, переливаясь, проникая друг в друга и распадаясь, голографические картины — не один рекламодатель выложил ЭА приличную сумму за то, чтобы установить в холле Общежития свой проектор. Ната тут же воспряла духом, заулыбалась и стала крутить головой, разглядывая толпу.
Состояла она в основном из молодежи, хотя попадались и солидные дамы и господа. Молодежь по большей части двигалась в сторону ведущего вниз широкого пандуса, а гости поважнее поднимались наверх, к лифтам.
— Внизу дискотека должна быть! — прокричал Данислав. — ‘Электрикум Арт’ самого этого, как его... Зага Космо пригласило!
— Так мы туда идем? — обрадовалась Ната.
— Нет. Нам наверх, мы вроде как знатные гости...
Она опять скуксилась, и тогда Данислав, начиная раздражаться, прокричал:
— Слушай, я не понимаю! Тебе что, совсем не хочется на этот банкет? Ты же готовилась, красилась, платье это надела... В чем дело?
Они уже вступили на узкий спиральный эскалатор, один из множества, тянувшихся к кольцевой площадке с дверями лифтов. Море людских голов, на котором отблески голограмм скользили, переливались, будто радужные бензиновые узоры на поверхности лужи, медленно проворачивалось, опускаясь под ними.
— Ты обидишься, — сказала Ната.
Данислав покрутил головой, взглянул на стоящего впереди мужчину в дорогом вечернем костюме, на двух дам, ехавших ниже, и все понял.
— Не обижусь, честное слово. Так что?
— Мы ведь часто на такие банкеты... Ты меня постоянно на них водишь. Мне на них...
— Скучно?
— Да... нет. То есть и скучно тоже. Но еще я...
— Чувствуешь себя стесненно? Не знаешь, как себя вести со всеми этими людьми? Тебе неинтересно, о чем они говорят, главное, ты вообще не понимаешь большую часть того, что они говорят, и ты напряжена, скована?..
Она внимательно, слегка растерянно и чуть обиженно слушала, а когда он замолчал, сказала:
— И еще эти дядьки... Они...
— ...Бросают на тебя плотоядные взгляды, и хотя, в принципе, мужское внимание приятно, но именно их внимание, взгляды этих старых гамадрилов, — неприятно? А дамы...
— Гамадрилов? — переспросила она.
— Неважно. А дамы все такие холеные, холодные, расфуфыренные, и бокалы держат, оттопырив мизинцы?
— Что? — удивилась она. — Какие мизинцы?
Они уже достигли площадки с лифтами, и Данислав отвел Нату в сторону, встал под стеной, отрешенно разглядывая поток людей. Кабины то подъезжали и раскрывали двери, то уезжали.
— Да... — заключил он. — Это не для тебя, правильно. Ты терпела, а теперь решила восстать. Взбунтоваться.
Ната потупилась, хмуря брови.
— И ты тоже становишься другим на этих вечеринках.
Он развел руками.
— У меня работа — ходить по ним...
Она подняла голову и взглянула ему в глаза.
— Какая работа?
Данислав молчал долго. Почему бы и не сказать ей? Какая, в конце концов разница, что плохого в том, если она узнает... Понимаешь, все считают, что я — богатый наследник, владелец ‘Искусственных садов’, бездельник-повеса при кликах, и меня приглашают на все подобные мероприятия, а еще — на заседания дюжины фондов и десятка контор, совладельцев акций ‘Искусственных садов’, на все вечеринки, балы, банкеты. А на самом деле... На самом деле, когда стало известно, что родители замешаны в нелегальном клонировании внутренних органов, и образцы берутся у детей с африканского юга — все наше имущество перешло под контроль Континентпола, и на скорости двести километров родители врезались в ограждение, предварительно отключив систему безопасности токамобиля — это был никакой не теракт новогвинейских националистов из Юго-Восточного Бессознательного, это было самоубийство. Теперь Континентпол поддерживает мой имидж богатого молодого бездельника, хотя у меня, по сути, ничего нет, я вынужден работать на Раппопорта-старшего, хозяина конторы по техно-шпионажу, сотрудничающей в основном с Континентполом, который ограничен законами Сознания и доверяет всякие двусмысленные мероприятия частным партнерам; я живу за счет Раппопорта и собираю инфу — любые сведения, слухи и сплетни, циркулирующие среди элиты, а еще ко мне до сих пор иногда обращаются мелкие лаборатории, пытаясь продать какое-нибудь изобретение, ведь известно, что мои родители сделали первоначальный капитал, помимо прочего, приторговывая новейшим хай-теком, а теперь эти изобретения Раппопорт перекупают для Континентпола... Ну а сейчас — необычное задание, шеф хочет, чтобы я нашел его брата, или кого-нибудь из университетской спец-группы ‘Вмешательства’, и через них добыл винчестер Гэндзи — судя по всему, на этом секретном спутнике у тибетцев прорыв в технологиях, они создали нечто невиданное, а ведь ‘Вмешательство’ последние годы вкладывает большие средства в оружие, и если они изобрели какую-то, черт его знает, супер-пушку или еще что, то информация про это как раз и может храниться на винте Гэдзи, коль скоро он сумел выследить группу и проник на их компы, а потом еще, судя по всему, и добрался до этого Черного Спутника, или как его там...
