Миранда села на второй табурет и ждала, стараясь сдержать свой аппетит, пока не приступит к ужину ее сотрапезник.
— Я полагаю, это заяц, — сказал Гарет, понюхав жаркое в глиняном горшке. Он погрузил в него свой нож, отрезал кусок ароматного темного мяса, поднял его на острие ножа, попробовал и кивнул. — Великолепно, — сказал он и пригласил жестом девушку последовать его примеру, потом отломил горбушку мягкого свежего белого хлеба.
Приглашать Миранду дважды не потребовалось. Она опустила свою ложку в душистый соус и уже хотела было пальцами взять кусок мяса, когда вспомнила, что ее хозяин воспользовался для этой цели ножом. Вообще-то она не обращала внимания на такие мелочи, но сейчас взяла нож и последовала его примеру. И с облегчением увидела, что он, ничуть не смущаясь и не задумываясь, макает свой хлеб в их общий горшок.
Гарет прервал трапезу, чтобы наполнить оловянные кубки рейнским вином. Он незаметно наблюдал за девушкой и заметил, как изящно она ела, как вытирала пальцы о хлеб, вместо того чтобы облизывать их, и пережевывала пищу с закрытым ртом.
Чип спрыгнул с полога и уселся на краешке стола с очень мрачным видом.
— Он не ест мяса, — пояснила Миранда, отламывая кусочек хлеба и протягивая ему. — Он любит фрукты и орехи, а сегодня полакомится белым хлебом.
— Полагаю, хозяин сможет достать изюма и несколько яблок, — сказал Гарет. — Как ты думаешь, тебе удастся убедить свою зверюшку слезть со стола? Мне не хочется есть в обществе животных, пусть даже таких благонравных.
Миранда сняла Чипа со стола, но он тотчас же резво вскочил ей на плечо, не выпуская из лапок хлеб.
— Не думаю, что мне удастся заставить его удалиться, — сказала Миранда смущенно.
Гарет с покорным видом пожал плечами.
— Пока он остается вдали от стола, все в порядке. — Гарет поднял кубок с вином. — Твоя семья французского происхождения?
Миранда слишком долго и серьезно думала, что ответить на такой простой вопрос.
— Труппа состоит из людей разных национальностей — французов, англичан, итальянцев, испанцев. Мы собрались здесь со всех концов света, — ответила она наконец. — Вы это хотели узнать?
— Я спросил о твоей собственной семье.
— Не знаю. Я найденыш.
Она отхлебнула глоточек вина, смущенная его расспросами и необходимостью признаваться в том, что ее нашли и воспитали чужие люди, хотя до сих пор никогда не страдала от отсутствия настоящей семьи.
Однако, судя по всему, лорд Харкорт не видел ничего предосудительного в таком признании.
— Где тебя нашли?
Миранда пожала плечами:
— В Париже, не знаю точно где. Я была тогда младенцем.
Он кивнул:
— А сколько тебе лет?
Миранда покачала головой.
— Не могу сказать. Мама Гертруда думает, около двадцати. Она нашла меня в лавке пекаря и, так как никто не признал меня своей, взяла с собой. А теперь хочет, чтобы я вышла замуж за Люка. Но это нелепо. Всю свою жизнь я считала Люка братом. Как можно выйти замуж за брата?
— Хочешь сказать, без благословения церкви?
Миранда улыбнулась, услышав эту реплику.
— Вы понимаете, что я имею в виду.
Он рассмеялся и снова наполнил ее кубок.
— Значит, труппа — это единственная семья, которую ты знаешь. Но ты говоришь по-английски так, будто это твой родной язык.
— Я говорю на многих языках, — ответила девушка равнодушно. — Мы все говорим на многих языках. Мы ведь путешествуем по всему свету. Чип!
Пока Миранда рассказывала, обезьянка соскользнула с ее плеча и сунула лапку в горшок с жарким. Чип выудил из него кусок моркови и быстро отправил в рот, весело что-то бормоча.
