Переход длинный, но говорят, что за счет этого мы экономим целый день.
Впереди ехали величественные кареты и фургоны королевского дома. Непосредственно перед нами двигались два хавла, их широкие плечи и крупы раскачивались из стороны в сторону. Доктор отказалась от кучера. Она хотела сама держать кнут (хотя пользовалась им мало). А это означало, что мы сами должны были каждый вечер кормить животных и заботиться о них. Мне это вовсе не нравилось, хотя у моих приятелей, пажей и учеников, было на сей счет другое мнение. До этого дня доктор брала на себя большую, чем я ожидал, часть этой грязной работы, но у меня вызывала неприязнь и та малая часть, что доставалась мне. Мне было трудно поверить, что она не видит, как выставляет нас обоих в глупом виде, занимаясь такими унизительными вещами.
Она снова обратила свой взгляд к заходу. На щеке заиграл лучик света, окрасив кожу в цвет золота. Волосы, свободно ниспадавшие на плечи, отливали матовыми бликами цвета тускловатого рубина.
– Вы еще были в Дрезене, когда с небес упали камни?
– Что? Ах, да. Я уехала из дома два года спустя. – Казалось, она задумалась, даже опечалилась.
– А вы случайно добирались не через Кускерию, хозяйка?
– Да, Элф, через Кускерию, – сказала доктор, лицо ее прояснилось, когда она повернулась ко мне. – Тебе об этом известно?
– Кое-что, – сказал я, и во рту у меня стало сухо. Я не знал, сказать ли ей о том, что я слышал от пажа Валена и от Джоллиса. – Оттуда до нас далеко?
– На дорогу уходит не меньше полугода, – сказала доктор, кивая. Она улыбнулась, подняв голову к небу. – Очень жаркое место, много растительности, высокая влажность, полно разрушенных храмов и различных странных животных – некоторые древние секты считают их священными. Воздух насыщен запахами пряностей, а когда я там оказалась, ночь была в полном разгаре – и Ксамис и Зиген оба давно зашли почти одновременно, в дневном небе были Джидульф, Джейрли и Фой, а Ипарин пребывал в зоне затмения, и потому примерно в течение колокола на небе сияли только звезды, освещавшие город и море. И все животные выли в этой темноте, и я из своей комнаты хорошо слышала бушующее море, хотя на самом деле темно не было – воздух был пронизан серебристым светом. Люди молча стояли на улицах и смотрели на звезды, словно с облегчением проникаясь мыслью, что их существование – не миф. Я в тот момент была не на улице, я была… в тот день я познакомилась с очень милым капитаном морской компании. Очень красивым, – сказала она, вздохнув.
В этот миг она была похожа на молоденькую девочку (а я – на ревнивого мальчика).
– И ваш корабль доставил вас оттуда прямо сюда?
– Нет-нет. После Кускерии было еще четыре перехода: до Алайла на баркентине «Лик Джейрли», принадлежащей морской компании, – сказала она и широко улыбнулась, глядя перед собой. – Потом оттуда до фуоллаха на триреме, представь… этот корабль был из фаросси, бывший имперский флот, потом по суше до Оска, а оттуда до Иллерна на ксинкспарском торговом судне. И наконец, до Гаспида на галионе, принадлежащем торговому дому Мифели.
– Все это звучит очень романтично, хозяйка. Она улыбнулась, но как-то печально.
– Конечно, случались лишения и всякие неприятности, – сказала она, похлопывая по голенищу своего сапожка, – раз или два приходилось вытаскивать этот старый кинжал, но теперь, оглядываясь назад, я могу сказать: да, это было романтично. Очень. – Она глубоко вздохнула, потом повернулась и посмотрела в небо, прикрыв козырьком ладони глаза от света Зигена.
– Джейрли еще не взошел, хозяйка, – тихо сказал я и сам удивился тому, какой холод пронизывает меня изнутри. Она странно посмотрела на меня.
