Шри чайтанья махариши шиву шиву свами!
– Просветлитесь, просветлитесь! – восторженно блестя глазами, принялась Василиса Прекрасная за синхронный перевод. Придите под сень моего учения, куда да не проникнут неприкасаемые, низкорожденные и… женщины,
Переведя последнюю фразу, Василиса заметно переменилась в лице.
– Так-так, – покачала головой я. И даже в Тридевятое царство проникли гнусные женоненавистнические идеи! Скажи этому махатме, Василиса, чтоб он тут не тряс этим учением, как эксгибиционист своим хозяйством, а то вековать ему в сансаре до скончания Кали-юги! Женщин он, видите ли, за неприкасаемых считает! Да если на то пошло, я первая ему не позволю к себе прикоснуться!
– Кумарис, мандала! – Просветленный махатма злобно сверкнул на меня очами.
Тут уж Ванятка принялся засучивать рукава:
– Энто что же он себе, подлюка вашнапупская, позволяет?! Мою жену законную мандалой ругать?! Я ему сейчас из его носа ученого юшку-то пущу!
И Ваня ринулся исполнять сказанное. Махатма тоненько завизжал, принялся ругаться на своем самскрипе. Пришлось вмешаться, чтобы предотвратить новое кровопролитие.
– Ваня, прекрати. Василиса, скажи, пожалуйста, сему учителю, чтоб он незамедлительно продолжил свой путь в Гимнолайские горы. Нам тут его учения и даром не надо, а уж за деньги и совсем не возьмем…
Василиса Прекрасная, выслушав эту мою речь, кивнула и собралась уж было переводить, как вдруг дверь распахнулась и в комнату, не спрашивая разрешения, ввалилась лжецарица Аленка в сопровождении полудюжины своих головорезов в вороненых кольчугах. Правда, на данный момент эти кольчуги были украшены пушистыми гирляндами одуванчиков.
– Брахма кумарис! – воскликнула Аленка. Где вы прячете великого учителя, о недостойные дети проклятой эпохи?!
– Рехнулась баба, – вежливо констатировал Иван. Аленка меж тем увидала закутанного в простыни махатму и склонилась перед ним в поклоне.
– Ашрам ксива шибана! – певуче заголосила она. Кумарис драхма драхмапутра!
Я озадаченно посмотрела на тезку:
– Разве Аленка тоже знает самскрип?
– Конечно, – пожала плечами Прекрасная, – мы с ней у одних учителей науки превосходили. Что я знаю, то и Аленке ведомо,
Головорезы в одуванчиках тоже поклонились смуглому махатме и по команде Аленки водрузили что-то визжащего учителя на свои широкие; плечи. Потопали к выходу.
– Что это значит? – разгневалась Василиса Прекрасная. Что ты себе, Аленка, позволяешь?
Лжецарица только отмахнулась:
– Не лезь не в свои сани, красавица, а то как бы дитя у тебя не тем боком родилось. Забираю я великого махатму в свой дворец. Буду с ним о премудростях многоразличных толковать да тайны Вселенной расспрашивать. И вы мне супротив того не указчики! – С этими словами Аленка вышла вон, крепко хлопнув дверью.
– Не нравится мне этот махатма, – задумчиво протянул Ваня и достал из кармана ярко-зеленого леденцового петушка. И то, что Аленка за него уцепилась, тоже не нравится.
– Думаешь, паскудство она очередное затеет? – напряглась Василиса Прекрасная.
– Не думаю, – поправил ее Иван. Знаю. Я вспомнила про пленку, полученную через сказочный Интернет:
– Понесем лжецарице ее заказ? Или ей сейчас не до нас?..
– Понесем, – твердо ответствовала моя прекрасная тезка. Только не сегодня, а завтра. Во дворце потолчемся и узнаем, для чего Аленке этот махатма на самом деле сдался…
– Пойду я, что ли, с Сэмом сыграну маленько… – тихо, глядя в потолок, промямлил Ваня.
– Все тебе игрушки, – фыркнула Василиса. Тут такое…
– Это вполне приличное занятие, куда лучше, чем Аленкиным охранникам носы квасить, – вступилась я за муженька. Иди, Ваня, только мышку не раздолби окончательно.