— Прошу прощения, милорд. Должно быть, он понял, что в горшке есть не только мясо, но и овощи. — У Миранды был смущенный вид. — Но, уверяю вас, пальцы у него чистые.
— Как это утешительно, — отозвался Гарет. — К счастью, я уже утолил голод, поэтому можешь отдать ему горшок.
— Как любезно с вашей стороны, милорд, разрешить мне накормить Чипа, — сказала Миранда, не сводившая глаз с довольной обезьянки. — Многие, кажется, боятся его. Я никак не пойму почему.
— Должно быть, твои товарищи-комедианты к нему благоволят?
— Некоторые его не любят, — ответила Миранда, продолжая пить вино маленькими глотками. — Но он зарабатывает себе на жизнь. Зрителям он нравится, и он большой мастер собирать деньги после нашего выступления… И Робби его любит. Чип умеет его рассмешить.
Улыбка девушки стала печальной, а ее прелестные синие глаза затуманились.
— Ты говоришь о маленьком калеке?
Она кивнула:
— Одна его ступня сильно изуродована, а нога короче другой. Он никогда не сможет работать, как все. Но он старается. Я делюсь с ним заработанным, и он со мной, когда ему везет.
— Чей он ребенок?
— Никто не знает. Его тоже подобрали. Я нашла его на пороге.
К своему великому изумлению, Гарет был глубоко тронут безыскусной речью девушки, столь же, сколь естественными для нее благородством и щедростью, о которых она, кажется, даже и не подозревала. У девушки было так мало, чем она могла бы поделиться, но тем не менее она охотно делилась своим скудным достоянием с еще менее удачливым товарищем. Гарет уже привык к мысли о том, что все лучшее в нем умерло, когда он узнал о предательстве Шарлотты. Жизнь стала казаться ему намного легче, когда он перестал ждать чего-либо хорошего от окружавших его людей, когда отгородился от всех непробиваемой стеной цинизма, но это удивительное существо, кажется, пробило брешь в этой стене.
— Так каково ваше предложение, милорд? — спросила девушка, резко меняя тему разговора. Она сидела, подперев голову рукой. Другой рукой она крепко держала Чипа.
— Я хотел бы, чтобы ты сыграла роль одной женщины, — объяснил Гарет. — В моем доме, в пригороде Лондона, живет моя молодая кузина, и она часто хворает. Она похожа на тебя… по правде говоря… она поразительно на тебя похожа… И я полагаю, что было бы полезным, если бы при определенных обстоятельствах ты сыграла ее роль… если возникнет такая необходимость, конечно.
Миранда непонимающе моргала.
— Вы хотите сказать, я должна притвориться кем-то другим?
— Совершенно верно.
— Но эта кузина… она не будет возражать? Мне было бы неприятно, если бы кто-то притворился мною.
Миранду смутила его ироническая усмешка. До сих пор она не замечала такого выражения на его лице.
— В наших обстоятельствах Мод возражать не будет. — ответил он.
— Она очень больна?
Он покачал головой, все так же странно улыбаясь.
— Нет, Мод скорее воображает себя больной.
— А какие обстоятельства могут возникнуть, чтобы мне пришлось изображать ее?
«Прибытие короля Франции, собирающегося посвататься к леди Мод д'Альбар».
Гарет гладил подбородок, не сводя глаз с Миранды, и это продолжалось так долго, что Миранда ощутила некоторую неловкость. Человек, с которым она несколько минут назад чувствовала себя так легко, теперь разительно изменился.
— Милорд! — отважилась она подать голос. Он ответил с живостью:
— Этого я пока не могу сказать. Я даже не уверен, что мне придется просить тебя сыграть роль Мод. Не знаю, возникнет ли эта необходимость… Но я хотел бы, чтобы ты поехала со мной в Лондон, пожила там некоторое время и поучилась вести себя как леди Мод д'Альбар.
Миранда опустила глаза и принялась разглядывать стол. Все это звучало очень странно, и она подозревала, что за этим предложением кроется нечто неблаговидное, даже нечестное.