Наконец здравый смысл вернулся ко мне. Хотя во время моей болезни во дворце она и сказала, что мы должны быть друзьями, однако по-прежнему оставалась моей хозяйкой, а я – ее слугой и учеником. Но кроме хозяйки у меня был еще и хозяин. Не исключаю: ничто из того, что я мог узнать у доктора, для моего хозяина не было в новинку, так как у него имелось много источников информации, но полной уверенности в этом у меня не было, а потому я считал себя обязанным выведывать все, что удастся, ведь любая мельчайшая подробность могла оказаться полезной.
– И по этой причине – я имею в виду ваше путешествие из Иллерна в Гаспид на корабле клана Мифе-ли – вы оказались на службе у Мифели?
– Нет, это было простое совпадение. После прибытия сюда я некоторое время помогала морякам в лазарете, а потом одному из молодых Мифели понадобилась помощь. Он плыл на корабле и, приближаясь к родной гавани, подал сигнал на Сторожевые острова. Собственный доктор клана Мифели страдал от морской болезни и не мог подняться на борт, чтобы отправиться навстречу галиону. Поэтому главный врач лазарета рекомендовал меня Прелису Мифели, и на галион отправилась я. Молодой человек выжил, корабль вернулся в порт, и меня прямо там, в порту, сделали главным семейным врачом Мифели. Старик Мифели быстро принимает решения.
– А их прежний доктор?
– Был отправлен на покой. – Она пожала плечами. Некоторое время я смотрел на крупы двух хавлов.
Один из них обильно унавоживал дорогу. Горячий навоз исчез под колесами нашего фургона, обдав нас своими парами.
– О ужас, какой отвратительный запах, – сказала доктор.
Я прикусил язык. То была одна из причин, по которой люди, обязанные ухаживать за скотиной, старались по возможности держаться от этих животных подальше.
– Хозяйка, можно я задам вам вопрос? Она помедлила, прежде чем ответить.
– Ты уже и без того назадавал мне столько всяких вопросов, Элф, – сказала она, удостоив меня лукавым, веселым взглядом. – Насколько я понимаю, ты собираешься задать вопрос, который я могу счесть дерзким?
– Гм-м.
– Спрашивай, молодой Элф. Я ведь всегда могу сделать вид, что не расслышала.
– Я вот размышляю, хозяйка, – сказал я, чувствуя неловкость и внезапно покраснев, – а почему вы оставили Дрезен?
– Ах вот что, – сказала она и, взяв кнут, помахала им над спинами хавлов, едва пощекотав его кончиком их шеи. Потом скользнула по мне взглядом. – Отчасти потому, что мне захотелось приключений, Элф. Просто из желания отправиться туда, где не бывал никто из тех, кого я знаю. А отчасти для того, чтобы уехать и забыть одного человека. – Она весело, ослепительно улыбнулась мне, а потом снова устремила свой взгляд на дорогу. – У меня была несчастная любовь, Элф. А я упрямая. И гордая. Твердо решив уехать и сообщив, что собралась на другой конец света, я уже не могла – и не хотела – менять решения. Вот так я дважды причинила себе боль – один раз встретив не того человека, а второй раз проявив упрямство (даже после того, как успокоилась) и не пожелав отступить от слова, данного в приступе уязвленной гордости.
– Это был тот, кто подарил вам кинжал, хозяйка? – спросил я, уже ненавидя этого человека и завидуя ему.
– Нет, – сказала она, издав то ли фырканье, то ли смешок, совсем не женский звук, как мне показалось. – Он меня и без того достаточно ранил, чтобы носить еще напоминание о нем. – Она кинула взгляд на свой кинжал, который, как всегда, был заткнут у нее за голенище правого сапога. – Этот кинжал – подарок от… государства. Некоторые украшения на кинжале были подарены мне другим другом. Тем, с которым я ожесточенно спорила. Обоюдоострый подарок.
– И о чем вы спорили, хозяйка? – спросил я, оглянувшись.
– О разном, о разных сторонах одного и того же. Имеет ли право сильный навязывать свои ценности другим. – Она посмотрела на меня – на моем лице читалось недоумение. – Ну, и мы спорили обо всем этом.
