— Инстинкт загнал их так далеко. Они, видно, подумали, что зиме конец. У нас тоже иногда бывает ложный прилет ласточек.
Снаружи бушевала буря и валил снег. Скоро палатку засыпало, и стало нечем дышать, так что приходилось время от времени ее проветривать, раздвигая края.
Матросы аккуратно раскладывали вещи, ведь пребывание здесь могло продлиться гораздо дольше, чем предполагалось вначале. Жизненное пространство оказалось настолько небольшим, что, когда сложили все мешки, оружие и тюки с провизией, для людей места просто не осталось. Разместились кое-как, сидя на баулах, поджав ноги по-турецки.
Устроившись между двумя рядами тюков, которые служили одновременно и диванами, и кроватями, и коврами, перед лампой, на которой подрагивало блюдо, пахнущее «ароматно» моржовым жиром, восседал повар Дюма, готовивший ужин.
Освещение оставляло желать лучшего — в спешке не хватило времени, чтобы установить электрический аппарат. Кок, нуждаясь в дополнительном источнике тепла, зажег вторую лампу. Стало ненамного светлее, но заметно потеплело.
Только что вернулись двое часовых, охранявших лодки. Бедняги побелели от инея, а их одежда стала твердой, как камень. Термометр показывал минус двадцать шесть. Время от времени слышался леденящий кровь волчий вой или рычание медведя, вышедшего на охоту. Животные, испытывая сильный голод, почуяли стоянку человека и теперь бродили вокруг перевернутых шлюпок. Только выстрелив или, как говорили матросы, «подпалив им усы», можно было заставить их отступить.
Да, сейчас приходилось лишь сожалеть о просторных и удобных каютах погибшей «Галлии», об электрических фонарях, калорифере, теплых гамаках и еще стольких необходимых вещах.
После ужина пришлось сымпровизировать освещение не только для того, чтобы часовые легко могли найти обратный путь, но и для того, чтобы отпугнуть диких животных. Консервная банка, пол-литра моржового жира, хорошенько растопленного на спиртовке, фитиль из канатных волокон, и вот уже готов ночник, при свете которого можно кое-что разглядеть. Это примитивное сооружение и подвесили с помощью медной проволоки к потолку палатки.
Из-за испарений воздух в помещении был настолько спертым, что люди с трудом различали друг друга, двигаясь как тени в густом тумане,
Светильник постоянно мигал и походил на луну, окруженную светящимся ореолом. На внутренних стенках палатки, влажных, словно после дождя, капельки сконденсированной воды образовали тонкую ледяную корку.
Моряки устраивались на ночлег. Меняли промокшее белье и забирались по трое в спальные мешки. Не очень-то удобно, но что поделаешь… Мало-помалу все засыпали тревожным, полным кошмаров и неприятных видений сном.
Мороз все усиливался, и ветер продолжал дуть с неимоверной силой, В полночь с поста возвратился Плюмован вместе с полузамороженным Гиньяром, который говорил, клацая зубами:
— Собачий холод! Я своего носа вообще не чувствую.
— Ладно уж, иди давай, не задерживайся. Не беспокойся — твой нос на месте.
Побелевший кончик носа Гиньяра был похож на тыквенное семечко.
— Потри-ка мне его снежком, — попросил Констан Гиньяр парижанина.
Кровообращение вскоре восстановилось. Нормандец, перед тем как залезть в мешок, где уже спал, безмятежно похрапывая, Дюма, пошел разбудить Геника и Германа, которые должны были сменить их на посту. Но вместо того, чтобы исполнить свое намерение, окоченевший, стучавший зубами Констан, ошалев от стремительного перехода от сильного холода к теплу, полез в спальный мешок и плюхнулся животом прямо на физиономии боцмана и машиниста. Старый бретонец, отличающийся довольно вспыльчивым характером, в ужасе проснулся от столь неожиданного вторжения.