— Вы хотите, милорд, чтобы я участвовала в обмане?
— Полагаю, что это можно назвать и так, — сказал он. — Но уверяю тебя: от этого никто не пострадает. Как раз напротив. Ты окажешь услугу многим, большую услугу.
Миранда раздумывала, покусывая нижнюю губу. Несмотря на объяснения, все это казалось ей очень странным. Она задумчиво крошила хлеб.
— И сколько времени это может продлиться?
— Этого я тоже не могу сказать точно.
— Но я должна вернуться во Францию и найти свою семью, — сказала девушка с сомнением в голосе. — Они будут ждать меня в Кале одну или две недели, а потом отправятся дальше, и я не знаю куда.
Гарет помолчал, понимая, что любое давление с его стороны только оттолкнет ее.
— Если я пообещаю вам пробыть там две недели?.. — предложила она.
Гарет покачал головой:
— Ты должна остаться, пока дело не будет завершено. После этого я заплачу тебе пятьдесят золотых монет.
— Пятьдесят золотых!
Глаза ее округлились, как блюдца. Даже один золотой был такой суммой, какой она не держала в руках за всю свою жизнь.
— Только за то, что я притворюсь кем-то другим?
— За то, что ты согласишься притвориться Мод, — поправил он. — А возможно, тебе даже и не придется играть ее роль.
— О!
Глубокая морщинка прорезала ее лоб.
— Но боюсь, что обезьянка не входит в условия нашей сделки, — добавил он мягко.
Ответ ее последовал без промедления:
— О нет, тогда я не могу согласиться!
— Неужели ты готова променять пятьдесят золотых на обезьянку? — Гарет был настолько изумлен, что на мгновение забыл о своем демонстративном спокойствии.
Губы Миранды были плотно сжаты, и она ответила твердо:
— Чип принадлежит мне. Куда я, туда и он.
Его убедило именно выражение ее лица. Сколько раз он видел, как Мод точно так же упрямо сжимала губы и так же чертовски упрямо смотрела на него своими васильковыми глазами. Даже очертания губ у нее были точно такие же.
Генрих никогда не заметит разницы между девушками.
Он кивнул:
— Очень хорошо. Но да спасет нас всех Господь, когда Имоджин увидит его.
— Кто такая Имоджин?
— Моя сестра. И боюсь, она тебе не понравится. — Он поднялся с места. — Так мы договорились, Миранда?
Миранда все еще колебалась. С пятьюдесятью золотыми она могла бы больше не бродяжничать. Она даже могла бы купить Робби специальные башмаки с разными каблуками, чтобы хромота его стала не так заметна. Сапожник в Булони говорил, что сможет сделать такие башмаки для хромоножки. Но он хотел за них пять гиней, а где бродячая комедиантка могла найти лишних пять гиней? До сих пор нигде.
Она подняла глаза и встретила взгляд его темных глаз, теперь серьезных и неулыбчивых. Но и на этот раз ее поразили уверенность и ощущение надежности, которые излучал этот странный человек.
Он протянул ей руку, и она протянула ему свою.
— Поладили, милорд.
Они скрепили сделку рукопожатием. Пожатие было несильным, а его рука теплой. Потом он улыбнулся, серьезность и суровость исчезли из его глаз.
— О Господи, я уверен, что мы заключили отличную сделку. Но уже поздно, на рассвете мы должны отправляться в путь. Можешь остаться сегодня здесь, раз поступила ко мне в услужение. Я предлагаю лечь спать. Завтра нам предстоит долгий и утомительный путь. — С легкой улыбкой он поднес ее довольно грязную ручку к губам. — Спокойной ночи, Миранда.
Она потрогала свою ладонь в том месте, где ее легонько коснулись его губы, охваченная каким-то странным, смешанным чувством изумления и смущения. До сих пор никто никогда не целовал ей руку.
Дверь за ним закрылась прежде, чем она пришла в себя и смогла пожелать ему доброй ночи в ответ.