Иван обрадованно слинял в кабинет. Василиса вздохнула.
– По мужу скучаешь? – тоном знатока поинтересовалась я.
Василиса усмехнулась:
– Было б по кому скучать! Бестолковый он у меня, ровно теленок годовалый; иной раз от тоски завыть хочется, на муженька глядючи…
– Зачем выть, лучше песни петь. Ты как, петь умеешь?
– Разумеется, – гордо вскинула голову Василиса Прекрасная, – я ведь, было время, в церковных клирошанках ходила.
– Да когда ж ты успела?
– Долго только сказка сказывается, а жизнь быстро летит, – неопределенно выразилась тезка и, словно прислушиваясь к некой, внутри ее существующей мелодии, запела приглушенным, но чрезвычайно Мягким меццо-сопрано:
А и витязя да нынче не доплачешься,
А и сокола да нынче не докличешься.
Я пойду по чисту полю в белом платьице –
Не царица, не княгиня, не владычица.
Ой тоску мою размыкать больше некому,
Кроме ястреба, неясыти да ворона.
Нынче лебедя не сыщешь, а над реками
Черный дым плывет чужими наговорами.
Слезы падают в траву – да что с ней станется.
Да лисой дорога вьется чернобурок)…
Как была я на земле-то бесприданницей,
Так, наверно, и достанусь ветру буйному.
И не буду ждать ни пешего, ни конного
Избавителя от горечи нагаданной.
За меня не ставь свечу перед иконою.
За меня не одарят тебя наградою…
– Грустная какая у тебя песня, – вздохнула я.
– Загрустишь от такой семейной жизни, – вздохнула и Василиса. Вечно мне приходится своего супруга непутевого из приключений многоразличных выручать.
– Это из каких же?
– Ой, если все рассказывать, – дня не хватит!
– Ну хоть вкратце.
– Вкратце? Ладно. Было это, как сейчас помню, едва мы только повенчались. Еще и месяца-то медового не прошло, а как-то поутру вскакивает мой Ваня с ложа брачного и не позавтракамши за меч да кольчугу хватается.
«Что такое стряслось?» – спрашиваю. «Сон видал нехороший про Соловья-разбойника. Поеду на речку Малинку башку ему сносить». «Что ты, родимый, окстись! С Соловьем-разбойником не всякий богатырь совладает, одному Илье Муромцу легендарному под силу этого свистуна пятипудовой булавой по кустам гонять!» – «Илья геройски голову сложил во время запоя долговременного, – отвечает мой. Так мне, как царевичу, положено защитить родину любимую от происков злодея непотребного!»
И поскакал на подвиги, голова шальная! Ну, думаю, пришла беда, откуда не ждали. Соловей-то он, конечно, разбойник, да только все уж к нему притерпелись и на разбойничества его взирают сквозь пальцы, а богатыри так вообще его уважают за свист и силу немереную.
– Авторитет, значит, – со знанием дела кивнула я.
– Вот-вот! А мой-то, бычок-губошлеп, поехал, думает подвиг совершить! Того не знает, что Соловья победить никак невозможно, поскольку он и не человек вовсе, и не зверь, а так – нечто вроде привидения… Только это привидение может таких плюх всякому ищущему боевой славы навешать – мало не покажется. Вот и получилось: Ваня – по главной улице Соловья воевать поскакал, а я обернулась лягушкой и дворами да околицами помчалась вперед мужа на речку Малинку – разбойника упрашивать, чтоб он царевича пощадил и смерти лютой да позорной не предавал. Уж чего я только Соловью не сулила, чем только не кланялась! Не будь он призраком бесплотным, так, верно, пришлось бы мне, и, женской честью поступиться, лишь бы супруга от гибели спасти. Смилостивился, однако, разбойник, пообещал не губить Ивана, а только пошутить над ним вволю. Так и вышло… – Василиса Прекрасная горестно закусила губку.
– А что же Соловей-разбойник взамен потребовал?