Конечно, ничего этого он не сказал. Зачем? Все бессмысленно.
— Знаешь, а и вправду, езжай на свою экскурсию, — предложил он, кладя руки Нате на плечи. — Ну что ты будешь мучаться здесь?
— Без тебя? — спросила она.
Он виновато кивнул.
— Без тебя мне не хочется.
— Ну не могу, пойми! — взмолился Данислав, заглядывая в большие, ясные и — сейчас — грустные глаза. — Мне надо переговорить с некоторыми людьми, что-то обсудить... А ты съезди, отдохни. Поглядишь на всяких дикарей. Там безопасно, такие караваны не через геовэб программистами управляются, а живыми водителями, и охрана там всегда хорошая. До утра вернетесь. Где этот твой билет, дай сюда...
У Наты была сумочка, неизменный женский генитальный символ, крошечная, с ладонь, висящая на почти невидимом прозрачном шнурочке. Она раскрыла ее и достала прямоугольный листок пластика.
— Так... — протянул Данислав, читая медленно ползущий текст сначала на одной стороне, потом на другой. — Смотри, отправляется меньше чем через час. Маршрут стандартный для таких круизов... Место отправления... Ну, это возле той станции, на которой мы со струнника сошли. Клики у тебя остались?
Ната кивнула: у нее была карточка и счет в банке, открытый Даниславом.
— Ну так, сейчас выйдешь, возьмешь любой челомобиль и скажешь адрес: Струнная-1. Там сядешь на этот караван. Вся экскурсия займет часов шесть. Тонк у тебя есть, в случае чего позвонишь. Как вернетесь, опять такси возьмешь и доедешь до гостиницы ‘Парадигма’. Я скорее всего еще спать буду, код замка помнишь? Вот и хорошо...
Они смущенно посмотрели друг на друга. Это было первый раз за все время знакомства, когда они собирались провести столько времени порознь. И хорошо, решил Дан. Пусть привыкает потихоньку, потом легче будет...
Он поцеловал Нату в щеку, ободряюще улыбнулся.
— Все нормально?
— Да, — сказала она.
Данислав видел, очень ясно видел все одолевающие ее чувства — детская радость, что она все-таки поедет туда, куда хочет поехать, и огорчение, что они не едут вместе, и недавно зародившееся опасение: что-то меняется... Мужчины не такие, а женщины способны сразу представить все последующие отношения, решить, как оно будет дальше — короткий ли это роман или на всю жизнь, замужество, дети... Ната была уверена, что это навсегда — ‘до самой смерти, и чтоб умереть в объятиях друг друга’, — а теперь вот впервые, может, не прямо сейчас, но совсем недавно, возможно, когда они летели на острове, — впервые почувствовала, что созданная в мечтах картина неверна...
— Я тогда пойду, — сказала она.
— Но ты точно не потеряешься?
— Нет, Даник... Ну что я, по-твоему, совсем уж дурочка?
Он энергично потряс головой.
— Я так не думаю! Просто ты не привыкла еще пока...
Она ушла, а Данислав из-за ограждения смотрел, как ее прическа движется среди множества других и исчезает в дверях холла, — смотрел, охваченный иррациональным тревожным чувством, что никогда больше Нату не увидит; чувством, порожденным, конечно, правым полушарием его асимметрично работающего мозга.
