Всего ничего. А каково приходится им, несчастным, когда они бреют свои ноги? В некоторых они начинаются едва не от плеч. Это же такая мука и столько забот…
Побрившись и прияв душ, я почувствовал себя словно новая копейка. Жизнь постепенно начала наполняться смыслом, энергия забурлила, где нужно, и где не очень, и я приготовился встретить майора как настоящий стоик. От судьбы ведь не сбежишь, а жизнь, она как тельняшка – то черная полоса, то белая.
Ляхов был сумрачен и выглядел неважно. Мне кажется, кроме неприятностей по работе, у него были и какие-то личные проблемы. Но я, естественно, не стал расспрашивать опера на правах шапочного знакомого, как дела, как детки, что с погодой и не режется ли у него зуб мудрости.
Кофе я сварил, в аккурат, к его приходу. Готовил этот тонизирующий напиток в первую очередь для себя, потому что чай на меня не подействовал, как я того ожидал, и мне нужно было хорошо встряхнуть свой организм перед рабочим днем.
Почему рабочим? А потому, что на сегодня я столько всего запланировал, сколько раньше не делал за месяц.
Ничего не попишешь, жизнь иногда заставляет человека вертеться в своем «беличьем» колесе вопреки его желаниям. К тому же у меня почему-то появилась уверенность, что на этот раз отлежаться на диване в созерцательной позе брамина-йога мне не удастся. Я вдруг ощутил, что вокруг меня начали сгущаться тучи.
Это было странное ощущение. Никогда прежде я ничего подобного не испытывал. Что-то темное и страшное по своей сути появилось в углах комнат – пока еще невидимое глазу, призрачное, но оно стало давить на психику, и я занервничал. А от этого все мои чувства обострились до предела.
Я вдруг понял, что все эти события – и телефонные звонки, которые допекали меня целую неделю, и нищий, преследовавший меня с настырностью рыбы-прилипалы, и убийство Хамовича, и исчезновение Лизаветы, и топтун, от которого я оторвался в «Чебурашке», и странный старик-лозоходец – скорее всего, звенья одной цепи.
Но самое интересное: я неожиданно сообразил, что история началась несколько раньше. К сожалению, тогда мне не хватило ума разобраться во всем детально. Как обычно у меня повелось, я оставил все на потом. Как же я ошибся…
Зато теперь, мне кажется, я знал почти наверняка, где искать недостающее звено в цепи непонятных и кровавых происшествий. Вот только что я вытащу потом, когда соединю все звенья – это был вопрос…
– Да, кофе варить вы мастер, – сказал Ляхов, с удовольствием отхлебывая мелкими глоточками темную густую жидкость. – У меня не получается. Сколько раз пытался – и все мимо. По вкусу напоминает паленую резину.
Я нехотя ухмыльнулся. С подходцем работает, мент…
– Никаких особых рецептов приготовления здесь нет, – ответил я сдержанно. – Или почти нет, скажем точнее. Все зависит от сорта и качества кофейных зерен, а также от воды. Хочу вам доложить, что та чашка, которую вы сейчас держите в руках, в кафе стоила бы вам не менее десяти долларов. Подчеркиваю – в недорогом кафе.
– Десять… долларов!? – Ляхов от неожиданности резко поставил чашку на стол. – Не может быть!
– Еще как может… Кофе я покупаю в специальном магазине, а не на рынке, стоит он… не буду говорить, сколько, чтобы не ранить вашу пролетарскую душу. А водичку я беру специальную, фильтрованную, с родника. Вот и весь секрет.
– Ну надо же… – Ляхов явно чувствовал себя не в своей тарелке; он не знал, что ему делать – допивать кофе или отставить чашку в сторону.
Мне стало весело. Тоже мне, экономист… Я все равно вылью остатки напитка в мойку. Так что, гражданин начальник, запишите, пожалуйста, и эту чашку кофе на свой счет.