– Каждый год на Святках он теперь невозбранно в град Кутеж прибывает и незамужним девицам, что по ночам на женихов гадают, в бане или в зеркалах свистящим призраком является. Ему развлечение, а с девицами чуть не падучая приключается! А все из-за супруга моего неуемного. Потом было дело, Ваня мой решил с бухты-барахты за три моря отплыть, землю новую открыть. Гостевал у нас о ту пору мореход один, Афанасием звать, так он с ним намылился в путь далекий! «Я, говорит, тебе, жена, птицу жар заморскую привезти обещаюсь. Да еще, как новый край открою, твоим именем его назову. Будет на карте земля Василисия! Али Василия! По-иностранному будет переводиться – Базилия! И вечное там станет лето, птицы райские запоют, мужики штаны белые наденут, а бабам и надевать ничего не надо будет – жарко потому что…» Уж как я его отговорила от этого путешествия, про то отдельный разговор. А теперь думаю – лучше б уплыл, окаянный, в энту Базилию, где все мужики в белых штанах! Все мне спокойнее, сама себе хозяйка…
– Да, семейная жизнь – не сахар.
– Не сахар, – подтвердила Василиса Прекрасная. И даже не сахарин.
На этом глубокомысленном утверждении нашу беседу прервал совершенно запредельный грохот, раздавшийся из кабинета.
– Ванька компьютер свалил! – ахнула я и, себя не помня, ринулась разбираться с непутевым муженьком…
Зрелище, представшее пред нашими изумленными очами, было из ряда вон выходящее.
Компьютер вовсе не пострадал. Цел (во всяком случае, выглядел он вполне целым) был и мой благоверный. Правда, он недвижно лежал на полу и яростно вращал выпученными глазами. А над ним в воздухе, на высоте человеческого роста, парили руки. Крепкие такие мужские руки в кожаных перчатках без пальцев и с непонятной татуировкой в районе левого запястья. Руки любовно поигрывали матово посверкивающим и вполне реальным пистолетом-пулеметом Томпсона.
– Черт побери, – только и сказала я, – Что это такое?
– Кто это такое? – поправила меня Василиса Прекрасная.
Словно отвечая на этот вопрос, в воздухе прозвучал легкомысленный, даже какой-то определенно залихватский свист. А потом мужской, не лишенный приятности, голос сказал из пустоты:
– Меня зовут Сэм, если кто не понял!
–И все-таки я не могу понять, как ты, Иванушка, умудрился вот этого товарища к нам в реальность протащить.
Ваня жалобно и виновато поглядел на меня. Поправил мокрое полотенце на мощной шишке.
– Вот ей-богу, Василиса, и не знаю, что тебе сказать, Играл-играл себе, только пару взрослых арахноидов порешил, патронами запасся, чую: кто-то меня в бок толкает, упорно так. Ах ты, думаю, сволочь костяная, скелет с Клира, я тебя сейчас по косточкам-то развалю! ^Разворачиваюсь мышкой, ан это и не скелет, а зараза поганая, безголовый камикадзе по ушам мне гранатой лупит. Как рвануло, я даже оглох и от компутера отлетел. А потом очнулся и вижу перед собой энти руки с трещоткой дьявольской. Это, видать, тот самый Крутой Сэм и есть, только он какой-то неполноценный…
– От такого слышу! –немедленно раздался голос из ниоткуда, а «томпсон» в крепких руках неуловимо сменился помповым ружьем.
– Вот горе-то! – вздохнула Василиса Прекрасная, – Доигрался ты, Ванька. Что нам теперь с этим твоим Сэмом делать? Как от него избавляться?
В мою больную голову пришла очередная идея.
– А зачем от него избавляться? Это же прирожденный воин – незаметный, неубиваемый и обходящийся без довольствия! Разве плохо иметь такого в своей команде, если Аленка вздумает против нас очередные козни строить? И потом… Возьмем Сэма во дворец, он там пару очередей даст, и Аленка освободит Ивана-царевича как миленькая! Верно, Сэм?
– Все о'кей–подтвердил Сэм. И добавил: – Пока тебе глаз не выбьют.
