И в то же время в ее манере держаться есть что-то такое, что я (думаю, вместе с большинством других мужчин) нахожу отталкивающим, даже слегка угрожающим. Причиной тому, вероятно, некая бесстыжая откровенность в ее осанке плюс подозрение, что, хотя она на словах безоговорочно признает общепринятое и очевидное превосходство мужчин, вытекающее из природных обстоятельств, делает она это с каким-то непозволительным юмором, отчего у нас, мужчин, возникает обескураживающее чувство, будто она относится к нам снисходительно.
Доктор наклонилась над столом, раздвинула занавеси и открыла ставни, впустив в комнату вечернее сияние Зигена. В слабом свете из окон я увидел тарелочку с галетами и сыром – на краю стола, за дневником. На этой же тарелочке лежал ее старый, видавший виды кинжал, с масляными следами на тупом лезвии.
Она взяла нож, облизнула клинок, а потом, чмокнув губами, вытерла носовым платком и засунула за голенище правого сапога.
– Ну, идем, – сказала она. – Нехорошо заставлять ждать главного палача.
– Неужели это и в самом деле необходимо? – спросила доктор, глядя на повязку для глаз в грязной руке помощника допрашивателя. На нем поверх нечистой рубахи был длинный кожаный передник (какие носят мясники) в кровавых пятнах и мешковатые засаленные брюки. Черную повязку он вытащил из глубокого кармана в переднике.
Юнур ухмыльнулся, демонстрируя неровный ряд гнилых, обесцвеченных зубов и черные дыры там, где зубов уже не было. Доктор поморщилась. У нее самой зубы такие ровные, что, увидев их в первый раз, я, понятно, решил, что это безупречно выполненный протез.
– Правила, – сказал Юнур, глядя на грудь доктора. Она запахнула свою длиннополую жакетку. – Вы иностранка, – сказал он ей.
– Иностранка, – весомо сказала она Юнуру, – которая почти каждый день держит в своих руках жизнь короля.
– Не важно, – сказал этот тип, пожимая плечами. Он шмыгнул носом и собрался было вытереться повязкой, потом, увидев гримасу на лице доктора, передумал и снова воспользовался рукавом. – Таков приказ. Нужно поторопиться. – И он оглянулся на дверь.
Мы были у перехода к нижним уровням дворца. Коридор позади нас был связан с почти неиспользуемым проходом за кухнями западного крыла и винными погребами. Через узкий круговой колодец впереди по коридору пробивался сумеречный, сероватый свет, в котором можно было разглядеть нас и металлические двери; чуть дальше тускло горели две свечи.
– Хорошо, – сказала доктор. Она чуть подалась вперед и стала демонстративно разглядывать повязку и руки Юнура. – Только эту повязку я не надену, а ту, что надену, завязывать буду сама. – Она повернулась ко мне и вытащила чистый платок из кармана своего плаща. – Вот.
– Но… – начал было Юнур, однако в этот момент где-то за обшарпанными коричневыми дверями раздался звон, и помощник допрашивателя вздрогнул. Он отвернулся, сыпля проклятиями и засовывая повязку себе в карман.
Я повязал надушенный платок на глаза доктору, а Юнур тем временем отпер дверь. В одной руке я нес саквояж доктора, а другой – придерживал ее саму, ведя в коридор за дверями и по уходящим вниз бесконечной спиралью ступеням и через другие двери и проходы в потайную камеру, где ждал господин Нолиети. На полпути где-то впереди снова раздался звон, и я почувствовал, как доктор вздрогнула, а ее ладонь стала влажной. Должен признаться, что и мои нервы были натянуты.
Мы вошли в потайную камеру через низкую дверь, наклоняясь, чтобы не удариться о притолоку (я положил руку на голову доктора, чтобы она пригнулась; волосы на ощупь были шелковистыми и гладкими). Здесь пахло чем-то едким, мерзким и сверх того – горелой плотью. Я словно утратил контроль над своим дыханием – запахи проникали в ноздри, а оттуда – в легкие.