– Об этом, хозяйка? – спросил я, оглядываясь.
– Об… – Она, казалось, оборвала себя на полуслове. – О Гаспиде, об империи. Обо всем этом другом полушарии. – Она пожала плечами. – Не буду утомлять тебя деталями. В конце концов я уехала, а он остался, хотя до меня дошли слухи, что после моего отплытия он тоже покинул страну.
– И вы не жалеете, что прибыли сюда, хозяйка?
– Нет, – сказала она, улыбнувшись. – Большую часть пути в Кускерию жалела, но, когда я пересекла экватор, произошли перемены. Такое, говорят, часто случается. А с тех пор не пожалела ни разу. Я по-прежнему скучаю по семье, по друзьям, но не жалею, что приняла такое решение.
– А как вы думаете, хозяйка, вы вернетесь домой?
– Понятия не имею, Элф. – На ее лице было выражение надежды и беспокойства. Тут она улыбнулась еще раз. – Ведь я врач короля. Я бы сочла, что плохо делаю свое дело, если бы он позволил мне вернуться. Может быть, он заставит меня ухаживать за ним, пока не состарится или пока не разочаруется во мне, потому что у меня появятся усики над верхней губой, волосы на голове поредеют, и появится дурной запах изо рта. И тогда он прикажет отрубить мне голову, потому что я слишком часто его перебиваю. А тогда, возможно, его доктором станешь ты.
– Что вы, хозяйка. – Кроме этих слов, другие не пришли мне в голову.
– Не знаю, Элф, – призналась она мне, – я не уверена, стоит ли мне строить какие-то планы. Подожду, посмотрю, куда меня уведет судьба. Если Провидение, или то, что мы называем этим словом, вынудит меня остаться, то я останусь. Если же это Провидение позовет меня назад в Дрезен, я вернусь в Дрезен. – Она повернула ко мне голову с выражением, которое ей, видимо, казалось заговорщицким, и сказала: – Кто знает, может, судьба поведет меня через ту же самую Экваториальную Кускерию. Возможно, я снова увижу моего красавца – капитана морской компании. – Она подмигнула мне.
– А Дрезен сильно пострадал от камнепада с небес? – спросил я.
Она, казалось, не обратила внимания на мой тон, а я опасался, не звучит ли мой голос слишком уж холодно.
– Больше, чем Гаспидус, – сказала она. – Но гораздо меньше, чем внутренние области империи. Один город на дальнем северном острове был почти полностью стерт с лица земли волной, которая убила больше десяти тысяч человек. Было также уничтожено несколько кораблей, и урожаи в следующие два-три года упали, отчего застонали землепашцы, – но землепашцы и так вечно стонут. Нет, мы отделались сравнительно легко.
– И как вы считаете, хозяйка, это была кара богов? Некоторые говорят, что Провидение за что-то наказало нас или всю империю. Другие считают, что это сделали старые боги и что они возвращаются. Как вы думаете?
– Я думаю, возможно все, Элф, – задумчиво сказала доктор. – Хотя в Дрезене есть люди – философы, – у которых находится более прозаическое объяснение.
– Какое, хозяйка?
– Они считают, что такое случается без всяких причин.
– Без всяких причин?
– Да. Никаких причин, чистая случайность. Я поразмыслил над этими словами.
– А как они считают – есть ли добро и зло? Верно ли, что кто-то заслуживает уничтожения, а кто-то – всего лишь наказания?
– Меньшинство скажет, что таких понятий вообще нет. Но большинство согласно с тем, что они есть, правда, существуют только в наших умах. Сам мир без нас не признает таких вещей, поскольку это и не вещи на самом деле, а идеи, а потому в мире не было идей, пока не появился человек.
– Значит, они думают, что Человек не был создан одновременно с миром?
– Именно так. По крайней мере, человек разумный.
– Так значит, они зигенисты? Они считают, что нас создало Малое Солнце?