И легкомысленно засвистел.
– Не нравится мне этот Сэм, – дернула плечиком Василиса Прекрасная. Настоящие мужики такими не бывают. Одни руки, и больше ничего, – как это понять?
– Зато он стреляет хорошо, – вступилась я за нашего нового виртуального приятеля. И свистит.
Прекрасная тезка посмотрела с грустью:
– Непонятно мне сие ваше колдовство машинное. То ли дело по-простому, по-старинному: руками взмахнул, заклинание прочел, и явились тридцать три богатыря, в чешуе, как жар, горя…
– Все меняется, – философски вздохнула я. И сказки меняются вместе с нами. Эй, Сэм!
– Я тут, уроды безголовые!
–Он еще и ругается, что ломовой извозчик! – гневно фыркнула Василиса.
– Ничуть не бывало. Просто у него тезаурус обедненный. Жанр «экшн», надо понимать. Сэм, иди отдохни!
– Вот это вещь!
Вооруженные руки исчезли за параллелепипедом системного блока. Послышалась странная возня, вроде той, какая бывает, если копаться в коробке со всякими гаечками-болтиками… И вдруг раздался мощный выстрел, а за ним – пронзительный визг:
– Вот только тронь меня, урод! Я из тебя смайликов наделаю!
Голос был какой-то странный. Так могла бы вопить машина, будь она легкомысленной девицей лет этак пятнадцати.
– Ничего не понимаю, – призналась я. И схватилась за голову: с моим многострадальным компьютером творилось нечто неописуемое. По монитору струились яркие волны всех мыслимых цветов, системный блок гудел так, что аж подпрыгивал, а модем беспрестанно верещал, будто он и не модем вовсе, а аварийная сигнализация. Ванька подскочил к монитору, обхватил его, словно дорогого друга, но тут мощный голубовато-сиреневый разряд отбросил муженька в дальний угол комнаты. Монитор почернел, затем засветился ровным синим «экраном смерти». В комнате запахло озоном. И еще почему-то духами. Да, точно духами. «Little black dress» от фирмы AVON.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Просветлитесь, просветлитесь! – восторженно блестя глазами, принялась Василиса Прекрасная за синхронный перевод. Придите под сень моего учения, куда да не проникнут неприкасаемые, низкорожденные и… женщины,
Переведя последнюю фразу, Василиса заметно переменилась в лице.
– Так-так, – покачала головой я. И даже в Тридевятое царство проникли гнусные женоненавистнические идеи! Скажи этому махатме, Василиса, чтоб он тут не тряс этим учением, как эксгибиционист своим хозяйством, а то вековать ему в сансаре до скончания Кали-юги! Женщин он, видите ли, за неприкасаемых считает! Да если на то пошло, я первая ему не позволю к себе прикоснуться!
– Кумарис, мандала! – Просветленный махатма злобно сверкнул на меня очами.
Тут уж Ванятка принялся засучивать рукава:
– Энто что же он себе, подлюка вашнапупская, позволяет?! Мою жену законную мандалой ругать?! Я ему сейчас из его носа ученого юшку-то пущу!
И Ваня ринулся исполнять сказанное. Махатма тоненько завизжал, принялся ругаться на своем самскрипе. Пришлось вмешаться, чтобы предотвратить новое кровопролитие.
– Ваня, прекрати. Василиса, скажи, пожалуйста, сему учителю, чтоб он незамедлительно продолжил свой путь в Гимнолайские горы. Нам тут его учения и даром не надо, а уж за деньги и совсем не возьмем…
Василиса Прекрасная, выслушав эту мою речь, кивнула и собралась уж было переводить, как вдруг дверь распахнулась и в комнату, не спрашивая разрешения, ввалилась лжецарица Аленка в сопровождении полудюжины своих головорезов в вороненых кольчугах. Правда, на данный момент эти кольчуги были украшены пушистыми гирляндами одуванчиков.
– Брахма кумарис! – воскликнула Аленка. Где вы прячете великого учителя, о недостойные дети проклятой эпохи?!