Глава 4
Двумя часами позже лорд Харкорт поставил свою кружку из-под пунша в общей комнате гостиницы и по узкой лестнице направился наверх, в спаленку над прачечной. От дрожащего пламени свечи, которую он нес в руке, на стенах плясала его необычайно удлиненная тень. Он осторожно переступил через стопку грязной посуды, аккуратно сложенной у двери. По-видимому, у Миранды была некоторая склонность к ведению домашнего хозяйства.
Подняв шеколду, он ступил в комнату. Она была тускло освещена луной, свет которой пробивался в маленькое оконце. Поставив свечу, Гарет огляделся. Пунш, поданный ему хозяином, оказался крепким, а компания, собравшаяся в общей комнате гостиницы, очень веселой и шумной.
Хмурясь, он заморгал: ему показалось, что комната пуста. Потом взгляд его упал на постель и маленький холмик на краю.
Он поднял свечу повыше и подошел к кровати. Мягкий желтый свет осветил тонкую белую руку, лежавшую на подушке, белоснежное плечо и два ярких глаза зверька, примостившегося возле Миранды и теперь злобно взиравшего на графа.
Некоторое время Гарет стоял, глядя на Миранду, и не знал, что делать. Она спала обнаженной, но ничего другого и ожидать не приходилось. Ведь на ней, кроме той одежды, больше ничего не было. Ему следовало бы подумать о том, где ее уложить на ночь, но раньше это почему-то не пришло ему в голову.
Он снова оглядел комнату. Если не считать пола и узкой лавки у окна, единственным местом, пригодным для сна, была постель.
Он хотел было оставить ее для себя — вполне понятная и хорошо оплаченная им привилегия, — однако ее, похоже, у него отобрали. Потянувшись к постели, он попытался вытащить подушку из-под головы девушки.
Миранда глубоко погрузилась в приятный, хотя и несколько беспокойный сон. Перьевая перина была для нее непривычной роскошью, тепло и мягкость постели убаюкали ее мгновенно, через минуту после того, как она легла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
— Я полагаю, это заяц, — сказал Гарет, понюхав жаркое в глиняном горшке. Он погрузил в него свой нож, отрезал кусок ароматного темного мяса, поднял его на острие ножа, попробовал и кивнул. — Великолепно, — сказал он и пригласил жестом девушку последовать его примеру, потом отломил горбушку мягкого свежего белого хлеба.
Приглашать Миранду дважды не потребовалось. Она опустила свою ложку в душистый соус и уже хотела было пальцами взять кусок мяса, когда вспомнила, что ее хозяин воспользовался для этой цели ножом. Вообще-то она не обращала внимания на такие мелочи, но сейчас взяла нож и последовала его примеру. И с облегчением увидела, что он, ничуть не смущаясь и не задумываясь, макает свой хлеб в их общий горшок.
Гарет прервал трапезу, чтобы наполнить оловянные кубки рейнским вином. Он незаметно наблюдал за девушкой и заметил, как изящно она ела, как вытирала пальцы о хлеб, вместо того чтобы облизывать их, и пережевывала пищу с закрытым ртом.
Чип спрыгнул с полога и уселся на краешке стола с очень мрачным видом.
— Он не ест мяса, — пояснила Миранда, отламывая кусочек хлеба и протягивая ему. — Он любит фрукты и орехи, а сегодня полакомится белым хлебом.
— Полагаю, хозяин сможет достать изюма и несколько яблок, — сказал Гарет. — Как ты думаешь, тебе удастся убедить свою зверюшку слезть со стола? Мне не хочется есть в обществе животных, пусть даже таких благонравных.
Миранда сняла Чипа со стола, но он тотчас же резво вскочил ей на плечо, не выпуская из лапок хлеб.
— Не думаю, что мне удастся заставить его удалиться, — сказала Миранда смущенно.
Гарет с покорным видом пожал плечами.
— Пока он остается вдали от стола, все в порядке. — Гарет поднял кубок с вином. — Твоя семья французского происхождения?
