— Плохой женой окажется та, которая не будет счастлива, что ее муж удостоен такой чести, ваше величество, — ответила Софья, опустившись в глубоком реверансе.
«Маленькая лгунья», — усмехнулась про себя Екатерина.
— А ты, княгинюшка, должна дальше развлекать всех этих прусских, французских, английских послов. Ты делаешь успехи.
— Благодарю вас, ваше величество, — еще раз присела Софья. — Могу ли я продолжить обещанную герцогу де Лиллю прогулку по саду?
Екатерина отпустила ее царственным жестом.
Софи вернулась к герцогу, едва сдерживая себя, чтобы от радости не подпрыгивать на ходу, и стараясь не сиять как медный пятак. На ближайшую и на множество последующих ночей она избавлена от супружеских визитов в свою спальню.
— Что вы скажете об этом великолепном дворце, княгиня? — поинтересовался французский посланник, когда они вышли из узкого коридора и оказались во внутреннем дворике, полном пышной яркой зелени и густых ароматов роскошных южных цветов.
— Это непередаваемо! — искренне ответила Софья.
Герцог рассмеялся.
— Я хочу показать вам апартаменты, которые отвели мне и графу де Сегюру, Особенно спальни. Они отделаны с такой чувственностью, что невозможно не предаться мечтам! А вот и граф Данилевский! — приветствовал он идущего навстречу Адама. — Я только что рассказывал княгине, какие чувственные спальни в наших апартаментах. Ваши расположены не в той же части дворца?
— В гареме, — усмехнулся Адам. — Вы употребили исключительно точное слово, ваше превосходительство. Могу ли я присоединиться к вашей компании?
— Будьте так любезны, граф, — ответила за него Софья. Герцог полагает, что в таком месте самые смелые мечты способны воплотиться в жизнь. Вы согласны?
— Мы говорили всего лишь о мечтах, о чувственных сна наяву, — со смехом пояснил де Лилль. — Осмелюсь предположить, что в голове всех оказывающихся в таком месте мужчин возникает одна и та же мечта.
— А можно ли узнать женщине, о чем же эта мечта? — озорной улыбкой обратилась она к герцогу.
— Не уверен, — смутился герцог и взглянул на спутника. — Как вы считаете, граф, следует ли нам просветить леди?
Софи перевела взгляд с одного мужчины на другого. Глаза Адама таинственно блеснули, на губах заиграла загадочная улыбка.
— Эта мечта — о женщине, княгиня. О власти над ее душой и телом.
— Правда? — повернулась она к герцогу.
— Это правда, — рассмеявшись, подтвердил тот. — Только поймите, эта власть не должна быть постоянной. На самом деле лучше всего, если она недолговечна. Но она должна быть абсолютной, пока мужчина предается мечтам.
— Вы настоящие мусульмане! — заявила Софи.
— Нет-нет! — поднял указательный палец Адам. — Не совсем. Дело в том, что для полного осуществления мечты необходимо, чтобы женщина искренне принимала в ней участие. Она должна получать от своей роли удовольствие не меньшее, чем тот, с кем ее свела судьба. Вы согласны со мной, ваше превосходительство?
— Полностью, — опять рассмеялся герцог де Лилль. — Вот, смотрите сами… — Они оказались у сводчатой двери. Принц торжественным жестом распахнул ее. Софи увидела просторную спальню, мозаичный пол, сверкающие мраморные стены и роскошный диван по всему периметру. В центре комнаты журчал фонтан, его тонкие струйки стекали в изящную мраморную чашу. Сквозь окна, укрытые от любопытных глаз густой вьющейся растительностью, лился зеленоватый свет. — Волшебный мир грез наяву! Просто преступление проводить ночь в такой спальне в одиночестве!
— Вас тоже одарили подобным, граф? — приподняла бровь Софья.
— Я позже покажу вам.
В голове ее родилась и укрепилась захватывающая, сладостная мысль. А почему бы и нет? Частично это поможет избавиться от отвратительного осадка после беседы с Павлом, станет тайным вызовом его убеждениям и гнусным заповедям. Извинившись перед спутниками, Софи торопливо направилась в свою скромную комнату. В городских лавках можно без труда найти все, что ей требуется. Легкая накидка и шляпа с густой вуалью — в таком виде она не оскорбит религиозных чувств местных жителей, хотя полностью скрыть появление на улице иноземной дамы, да еще исповедующей другую религию, разумеется, не удастся.
