Значит, должно быть и «во-вторых».
Нора силилась вспомнить, что собиралась сказать дальше.
— Очевидно, я имела в виду состояние рукописи. — На другом конце провода повисла напряженная тишина. — Ну, все эти изменения, выкинутые куски.
— Господи, да конечно, всю рукопись надо перепечатать, но ты ведь так хотела увидеть ее, помнишь? Вот я и дала тебе ее такой как есть, это же очевидно. В изданном виде ее каждый может прочитать. Но дело не в этом: я так хочу знать твое мнение, а ты уклоняешься и говоришь о чем-то совершенно не относящемся к делу.
— Извините. Я только хотела сказать, что в таком виде рукопись нельзя прочесть быстро.
— Да, ты достаточно ясно высказалась по этому пустяковому поводу, так что теперь давай отложим его в сторону. Сейчас я спокойно сяду и начну впитывать твои наблюдения. Говори.
— Некоторые части очень смешные, — сказала Нора.
— Молодец, молодец. Я действительно хотела, чтобы некоторые части были экстатически смешными. Не все, конечно.
— Разумеется, нет. Книга просто полна гнева.
— Надо думать. Нескончаемый гнев. Грр!
— Мне кажется, вы очень рисковали.
— Ты заметила это? Умница! Благослови боже твою светлую головку. Скажи что-нибудь еще.
— Мне показалось, что вы экспериментируете.
— Экспериментирую? Что конкретно тебя заставило подумать, что я экспериментирую?
— Ну, то, как вы повторяете некоторые сцены. А другие обрываете, и они остаются незавершенными.
— Ты говоришь о том, что некоторые моменты повторяются после того, как уже произошли, но повторяются по-иному, так что открывается их истинное значение? А в других случаях, поскольку и читателю с одной извилиной будет ясно, что произойдет дальше, нет смысла дописывать сцену до конца. Бог мой, это ведь роман, а не периодическая пресса.
— Да, вы правы. Это изумительный роман, Дэйзи.
— Тогда скажи мне, что в нем изумительного. Нора, будто вновь, ощупью, попробовала самые нейтральные слова, которыми можно было охарактеризовать книгу Дэйзи.
— Он такой откровенный, такой смелый.
— Но почему ты так думаешь?! — Дэйзи уже кричала.
— Ну... Во многих книгах действие начинается в одном месте, а потом тебе просто рассказывают историю, и все. А вы, по-моему, не захотели идти прямой дорогой.
— Я шла дорогой прямой, как бельевая веревка! И если ты этого не заметила, то вообще ничего не поняла.
— Дэйзи, пожалуйста, не надо обижаться. Я ведь рассказываю о том, что мне понравилось в вашей книге.
— Но ты вынуждаешь меня обижаться! Ты говоришь такие глупости! Я работала над этой книгой почти всю жизнь, а ты сначала подлизываешься, а потом говоришь, что мне даже не удалось рассказать историю.
— Дэйзи, я пытаюсь объяснить, что эта книга — гораздо богаче и интереснее тех, где просто рассказывают историю.
Немного смягчившись, Дэйзи спросила:
— Какое место понравилась тебе больше всего?
Нора попыталась припомнить хоть что-нибудь, что ей действительно понравилось.
— Любимых мест у меня много. Например, где Эдельберт убивает ту женщину. То, как вы представляете читателю Эгберта. Как описываете одежду Эдельберта.
Дэйзи хихикнула.
— До какого места ты дошла? Что там сейчас происходит?
Нора вспомнила, что происходило в том месте, с которого она начала перелистывать страницы.
— Арчибальд щеголяет в нацистской форме, встречается с Гитлером и заставляет своего сына и Клементину подарить ему внука.
— Фантазия? Ты дочитала еще только до фантазии? Тогда ты еще просто не разглядела сюжета и не имеешь никакого права даже заикаться о нем. Я доверила тебе свою душу, а ты топчешь ее грязными ногами! Я дала тебе великое произведение, а ты оплевываешь его.
Нора, которая во время этой тирады пыталась вставить хоть слово, воскликнула, отчаянием пытаясь успокоить свекровь:
— Дэйзи, ну нельзя же так все переворачивать. Я не лгу вам. Я понимаю, что вы хотели вложить в свою книгу.
Я знаю, какая она особенная, потому что знаю, что это вы писали романы Клайда Морнинга и Марлетты Титайм, а это произведение куда более смелое и сложное.
Повисла длинная пауза, и Норе было показалось, что ей удалось изменить направление разговора, но Дэйзи просто собиралась с новыми силами, чтобы заорать:
— Предательница! Иуда!
Короткие гудки.
Нора уронила трубку на рычаг и, обняв себя за плечи и ничего не видя перед собой, стала бродить по гостиной. Затем она снова присела на кровать и набрала номер «Тополей». Один гудок, второй, третий, четвертый, пятый... На десятом она повесила трубку и со стоном легла на спину. Потом резко села и вновь набрала номер.