Миранда слишком долго и серьезно думала, что ответить на такой простой вопрос.
— Труппа состоит из людей разных национальностей — французов, англичан, итальянцев, испанцев. Мы собрались здесь со всех концов света, — ответила она наконец. — Вы это хотели узнать?
— Я спросил о твоей собственной семье.
— Не знаю. Я найденыш.
Она отхлебнула глоточек вина, смущенная его расспросами и необходимостью признаваться в том, что ее нашли и воспитали чужие люди, хотя до сих пор никогда не страдала от отсутствия настоящей семьи.
Однако, судя по всему, лорд Харкорт не видел ничего предосудительного в таком признании.
— Где тебя нашли?
Миранда пожала плечами:
— В Париже, не знаю точно где. Я была тогда младенцем.
Он кивнул:
— А сколько тебе лет?
Миранда покачала головой.
— Не могу сказать. Мама Гертруда думает, около двадцати. Она нашла меня в лавке пекаря и, так как никто не признал меня своей, взяла с собой. А теперь хочет, чтобы я вышла замуж за Люка. Но это нелепо. Всю свою жизнь я считала Люка братом. Как можно выйти замуж за брата?
— Хочешь сказать, без благословения церкви?
Миранда улыбнулась, услышав эту реплику.
— Вы понимаете, что я имею в виду.
Он рассмеялся и снова наполнил ее кубок.
— Значит, труппа — это единственная семья, которую ты знаешь. Но ты говоришь по-английски так, будто это твой родной язык.
— Я говорю на многих языках, — ответила девушка равнодушно. — Мы все говорим на многих языках. Мы ведь путешествуем по всему свету. Чип!
Пока Миранда рассказывала, обезьянка соскользнула с ее плеча и сунула лапку в горшок с жарким. Чип выудил из него кусок моркови и быстро отправил в рот, весело что-то бормоча.
— Прошу прощения, милорд. Должно быть, он понял, что в горшке есть не только мясо, но и овощи. — У Миранды был смущенный вид. — Но, уверяю вас, пальцы у него чистые.
— Как это утешительно, — отозвался Гарет. — К счастью, я уже утолил голод, поэтому можешь отдать ему горшок.
— Как любезно с вашей стороны, милорд, разрешить мне накормить Чипа, — сказала Миранда, не сводившая глаз с довольной обезьянки. — Многие, кажется, боятся его. Я никак не пойму почему.
— Должно быть, твои товарищи-комедианты к нему благоволят?
— Некоторые его не любят, — ответила Миранда, продолжая пить вино маленькими глотками. — Но он зарабатывает себе на жизнь. Зрителям он нравится, и он большой мастер собирать деньги после нашего выступления… И Робби его любит. Чип умеет его рассмешить.
Улыбка девушки стала печальной, а ее прелестные синие глаза затуманились.
— Ты говоришь о маленьком калеке?
Она кивнула:
— Одна его ступня сильно изуродована, а нога короче другой. Он никогда не сможет работать, как все. Но он старается. Я делюсь с ним заработанным, и он со мной, когда ему везет.
— Чей он ребенок?
— Никто не знает. Его тоже подобрали. Я нашла его на пороге.
К своему великому изумлению, Гарет был глубоко тронут безыскусной речью девушки, столь же, сколь естественными для нее благородством и щедростью, о которых она, кажется, даже и не подозревала. У девушки было так мало, чем она могла бы поделиться, но тем не менее она охотно делилась своим скудным достоянием с еще менее удачливым товарищем. Гарет уже привык к мысли о том, что все лучшее в нем умерло, когда он узнал о предательстве Шарлотты. Жизнь стала казаться ему намного легче, когда он перестал ждать чего-либо хорошего от окружавших его людей, когда отгородился от всех непробиваемой стеной цинизма, но это удивительное существо, кажется, пробило брешь в этой стене.