– Да, попались вы… – Я злорадно хихикнул. – Как это у вас называется? А, вспомнил – взятка при исполнении. Ладно вам, пейте, я пошутил.
– Насчет стоимости чашки кофе?
– Нет, насчет взятки. А что касается кофе, то можете считать его спонсорским взносом законопослушного обывателя в раскрытие кровавого преступления.
– Кстати, о преступлении… – Глаза Ляхова загорелись, как у волка, когда на него падает свет автомобильных фар. – Вы были со мной не совсем откровенны при первой нашей встрече…
– Конечно, – согласился я с легкостью. – Мы ведь тогда не были знакомы. А сейчас – другое дело. Я чувствую в вас родственную душу.
– Мне так о вас и говорили, – задумчиво сказал опер.
– Кто? Ах, да, – тайна следствия. Значит, вы проверяли всю мою подноготную? Правильно сделали. Ну и как, подхожу я на роль маньяка?
– Мы обязаны проверять…
– Всех? – спросил я быстро.
– Да, – не стал врать Ляхов. – Всех потенциальных кандидатов в преступники. И пока не докажем обратное, вы будете у нас на подозрение. Довольны моей откровенностью?
– Вполне. Спасибо. Я тронут.
– А говорили мне то, что вы большой шутник и любите ерничать. Иногда не по делу. Так что можете продолжать в том же духе, я не обижусь. Это, как я понимаю, свойство вашего характера. А характер быстро не изменишь. Если вообще это возможно.
– Возможно. К старости у многих характер меняется и чаще всего портится.
– Но вам это пока не грозит.
– Как знать, как знать…
– Так вы еще и фаталист? – сделал попытку догадаться Ляхов.
– В какой-то мере.
– Приятно встретить единомышленника, – добродушно улыбнулся майор, сделав при этом совершенно честные глаза.
Он соврал. Я словно читал его мысли.
Опер относился ко мне достаточно индифферентно – по крайней мере, пока. Конечно, подозрения у него кое-какие были, и это я ощущал, но не более того. В данный момент майор продолжал свою игру, чтобы вытащить меня на доверительный разговор.
Надо ему подыграть. Но что он имел ввиду, когда сказал «Вы были со мной не совсем откровенны»?
Ляхов, будто послушав мой мысленный вопрос, не стал размазывать манную кашу по белому столу, то есть, разводить трали-вали (нет, в нем точно есть что-то импонирующее), а сразу попытался взять меня на цугундер.
– В тот вечер был еще кто-нибудь в вашей квартире? – спросил он, резко изменив тему разговора, опять в своей манере остро прищурившись, как снайпер перед выстрелом.
Опа! Вот она и всплыла, эта самая донная мина. И сразу же его вопрос дал мне массу информации для размышлений.
Майор не стал ходить вокруг да около, чтобы меня запутать, только по одной причине – он ЗНАЛ о моем вчерашнем разговоре с матерью Бет, которой я рассказал все, как на духу. А если знал, то понимал, что и с ним темнить я не буду – это чревато в любом случае, виновен я в исчезновении Лизаветы, или нет.
И еще одно, главное: мать Бетти все-таки заявила в милицию о пропаже дочери. Скорее всего, она сделала это вчера, сразу после того, как ушла от меня.
Но как получилось, что уже сегодня, прямо с утра, Ляхову доложили о происшествии? Почему именно ему? И с какой стати он взялся расследовать это исчезновение?
Ведь машину сыска не так просто закрутить, как кому-то кажется. Никто из оперов не побежит к начальству становиться в очередь, чтобы добровольно и как можно быстрее получить в производство еще одно дело – вдобавок к остальной дюжине.
А майор расследовал убийство с отягчающими обстоятельствами. Что предполагало полную отдачу в работе и минимум посторонних дел. Тем более, о пропаже девицы, которая запросто могла уехать со своим фраером куда-нибудь на юга, не поставив в известность ни подруг, ни родных.
Этот момент меня как раз и смущал.