— Чтоб разорвало того негодяя, который…
— Это я, господин боцман, пора становиться на вахту.
— А, черт тебя возьми, паршивец, да кто же так будит?
— Извините, господин Геник, я нос отморозил.
— Идиот проклятый, и это мешает тебе нормально видеть! Ладно, закрывай свой рот и полезай спать.
Назавтра ураган все еще бушевал, но снег перестал идти и температура опустилась до минус тридцати.
Вдали, насколько хватал глаз, все было укрыто снежным ковром, слившимся с горизонтом. Льдины, тоже в белом уборе, гонимые ураганом, с шумом налетали одна на другую.
Всю ночь матросы крепко спали. К утру снег перестал валить, но ураган все еще бушевал, температура понизилась до тридцати градусов.
Протоки, еще недавно широкие и просторные, становились все уже. Казалось, льдины штурмуют скалистый берег.
После короткой оттепели снова наступила зима.
Исчезли перелетные птицы, не резвились на солнце тюлени, лишь выли голодные волки да рычали медведи, бродившие с пустыми желудками после зимней спячки.
Так прошли восьмое, девятое, десятое и одиннадцатое апреля. Буря не унималась ни на минуту. Ветер сшибал с ног, и из палатки вылезали на четвереньках.
Не загораживал палатку покрытый толстым слоем снега откос, ее снесло бы, как щепку, вместе со съестными припасами.
Среди приборов, взятых с собой капитаном, был анемометр — для измерения силы ветра. Его поставили перед палаткой, рядом с термометром, и вели наблюдения.
Восьмого и девятого апреля скорость ветра достигла ста километров в час; десятого она значительно увеличилась. Правда, снег перестал идти и прояснилось. К вечеру появилось северное сияние, ослепительно яркое. Оно предвещало прекращение урагана и сопровождалось заметным повышением давления, зато температура еще больше понизилась. Одиннадцатого числа в шесть часов утра было двадцать девять градусов, море на обозримом пространстве замерзло.
Два дня подряд моряки вытаскивали из-под снега лодки и приводили все в порядок.
На сей раз вельботы и плоскодонку поставили на сани, а под шлюпку подвели полозья. Людям предстояло все это тащить.
И по каким дорогам! Ценой каких усилий и трудов!
Вместо того чтобы покорять неведомые моря, им предстояло вместе с собаками тянуть бечеву.
Но никто не роптал, не жаловался.
Всеми любимый капитан приказал:
— Вперед… за родину! ..
И матросы дружно ответили:
— Вперед! .. Да здравствует Франция!..
ГЛАВА 4
По поводу саней. — Рабочий костюм. — Парижанин сравнивает себя с жуком, попавшим в деготь. — Люди и собаки везут сани. — Тише едешь — дальше будешь.
Во время зимовки капитан и офицеры занялись изучением методов исследования полярных стран.
Перечитав все труды Кэна, Хейса, Мак-Клинтока note 78, Нерса, Галлема, Пейера note 79, Грили и других предшественников, де Амбрие, как и они, пришел к выводу, что без саней полярной экспедиции не обойтись. Даже лодки по снегу приходится везти на санях. Вопрос только, кто их должен тащить: люди или собаки. Одни исследователи считают, что люди, мало ли что могут выкинуть собаки. Нельзя, однако, не учитывать инстинкта гренландских собак, их мускульной силы и удивительной выносливости. Де Амбрие поразмыслил и решил объединить людей и собак.
Вопрос о съестных припасах, после того как убили моржа, пока никого не тревожил.
Прежде чем скомандовать отправление в путь, капитан распорядился переодеться всем в дорожные костюмы, облегченные по сравнению с обычными. Чтобы во время ходьбы люди меньше потели и не простужались. Так называемый «облегченный» костюм состоял из толстого фланелевого жилета, двух шерстяных рубах, длинной вязаной фуфайки на фланелевой подкладке, шерстяного свитера, толстых шерстяных штанов, двух пар чулок до колен и норвежских теплых сапог из парусины, на фланелевой подкладке, с войлочными подошвами и широкими голенищами, чтобы заправить в них штаны. На голове — шапка с наушниками и башлык с передвижным забралом, его можно было надвинуть на рот и нос. Две пары толстых перчаток защищали от холода руки. На остановках поверх всего матросы надевали длинные шубы.