– Некоторые так и говорят. Они утверждают, что люди когда-то ничем не отличались от обычных животных и тоже засыпали с заходом Ксамиса, а поднимались с восходом. Некоторые думают, что мы – это только свет, что свет Ксамиса цементирует мир как некую идею, как необыкновенно сложную мечту, а свет Зигена делает из нас мыслящих существ.
Я попытался понять эту странную концепцию, и мне уже начало казаться, что она не очень-то отличается от обычных верований, но тут доктор внезапно спросила у меня:
– А во что веришь ты, Элф?
Она повернулась ко мне, цвет ее лица стал нежно-смуглым. Лучи Зигена играли в прядях ее рыжих, чуть курчавых волос.
– Я? Да в то же, во что и все остальные люди, хозяйка, – сказал я, но тут же подумал, что она – уроженка Дрезена, где у людей довольно странные представления о мире, и, возможно, она верит во что-то другое. – Я имею в виду здешних людей, жителей Гаспидуса…
– Да, но во что веришь ты лично?
Я хмуро скосился на нее – выражение ее лица, вежливое и мягкое, явно не заслуживало такого взгляда. Неужели доктор и в самом деле думает, что каждый верит в свое? Люди верят в то, во что им сказано верить, во что им велит верить здравый смысл. Если ты, конечно, не иностранец или не философ.
– Я верю в Провидение, хозяйка.
– Но говоря о Провидении, ты на самом деле имеешь в виду бога?
– Нет, хозяйка. Я не верю ни в каких старых богов. И никто больше не верит. То есть никто из здравомыслящих. Провидение – это власть закона, хозяйка, – сказал я.
Я пытался не оскорбить ее, чтобы она не подумала, будто я говорю с ней как с ребенком. Я уже сталкивался с некоторой наивностью, свойственной доктору, и объяснял это плохим знанием жизни в чужой для нее стране, но вот прошел почти год, и все еще оставалось немало вещей, на которые мы вроде бы смотрели в одном свете и под одним углом, однако видели каждый по-своему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Впереди ехали величественные кареты и фургоны королевского дома. Непосредственно перед нами двигались два хавла, их широкие плечи и крупы раскачивались из стороны в сторону. Доктор отказалась от кучера. Она хотела сама держать кнут (хотя пользовалась им мало). А это означало, что мы сами должны были каждый вечер кормить животных и заботиться о них. Мне это вовсе не нравилось, хотя у моих приятелей, пажей и учеников, было на сей счет другое мнение. До этого дня доктор брала на себя большую, чем я ожидал, часть этой грязной работы, но у меня вызывала неприязнь и та малая часть, что доставалась мне. Мне было трудно поверить, что она не видит, как выставляет нас обоих в глупом виде, занимаясь такими унизительными вещами.
Она снова обратила свой взгляд к заходу. На щеке заиграл лучик света, окрасив кожу в цвет золота. Волосы, свободно ниспадавшие на плечи, отливали матовыми бликами цвета тускловатого рубина.
– Вы еще были в Дрезене, когда с небес упали камни?
– Что? Ах, да. Я уехала из дома два года спустя. – Казалось, она задумалась, даже опечалилась.
– А вы случайно добирались не через Кускерию, хозяйка?
– Да, Элф, через Кускерию, – сказала доктор, лицо ее прояснилось, когда она повернулась ко мне. – Тебе об этом известно?
– Кое-что, – сказал я, и во рту у меня стало сухо. Я не знал, сказать ли ей о том, что я слышал от пажа Валена и от Джоллиса. – Оттуда до нас далеко?