Спустя десять минут Софья Алексеевна уже торопливо шла по улочкам города, еще не остывшим от полуденной жары. Однако тени уже становились длиннее; у дверей домов стояли мужчины, лениво переговариваясь, дыша свежим воздухом. Все женщины, которые попадались ей по пути, были закутаны в плотную чадру; все несли какую-нибудь поклажу — кувшины с водой из источников, корзины с провизией с рынка. Нельзя было увидеть ни одного кружка просто стоящих и болтающих женщин, хотя на площади, где в каменной ванне журчал источник, несколько одетых в темное женщин стирали, расстелив белье на специальных камнях; их гортанные голоса, напоминающие вернувшихся в свои гнезда скворцов, далеко разносились в вечернем воздухе.
В небольшой, тускло освещенной лавчонке, отгороженной от улицы занавеской из бусин, Софи нашла то, что искала. Ни одного слова не было произнесено между ней и иссохшим стариком продавцом. Для общения хватило языка жестов.
Она вернулась во дворец через боковую дверь в высокой каменной стене и торопливо миновала площадку с лавровыми и апельсиновыми деревьями; покупки надежно скрывала просторная накидка. В комнате ее ждала бледная Мария.
— Их светлость, мадам… — начала она с запинкой, — искали вас. Я ничего не могла ответить…
— Разумеется. Откуда тебе знать про меня то, о чем я тебе не говорила, — резко оборвала ее Софья. — Он не сказал, зачем хотел меня видеть?
— Я поняла, что он уезжает. — За прямолинейным ответом Мария пыталась спрятать страх, подозревая, что неведение служанки относительно местонахождения госпожи должно быть определенно наказано. — Думаю, он приходил попрощаться.
— Можешь идти, — холодно бросила Софья.
Как только дверь за испуганной служанкой закрылась, она извлекла из-под накидки приобретение и спрятала сверток на дно сундука кедрового дерева, где обычно лежало ее нижнее белье. Теперь, как подобает верной жене, можно и поспешить попрощаться с отъезжающим мужем, даже всплакнуть на дорожку. Она язвительно усмехнулась, но тем не менее вышла из комнаты и направилась на главную площадь перед дворцом.
Кавалерийский отряд уже был в сборе; кони нетерпеливо цокали подковами по камням. Павел стоял у подножия лестницы, ведущей во дворец, и беседовал с князем Потемкиным.
— Как хорошо, что я успела пожелать вам счастливого пути, Павел, — с милой улыбкой воскликнула Софья, быстрым шагом подходя к лестнице. — Мария доложила, что вы искали меня. Я была в обществе герцога де Лилля по указанию императрицы. — И не очень даже солгала просто чуть переместила время, мелькнула у нее довольная мысль.
— Как неприятно, что вам снова приходится расставаться, — произнес Потемкин, глядя на Софью. — Но только ваш супруг, княгиня, способен выполнить столь деликатную миссию.
Ему все известно, внезапно почувствовала Софья. От этого ослепительного открытия она чуть не расхохоталась вслух. Неужели Потемкин — тот самый херувим, о котором говорил Адам? Никогда не думала, что херувимы могут так выглядеть! Смех дрожал на ее губах; в глазах плясали чертики. Да, князь Потемкин — добрый друг! Торопливо опустив глаза, она обернулась к мужу и произнесла все полагающиеся при расставании слова. Тот холодно склонил голову, затем взобрался в седло, и кавалькада, дробно цокая копытами по камням, покинула площадь.
— Позвольте один небольшой совет, Софья Алексеевна, — собираясь вернуться во дворец, на ходу негромко произнес Потемкин. — Лунатикам лучше возвращаться в обычное состояние задолго до рассвета.
— Как долго может продлиться отлучка моего мужа, князь? — шагая рядом с ним, в полный голос задала Софи совершенно естественный вопрос, догадавшись, что добрый совет ответа не требует.
— Не думаю, что князь Дмитриев сможет присоединиться к нашей небольшой экскурсии, — охотно откликнулся Потемкин. — Когда его миссия в Порту завершится, он направится прямо в Санкт-Петербург.
О, какое всемогущество! Софи охватила небывалая радость. Последние остатки неприятных воспоминаний словно ветром сдуло. Генерала не будет рядом, когда ей придется обратиться к Екатерине с просьбой на время уехать в Берхольское. Она спокойно родит ребенка, в полной безопасности, в своем родном доме, в доме, который станет родным ее малышу. Об этом позаботятся Татьяна Федорова и все остальные.