– А зачем вам это? – спросил я, делая невинное лицо.
– Константин Георгиевич! – Впервые за время нашего непродолжительного знакомства мент вспылил; но тут же и остыл. – Извините… Мы не в бирюльки играем. Отвечайте на мой вопрос.
– Да вы и так знаете, что я был с девушкой. И вам уже известно, что она исчезла в то время, когда убивали Хамовича. Зачем тогда спрашивать?
– Почему, черт побери, я узнаю об этом лишь сутки спустя!? Почему вы тогда ничего мне не сказали!?
Я сокрушенно вздохнул и ответил:
– Я узнал, что Лизавета не пришла домой, на следующий день, после обеда… от ее матери. До этого у меня и в мыслях чего-то подобного не было.
– Но вы могли позвонить мне!
– Мог. Но не позвонил. Объяснять, с каких соображений, или не нужно?
Ляхов взял себя в руки и уже более спокойно сказал:
– Не нужно. Ваше заявление положили бы под сукно… до поры, до времени.
– Вот и я об этом. А как вы вышли на мать Лизы?
Майор посмотрел на меня, как рублем одарил.
– Нам все известно, – сухо изрек он сакраментальную фразу, которая бытует в правоохранительных органах всех стран мира.
Я изобразил восхищение и речитативом пропел дифирамб:
– Как здорово работает наша доблестная милиция! Никогда бы не подумал, что у вас так хорошо все поставлено.
– Да будет вам… – Майор все-таки допил свой кофе и отодвинул чашку в сторону, словно мы собрались сыграть на кухонном столе в какую-нибудь игру. – Перестаньте ерничать. Вы далеко не Иванушка-дурачок…
– И на том спасибо, – поспешил я вставить и свой колышек в его забор.
– И понимаете, – продолжал Ляхов, не обратив ни малейшего внимания на мой выпад, – что не настолько наша служба беспомощна и слепа, как показывают ее в некоторых современных фильмах. У нас есть свои секреты и достаточно эффективные методы и приемы ведения следствия.
– Да верю я вам, верю… – Я улыбнулся. – Только не нужно запугивать меня нечеловеческой эффективностью нашей родной милиции. Кстати, словечко из ораторского арсенала президента слямзили? Эффективность – главный его тезис.
Похоже, топтун принадлежал к ментовской «конторе». Наверное, он подслушал мой разговор с матерью Лизаветы и проследил, где она живет. А потом на сцену вышел Ляхов…
У меня даже на душе полегчало – что все это время я был под присмотром правоохранительных органов. Какой, никакой, а все-таки телохранитель, вспомнил я, как мужичок ловко швырнул Ваську Штыка.
Пусть он и не встанет не мою защиту, когда на меня полезет с ножом какой-нибудь убивец, но хотя бы потом схватит его и сдаст, куда следует.
И тут же сообразив, что мне от такой «заботы» ни холодно, ни жарко, я вмиг поскучнел. А затем мне в голову полезли разные мысли.
Почему Ляхов прицепил ко мне наружное наблюдение? У него что, появились веские основания для этого? Но это же чушь! Я чист и прозрачен, как горный хрусталь.
Погодь, погодь… А не мог я сотворить что-нибудь такое-эдакое во сне?
Я похолодел. Мне приходилось читать о лунатиках, о раздвоении личности – собственно, как и почти каждому образованному человеку – и я знал, что люди помимо своей воли могут иногда вытворять такие вещи, что даже страшно подумать.
Нет, не может такого быть! Потому что не может быть никогда. До сих пор ни я сам, ни мои родные, ни окружающие не замечали во мне подобных наклонностей, так почему они должны были проявиться в ночь перед убийством Хамовича?
– Давайте не будем пикироваться, – миролюбиво заявил опер. – Мне нужно, чтобы историю с исчезновением вашей девушки вы изложили письменно. Писчая бумага у вас, надеюсь, имеются?
– И авторучка тоже.