– Рехнулась баба, – вежливо констатировал Иван. Аленка меж тем увидала закутанного в простыни махатму и склонилась перед ним в поклоне.
– Ашрам ксива шибана! – певуче заголосила она. Кумарис драхма драхмапутра!
Я озадаченно посмотрела на тезку:
– Разве Аленка тоже знает самскрип?
– Конечно, – пожала плечами Прекрасная, – мы с ней у одних учителей науки превосходили. Что я знаю, то и Аленке ведомо,
Головорезы в одуванчиках тоже поклонились смуглому махатме и по команде Аленки водрузили что-то визжащего учителя на свои широкие; плечи. Потопали к выходу.
– Что это значит? – разгневалась Василиса Прекрасная. Что ты себе, Аленка, позволяешь?
Лжецарица только отмахнулась:
– Не лезь не в свои сани, красавица, а то как бы дитя у тебя не тем боком родилось. Забираю я великого махатму в свой дворец. Буду с ним о премудростях многоразличных толковать да тайны Вселенной расспрашивать. И вы мне супротив того не указчики! – С этими словами Аленка вышла вон, крепко хлопнув дверью.
– Не нравится мне этот махатма, – задумчиво протянул Ваня и достал из кармана ярко-зеленого леденцового петушка. И то, что Аленка за него уцепилась, тоже не нравится.
– Думаешь, паскудство она очередное затеет? – напряглась Василиса Прекрасная.
– Не думаю, – поправил ее Иван. Знаю. Я вспомнила про пленку, полученную через сказочный Интернет:
– Понесем лжецарице ее заказ? Или ей сейчас не до нас?..
– Понесем, – твердо ответствовала моя прекрасная тезка. Только не сегодня, а завтра. Во дворце потолчемся и узнаем, для чего Аленке этот махатма на самом деле сдался…
– Пойду я, что ли, с Сэмом сыграну маленько… – тихо, глядя в потолок, промямлил Ваня.
– Все тебе игрушки, – фыркнула Василиса. Тут такое…
– Это вполне приличное занятие, куда лучше, чем Аленкиным охранникам носы квасить, – вступилась я за муженька. Иди, Ваня, только мышку не раздолби окончательно.
Иван обрадованно слинял в кабинет. Василиса вздохнула.
– По мужу скучаешь? – тоном знатока поинтересовалась я.
Василиса усмехнулась:
– Было б по кому скучать! Бестолковый он у меня, ровно теленок годовалый; иной раз от тоски завыть хочется, на муженька глядючи…
– Зачем выть, лучше песни петь. Ты как, петь умеешь?
– Разумеется, – гордо вскинула голову Василиса Прекрасная, – я ведь, было время, в церковных клирошанках ходила.
– Да когда ж ты успела?
– Долго только сказка сказывается, а жизнь быстро летит, – неопределенно выразилась тезка и, словно прислушиваясь к некой, внутри ее существующей мелодии, запела приглушенным, но чрезвычайно Мягким меццо-сопрано:
А и витязя да нынче не доплачешься,
А и сокола да нынче не докличешься.
Я пойду по чисту полю в белом платьице –
Не царица, не княгиня, не владычица.
Ой тоску мою размыкать больше некому,
Кроме ястреба, неясыти да ворона.
Нынче лебедя не сыщешь, а над реками
Черный дым плывет чужими наговорами.
Слезы падают в траву – да что с ней станется.
Да лисой дорога вьется чернобурок)…
Как была я на земле-то бесприданницей,
Так, наверно, и достанусь ветру буйному.
И не буду ждать ни пешего, ни конного
Избавителя от горечи нагаданной.
За меня не ставь свечу перед иконою.
За меня не одарят тебя наградою…
– Грустная какая у тебя песня, – вздохнула я.
– Загрустишь от такой семейной жизни, – вздохнула и Василиса. Вечно мне приходится своего супруга непутевого из приключений многоразличных выручать.
– Это из каких же?
– Ой, если все рассказывать, – дня не хватит!
– Ну хоть вкратце.