Высокое просторное помещение освещалось пестрой коллекцией древних масляных ламп, которые отбрасывали нездоровый сине-зеленый свет на множество разных бочек, бадей, столов и всевозможных инструментов и емкостей (некоторые имели форму человеческого тела), разглядывать внимательно которые я совсем не желал, хотя мои широко открытые глаза тянулись к ним, как цветы тянутся к солнцам. Высокая жаровня под висячим цилиндрическим дымоходом давала дополнительное освещение. Жаровня стояла рядом со стулом из металлических обручей, которые полностью обхватывали обнаженное тело бледного и худого человека – судя по всему, находившегося в бессознательном состоянии. Стул, подвижно закрепленный на внешней раме, был перевернут таким образом, что казалось, будто человек остановился, выполняя кувырок вперед, – замер в воздухе, опершись на колени, спиной параллельно решетке светового колодца над ним.
Главный палач Нолиети стоял между этим аппаратом и широким верстаком с металлическими мисками, кувшинами и бутылями, а также набором инструментов, которые могли бы принадлежать каменщику, плотнику, мяснику или хирургу. Нолиети качал широкой седой головой, испещренной шрамами. Он стоял, уперев в бока грубые жилистые руки и устремив гневный взгляд на скрюченное тело. Под металлической клеткой, в которую был заключен несчастный, располагался широкий квадратный лоток из камня со сливным отверстием в одном углу. Он был усеян темными каплями, похожими на капли крови. Удлиненные шпеньки, белеющие в сумраке, вероятно, были зубами жертвы. Услышав шаги, Нолиети повернулся. – Сколько можно ждать! – Он сплюнул и задержал свой взгляд сначала на мне, потом на докторе, потом на Юнуре (я обратил внимание, что, когда доктор засунула в карман свой платок, Юнур принялся демонстративно складывать черную повязку, которую пытался ей всучить).
– Это я виновата, – обычным тоном сказала доктор, обходя Нолиети.
Она поклонилась ему в спину, скорчила гримасу, наморщила нос, потом подошла сбоку к механизму, положила одну руку на металлические обручи и принялась поворачивать жалобно скрипящий стул, пока человек на нем не принял более привычной сидячей позы. Вид у него был ужасный – лицо серое, кожа местами обожжена, рот и челюсти ввалились внутрь, под каждым ухом – засохшие струйки крови. Доктор просунула руки между обручей и попыталась приподнять одно веко. Человек заскулил страшным низким голосом. Потом раздался свистящий надрывный звук, и человек произвел жалобный стон, похожий на далекий крик, после чего стал издавать неровные ритмические хлюпающие звуки – судя по всему, с шумом задышал. Доктор наклонилась, чтобы заглянуть ему в лицо, и я услышал, как она тихонько охнула.
Нолиети фыркнул.
– Не это ищешь? – спросил он доктора, помахав у нее перед лицом небольшим сосудом.
Доктор скользнула по сосуду взглядом, но скупо улыбнулась палачу. Затем вернула железный стул в прежнее положение и зашла сзади, чтобы осмотреть спину несчастного. Она сняла со спины пропитанные кровью лохмотья, и на лице ее снова появилась гримаса. Я поблагодарил богов, что не вижу ее лица, и взмолился о том, чтобы доктору не понадобилась моя помощь.
– Так в чем у вас проблема? – спросила она у Нолиети, чем, похоже, на мгновение привела его в замешательство.
– Кровища у него из задницы кончит когда-нибудь течь или нет? – сказал главный палач после некоторой паузы.
Доктор кивнула.
– Наверное, вы не заметили, что у вас кочерга слишком сильно остыла, – пробормотала она между делом, присев и раскрыв свой саквояж. Она принялась выкладывать свои инструменты у каменного поддона.