– На дорогу уходит не меньше полугода, – сказала доктор, кивая. Она улыбнулась, подняв голову к небу. – Очень жаркое место, много растительности, высокая влажность, полно разрушенных храмов и различных странных животных – некоторые древние секты считают их священными. Воздух насыщен запахами пряностей, а когда я там оказалась, ночь была в полном разгаре – и Ксамис и Зиген оба давно зашли почти одновременно, в дневном небе были Джидульф, Джейрли и Фой, а Ипарин пребывал в зоне затмения, и потому примерно в течение колокола на небе сияли только звезды, освещавшие город и море. И все животные выли в этой темноте, и я из своей комнаты хорошо слышала бушующее море, хотя на самом деле темно не было – воздух был пронизан серебристым светом. Люди молча стояли на улицах и смотрели на звезды, словно с облегчением проникаясь мыслью, что их существование – не миф. Я в тот момент была не на улице, я была… в тот день я познакомилась с очень милым капитаном морской компании. Очень красивым, – сказала она, вздохнув.
В этот миг она была похожа на молоденькую девочку (а я – на ревнивого мальчика).
– И ваш корабль доставил вас оттуда прямо сюда?
– Нет-нет. После Кускерии было еще четыре перехода: до Алайла на баркентине «Лик Джейрли», принадлежащей морской компании, – сказала она и широко улыбнулась, глядя перед собой. – Потом оттуда до фуоллаха на триреме, представь… этот корабль был из фаросси, бывший имперский флот, потом по суше до Оска, а оттуда до Иллерна на ксинкспарском торговом судне. И наконец, до Гаспида на галионе, принадлежащем торговому дому Мифели.
– Все это звучит очень романтично, хозяйка. Она улыбнулась, но как-то печально.
– Конечно, случались лишения и всякие неприятности, – сказала она, похлопывая по голенищу своего сапожка, – раз или два приходилось вытаскивать этот старый кинжал, но теперь, оглядываясь назад, я могу сказать: да, это было романтично. Очень. – Она глубоко вздохнула, потом повернулась и посмотрела в небо, прикрыв козырьком ладони глаза от света Зигена.
– Джейрли еще не взошел, хозяйка, – тихо сказал я и сам удивился тому, какой холод пронизывает меня изнутри. Она странно посмотрела на меня.
Наконец здравый смысл вернулся ко мне. Хотя во время моей болезни во дворце она и сказала, что мы должны быть друзьями, однако по-прежнему оставалась моей хозяйкой, а я – ее слугой и учеником. Но кроме хозяйки у меня был еще и хозяин. Не исключаю: ничто из того, что я мог узнать у доктора, для моего хозяина не было в новинку, так как у него имелось много источников информации, но полной уверенности в этом у меня не было, а потому я считал себя обязанным выведывать все, что удастся, ведь любая мельчайшая подробность могла оказаться полезной.
– И по этой причине – я имею в виду ваше путешествие из Иллерна в Гаспид на корабле клана Мифе-ли – вы оказались на службе у Мифели?
– Нет, это было простое совпадение. После прибытия сюда я некоторое время помогала морякам в лазарете, а потом одному из молодых Мифели понадобилась помощь. Он плыл на корабле и, приближаясь к родной гавани, подал сигнал на Сторожевые острова. Собственный доктор клана Мифели страдал от морской болезни и не мог подняться на борт, чтобы отправиться навстречу галиону. Поэтому главный врач лазарета рекомендовал меня Прелису Мифели, и на галион отправилась я. Молодой человек выжил, корабль вернулся в порт, и меня прямо там, в порту, сделали главным семейным врачом Мифели. Старик Мифели быстро принимает решения.
– А их прежний доктор?
– Был отправлен на покой. – Она пожала плечами. Некоторое время я смотрел на крупы двух хавлов.
Один из них обильно унавоживал дорогу. Горячий навоз исчез под колесами нашего фургона, обдав нас своими парами.
– О ужас, какой отвратительный запах, – сказала доктор.
Я прикусил язык. То была одна из причин, по которой люди, обязанные ухаживать за скотиной, старались по возможности держаться от этих животных подальше.
– Хозяйка, можно я задам вам вопрос? Она помедлила, прежде чем ответить.
– Ты уже и без того назадавал мне столько всяких вопросов, Элф, – сказала она, удостоив меня лукавым, веселым взглядом. – Насколько я понимаю, ты собираешься задать вопрос, который я могу счесть дерзким?