– Вот и отлично. Опишите все, в мельчайших деталях…
Ага, сейчас! Напишу про нашу маленькую ссору, про беременность Елизаветы… Тогда я точно стану подозреваемым под первым номером. Версия сама напрашивается: не хотел жениться и тем более – иметь детей, а потому отвез свою ненаглядную подальше от города, грохнул ее и где-нибудь закопал.
Такие случаи были, по телеку показывали. Так что меня вполне могут посадить под замок, как подозреваемого, и мурыжить до тех пор, пока Лизавета не найдется.
Ну, а ежели она исчезла с концами (не дай Бог!), тогда можно только предполагать, сколько месяцев мне придется просидеть в СИЗО. Подобные истории не в новинку – когда безвинного человека отправляли в зону и даже подводили под «вышку». Сейчас дают пожизненное, но такое «послабление» мало кого вдохновляет…
Я сел и написал сочинение на заданную тему – как мог правдиво и со всеми деталями, которые могли интересовать следствие. В конце я указал телефон и фамилию таксиста, который приезжал на вызов, и едва удержался, чтобы не изложить версию похищения Лизаветы, придуманную Лехой.
Но здравомыслие переселило спонтанный порыв, и я не стал фантазировать – все-таки, бумага была официальной. В конце концов, от меня требовались только факты. А там пусть разбираются. Спецам дилетантские рассуждения ни к чему.
– Вот… – Я пододвинул к Ляхову исписанные листки. – Здесь все, что мне известно.
– Хорошо. Спасибо…
Майор внимательно прочитал мой опус, делая пометки огрызком карандаша, который он достал из кармана.
– А что думаете вы по поводу исчезновения Елизаветы? – вдруг спросил он, глядя на меня исподлобья.
Тоже мне, лейтенант Коломбо… Хочет сыграть на доверии и выудить из моего ответа несколько фактиков, способных вывести меня на чистую воду. Во-первых, я не преступник (в этом вопросе мне очень хотелось полной уверенности, но она вдруг куда-то испарилась), а во-вторых, не совсем дурак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Побрившись и прияв душ, я почувствовал себя словно новая копейка. Жизнь постепенно начала наполняться смыслом, энергия забурлила, где нужно, и где не очень, и я приготовился встретить майора как настоящий стоик. От судьбы ведь не сбежишь, а жизнь, она как тельняшка – то черная полоса, то белая.
Ляхов был сумрачен и выглядел неважно. Мне кажется, кроме неприятностей по работе, у него были и какие-то личные проблемы. Но я, естественно, не стал расспрашивать опера на правах шапочного знакомого, как дела, как детки, что с погодой и не режется ли у него зуб мудрости.
Кофе я сварил, в аккурат, к его приходу. Готовил этот тонизирующий напиток в первую очередь для себя, потому что чай на меня не подействовал, как я того ожидал, и мне нужно было хорошо встряхнуть свой организм перед рабочим днем.
Почему рабочим? А потому, что на сегодня я столько всего запланировал, сколько раньше не делал за месяц.
Ничего не попишешь, жизнь иногда заставляет человека вертеться в своем «беличьем» колесе вопреки его желаниям. К тому же у меня почему-то появилась уверенность, что на этот раз отлежаться на диване в созерцательной позе брамина-йога мне не удастся. Я вдруг ощутил, что вокруг меня начали сгущаться тучи.
Это было странное ощущение. Никогда прежде я ничего подобного не испытывал. Что-то темное и страшное по своей сути появилось в углах комнат – пока еще невидимое глазу, призрачное, но оно стало давить на психику, и я занервничал. А от этого все мои чувства обострились до предела.
Я вдруг понял, что все эти события – и телефонные звонки, которые допекали меня целую неделю, и нищий, преследовавший меня с настырностью рыбы-прилипалы, и убийство Хамовича, и исчезновение Лизаветы, и топтун, от которого я оторвался в «Чебурашке», и странный старик-лозоходец – скорее всего, звенья одной цепи.