– Вкратце? Ладно. Было это, как сейчас помню, едва мы только повенчались. Еще и месяца-то медового не прошло, а как-то поутру вскакивает мой Ваня с ложа брачного и не позавтракамши за меч да кольчугу хватается.
«Что такое стряслось?» – спрашиваю. «Сон видал нехороший про Соловья-разбойника. Поеду на речку Малинку башку ему сносить». «Что ты, родимый, окстись! С Соловьем-разбойником не всякий богатырь совладает, одному Илье Муромцу легендарному под силу этого свистуна пятипудовой булавой по кустам гонять!» – «Илья геройски голову сложил во время запоя долговременного, – отвечает мой. Так мне, как царевичу, положено защитить родину любимую от происков злодея непотребного!»
И поскакал на подвиги, голова шальная! Ну, думаю, пришла беда, откуда не ждали. Соловей-то он, конечно, разбойник, да только все уж к нему притерпелись и на разбойничества его взирают сквозь пальцы, а богатыри так вообще его уважают за свист и силу немереную.
– Авторитет, значит, – со знанием дела кивнула я.
– Вот-вот! А мой-то, бычок-губошлеп, поехал, думает подвиг совершить! Того не знает, что Соловья победить никак невозможно, поскольку он и не человек вовсе, и не зверь, а так – нечто вроде привидения… Только это привидение может таких плюх всякому ищущему боевой славы навешать – мало не покажется. Вот и получилось: Ваня – по главной улице Соловья воевать поскакал, а я обернулась лягушкой и дворами да околицами помчалась вперед мужа на речку Малинку – разбойника упрашивать, чтоб он царевича пощадил и смерти лютой да позорной не предавал. Уж чего я только Соловью не сулила, чем только не кланялась! Не будь он призраком бесплотным, так, верно, пришлось бы мне, и, женской честью поступиться, лишь бы супруга от гибели спасти. Смилостивился, однако, разбойник, пообещал не губить Ивана, а только пошутить над ним вволю. Так и вышло… – Василиса Прекрасная горестно закусила губку.
– А что же Соловей-разбойник взамен потребовал?
– Каждый год на Святках он теперь невозбранно в град Кутеж прибывает и незамужним девицам, что по ночам на женихов гадают, в бане или в зеркалах свистящим призраком является. Ему развлечение, а с девицами чуть не падучая приключается! А все из-за супруга моего неуемного. Потом было дело, Ваня мой решил с бухты-барахты за три моря отплыть, землю новую открыть. Гостевал у нас о ту пору мореход один, Афанасием звать, так он с ним намылился в путь далекий! «Я, говорит, тебе, жена, птицу жар заморскую привезти обещаюсь. Да еще, как новый край открою, твоим именем его назову. Будет на карте земля Василисия! Али Василия! По-иностранному будет переводиться – Базилия! И вечное там станет лето, птицы райские запоют, мужики штаны белые наденут, а бабам и надевать ничего не надо будет – жарко потому что…» Уж как я его отговорила от этого путешествия, про то отдельный разговор. А теперь думаю – лучше б уплыл, окаянный, в энту Базилию, где все мужики в белых штанах! Все мне спокойнее, сама себе хозяйка…
– Да, семейная жизнь – не сахар.
– Не сахар, – подтвердила Василиса Прекрасная. И даже не сахарин.
На этом глубокомысленном утверждении нашу беседу прервал совершенно запредельный грохот, раздавшийся из кабинета.
– Ванька компьютер свалил! – ахнула я и, себя не помня, ринулась разбираться с непутевым муженьком…
Зрелище, представшее пред нашими изумленными очами, было из ряда вон выходящее.
Компьютер вовсе не пострадал. Цел (во всяком случае, выглядел он вполне целым) был и мой благоверный. Правда, он недвижно лежал на полу и яростно вращал выпученными глазами. А над ним в воздухе, на высоте человеческого роста, парили руки. Крепкие такие мужские руки в кожаных перчатках без пальцев и с непонятной татуировкой в районе левого запястья. Руки любовно поигрывали матово посверкивающим и вполне реальным пистолетом-пулеметом Томпсона.
– Черт побери, – только и сказала я, – Что это такое?