Можно было легко предположить, что человек, так смешно и неуклюже одетый, почти неспособен двигаться и свалится буквально через несколько шагов. Именно так думали моряки, с шутками облачаясь в громоздкие доспехи, в которых они больше всего напоминали жирных тюленей. Подобный внешний вид, естественно, сильно развеселил их. Доктор, одетый как и все, впрягся было в работу, но, услышав смешки матросов, остановился и возразил:
— Эй, шутники, подумайте-ка о морозце ниже тридцати, который теперь будет кусать нас еще сильнее, ведь мы больше не защищены скалой. Вы прекрасно знаете, что малейшего ветерка достаточно, чтобы сделать даже небольшой холод почти непереносимым. Я думаю, что дальше нам будет еще труднее.
— Извините, доктор, — сказал парижанин, который, смешно растопырив руки и расставив ноги колесом, стал похож на кувшин и принялся еще больше преувеличивать свою и без того нелепую походку.
— Я чувствую себя таким неповоротливым, ну прямо вылитый майский жук, угодивший в деготь.
— Иди, иди, болтун, и береги нос!
— Спасибо за совет, господин доктор, но я, несмотря на все свое уважение к вам, думаю, что нос, так же как и его счастливый обладатель, уже акклиматизировались и бояться нечего. Больше того, я, кажется, способен работать засучив рукава и тянуть сани в одиночку.
— Побереги-ка силы, они тебе еще очень пригодятся.
— Еще раз спасибо, доктор, но, кажется, у меня энергии прибавилось и я стал переносить мороз как настоящий эскимос.
— Ну что ж, тем лучше, но все же расходуй свои силы и энергию рационально.
Громкая команда, отданная Геником, прервала разговор.
— Свистать всех наверх! — прямо как на борту закричал боцман.
Услышав бодрый голос командира, доктор подумал, что сморозил глупость, сказав Плюмовану, что приспосабливаемость к окружающей среде уменьшается с течением времени. Вот и боцман Геник доказывает совсем обратное.
Де Амбрие подозвал боцмана и велел передать матросам:
— Первые сани повезут один офицер и шесть матросов: Бершу, Пантак, Геник, Легерн, Итурриа, Элимбери. А также восемь собак. Вторые — Вассер, лейтенант, Гиньяр, Курапье, Монбартье, Бедаррид, Кастельно и Бигорно. Собак — восемь. Третьи, самые легкие, — доктор, Плюмован, Дюма и четыре собаки.
Боцман приказал всем занять свои места. Офицеры наравне с матросами и собаками взялись за бечеву.
Все было готово, и ждали только сигнала.
Шлюпка, или «адмиральский корабль», как ее в шутку окрестили матросы, стояла позади саней. При ней были трое: капитан и два машиниста — Герман и Анрио.
Поставленная на деревянные полозья, лодка была готова к отправлению. И тут как раз прозвучал громкий голос капитана:
— В путь!
— Эй, ребята, навались! — крикнул в свою очередь Бершу, натягивая накинутую на плечо бечеву.
Ужиук взмахнул кнутом, щелкнул языком, почмокал губами, и сани двинулись с места, легко заскользив по снегу под ликующие возгласы матросов и лай собак.
Бретонец, баски и нормандцы находили все это весьма забавным и шли так быстро, что Бершу приходилось их сдерживать.
Так же легко следом за первыми покатились и вторые сани, затем плоскодонка, которую тащили доктор, Дюма и парижанин.
Все то и дело оборачивались, надеясь, что шлюпка вот-вот двинется с места… Ведь плавает же она по воде без угля и парового котла.