Но самое интересное: я неожиданно сообразил, что история началась несколько раньше. К сожалению, тогда мне не хватило ума разобраться во всем детально. Как обычно у меня повелось, я оставил все на потом. Как же я ошибся…
Зато теперь, мне кажется, я знал почти наверняка, где искать недостающее звено в цепи непонятных и кровавых происшествий. Вот только что я вытащу потом, когда соединю все звенья – это был вопрос…
– Да, кофе варить вы мастер, – сказал Ляхов, с удовольствием отхлебывая мелкими глоточками темную густую жидкость. – У меня не получается. Сколько раз пытался – и все мимо. По вкусу напоминает паленую резину.
Я нехотя ухмыльнулся. С подходцем работает, мент…
– Никаких особых рецептов приготовления здесь нет, – ответил я сдержанно. – Или почти нет, скажем точнее. Все зависит от сорта и качества кофейных зерен, а также от воды. Хочу вам доложить, что та чашка, которую вы сейчас держите в руках, в кафе стоила бы вам не менее десяти долларов. Подчеркиваю – в недорогом кафе.
– Десять… долларов!? – Ляхов от неожиданности резко поставил чашку на стол. – Не может быть!
– Еще как может… Кофе я покупаю в специальном магазине, а не на рынке, стоит он… не буду говорить, сколько, чтобы не ранить вашу пролетарскую душу. А водичку я беру специальную, фильтрованную, с родника. Вот и весь секрет.
– Ну надо же… – Ляхов явно чувствовал себя не в своей тарелке; он не знал, что ему делать – допивать кофе или отставить чашку в сторону.
Мне стало весело. Тоже мне, экономист… Я все равно вылью остатки напитка в мойку. Так что, гражданин начальник, запишите, пожалуйста, и эту чашку кофе на свой счет.
– Да, попались вы… – Я злорадно хихикнул. – Как это у вас называется? А, вспомнил – взятка при исполнении. Ладно вам, пейте, я пошутил.
– Насчет стоимости чашки кофе?
– Нет, насчет взятки. А что касается кофе, то можете считать его спонсорским взносом законопослушного обывателя в раскрытие кровавого преступления.
– Кстати, о преступлении… – Глаза Ляхова загорелись, как у волка, когда на него падает свет автомобильных фар. – Вы были со мной не совсем откровенны при первой нашей встрече…
– Конечно, – согласился я с легкостью. – Мы ведь тогда не были знакомы. А сейчас – другое дело. Я чувствую в вас родственную душу.
– Мне так о вас и говорили, – задумчиво сказал опер.
– Кто? Ах, да, – тайна следствия. Значит, вы проверяли всю мою подноготную? Правильно сделали. Ну и как, подхожу я на роль маньяка?
– Мы обязаны проверять…
– Всех? – спросил я быстро.
– Да, – не стал врать Ляхов. – Всех потенциальных кандидатов в преступники. И пока не докажем обратное, вы будете у нас на подозрение. Довольны моей откровенностью?
– Вполне. Спасибо. Я тронут.
– А говорили мне то, что вы большой шутник и любите ерничать. Иногда не по делу. Так что можете продолжать в том же духе, я не обижусь. Это, как я понимаю, свойство вашего характера. А характер быстро не изменишь. Если вообще это возможно.
– Возможно. К старости у многих характер меняется и чаще всего портится.
– Но вам это пока не грозит.
– Как знать, как знать…
– Так вы еще и фаталист? – сделал попытку догадаться Ляхов.
– В какой-то мере.
– Приятно встретить единомышленника, – добродушно улыбнулся майор, сделав при этом совершенно честные глаза.
Он соврал. Я словно читал его мысли.
Опер относился ко мне достаточно индифферентно – по крайней мере, пока. Конечно, подозрения у него кое-какие были, и это я ощущал, но не более того. В данный момент майор продолжал свою игру, чтобы вытащить меня на доверительный разговор.