Лифт напоминал обрезок стеклянной трубы, рассеченный вдоль вертикальной оси и прилипший плоской частью к направляющим штангам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Формой Общежитие напоминало поставленный вертикально старинный фонарик: более широкий круглый цоколь, затем горизонтальная плоскость, а над ними — очень высокая цилиндрическая башня с антенной-тарелкой у вершины. Если бы Раппопорт или кто другой позже попросил Данислава быстро изобразить эту постройку, то Дан нарисовал бы простенький рисунок:
Ни одного окна — зачем окна, на что смотреть, если телекубы могут симулировать любой ландшафт из любой временной эпохи? Вершина постройки погружалась в искусственное сияние, которое включали на ночь для освещения города. Полотнища света лениво двигались — как если бы кто-то взял за один конец разноцветную простыню из легкой металлопленки и стал трясти ею, заставляя полоскаться, ходить волнами над землей, и все это снял на видео, а затем пустил изображение в замедленной съемке.
На стоянке под распахнутыми дверями полукруглого центрального входа стояло множество машин — и обычных, и такси-челомобилей, которые, доставив пассажиров на вечеринку, ожидали их возвращения. Дан и Ната прошли между токамобилями, слыша бормотание таксистов: у тех была своя сеть, в которой они, как правило, проводили все свободное время.
Общежитие вовсе не показалось Даниславу таким уж распрекрасным. Разве что высокое очень, а больше никаких достоинств. До Ниагары во всех смыслах далеко...
— Так купил бы себе билет тоже, — говорила Ната. — Разве он дорогой?
— Не знаю, — отвечал Данислав. — Тебе-то я не покупал...
Некоторое время назад выяснилось, что билет, который Ната подобрала, после того как антивирус Дана шуганул пиаробота, — это пропуск на многочасовую экскурсию вглубь ничейной ПсевдоДнестровской зоны, что извивающейся лентой тянулась между двумя подсознаниями. ПсевдоДнестр, искусственный речной приток, первым подвергся заражению микророботами. До того планета успела пострадать от их крошечных нано-сородичей, когда управляющие ими компьютеры, способные манипулировать материей на атомарном уровне, накрыли Исландию сплошным слоем интеллектуального наногеля. Его распространение удалось остановить лишь введя в него резидентную программу, логический вирус, который ‘поссорил’ наногель самого с собой, в результате чего тот скоропостижно скончался от внутренней нейрологической войны. Впрочем, было подозрение, что отдельные кляксы наногеля, вовремя отделившие свое сознание от материнской массы, затаились в земных трещинах, так что Исландию на всякий случай взорвали. С тех пор нанороботы никто не производил, — но и микророботы, как оказалось, тоже ничего хорошего не принесли. После их бунта воды и берега ПсевдоДнестра на долгое время обезлюдили, а теперь там возникла ядреная смесь Дикого Запада и чернобыльской зоны.
‘Наземный транспорт’, который расхваливал рекламный автомат, оказался всего лишь сцепкой туристических вездеходов, лязгающего, растянувшегося на полкилометра каравана, из бронированных окошек которого туристы разглядывают экзотические пейзажи и диковатых аборигенов Псевдозоны.
— Видел я это, — проворчал Дан. — Мне такие штучки никогда не нравились. Там наверху платформа, вроде как открытая, с невысоким ограждением. Столики, официанты. Туристы сидят и смотрят наружу. В безопасности, потому что платформа под аэрационным пологом.
— Ну так что?.. — ныла Ната. — Ну вот и поехали...
— Это вроде зоопарка, понимаешь? Сидят богатые хрычи и пялятся на замурзанных фермеров, бродяг этих всех, на дикарей... У них, может, голод, дети мрут — а тут мимо катит себе туристический караван, весь в огнях, и хорошо одетые буржуи тычут в них пальцами. Не поеду!
— Всего ведь на три часа экскурсия, — не отступала Ната, успевшая просмотреть текст на обратной стороне билета и загоревшаяся идеей прокатиться по ничейной зоне.
Они подошли к раскрытым дверям Общежития, сквозь которые внутрь вливались последние ручейки гостей. Между дверями и холлом тянулся просторный тамбур с парой сенсорных подков, вдоль стен стояло два десятка охранников-бюриков в серебристой форме, все с болевыми жердями в руках. Дан заприметил на потолке что-то новое, устройства, которых раньше не видел: длинные гибкие штыри с решетчатыми шариками на концах. Штыри состояли непонятно из чего, вроде — металл, но слишком мягкий, да и цвет какой-то странный, густо-янтарный... Они поворачивались, направляя шарики на посетителей, вздрагивали, а потом застывали.
— Не могу, — сказал Дан. — Мы специально ради этого банкета сюда прилетели, а ты хочешь, чтобы мы ушли... Ну не могу! Не обижайся.