Но шлюпка пока стояла на месте, словно примерзла. И лишь за третьей лодкой, которую тащили доктор с двумя машинистами, тянулся канат, одним концом привязанный к носу «адмирала».
— Просто невероятно!
— Что именно?
— Что трое людей и четыре собаки потащат шлюпку!
— Хотелось бы посмотреть, как это будет!
— Они все могут! Хитрецы, да и только… в особенности доктор.
— Молодец, что и говорить.
— И Дюма тоже…
— И парижанин!
Канат, тащившийся за лодкой, длиной был около кабельтова, то есть около двухсот метров. Настолько же отстояла от лодки и носовая часть «адмирала».
Дюма и Плюмован, получившие от де Амбрие надлежащие инструкции, приподняли крепкий железный крюк, привязанный к концу каната, и вогнали его в лед.
— Готово, — обратились они к доктору.
Доктор засвистел в свисток, и канат, лежавший на снегу, похожий на гигантского червяка, от сильного напряжения мгновенно вытянулся. Вытянулся, но не лопнул. И крюк выдержал, не сломался.
И вот шлюпка, плавно скользя, стала приближаться, вбирая канат, навертывавшийся на вал.
До чего просто!
Воздух огласило «ура».
Пяти минут хватило малой «Галлии», чтобы пройти расстояние, равное длине каната.
Успех был обеспечен.
Это суденышко, несмотря на вес и объем, будет следовать за другими санями. Бросать ее не придется, как какое-нибудь impedimeptum note 80.
Перекинувшись несколькими словами с доктором и капитаном, Дюма и Фарен снова перенесли крюк на свою лодку. И все повторилось сначала. Лодка продвинулась немного, разматывая канат, и остановилась. Крюк вогнали в лед, где Желен заранее проделал ножом большое отверстие.
Шлюпка покатилась по льду, втягивая канат. И так кабельтов за кабельтовом.
Разумеется, первые и вторые сани ушли вперед, но не так далеко, как можно было предполагать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Снаружи бушевала буря и валил снег. Скоро палатку засыпало, и стало нечем дышать, так что приходилось время от времени ее проветривать, раздвигая края.
Матросы аккуратно раскладывали вещи, ведь пребывание здесь могло продлиться гораздо дольше, чем предполагалось вначале. Жизненное пространство оказалось настолько небольшим, что, когда сложили все мешки, оружие и тюки с провизией, для людей места просто не осталось. Разместились кое-как, сидя на баулах, поджав ноги по-турецки.
Устроившись между двумя рядами тюков, которые служили одновременно и диванами, и кроватями, и коврами, перед лампой, на которой подрагивало блюдо, пахнущее «ароматно» моржовым жиром, восседал повар Дюма, готовивший ужин.
Освещение оставляло желать лучшего — в спешке не хватило времени, чтобы установить электрический аппарат. Кок, нуждаясь в дополнительном источнике тепла, зажег вторую лампу. Стало ненамного светлее, но заметно потеплело.
Только что вернулись двое часовых, охранявших лодки. Бедняги побелели от инея, а их одежда стала твердой, как камень. Термометр показывал минус двадцать шесть. Время от времени слышался леденящий кровь волчий вой или рычание медведя, вышедшего на охоту. Животные, испытывая сильный голод, почуяли стоянку человека и теперь бродили вокруг перевернутых шлюпок. Только выстрелив или, как говорили матросы, «подпалив им усы», можно было заставить их отступить.
Да, сейчас приходилось лишь сожалеть о просторных и удобных каютах погибшей «Галлии», об электрических фонарях, калорифере, теплых гамаках и еще стольких необходимых вещах.
После ужина пришлось сымпровизировать освещение не только для того, чтобы часовые легко могли найти обратный путь, но и для того, чтобы отпугнуть диких животных. Консервная банка, пол-литра моржового жира, хорошенько растопленного на спиртовке, фитиль из канатных волокон, и вот уже готов ночник, при свете которого можно кое-что разглядеть. Это примитивное сооружение и подвесили с помощью медной проволоки к потолку палатки.