Надо ему подыграть. Но что он имел ввиду, когда сказал «Вы были со мной не совсем откровенны»?
Ляхов, будто послушав мой мысленный вопрос, не стал размазывать манную кашу по белому столу, то есть, разводить трали-вали (нет, в нем точно есть что-то импонирующее), а сразу попытался взять меня на цугундер.
– В тот вечер был еще кто-нибудь в вашей квартире? – спросил он, резко изменив тему разговора, опять в своей манере остро прищурившись, как снайпер перед выстрелом.
Опа! Вот она и всплыла, эта самая донная мина. И сразу же его вопрос дал мне массу информации для размышлений.
Майор не стал ходить вокруг да около, чтобы меня запутать, только по одной причине – он ЗНАЛ о моем вчерашнем разговоре с матерью Бет, которой я рассказал все, как на духу. А если знал, то понимал, что и с ним темнить я не буду – это чревато в любом случае, виновен я в исчезновении Лизаветы, или нет.
И еще одно, главное: мать Бетти все-таки заявила в милицию о пропаже дочери. Скорее всего, она сделала это вчера, сразу после того, как ушла от меня.
Но как получилось, что уже сегодня, прямо с утра, Ляхову доложили о происшествии? Почему именно ему? И с какой стати он взялся расследовать это исчезновение?
Ведь машину сыска не так просто закрутить, как кому-то кажется. Никто из оперов не побежит к начальству становиться в очередь, чтобы добровольно и как можно быстрее получить в производство еще одно дело – вдобавок к остальной дюжине.
А майор расследовал убийство с отягчающими обстоятельствами. Что предполагало полную отдачу в работе и минимум посторонних дел. Тем более, о пропаже девицы, которая запросто могла уехать со своим фраером куда-нибудь на юга, не поставив в известность ни подруг, ни родных.
Этот момент меня как раз и смущал.
– А зачем вам это? – спросил я, делая невинное лицо.
– Константин Георгиевич! – Впервые за время нашего непродолжительного знакомства мент вспылил; но тут же и остыл. – Извините… Мы не в бирюльки играем. Отвечайте на мой вопрос.
– Да вы и так знаете, что я был с девушкой. И вам уже известно, что она исчезла в то время, когда убивали Хамовича. Зачем тогда спрашивать?
– Почему, черт побери, я узнаю об этом лишь сутки спустя!? Почему вы тогда ничего мне не сказали!?
Я сокрушенно вздохнул и ответил:
– Я узнал, что Лизавета не пришла домой, на следующий день, после обеда… от ее матери. До этого у меня и в мыслях чего-то подобного не было.
– Но вы могли позвонить мне!
– Мог. Но не позвонил. Объяснять, с каких соображений, или не нужно?
Ляхов взял себя в руки и уже более спокойно сказал:
– Не нужно. Ваше заявление положили бы под сукно… до поры, до времени.
– Вот и я об этом. А как вы вышли на мать Лизы?
Майор посмотрел на меня, как рублем одарил.
– Нам все известно, – сухо изрек он сакраментальную фразу, которая бытует в правоохранительных органах всех стран мира.
Я изобразил восхищение и речитативом пропел дифирамб:
– Как здорово работает наша доблестная милиция! Никогда бы не подумал, что у вас так хорошо все поставлено.
– Да будет вам… – Майор все-таки допил свой кофе и отодвинул чашку в сторону, словно мы собрались сыграть на кухонном столе в какую-нибудь игру. – Перестаньте ерничать. Вы далеко не Иванушка-дурачок…
– И на том спасибо, – поспешил я вставить и свой колышек в его забор.
– И понимаете, – продолжал Ляхов, не обратив ни малейшего внимания на мой выпад, – что не настолько наша служба беспомощна и слепа, как показывают ее в некоторых современных фильмах. У нас есть свои секреты и достаточно эффективные методы и приемы ведения следствия.