Ната свесила нос, и все время, пока они пробирались через толпу, молчала.
Круглый холл блистал огнями; шум голосов, шарканье ног и смех отражались от высокого зеркального потолка, под которым тянулась кольцевая площадка с дверями лифтов. Вверху плясали, переливаясь, проникая друг в друга и распадаясь, голографические картины — не один рекламодатель выложил ЭА приличную сумму за то, чтобы установить в холле Общежития свой проектор. Ната тут же воспряла духом, заулыбалась и стала крутить головой, разглядывая толпу.
Состояла она в основном из молодежи, хотя попадались и солидные дамы и господа. Молодежь по большей части двигалась в сторону ведущего вниз широкого пандуса, а гости поважнее поднимались наверх, к лифтам.
— Внизу дискотека должна быть! — прокричал Данислав. — ‘Электрикум Арт’ самого этого, как его... Зага Космо пригласило!
— Так мы туда идем? — обрадовалась Ната.
— Нет. Нам наверх, мы вроде как знатные гости...
Она опять скуксилась, и тогда Данислав, начиная раздражаться, прокричал:
— Слушай, я не понимаю! Тебе что, совсем не хочется на этот банкет? Ты же готовилась, красилась, платье это надела... В чем дело?
Они уже вступили на узкий спиральный эскалатор, один из множества, тянувшихся к кольцевой площадке с дверями лифтов. Море людских голов, на котором отблески голограмм скользили, переливались, будто радужные бензиновые узоры на поверхности лужи, медленно проворачивалось, опускаясь под ними.
— Ты обидишься, — сказала Ната.
Данислав покрутил головой, взглянул на стоящего впереди мужчину в дорогом вечернем костюме, на двух дам, ехавших ниже, и все понял.
— Не обижусь, честное слово. Так что?
— Мы ведь часто на такие банкеты... Ты меня постоянно на них водишь. Мне на них...
— Скучно?
— Да... нет. То есть и скучно тоже. Но еще я...
— Чувствуешь себя стесненно? Не знаешь, как себя вести со всеми этими людьми? Тебе неинтересно, о чем они говорят, главное, ты вообще не понимаешь большую часть того, что они говорят, и ты напряжена, скована?..
Она внимательно, слегка растерянно и чуть обиженно слушала, а когда он замолчал, сказала:
— И еще эти дядьки... Они...
— ...Бросают на тебя плотоядные взгляды, и хотя, в принципе, мужское внимание приятно, но именно их внимание, взгляды этих старых гамадрилов, — неприятно? А дамы...
— Гамадрилов? — переспросила она.
— Неважно. А дамы все такие холеные, холодные, расфуфыренные, и бокалы держат, оттопырив мизинцы?
— Что? — удивилась она. — Какие мизинцы?
Они уже достигли площадки с лифтами, и Данислав отвел Нату в сторону, встал под стеной, отрешенно разглядывая поток людей. Кабины то подъезжали и раскрывали двери, то уезжали.
— Да... — заключил он. — Это не для тебя, правильно. Ты терпела, а теперь решила восстать. Взбунтоваться.
Ната потупилась, хмуря брови.
— И ты тоже становишься другим на этих вечеринках.
Он развел руками.
— У меня работа — ходить по ним...
Она подняла голову и взглянула ему в глаза.
— Какая работа?
Данислав молчал долго. Почему бы и не сказать ей? Какая, в конце концов разница, что плохого в том, если она узнает... Понимаешь, все считают, что я — богатый наследник, владелец ‘Искусственных садов’, бездельник-повеса при кликах, и меня приглашают на все подобные мероприятия, а еще — на заседания дюжины фондов и десятка контор, совладельцев акций ‘Искусственных садов’, на все вечеринки, балы, банкеты. А на самом деле... На самом деле, когда стало известно, что родители замешаны в нелегальном клонировании внутренних органов, и образцы берутся у детей с африканского юга — все наше имущество перешло под контроль Континентпола, и на скорости двести километров родители врезались в ограждение, предварительно отключив систему безопасности токамобиля — это был никакой не теракт новогвинейских националистов из Юго-Восточного Бессознательного, это было самоубийство. Теперь Континентпол поддерживает мой имидж богатого молодого бездельника, хотя у меня, по сути, ничего нет, я вынужден работать на Раппопорта-старшего, хозяина конторы по техно-шпионажу, сотрудничающей в основном с Континентполом, который ограничен законами Сознания и доверяет всякие двусмысленные мероприятия частным партнерам; я живу за счет Раппопорта и собираю инфу — любые сведения, слухи и сплетни, циркулирующие среди элиты, а еще ко мне до сих пор иногда обращаются мелкие лаборатории, пытаясь продать какое-нибудь изобретение, ведь известно, что мои родители сделали первоначальный капитал, помимо прочего, приторговывая новейшим хай-теком, а теперь эти изобретения Раппопорт перекупают для Континентпола... Ну а сейчас — необычное задание, шеф хочет, чтобы я нашел его брата, или кого-нибудь из университетской спец-группы ‘Вмешательства’, и через них добыл винчестер Гэндзи — судя по всему, на этом секретном спутнике у тибетцев прорыв в технологиях, они создали нечто невиданное, а ведь ‘Вмешательство’ последние годы вкладывает большие средства в оружие, и если они изобрели какую-то, черт его знает, супер-пушку или еще что, то информация про это как раз и может храниться на винте Гэдзи, коль скоро он сумел выследить группу и проник на их компы, а потом еще, судя по всему, и добрался до этого Черного Спутника, или как его там...