Нолиети подошел к доктору сбоку и наклонился к ней.
– Как это произошло, женщина, не твое дело, – сказал он ей на ухо. – Твое дело привести эту вонючку в чувство, чтобы он сказал то, что нужно знать королю.
– А король знает? – спросила доктор, подняв глаза на Нолиети. На ее лице появилось выражение невинного любопытства. – Разве это он приказал пытать этого бедолагу? Да он хоть знает о его существовании? Или это начальник стражи Адлейн решил, что королевство падет, если этого несчастного не станут мучить?
Нолиети выпрямился.
– Не твое дело, – мрачно сказал он. – Делай что сказано и выметайся отсюда. – Он снова наклонился и проговорил ей прямо в ухо: – И забудь о короле или начальнике стражи. Король здесь л, и я тебе говорю: делай свое дело, а я буду делать свое.
– Но это и есть мое дело, – ровным голосом сказала доктор, не обращая внимания на угрожающе склоненную над ней фигуру. – Если я буду знать, что и как с ним сделали, то смогу наилучшим образом лечить его.
– Я могу тебе показать, доктор, – сказал главный палач, подмигивая своему помощнику. – У нас есть специальные приемы, которые мы приберегаем исключительно для дам, верно, Юнур?
– У нас нет времени на флирт, – сказала доктор с ледяной улыбкой. – Скажите мне, что вы сделали с этим беднягой.
Глаза Нолиети сузились. Он поднялся и вытащил из жаровни кочергу, подняв сноп искр. Ее раскаленный кончик был широк, напоминая маленькую плоскую лопатку.
– Под конец мы его пощекотали вот этим, – улыбаясь сказал Нолиети; его лицо светилось в желтоватом сиянии раскаленного металла.
Доктор посмотрела на кочергу, потом на палача. Присела и прикоснулась к чему-то на спине несчастного.
– Много вытекло крови? – спросила она.
– Как если бы кто поссал, – сказал главный палач, снова подмигивая своему помощнику.
Юнур тут же кивнул и рассмеялся.
– Тогда вам лучше всунуть эту штуку обратно, – пробормотала доктор. Она поднялась. – Хорошо, что вы так любите свою работу, главный палач. Но я думаю, что этого вы прикончили.
– Ты доктор, вот и вылечи его, – сказал Нолиети; он наступал на нее, размахивая раскаленной кочергой. Не думаю, чтобы он угрожал доктору, но я увидел, как ее правая рука потянулась к сапогу, где был спрятан старый кинжал.
Взгляд ее устремился на палача, мимо сверкающей кочерги в его руке.
– Я дам ему одно средство, и, может быть, он придет в себя, но, вероятно, он сказал вам все и больше ничего не добавит. Если он умрет, не обвиняйте меня.
– Вот еще, – тихо сказал Нолиети, засовывая кочергу обратно в жаровню. На пол полетели искры. – Смотри у меня, женщина, чтобы он не сдох. Смотри у меня, чтобы он заговорил, иначе король узнает, что ты не справилась со своей работой.
– Король узнает об этом в любом случае, – сказала доктор, улыбаясь мне. Я нервно улыбнулся в ответ. – И начальник стражи Адлейн тоже. И, видимо, от меня, – добавила она. Снова развернула стул, приведя человека в сидячее положение, вытащила из саквояжа пузырек, сунула внутрь деревянную лопаточку, а потом, приоткрыв обращенный в кровавое месиво рот несчастного, смазала ему десны. Он снова застонал.
Доктор замерла на мгновение, глядя на него, потом подошла к жаровне и бросила туда лопаточку – дерево вспыхнуло и затрещало. Она посмотрела на свои руки, потом на Нолиети:
– Вода у вас тут есть? Чистая вода.