Из-за испарений воздух в помещении был настолько спертым, что люди с трудом различали друг друга, двигаясь как тени в густом тумане,
Светильник постоянно мигал и походил на луну, окруженную светящимся ореолом. На внутренних стенках палатки, влажных, словно после дождя, капельки сконденсированной воды образовали тонкую ледяную корку.
Моряки устраивались на ночлег. Меняли промокшее белье и забирались по трое в спальные мешки. Не очень-то удобно, но что поделаешь… Мало-помалу все засыпали тревожным, полным кошмаров и неприятных видений сном.
Мороз все усиливался, и ветер продолжал дуть с неимоверной силой, В полночь с поста возвратился Плюмован вместе с полузамороженным Гиньяром, который говорил, клацая зубами:
— Собачий холод! Я своего носа вообще не чувствую.
— Ладно уж, иди давай, не задерживайся. Не беспокойся — твой нос на месте.
Побелевший кончик носа Гиньяра был похож на тыквенное семечко.
— Потри-ка мне его снежком, — попросил Констан Гиньяр парижанина.
Кровообращение вскоре восстановилось. Нормандец, перед тем как залезть в мешок, где уже спал, безмятежно похрапывая, Дюма, пошел разбудить Геника и Германа, которые должны были сменить их на посту. Но вместо того, чтобы исполнить свое намерение, окоченевший, стучавший зубами Констан, ошалев от стремительного перехода от сильного холода к теплу, полез в спальный мешок и плюхнулся животом прямо на физиономии боцмана и машиниста. Старый бретонец, отличающийся довольно вспыльчивым характером, в ужасе проснулся от столь неожиданного вторжения.
— Чтоб разорвало того негодяя, который…
— Это я, господин боцман, пора становиться на вахту.
— А, черт тебя возьми, паршивец, да кто же так будит?
— Извините, господин Геник, я нос отморозил.
— Идиот проклятый, и это мешает тебе нормально видеть! Ладно, закрывай свой рот и полезай спать.
Назавтра ураган все еще бушевал, но снег перестал идти и температура опустилась до минус тридцати.
Вдали, насколько хватал глаз, все было укрыто снежным ковром, слившимся с горизонтом. Льдины, тоже в белом уборе, гонимые ураганом, с шумом налетали одна на другую.
Всю ночь матросы крепко спали. К утру снег перестал валить, но ураган все еще бушевал, температура понизилась до тридцати градусов.
Протоки, еще недавно широкие и просторные, становились все уже. Казалось, льдины штурмуют скалистый берег.
После короткой оттепели снова наступила зима.
Исчезли перелетные птицы, не резвились на солнце тюлени, лишь выли голодные волки да рычали медведи, бродившие с пустыми желудками после зимней спячки.
Так прошли восьмое, девятое, десятое и одиннадцатое апреля. Буря не унималась ни на минуту. Ветер сшибал с ног, и из палатки вылезали на четвереньках.
Не загораживал палатку покрытый толстым слоем снега откос, ее снесло бы, как щепку, вместе со съестными припасами.
Среди приборов, взятых с собой капитаном, был анемометр — для измерения силы ветра. Его поставили перед палаткой, рядом с термометром, и вели наблюдения.
Восьмого и девятого апреля скорость ветра достигла ста километров в час; десятого она значительно увеличилась. Правда, снег перестал идти и прояснилось. К вечеру появилось северное сияние, ослепительно яркое. Оно предвещало прекращение урагана и сопровождалось заметным повышением давления, зато температура еще больше понизилась. Одиннадцатого числа в шесть часов утра было двадцать девять градусов, море на обозримом пространстве замерзло.
Два дня подряд моряки вытаскивали из-под снега лодки и приводили все в порядок.