— Так каково ваше предложение, милорд? — спросила девушка, резко меняя тему разговора. Она сидела, подперев голову рукой. Другой рукой она крепко держала Чипа.
— Я хотел бы, чтобы ты сыграла роль одной женщины, — объяснил Гарет. — В моем доме, в пригороде Лондона, живет моя молодая кузина, и она часто хворает. Она похожа на тебя… по правде говоря… она поразительно на тебя похожа… И я полагаю, что было бы полезным, если бы при определенных обстоятельствах ты сыграла ее роль… если возникнет такая необходимость, конечно.
Миранда непонимающе моргала.
— Вы хотите сказать, я должна притвориться кем-то другим?
— Совершенно верно.
— Но эта кузина… она не будет возражать? Мне было бы неприятно, если бы кто-то притворился мною.
Миранду смутила его ироническая усмешка. До сих пор она не замечала такого выражения на его лице.
— В наших обстоятельствах Мод возражать не будет. — ответил он.
— Она очень больна?
Он покачал головой, все так же странно улыбаясь.
— Нет, Мод скорее воображает себя больной.
— А какие обстоятельства могут возникнуть, чтобы мне пришлось изображать ее?
«Прибытие короля Франции, собирающегося посвататься к леди Мод д'Альбар».
Гарет гладил подбородок, не сводя глаз с Миранды, и это продолжалось так долго, что Миранда ощутила некоторую неловкость. Человек, с которым она несколько минут назад чувствовала себя так легко, теперь разительно изменился.
— Милорд! — отважилась она подать голос. Он ответил с живостью:
— Этого я пока не могу сказать. Я даже не уверен, что мне придется просить тебя сыграть роль Мод. Не знаю, возникнет ли эта необходимость… Но я хотел бы, чтобы ты поехала со мной в Лондон, пожила там некоторое время и поучилась вести себя как леди Мод д'Альбар.
Миранда опустила глаза и принялась разглядывать стол. Все это звучало очень странно, и она подозревала, что за этим предложением кроется нечто неблаговидное, даже нечестное.
— Вы хотите, милорд, чтобы я участвовала в обмане?
— Полагаю, что это можно назвать и так, — сказал он. — Но уверяю тебя: от этого никто не пострадает. Как раз напротив. Ты окажешь услугу многим, большую услугу.
Миранда раздумывала, покусывая нижнюю губу. Несмотря на объяснения, все это казалось ей очень странным. Она задумчиво крошила хлеб.
— И сколько времени это может продлиться?
— Этого я тоже не могу сказать точно.
— Но я должна вернуться во Францию и найти свою семью, — сказала девушка с сомнением в голосе. — Они будут ждать меня в Кале одну или две недели, а потом отправятся дальше, и я не знаю куда.
Гарет помолчал, понимая, что любое давление с его стороны только оттолкнет ее.
— Если я пообещаю вам пробыть там две недели?.. — предложила она.
Гарет покачал головой:
— Ты должна остаться, пока дело не будет завершено. После этого я заплачу тебе пятьдесят золотых монет.
— Пятьдесят золотых!
Глаза ее округлились, как блюдца. Даже один золотой был такой суммой, какой она не держала в руках за всю свою жизнь.
— Только за то, что я притворюсь кем-то другим?
— За то, что ты согласишься притвориться Мод, — поправил он. — А возможно, тебе даже и не придется играть ее роль.
— О!
Глубокая морщинка прорезала ее лоб.
— Но боюсь, что обезьянка не входит в условия нашей сделки, — добавил он мягко.
Ответ ее последовал без промедления:
— О нет, тогда я не могу согласиться!
— Неужели ты готова променять пятьдесят золотых на обезьянку? — Гарет был настолько изумлен, что на мгновение забыл о своем демонстративном спокойствии.
Губы Миранды были плотно сжаты, и она ответила твердо:
— Чип принадлежит мне. Куда я, туда и он.
Его убедило именно выражение ее лица. Сколько раз он видел, как Мод точно так же упрямо сжимала губы и так же чертовски упрямо смотрела на него своими васильковыми глазами. Даже очертания губ у нее были точно такие же.