Главный палач кивнул Юнуру; тот исчез в полумраке, но скоро появился с тазом, в котором доктор вымыла руки. Она вытирала их о платок, которым повязывала глаза, когда человек на стуле издал жуткий вопль, потом затрясся в агонии, напрягся и наконец обмяк. Доктор подошла к нему и протянула было руку к его шее, но ее отбросил в сторону Нолиети со злобным, раздраженным криком. Он сам потянулся через металлические обручи, чтобы прикоснуться к тому месту на шее, где прощупывают пульс, – доктор говорила мне, что это самое верное средство проверить, жив человек или мертв.
Главного палача трясло мелкой дрожью, а его помощник смотрел опасливо и испуганно. На лице доктора было написано мрачно-презрительное любопытство. Нолиети развернулся и ткнул в нее пальцем.
– Это ты! – зашипел он. – Ты убила его. Ты не хотела, чтобы он жил!
Доктор со спокойным видом продолжала вытирать руки (хотя мне казалось, что они были уже сухими и слегка дрожали).
– Я давала клятву спасать жизни, а не отбирать ее, главный палач, – возразила она. – Последнее я предоставляю другим.
– Что это за дрянь? – сказал главный палач. Он быстро присел, распахнул саквояж доктора, вытащил открытый пузырек, из которого она доставала мазь, и сунул ей в лицо. – Что это?
– Стимулятор, – сказала она и, сунув палец в пузырек, зачерпнула каплю светло-коричневого геля, засверкавшего в свете жаровни. – Хотите попробовать? – Она поднесла палец ко рту Нолиети.
Главный палач схватил ее ладонь обеими руками и направил палец к ее рту.
– Ты. Ты сама попробуй. Сделай то же, что ты сделала с ним.
Доктор высвободила руку и, спокойно сунув палец себе в рот, размазала коричневатый гель по верхним деснам.
– Вкус горьковато-сладкий, – сказала она тем тоном, каким обычно учит меня. – Действие длится от двух до трех колоколов и обычно не имеет никаких побочных эффектов, хотя, если организм серьезно ослаблен и находится в шоковом состоянии, возможны припадки и очень редко – смертельный исход. – Она облизнула палец. – От побочных эффектов особенно страдают дети, функции у них после осложнений не восстанавливаются, и потому это средство им никогда не прописывают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Доктор наклонилась над столом, раздвинула занавеси и открыла ставни, впустив в комнату вечернее сияние Зигена. В слабом свете из окон я увидел тарелочку с галетами и сыром – на краю стола, за дневником. На этой же тарелочке лежал ее старый, видавший виды кинжал, с масляными следами на тупом лезвии.
Она взяла нож, облизнула клинок, а потом, чмокнув губами, вытерла носовым платком и засунула за голенище правого сапога.
– Ну, идем, – сказала она. – Нехорошо заставлять ждать главного палача.
– Неужели это и в самом деле необходимо? – спросила доктор, глядя на повязку для глаз в грязной руке помощника допрашивателя. На нем поверх нечистой рубахи был длинный кожаный передник (какие носят мясники) в кровавых пятнах и мешковатые засаленные брюки. Черную повязку он вытащил из глубокого кармана в переднике.
Юнур ухмыльнулся, демонстрируя неровный ряд гнилых, обесцвеченных зубов и черные дыры там, где зубов уже не было. Доктор поморщилась. У нее самой зубы такие ровные, что, увидев их в первый раз, я, понятно, решил, что это безупречно выполненный протез.
– Правила, – сказал Юнур, глядя на грудь доктора. Она запахнула свою длиннополую жакетку. – Вы иностранка, – сказал он ей.
– Иностранка, – весомо сказала она Юнуру, – которая почти каждый день держит в своих руках жизнь короля.
– Не важно, – сказал этот тип, пожимая плечами. Он шмыгнул носом и собрался было вытереться повязкой, потом, увидев гримасу на лице доктора, передумал и снова воспользовался рукавом. – Таков приказ. Нужно поторопиться. – И он оглянулся на дверь.