– Кто это такое? – поправила меня Василиса Прекрасная.
Словно отвечая на этот вопрос, в воздухе прозвучал легкомысленный, даже какой-то определенно залихватский свист. А потом мужской, не лишенный приятности, голос сказал из пустоты:
– Меня зовут Сэм, если кто не понял!
–И все-таки я не могу понять, как ты, Иванушка, умудрился вот этого товарища к нам в реальность протащить.
Ваня жалобно и виновато поглядел на меня. Поправил мокрое полотенце на мощной шишке.
– Вот ей-богу, Василиса, и не знаю, что тебе сказать, Играл-играл себе, только пару взрослых арахноидов порешил, патронами запасся, чую: кто-то меня в бок толкает, упорно так. Ах ты, думаю, сволочь костяная, скелет с Клира, я тебя сейчас по косточкам-то развалю! ^Разворачиваюсь мышкой, ан это и не скелет, а зараза поганая, безголовый камикадзе по ушам мне гранатой лупит. Как рвануло, я даже оглох и от компутера отлетел. А потом очнулся и вижу перед собой энти руки с трещоткой дьявольской. Это, видать, тот самый Крутой Сэм и есть, только он какой-то неполноценный…
– От такого слышу! –немедленно раздался голос из ниоткуда, а «томпсон» в крепких руках неуловимо сменился помповым ружьем.
– Вот горе-то! – вздохнула Василиса Прекрасная, – Доигрался ты, Ванька. Что нам теперь с этим твоим Сэмом делать? Как от него избавляться?
В мою больную голову пришла очередная идея.
– А зачем от него избавляться? Это же прирожденный воин – незаметный, неубиваемый и обходящийся без довольствия! Разве плохо иметь такого в своей команде, если Аленка вздумает против нас очередные козни строить? И потом… Возьмем Сэма во дворец, он там пару очередей даст, и Аленка освободит Ивана-царевича как миленькая! Верно, Сэм?
– Все о'кей–подтвердил Сэм. И добавил: – Пока тебе глаз не выбьют.
И легкомысленно засвистел.
– Не нравится мне этот Сэм, – дернула плечиком Василиса Прекрасная. Настоящие мужики такими не бывают. Одни руки, и больше ничего, – как это понять?
– Зато он стреляет хорошо, – вступилась я за нашего нового виртуального приятеля. И свистит.
Прекрасная тезка посмотрела с грустью:
– Непонятно мне сие ваше колдовство машинное. То ли дело по-простому, по-старинному: руками взмахнул, заклинание прочел, и явились тридцать три богатыря, в чешуе, как жар, горя…
– Все меняется, – философски вздохнула я. И сказки меняются вместе с нами. Эй, Сэм!
– Я тут, уроды безголовые!
–Он еще и ругается, что ломовой извозчик! – гневно фыркнула Василиса.
– Ничуть не бывало. Просто у него тезаурус обедненный. Жанр «экшн», надо понимать. Сэм, иди отдохни!
– Вот это вещь!
Вооруженные руки исчезли за параллелепипедом системного блока. Послышалась странная возня, вроде той, какая бывает, если копаться в коробке со всякими гаечками-болтиками… И вдруг раздался мощный выстрел, а за ним – пронзительный визг:
– Вот только тронь меня, урод! Я из тебя смайликов наделаю!
Голос был какой-то странный. Так могла бы вопить машина, будь она легкомысленной девицей лет этак пятнадцати.
– Ничего не понимаю, – призналась я. И схватилась за голову: с моим многострадальным компьютером творилось нечто неописуемое. По монитору струились яркие волны всех мыслимых цветов, системный блок гудел так, что аж подпрыгивал, а модем беспрестанно верещал, будто он и не модем вовсе, а аварийная сигнализация. Ванька подскочил к монитору, обхватил его, словно дорогого друга, но тут мощный голубовато-сиреневый разряд отбросил муженька в дальний угол комнаты. Монитор почернел, затем засветился ровным синим «экраном смерти». В комнате запахло озоном. И еще почему-то духами. Да, точно духами. «Little black dress» от фирмы AVON.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47