Генрих никогда не заметит разницы между девушками.
Он кивнул:
— Очень хорошо. Но да спасет нас всех Господь, когда Имоджин увидит его.
— Кто такая Имоджин?
— Моя сестра. И боюсь, она тебе не понравится. — Он поднялся с места. — Так мы договорились, Миранда?
Миранда все еще колебалась. С пятьюдесятью золотыми она могла бы больше не бродяжничать. Она даже могла бы купить Робби специальные башмаки с разными каблуками, чтобы хромота его стала не так заметна. Сапожник в Булони говорил, что сможет сделать такие башмаки для хромоножки. Но он хотел за них пять гиней, а где бродячая комедиантка могла найти лишних пять гиней? До сих пор нигде.
Она подняла глаза и встретила взгляд его темных глаз, теперь серьезных и неулыбчивых. Но и на этот раз ее поразили уверенность и ощущение надежности, которые излучал этот странный человек.
Он протянул ей руку, и она протянула ему свою.
— Поладили, милорд.
Они скрепили сделку рукопожатием. Пожатие было несильным, а его рука теплой. Потом он улыбнулся, серьезность и суровость исчезли из его глаз.
— О Господи, я уверен, что мы заключили отличную сделку. Но уже поздно, на рассвете мы должны отправляться в путь. Можешь остаться сегодня здесь, раз поступила ко мне в услужение. Я предлагаю лечь спать. Завтра нам предстоит долгий и утомительный путь. — С легкой улыбкой он поднес ее довольно грязную ручку к губам. — Спокойной ночи, Миранда.
Она потрогала свою ладонь в том месте, где ее легонько коснулись его губы, охваченная каким-то странным, смешанным чувством изумления и смущения. До сих пор никто никогда не целовал ей руку.
Дверь за ним закрылась прежде, чем она пришла в себя и смогла пожелать ему доброй ночи в ответ.
Глава 4
Двумя часами позже лорд Харкорт поставил свою кружку из-под пунша в общей комнате гостиницы и по узкой лестнице направился наверх, в спаленку над прачечной. От дрожащего пламени свечи, которую он нес в руке, на стенах плясала его необычайно удлиненная тень. Он осторожно переступил через стопку грязной посуды, аккуратно сложенной у двери. По-видимому, у Миранды была некоторая склонность к ведению домашнего хозяйства.
Подняв шеколду, он ступил в комнату. Она была тускло освещена луной, свет которой пробивался в маленькое оконце. Поставив свечу, Гарет огляделся. Пунш, поданный ему хозяином, оказался крепким, а компания, собравшаяся в общей комнате гостиницы, очень веселой и шумной.
Хмурясь, он заморгал: ему показалось, что комната пуста. Потом взгляд его упал на постель и маленький холмик на краю.
Он поднял свечу повыше и подошел к кровати. Мягкий желтый свет осветил тонкую белую руку, лежавшую на подушке, белоснежное плечо и два ярких глаза зверька, примостившегося возле Миранды и теперь злобно взиравшего на графа.
Некоторое время Гарет стоял, глядя на Миранду, и не знал, что делать. Она спала обнаженной, но ничего другого и ожидать не приходилось. Ведь на ней, кроме той одежды, больше ничего не было. Ему следовало бы подумать о том, где ее уложить на ночь, но раньше это почему-то не пришло ему в голову.
Он снова оглядел комнату. Если не считать пола и узкой лавки у окна, единственным местом, пригодным для сна, была постель.
Он хотел было оставить ее для себя — вполне понятная и хорошо оплаченная им привилегия, — однако ее, похоже, у него отобрали. Потянувшись к постели, он попытался вытащить подушку из-под головы девушки.
Миранда глубоко погрузилась в приятный, хотя и несколько беспокойный сон. Перьевая перина была для нее непривычной роскошью, тепло и мягкость постели убаюкали ее мгновенно, через минуту после того, как она легла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51