Мы были у перехода к нижним уровням дворца. Коридор позади нас был связан с почти неиспользуемым проходом за кухнями западного крыла и винными погребами. Через узкий круговой колодец впереди по коридору пробивался сумеречный, сероватый свет, в котором можно было разглядеть нас и металлические двери; чуть дальше тускло горели две свечи.
– Хорошо, – сказала доктор. Она чуть подалась вперед и стала демонстративно разглядывать повязку и руки Юнура. – Только эту повязку я не надену, а ту, что надену, завязывать буду сама. – Она повернулась ко мне и вытащила чистый платок из кармана своего плаща. – Вот.
– Но… – начал было Юнур, однако в этот момент где-то за обшарпанными коричневыми дверями раздался звон, и помощник допрашивателя вздрогнул. Он отвернулся, сыпля проклятиями и засовывая повязку себе в карман.
Я повязал надушенный платок на глаза доктору, а Юнур тем временем отпер дверь. В одной руке я нес саквояж доктора, а другой – придерживал ее саму, ведя в коридор за дверями и по уходящим вниз бесконечной спиралью ступеням и через другие двери и проходы в потайную камеру, где ждал господин Нолиети. На полпути где-то впереди снова раздался звон, и я почувствовал, как доктор вздрогнула, а ее ладонь стала влажной. Должен признаться, что и мои нервы были натянуты.
Мы вошли в потайную камеру через низкую дверь, наклоняясь, чтобы не удариться о притолоку (я положил руку на голову доктора, чтобы она пригнулась; волосы на ощупь были шелковистыми и гладкими). Здесь пахло чем-то едким, мерзким и сверх того – горелой плотью. Я словно утратил контроль над своим дыханием – запахи проникали в ноздри, а оттуда – в легкие.
Высокое просторное помещение освещалось пестрой коллекцией древних масляных ламп, которые отбрасывали нездоровый сине-зеленый свет на множество разных бочек, бадей, столов и всевозможных инструментов и емкостей (некоторые имели форму человеческого тела), разглядывать внимательно которые я совсем не желал, хотя мои широко открытые глаза тянулись к ним, как цветы тянутся к солнцам. Высокая жаровня под висячим цилиндрическим дымоходом давала дополнительное освещение. Жаровня стояла рядом со стулом из металлических обручей, которые полностью обхватывали обнаженное тело бледного и худого человека – судя по всему, находившегося в бессознательном состоянии. Стул, подвижно закрепленный на внешней раме, был перевернут таким образом, что казалось, будто человек остановился, выполняя кувырок вперед, – замер в воздухе, опершись на колени, спиной параллельно решетке светового колодца над ним.
Главный палач Нолиети стоял между этим аппаратом и широким верстаком с металлическими мисками, кувшинами и бутылями, а также набором инструментов, которые могли бы принадлежать каменщику, плотнику, мяснику или хирургу. Нолиети качал широкой седой головой, испещренной шрамами. Он стоял, уперев в бока грубые жилистые руки и устремив гневный взгляд на скрюченное тело. Под металлической клеткой, в которую был заключен несчастный, располагался широкий квадратный лоток из камня со сливным отверстием в одном углу. Он был усеян темными каплями, похожими на капли крови. Удлиненные шпеньки, белеющие в сумраке, вероятно, были зубами жертвы. Услышав шаги, Нолиети повернулся. – Сколько можно ждать! – Он сплюнул и задержал свой взгляд сначала на мне, потом на докторе, потом на Юнуре (я обратил внимание, что, когда доктор засунула в карман свой платок, Юнур принялся демонстративно складывать черную повязку, которую пытался ей всучить).
– Это я виновата, – обычным тоном сказала доктор, обходя Нолиети.