Конечно, ничего этого он не сказал. Зачем? Все бессмысленно.
— Знаешь, а и вправду, езжай на свою экскурсию, — предложил он, кладя руки Нате на плечи. — Ну что ты будешь мучаться здесь?
— Без тебя? — спросила она.
Он виновато кивнул.
— Без тебя мне не хочется.
— Ну не могу, пойми! — взмолился Данислав, заглядывая в большие, ясные и — сейчас — грустные глаза. — Мне надо переговорить с некоторыми людьми, что-то обсудить... А ты съезди, отдохни. Поглядишь на всяких дикарей. Там безопасно, такие караваны не через геовэб программистами управляются, а живыми водителями, и охрана там всегда хорошая. До утра вернетесь. Где этот твой билет, дай сюда...
У Наты была сумочка, неизменный женский генитальный символ, крошечная, с ладонь, висящая на почти невидимом прозрачном шнурочке. Она раскрыла ее и достала прямоугольный листок пластика.
— Так... — протянул Данислав, читая медленно ползущий текст сначала на одной стороне, потом на другой. — Смотри, отправляется меньше чем через час. Маршрут стандартный для таких круизов... Место отправления... Ну, это возле той станции, на которой мы со струнника сошли. Клики у тебя остались?
Ната кивнула: у нее была карточка и счет в банке, открытый Даниславом.
— Ну так, сейчас выйдешь, возьмешь любой челомобиль и скажешь адрес: Струнная-1. Там сядешь на этот караван. Вся экскурсия займет часов шесть. Тонк у тебя есть, в случае чего позвонишь. Как вернетесь, опять такси возьмешь и доедешь до гостиницы ‘Парадигма’. Я скорее всего еще спать буду, код замка помнишь? Вот и хорошо...
Они смущенно посмотрели друг на друга. Это было первый раз за все время знакомства, когда они собирались провести столько времени порознь. И хорошо, решил Дан. Пусть привыкает потихоньку, потом легче будет...
Он поцеловал Нату в щеку, ободряюще улыбнулся.
— Все нормально?
— Да, — сказала она.
Данислав видел, очень ясно видел все одолевающие ее чувства — детская радость, что она все-таки поедет туда, куда хочет поехать, и огорчение, что они не едут вместе, и недавно зародившееся опасение: что-то меняется... Мужчины не такие, а женщины способны сразу представить все последующие отношения, решить, как оно будет дальше — короткий ли это роман или на всю жизнь, замужество, дети... Ната была уверена, что это навсегда — ‘до самой смерти, и чтоб умереть в объятиях друг друга’, — а теперь вот впервые, может, не прямо сейчас, но совсем недавно, возможно, когда они летели на острове, — впервые почувствовала, что созданная в мечтах картина неверна...
— Я тогда пойду, — сказала она.
— Но ты точно не потеряешься?
— Нет, Даник... Ну что я, по-твоему, совсем уж дурочка?
Он энергично потряс головой.
— Я так не думаю! Просто ты не привыкла еще пока...
Она ушла, а Данислав из-за ограждения смотрел, как ее прическа движется среди множества других и исчезает в дверях холла, — смотрел, охваченный иррациональным тревожным чувством, что никогда больше Нату не увидит; чувством, порожденным, конечно, правым полушарием его асимметрично работающего мозга.
Лифт напоминал обрезок стеклянной трубы, рассеченный вдоль вертикальной оси и прилипший плоской частью к направляющим штангам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37