На сей раз вельботы и плоскодонку поставили на сани, а под шлюпку подвели полозья. Людям предстояло все это тащить.
И по каким дорогам! Ценой каких усилий и трудов!
Вместо того чтобы покорять неведомые моря, им предстояло вместе с собаками тянуть бечеву.
Но никто не роптал, не жаловался.
Всеми любимый капитан приказал:
— Вперед… за родину! ..
И матросы дружно ответили:
— Вперед! .. Да здравствует Франция!..
ГЛАВА 4
По поводу саней. — Рабочий костюм. — Парижанин сравнивает себя с жуком, попавшим в деготь. — Люди и собаки везут сани. — Тише едешь — дальше будешь.
Во время зимовки капитан и офицеры занялись изучением методов исследования полярных стран.
Перечитав все труды Кэна, Хейса, Мак-Клинтока note 78, Нерса, Галлема, Пейера note 79, Грили и других предшественников, де Амбрие, как и они, пришел к выводу, что без саней полярной экспедиции не обойтись. Даже лодки по снегу приходится везти на санях. Вопрос только, кто их должен тащить: люди или собаки. Одни исследователи считают, что люди, мало ли что могут выкинуть собаки. Нельзя, однако, не учитывать инстинкта гренландских собак, их мускульной силы и удивительной выносливости. Де Амбрие поразмыслил и решил объединить людей и собак.
Вопрос о съестных припасах, после того как убили моржа, пока никого не тревожил.
Прежде чем скомандовать отправление в путь, капитан распорядился переодеться всем в дорожные костюмы, облегченные по сравнению с обычными. Чтобы во время ходьбы люди меньше потели и не простужались. Так называемый «облегченный» костюм состоял из толстого фланелевого жилета, двух шерстяных рубах, длинной вязаной фуфайки на фланелевой подкладке, шерстяного свитера, толстых шерстяных штанов, двух пар чулок до колен и норвежских теплых сапог из парусины, на фланелевой подкладке, с войлочными подошвами и широкими голенищами, чтобы заправить в них штаны. На голове — шапка с наушниками и башлык с передвижным забралом, его можно было надвинуть на рот и нос. Две пары толстых перчаток защищали от холода руки. На остановках поверх всего матросы надевали длинные шубы.
Можно было легко предположить, что человек, так смешно и неуклюже одетый, почти неспособен двигаться и свалится буквально через несколько шагов. Именно так думали моряки, с шутками облачаясь в громоздкие доспехи, в которых они больше всего напоминали жирных тюленей. Подобный внешний вид, естественно, сильно развеселил их. Доктор, одетый как и все, впрягся было в работу, но, услышав смешки матросов, остановился и возразил:
— Эй, шутники, подумайте-ка о морозце ниже тридцати, который теперь будет кусать нас еще сильнее, ведь мы больше не защищены скалой. Вы прекрасно знаете, что малейшего ветерка достаточно, чтобы сделать даже небольшой холод почти непереносимым. Я думаю, что дальше нам будет еще труднее.
— Извините, доктор, — сказал парижанин, который, смешно растопырив руки и расставив ноги колесом, стал похож на кувшин и принялся еще больше преувеличивать свою и без того нелепую походку.
— Я чувствую себя таким неповоротливым, ну прямо вылитый майский жук, угодивший в деготь.
— Иди, иди, болтун, и береги нос!
— Спасибо за совет, господин доктор, но я, несмотря на все свое уважение к вам, думаю, что нос, так же как и его счастливый обладатель, уже акклиматизировались и бояться нечего. Больше того, я, кажется, способен работать засучив рукава и тянуть сани в одиночку.
— Побереги-ка силы, они тебе еще очень пригодятся.
— Еще раз спасибо, доктор, но, кажется, у меня энергии прибавилось и я стал переносить мороз как настоящий эскимос.
— Ну что ж, тем лучше, но все же расходуй свои силы и энергию рационально.