– Гм-м.
– Спрашивай, молодой Элф. Я ведь всегда могу сделать вид, что не расслышала.
– Я вот размышляю, хозяйка, – сказал я, чувствуя неловкость и внезапно покраснев, – а почему вы оставили Дрезен?
– Ах вот что, – сказала она и, взяв кнут, помахала им над спинами хавлов, едва пощекотав его кончиком их шеи. Потом скользнула по мне взглядом. – Отчасти потому, что мне захотелось приключений, Элф. Просто из желания отправиться туда, где не бывал никто из тех, кого я знаю. А отчасти для того, чтобы уехать и забыть одного человека. – Она весело, ослепительно улыбнулась мне, а потом снова устремила свой взгляд на дорогу. – У меня была несчастная любовь, Элф. А я упрямая. И гордая. Твердо решив уехать и сообщив, что собралась на другой конец света, я уже не могла – и не хотела – менять решения. Вот так я дважды причинила себе боль – один раз встретив не того человека, а второй раз проявив упрямство (даже после того, как успокоилась) и не пожелав отступить от слова, данного в приступе уязвленной гордости.
– Это был тот, кто подарил вам кинжал, хозяйка? – спросил я, уже ненавидя этого человека и завидуя ему.
– Нет, – сказала она, издав то ли фырканье, то ли смешок, совсем не женский звук, как мне показалось. – Он меня и без того достаточно ранил, чтобы носить еще напоминание о нем. – Она кинула взгляд на свой кинжал, который, как всегда, был заткнут у нее за голенище правого сапога. – Этот кинжал – подарок от… государства. Некоторые украшения на кинжале были подарены мне другим другом. Тем, с которым я ожесточенно спорила. Обоюдоострый подарок.
– И о чем вы спорили, хозяйка? – спросил я, оглянувшись.
– О разном, о разных сторонах одного и того же. Имеет ли право сильный навязывать свои ценности другим. – Она посмотрела на меня – на моем лице читалось недоумение. – Ну, и мы спорили обо всем этом.
– Об этом, хозяйка? – спросил я, оглядываясь.
– Об… – Она, казалось, оборвала себя на полуслове. – О Гаспиде, об империи. Обо всем этом другом полушарии. – Она пожала плечами. – Не буду утомлять тебя деталями. В конце концов я уехала, а он остался, хотя до меня дошли слухи, что после моего отплытия он тоже покинул страну.
– И вы не жалеете, что прибыли сюда, хозяйка?
– Нет, – сказала она, улыбнувшись. – Большую часть пути в Кускерию жалела, но, когда я пересекла экватор, произошли перемены. Такое, говорят, часто случается. А с тех пор не пожалела ни разу. Я по-прежнему скучаю по семье, по друзьям, но не жалею, что приняла такое решение.
– А как вы думаете, хозяйка, вы вернетесь домой?
– Понятия не имею, Элф. – На ее лице было выражение надежды и беспокойства. Тут она улыбнулась еще раз. – Ведь я врач короля. Я бы сочла, что плохо делаю свое дело, если бы он позволил мне вернуться. Может быть, он заставит меня ухаживать за ним, пока не состарится или пока не разочаруется во мне, потому что у меня появятся усики над верхней губой, волосы на голове поредеют, и появится дурной запах изо рта. И тогда он прикажет отрубить мне голову, потому что я слишком часто его перебиваю. А тогда, возможно, его доктором станешь ты.
– Что вы, хозяйка. – Кроме этих слов, другие не пришли мне в голову.
– Не знаю, Элф, – призналась она мне, – я не уверена, стоит ли мне строить какие-то планы. Подожду, посмотрю, куда меня уведет судьба. Если Провидение, или то, что мы называем этим словом, вынудит меня остаться, то я останусь. Если же это Провидение позовет меня назад в Дрезен, я вернусь в Дрезен. – Она повернула ко мне голову с выражением, которое ей, видимо, казалось заговорщицким, и сказала: – Кто знает, может, судьба поведет меня через ту же самую Экваториальную Кускерию. Возможно, я снова увижу моего красавца – капитана морской компании. – Она подмигнула мне.