После второго гудка в трубке послышался голос Марии.
— Мария, это Нора. Я знаю, миссис Ченсел не хочет со мной говорить, но вы не могли бы ей передать, что мне надо сообщить нечто важное?
— Миссис Ченсел не хочет, — сказала Мария.
— Скажите что угодно, но заставьте ее поговорить со мной.
В телефоне раздался щелчок, потом Нора услышала приглушенный голос Марии, а следом — нечто похожее на вой.
Затем Мария снова взяла трубку.
— Миссис Ченсел сказала, вы — не член семья ее сын. Ее сын — да, вы — нет. Нехороший человек. Не говорить. — И Мария повесила трубку.
Нора опрокинулась навзничь на кровать и стала рассматривать потолок. Через некоторое время слабое утешение пришло как-то само собой. Поскольку Дэйзи ни за что не расскажет Элдену, Элден не станет дергать Дэйви. Современем тема романа Дэйзи вернется в свое прежнее состояние. А через неделю-другую они наверняка помирятся.
Она встала с кровати, чтобы собрать рукопись и затолкать ее обратно в чемодан.
37
По-прежнему не находя покоя, Нора побрела на кухню и стала протирать крышку рабочего столика, думая о том, что если что-то может пойти не так, это обязательно идет не так. Теперь, пока рукопись у Норы, Дэйзи будет считать, что ее великое произведение — на вражеской территории. Может, стоит вытащить чемодан из-под кровати и отвезти его на Маунт-авеню? Но эта мысль вызвала прилив слабости и отчаяния.
Не задумываясь над своими действиями, Нора подошла к раковине, включила горячую воду, выдавила в ладонь жидкого мыла и стала мыть руки. Потом она вымыла лицо. Потом — снова руки и опять лицо. И только в четвертый раз втирая мыло в скулы и крылья носа, Нора осознала, что делает. Горячая вода жгла ей кожу. Нора включила холодную, ополоснула лицо и потянулась за посудным полотенцем Щеки горели так, будто их терли наждачной бумагой. Тщательно вытираясь, Нора поняла, что чувствует себя по-прежнему ужасающе грязной. Нет, не по-прежнему. Она чувствовала себя так, словно ей очень скоро предстоит ужасно испачкаться. Борясь с желанием снова включить воду и начать тереть себя всю, она медленно прошла в комнату, легла на диван, закрыла глаза и лежала так до тех пор, пока ее не разбудил звук подъезжавшей к дому машины Дэйви. Нора снова задала себе вопрос, где он был целых девять часов, но потом решила, что ее это не волнует. «Ауди» заехал в гараж.
Интересно, шмыгнет ли он сразу в гостиную и притворится, что жены не существует, или поднимется наверх, чтобы поругаться с ней? Дверь из гаража в дом открылась и закрылась, затем его шаги прозвучали у лестницы: Дэй-ви медленно, но неуклонно приближался к Норе.
Сначала он заглянул на кухню и лишь потом повернул в сторону комнаты. Он искал ее. Что ж, это хороший знак. Наверное, это и называется хвататься за соломинку? Ну, давай же. Дэйви вошел в комнату, встретился глазами с Норой и отвел взгляд. Затем он опустился в самое дальнее от дивана кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза.
— С возвращением, — сказала Нора.
— Из полиции не звонили?
— Натали под действием успокаивающего.
Дэйви полулежал в кресле, будто брошенная тряпичная кукла, глаза его по-прежнему были закрыты.
— Было бы замечательно, если б ты сказал что-нибудь.
Дэйви открыл глаза и подался телом вперед. Снова встретившись взглядом с Норой и быстро отведя глаза, он стал смотреть в пол.
— Когда я услышал, что ты уезжаешь, я заметался по дому, как шарик для пинг-понга. Наконец я тоже решил проехаться, вывел машину на шоссе и погнал на север, не понимая, куда еду. Мне надо было подумать. В последнее время я в основном только этим и занимаюсь — еду и думаю. Добрался до Нью-Хейвена, вылез из машины, пошел в кампус и пробыл там около часа.
— Да ты просто святой, — сказала Нора.
Интересно, не встречался ли он раньше в Нью-Хейвене с Диком Дартом?
— Не надо иронизировать, хорошо? Нора, я думал о тебе. Сегодня утром все казалось таким ясным и простым. Но через десять минут после твоего отъезда меня начали.
— И что ты надумал? — спросила Нора.
— Я подумал о том, что ты сказала, — будто я перекладываю на тебя свою вину. Но ведь все части головоломки так хорошо подходили друг к другу, схема была такой ясной, что просто не могла не быть правдой. Это как кроссворды-загадки, которые придумывают Фрэнк Ниари и Фрэнк Тидболл! В общем, все части идеально подходят, кроме одной. Эта часть — ты.