Она поклонилась ему в спину, скорчила гримасу, наморщила нос, потом подошла сбоку к механизму, положила одну руку на металлические обручи и принялась поворачивать жалобно скрипящий стул, пока человек на нем не принял более привычной сидячей позы. Вид у него был ужасный – лицо серое, кожа местами обожжена, рот и челюсти ввалились внутрь, под каждым ухом – засохшие струйки крови. Доктор просунула руки между обручей и попыталась приподнять одно веко. Человек заскулил страшным низким голосом. Потом раздался свистящий надрывный звук, и человек произвел жалобный стон, похожий на далекий крик, после чего стал издавать неровные ритмические хлюпающие звуки – судя по всему, с шумом задышал. Доктор наклонилась, чтобы заглянуть ему в лицо, и я услышал, как она тихонько охнула.
Нолиети фыркнул.
– Не это ищешь? – спросил он доктора, помахав у нее перед лицом небольшим сосудом.
Доктор скользнула по сосуду взглядом, но скупо улыбнулась палачу. Затем вернула железный стул в прежнее положение и зашла сзади, чтобы осмотреть спину несчастного. Она сняла со спины пропитанные кровью лохмотья, и на лице ее снова появилась гримаса. Я поблагодарил богов, что не вижу ее лица, и взмолился о том, чтобы доктору не понадобилась моя помощь.
– Так в чем у вас проблема? – спросила она у Нолиети, чем, похоже, на мгновение привела его в замешательство.
– Кровища у него из задницы кончит когда-нибудь течь или нет? – сказал главный палач после некоторой паузы.
Доктор кивнула.
– Наверное, вы не заметили, что у вас кочерга слишком сильно остыла, – пробормотала она между делом, присев и раскрыв свой саквояж. Она принялась выкладывать свои инструменты у каменного поддона.
Нолиети подошел к доктору сбоку и наклонился к ней.
– Как это произошло, женщина, не твое дело, – сказал он ей на ухо. – Твое дело привести эту вонючку в чувство, чтобы он сказал то, что нужно знать королю.
– А король знает? – спросила доктор, подняв глаза на Нолиети. На ее лице появилось выражение невинного любопытства. – Разве это он приказал пытать этого бедолагу? Да он хоть знает о его существовании? Или это начальник стражи Адлейн решил, что королевство падет, если этого несчастного не станут мучить?
Нолиети выпрямился.
– Не твое дело, – мрачно сказал он. – Делай что сказано и выметайся отсюда. – Он снова наклонился и проговорил ей прямо в ухо: – И забудь о короле или начальнике стражи. Король здесь л, и я тебе говорю: делай свое дело, а я буду делать свое.
– Но это и есть мое дело, – ровным голосом сказала доктор, не обращая внимания на угрожающе склоненную над ней фигуру. – Если я буду знать, что и как с ним сделали, то смогу наилучшим образом лечить его.
– Я могу тебе показать, доктор, – сказал главный палач, подмигивая своему помощнику. – У нас есть специальные приемы, которые мы приберегаем исключительно для дам, верно, Юнур?
– У нас нет времени на флирт, – сказала доктор с ледяной улыбкой. – Скажите мне, что вы сделали с этим беднягой.
Глаза Нолиети сузились. Он поднялся и вытащил из жаровни кочергу, подняв сноп искр. Ее раскаленный кончик был широк, напоминая маленькую плоскую лопатку.
– Под конец мы его пощекотали вот этим, – улыбаясь сказал Нолиети; его лицо светилось в желтоватом сиянии раскаленного металла.
Доктор посмотрела на кочергу, потом на палача. Присела и прикоснулась к чему-то на спине несчастного.
– Много вытекло крови? – спросила она.
– Как если бы кто поссал, – сказал главный палач, снова подмигивая своему помощнику.
Юнур тут же кивнул и рассмеялся.
– Тогда вам лучше всунуть эту штуку обратно, – пробормотала доктор. Она поднялась. – Хорошо, что вы так любите свою работу, главный палач. Но я думаю, что этого вы прикончили.