– А Дрезен сильно пострадал от камнепада с небес? – спросил я.
Она, казалось, не обратила внимания на мой тон, а я опасался, не звучит ли мой голос слишком уж холодно.
– Больше, чем Гаспидус, – сказала она. – Но гораздо меньше, чем внутренние области империи. Один город на дальнем северном острове был почти полностью стерт с лица земли волной, которая убила больше десяти тысяч человек. Было также уничтожено несколько кораблей, и урожаи в следующие два-три года упали, отчего застонали землепашцы, – но землепашцы и так вечно стонут. Нет, мы отделались сравнительно легко.
– И как вы считаете, хозяйка, это была кара богов? Некоторые говорят, что Провидение за что-то наказало нас или всю империю. Другие считают, что это сделали старые боги и что они возвращаются. Как вы думаете?
– Я думаю, возможно все, Элф, – задумчиво сказала доктор. – Хотя в Дрезене есть люди – философы, – у которых находится более прозаическое объяснение.
– Какое, хозяйка?
– Они считают, что такое случается без всяких причин.
– Без всяких причин?
– Да. Никаких причин, чистая случайность. Я поразмыслил над этими словами.
– А как они считают – есть ли добро и зло? Верно ли, что кто-то заслуживает уничтожения, а кто-то – всего лишь наказания?
– Меньшинство скажет, что таких понятий вообще нет. Но большинство согласно с тем, что они есть, правда, существуют только в наших умах. Сам мир без нас не признает таких вещей, поскольку это и не вещи на самом деле, а идеи, а потому в мире не было идей, пока не появился человек.
– Значит, они думают, что Человек не был создан одновременно с миром?
– Именно так. По крайней мере, человек разумный.
– Так значит, они зигенисты? Они считают, что нас создало Малое Солнце?
– Некоторые так и говорят. Они утверждают, что люди когда-то ничем не отличались от обычных животных и тоже засыпали с заходом Ксамиса, а поднимались с восходом. Некоторые думают, что мы – это только свет, что свет Ксамиса цементирует мир как некую идею, как необыкновенно сложную мечту, а свет Зигена делает из нас мыслящих существ.
Я попытался понять эту странную концепцию, и мне уже начало казаться, что она не очень-то отличается от обычных верований, но тут доктор внезапно спросила у меня:
– А во что веришь ты, Элф?
Она повернулась ко мне, цвет ее лица стал нежно-смуглым. Лучи Зигена играли в прядях ее рыжих, чуть курчавых волос.
– Я? Да в то же, во что и все остальные люди, хозяйка, – сказал я, но тут же подумал, что она – уроженка Дрезена, где у людей довольно странные представления о мире, и, возможно, она верит во что-то другое. – Я имею в виду здешних людей, жителей Гаспидуса…
– Да, но во что веришь ты лично?
Я хмуро скосился на нее – выражение ее лица, вежливое и мягкое, явно не заслуживало такого взгляда. Неужели доктор и в самом деле думает, что каждый верит в свое? Люди верят в то, во что им сказано верить, во что им велит верить здравый смысл. Если ты, конечно, не иностранец или не философ.
– Я верю в Провидение, хозяйка.
– Но говоря о Провидении, ты на самом деле имеешь в виду бога?
– Нет, хозяйка. Я не верю ни в каких старых богов. И никто больше не верит. То есть никто из здравомыслящих. Провидение – это власть закона, хозяйка, – сказал я.
Я пытался не оскорбить ее, чтобы она не подумала, будто я говорю с ней как с ребенком. Я уже сталкивался с некоторой наивностью, свойственной доктору, и объяснял это плохим знанием жизни в чужой для нее стране, но вот прошел почти год, и все еще оставалось немало вещей, на которые мы вроде бы смотрели в одном свете и под одним углом, однако видели каждый по-своему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51