– Да верю я вам, верю… – Я улыбнулся. – Только не нужно запугивать меня нечеловеческой эффективностью нашей родной милиции. Кстати, словечко из ораторского арсенала президента слямзили? Эффективность – главный его тезис.
Похоже, топтун принадлежал к ментовской «конторе». Наверное, он подслушал мой разговор с матерью Лизаветы и проследил, где она живет. А потом на сцену вышел Ляхов…
У меня даже на душе полегчало – что все это время я был под присмотром правоохранительных органов. Какой, никакой, а все-таки телохранитель, вспомнил я, как мужичок ловко швырнул Ваську Штыка.
Пусть он и не встанет не мою защиту, когда на меня полезет с ножом какой-нибудь убивец, но хотя бы потом схватит его и сдаст, куда следует.
И тут же сообразив, что мне от такой «заботы» ни холодно, ни жарко, я вмиг поскучнел. А затем мне в голову полезли разные мысли.
Почему Ляхов прицепил ко мне наружное наблюдение? У него что, появились веские основания для этого? Но это же чушь! Я чист и прозрачен, как горный хрусталь.
Погодь, погодь… А не мог я сотворить что-нибудь такое-эдакое во сне?
Я похолодел. Мне приходилось читать о лунатиках, о раздвоении личности – собственно, как и почти каждому образованному человеку – и я знал, что люди помимо своей воли могут иногда вытворять такие вещи, что даже страшно подумать.
Нет, не может такого быть! Потому что не может быть никогда. До сих пор ни я сам, ни мои родные, ни окружающие не замечали во мне подобных наклонностей, так почему они должны были проявиться в ночь перед убийством Хамовича?
– Давайте не будем пикироваться, – миролюбиво заявил опер. – Мне нужно, чтобы историю с исчезновением вашей девушки вы изложили письменно. Писчая бумага у вас, надеюсь, имеются?
– И авторучка тоже.
– Вот и отлично. Опишите все, в мельчайших деталях…
Ага, сейчас! Напишу про нашу маленькую ссору, про беременность Елизаветы… Тогда я точно стану подозреваемым под первым номером. Версия сама напрашивается: не хотел жениться и тем более – иметь детей, а потому отвез свою ненаглядную подальше от города, грохнул ее и где-нибудь закопал.
Такие случаи были, по телеку показывали. Так что меня вполне могут посадить под замок, как подозреваемого, и мурыжить до тех пор, пока Лизавета не найдется.
Ну, а ежели она исчезла с концами (не дай Бог!), тогда можно только предполагать, сколько месяцев мне придется просидеть в СИЗО. Подобные истории не в новинку – когда безвинного человека отправляли в зону и даже подводили под «вышку». Сейчас дают пожизненное, но такое «послабление» мало кого вдохновляет…
Я сел и написал сочинение на заданную тему – как мог правдиво и со всеми деталями, которые могли интересовать следствие. В конце я указал телефон и фамилию таксиста, который приезжал на вызов, и едва удержался, чтобы не изложить версию похищения Лизаветы, придуманную Лехой.
Но здравомыслие переселило спонтанный порыв, и я не стал фантазировать – все-таки, бумага была официальной. В конце концов, от меня требовались только факты. А там пусть разбираются. Спецам дилетантские рассуждения ни к чему.
– Вот… – Я пододвинул к Ляхову исписанные листки. – Здесь все, что мне известно.
– Хорошо. Спасибо…
Майор внимательно прочитал мой опус, делая пометки огрызком карандаша, который он достал из кармана.
– А что думаете вы по поводу исчезновения Елизаветы? – вдруг спросил он, глядя на меня исподлобья.
Тоже мне, лейтенант Коломбо… Хочет сыграть на доверии и выудить из моего ответа несколько фактиков, способных вывести меня на чистую воду. Во-первых, я не преступник (в этом вопросе мне очень хотелось полной уверенности, но она вдруг куда-то испарилась), а во-вторых, не совсем дурак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37