– Ты доктор, вот и вылечи его, – сказал Нолиети; он наступал на нее, размахивая раскаленной кочергой. Не думаю, чтобы он угрожал доктору, но я увидел, как ее правая рука потянулась к сапогу, где был спрятан старый кинжал.
Взгляд ее устремился на палача, мимо сверкающей кочерги в его руке.
– Я дам ему одно средство, и, может быть, он придет в себя, но, вероятно, он сказал вам все и больше ничего не добавит. Если он умрет, не обвиняйте меня.
– Вот еще, – тихо сказал Нолиети, засовывая кочергу обратно в жаровню. На пол полетели искры. – Смотри у меня, женщина, чтобы он не сдох. Смотри у меня, чтобы он заговорил, иначе король узнает, что ты не справилась со своей работой.
– Король узнает об этом в любом случае, – сказала доктор, улыбаясь мне. Я нервно улыбнулся в ответ. – И начальник стражи Адлейн тоже. И, видимо, от меня, – добавила она. Снова развернула стул, приведя человека в сидячее положение, вытащила из саквояжа пузырек, сунула внутрь деревянную лопаточку, а потом, приоткрыв обращенный в кровавое месиво рот несчастного, смазала ему десны. Он снова застонал.
Доктор замерла на мгновение, глядя на него, потом подошла к жаровне и бросила туда лопаточку – дерево вспыхнуло и затрещало. Она посмотрела на свои руки, потом на Нолиети:
– Вода у вас тут есть? Чистая вода.
Главный палач кивнул Юнуру; тот исчез в полумраке, но скоро появился с тазом, в котором доктор вымыла руки. Она вытирала их о платок, которым повязывала глаза, когда человек на стуле издал жуткий вопль, потом затрясся в агонии, напрягся и наконец обмяк. Доктор подошла к нему и протянула было руку к его шее, но ее отбросил в сторону Нолиети со злобным, раздраженным криком. Он сам потянулся через металлические обручи, чтобы прикоснуться к тому месту на шее, где прощупывают пульс, – доктор говорила мне, что это самое верное средство проверить, жив человек или мертв.
Главного палача трясло мелкой дрожью, а его помощник смотрел опасливо и испуганно. На лице доктора было написано мрачно-презрительное любопытство. Нолиети развернулся и ткнул в нее пальцем.
– Это ты! – зашипел он. – Ты убила его. Ты не хотела, чтобы он жил!
Доктор со спокойным видом продолжала вытирать руки (хотя мне казалось, что они были уже сухими и слегка дрожали).
– Я давала клятву спасать жизни, а не отбирать ее, главный палач, – возразила она. – Последнее я предоставляю другим.
– Что это за дрянь? – сказал главный палач. Он быстро присел, распахнул саквояж доктора, вытащил открытый пузырек, из которого она доставала мазь, и сунул ей в лицо. – Что это?
– Стимулятор, – сказала она и, сунув палец в пузырек, зачерпнула каплю светло-коричневого геля, засверкавшего в свете жаровни. – Хотите попробовать? – Она поднесла палец ко рту Нолиети.
Главный палач схватил ее ладонь обеими руками и направил палец к ее рту.
– Ты. Ты сама попробуй. Сделай то же, что ты сделала с ним.
Доктор высвободила руку и, спокойно сунув палец себе в рот, размазала коричневатый гель по верхним деснам.
– Вкус горьковато-сладкий, – сказала она тем тоном, каким обычно учит меня. – Действие длится от двух до трех колоколов и обычно не имеет никаких побочных эффектов, хотя, если организм серьезно ослаблен и находится в шоковом состоянии, возможны припадки и очень редко – смертельный исход. – Она облизнула палец. – От побочных эффектов особенно страдают дети, функции у них после осложнений не восстанавливаются, и потому это средство им никогда не прописывают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51