В первый раз она позволила себе подумать о новой жизни, таящейся внутри, как о существующей самостоятельно, вне ее. Она могла быть уверена, что ребенок будет расти здоровым, окруженным любовью, под надежной крышей родного дома, в котором выросла и его мать. Даже если ему не придется узнать о своем происхождении, она уверена, что у него будет счастливое детство. Но до этого еще далеко, до того момента, когда надо будет что-то решать, как-то действовать, еще много-много недель. Недель безграничной любви. А сегодня вечером… да, к сегодняшнему вечеру она готовит нечто особенное.
Огромная ярко-желтая луна тяжело зависла на фиолетовом небосводе. Четверо офицеров в мечтательном настроении прогуливались по парку бахчисарайского дворца; все находились под сильным впечатлением от окружающей романтической обстановки; казалось, в самом воздухе было разлито почти осязаемое ощущение любовных игр, в которых участвовали какие-то иные люди в иные времена. Теперь среди сладких ароматов жасмина и игривого журчания фонтанов на этом самом месте бродили они — незваные гости.
— Совершенно никакого желания идти в постель, — проговорил один из офицеров, поднимая голову к небу. — У меня какое-то странное томление на душе.
— Это от молочного поросенка, которого нам подали на ужин, Сергей! — рассмеялся Данилевский. — Свинина тяжела для желудка.
— В тебе ни капли романтики, Адам, — откликнулся майор, хлопая приятеля по плечу. — Здесь какой-то воздух особенный. Неужели ты не чувствуешь?
— У меня в комнате стоит водка, совершенно особенная, — парировал Адам. — Лучшее средство от переедания.
— Если это все, на что мы можем рассчитывать в такую ночь, — вздохнул Сергей, — полагаю, следует умерить притязания.
Со смехом все свернули под арку и вошли во дворец, по направлению к бывшему гарему, в одной из комнат которого и располагался сейчас граф Данилевский.
Адам открыл дверь. Ступив за порог, все замерли на некоторое время, впитывая атмосферу комнаты, залитой мягким золотистым светом масляных светильников, полной ароматов жасмина и роз, стоящих в высоких кувшинах по углам… Это была обстановка откровенной чувственности. На низенькой скамеечке рядом с диваном замерла женская фигурка, укутанная в тончайшую, прозрачную вуаль.
— Может, я сплю? — с ноткой благоговейного страха произнес один из офицеров. — Адам, она настоящая?
— Настоящая, — откликнулся Адам, у которого дух захватило. — Совсем настоящая. Прошу, господа, в мою собственную сказку из «Тысячи и одной ночи».
Фигурка в бело-розовой вуали плавно поднялась со скамеечки и поплыла им навстречу; лишь накрашенные ресницы и удлиненные миндалевидные глаза оставались не укрыты тончайшей тканью. При тусклом золотистом освещении от них исходил глубокий внутренний свет. Сделав рукой плавный приглашающий жест, она двинулась к дивану.
Завороженные, все четверо опустились на богато украшенные подушки, не отрывая глаз от молчаливой фигурки; сквозь полупрозрачную ткань туники и широкие шаровары, туго перехваченные у щиколоток, можно было различить смутные очертания тела цвета розового жемчуга.
— Где ты ее нашел? — прошептал Сергей, с трудом приходя в себя.
— Купил, — прищурился в ответ Адам. — У погонщика верблюдов.
Едва уловимая дрожь пронизала стройную фигурку, направляющуюся к ним с подносом, на котором стояли рюмки с водкой. Опустившись на колени, она по очереди поднесла каждому из мужчин поднос; глаза ее были скромно опущены.
— Нельзя ли нам взглянуть на ее личико? — протянул руку к склоненной головке полковник Оболенский.
— Нет, — быстро ответил Адам и деланно лениво потянулся. — Она моя, и только я имею право смотреть на нее.
— Ты просто собака, Данилевский! — воскликнул четвертый из их кружка. — Это надо же ухитриться всего за полдня создать себе собственный рай!
Адам самодовольно улыбнулся. Коленопреклоненная фигурка уже стянула с него сапоги и умелыми движениями массировала усталые ступни и пальцы. Потом вновь столь же плавно поднялась и, словно несомая ветерком, пересекла комнату, чтобы вернуться с парой шелковых шлепанцев. Домашняя обувь изящными движениями была водружена на ноги. Адам на мгновение прикрыл глаза, вдыхая смешанные ароматы жасмина и благовоний, источаемых закутанной в вуаль женщиной, которая в этот момент наклонилась над ним, чтобы расстегнуть пуговицы его отделанного тесьмой мундира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55