Громкая команда, отданная Геником, прервала разговор.
— Свистать всех наверх! — прямо как на борту закричал боцман.
Услышав бодрый голос командира, доктор подумал, что сморозил глупость, сказав Плюмовану, что приспосабливаемость к окружающей среде уменьшается с течением времени. Вот и боцман Геник доказывает совсем обратное.
Де Амбрие подозвал боцмана и велел передать матросам:
— Первые сани повезут один офицер и шесть матросов: Бершу, Пантак, Геник, Легерн, Итурриа, Элимбери. А также восемь собак. Вторые — Вассер, лейтенант, Гиньяр, Курапье, Монбартье, Бедаррид, Кастельно и Бигорно. Собак — восемь. Третьи, самые легкие, — доктор, Плюмован, Дюма и четыре собаки.
Боцман приказал всем занять свои места. Офицеры наравне с матросами и собаками взялись за бечеву.
Все было готово, и ждали только сигнала.
Шлюпка, или «адмиральский корабль», как ее в шутку окрестили матросы, стояла позади саней. При ней были трое: капитан и два машиниста — Герман и Анрио.
Поставленная на деревянные полозья, лодка была готова к отправлению. И тут как раз прозвучал громкий голос капитана:
— В путь!
— Эй, ребята, навались! — крикнул в свою очередь Бершу, натягивая накинутую на плечо бечеву.
Ужиук взмахнул кнутом, щелкнул языком, почмокал губами, и сани двинулись с места, легко заскользив по снегу под ликующие возгласы матросов и лай собак.
Бретонец, баски и нормандцы находили все это весьма забавным и шли так быстро, что Бершу приходилось их сдерживать.
Так же легко следом за первыми покатились и вторые сани, затем плоскодонка, которую тащили доктор, Дюма и парижанин.
Все то и дело оборачивались, надеясь, что шлюпка вот-вот двинется с места… Ведь плавает же она по воде без угля и парового котла.
Но шлюпка пока стояла на месте, словно примерзла. И лишь за третьей лодкой, которую тащили доктор с двумя машинистами, тянулся канат, одним концом привязанный к носу «адмирала».
— Просто невероятно!
— Что именно?
— Что трое людей и четыре собаки потащат шлюпку!
— Хотелось бы посмотреть, как это будет!
— Они все могут! Хитрецы, да и только… в особенности доктор.
— Молодец, что и говорить.
— И Дюма тоже…
— И парижанин!
Канат, тащившийся за лодкой, длиной был около кабельтова, то есть около двухсот метров. Настолько же отстояла от лодки и носовая часть «адмирала».
Дюма и Плюмован, получившие от де Амбрие надлежащие инструкции, приподняли крепкий железный крюк, привязанный к концу каната, и вогнали его в лед.
— Готово, — обратились они к доктору.
Доктор засвистел в свисток, и канат, лежавший на снегу, похожий на гигантского червяка, от сильного напряжения мгновенно вытянулся. Вытянулся, но не лопнул. И крюк выдержал, не сломался.
И вот шлюпка, плавно скользя, стала приближаться, вбирая канат, навертывавшийся на вал.
До чего просто!
Воздух огласило «ура».
Пяти минут хватило малой «Галлии», чтобы пройти расстояние, равное длине каната.
Успех был обеспечен.
Это суденышко, несмотря на вес и объем, будет следовать за другими санями. Бросать ее не придется, как какое-нибудь impedimeptum note 80.
Перекинувшись несколькими словами с доктором и капитаном, Дюма и Фарен снова перенесли крюк на свою лодку. И все повторилось сначала. Лодка продвинулась немного, разматывая канат, и остановилась. Крюк вогнали в лед, где Желен заранее проделал ножом большое отверстие.
Шлюпка покатилась по льду, втягивая канат. И так кабельтов за кабельтовом.
Разумеется, первые и вторые сани ушли вперед, но не так далеко, как можно было предполагать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28