— Ты сидел и спорил с самим собой.
Дэйви кивнул.
— Чем больше я размышлял, тем нелепей казалась сама мысль о том, что Натали похитила ты. Я вернулся в машину и объехал вокруг Нью-Хейвена Убогий городишко, если сам ты учился в Йеле. — Он поднял глаза на Нору, будто неуместность этого наблюдения чуть сняла напряженность, сковывавшую его. — И, представь себе, я заблудился. А ведь я четыре года прожил в Нью-Хейвене, это совсем небольшой городок. Знаешь, что я чувствовал? Я испугался, что уже никогда не выберусь оттуда. Я несколько раз проехал мимо одного и того же фургона-закусочной и одного и того же ресторанчика. Это место было словно заколдованным. Я едва не сошел с ума. — Дэйви отер со лба пот. — Примерно через час я проехал мимо пиццерии, в которой когда-то был, и понял наконец, где нахожусь. Я чуть не завопил от радости, когда выбрался на шоссе. Руки тряслись. Ощущение было такое, будто жизнь моя только что висела на волоске.
— Неплохая мысль, — сказала Нора.
Дэйви снова кивнул.
— Я так устал и проголодался, что, доехав до «Кузена Ленни», остановил машину. Я заказал себе мясной рулет и картофельное пюре. Когда все это принесли, я, как ребенок, облил весь рулет кетчупом, и, пока ел, меня вдруг посетила одна мысль. Если я смог заблудиться вот так в Нью-Хейвене, значит, ты, возможно, говоришь правду. И кто сказал, что все части головоломки должны обязательно совпадать? Одно я знаю точно. Даже если ты узнала обо мне и Натали, ты не могла ее похитить. Это сделал другой человек.
— Спасибо.
— Ты ведь действительно не делала этого, правда?
— Я сказала тебе об этом сегодня утром три или четыре раза.
— Но тогда я был так убежден в этом. Я... — Он покачал головой и снова опустил, а затем поднял глаза — в них отразилась сложная гамма чувств, каждое из которых было так или иначе связано с болью. — Если я извинюсь — это поможет хоть немного?
— Попробуй и узнаешь.
— Прости меня за все, что я наговорил. И всем сердцем желаю, чтобы ты смогла меня простить. Мне жаль, что я позволил себе ввязаться во все это с Натали Вейл.
— "Все это" обычно зовется постелью.
— Ты злишься на меня, ты должна презирать меня и испытывать отвращение к Натали.
— Примерно так.
— Но разве ты не говорила сегодня утром, что мы сможем постепенно все уладить? Я очень хочу этого, Нора. Я надеюсь, что ты простишь меня. Ты примешь меня обратно?
— А разве ты уходил?
— Благослови тебя Господь, — сказал Дэйви, вызвав у Норы неприятные воспоминания о разговоре с его матерью. Рывком поднявшись с кресла, Дэйви подошел к Норе. На секунду ей показалось, что он собирается опуститься на колени, но вместо этого Дэйви поцеловал ей руку. — Завтра мы начнем все сначала. — Он стал тихонько поглаживать ногу Норы. — А что делала весь день ты?
— Я чуть не уехала в Нью-Йорк. — Нора убрала бедро из-под руки Дэйви. — Подумывала даже о том, чтобы не возвращаться, а потом развернулась и покатила обратно.
— Я бы сошел с ума, если бы тебя не было дома, когда я вернулся.
— А я здесь.
Дэйви поцеловал ее в макушку.
— Мне надо лечь и поспать немного. Я еле держусь на ногах. Ты не возражаешь?
— Конечно нет.
Он подошел к двери, затем обернулся, с благодарностью посмотрел на нее, коротко взмахнул рукой и вышел.
Нора откинулась на спинку дивана. Если у нее и были сейчас какие-то чувства, они напоминали крошечную горстку черной, съежившейся от жара угасшего пламени шелухи. Впрочем, жила в ее душе слабенькая надежда на то, что когда-нибудь шелухе суждено превратиться в чувства.
38
В конце концов голод согнал Нору с дивана. Было без десяти восемь. Дэйви все еще спал. Нора подозревала, что он проснется около полуночи, встанет, разденется и снова заберется под одеяло. Пошарив на полках холодильника, Нора нашла консервную банку с грибным супом. Открыв банку и плюхнув замороженный серо-коричневый цилиндр концентрата в кастрюлю, Нора, поджидая, пока тот растает, стала поджаривать в тостере хлеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Нора силилась вспомнить, что собиралась сказать дальше.
— Очевидно, я имела в виду состояние рукописи. — На другом конце провода повисла напряженная тишина. — Ну, все эти изменения, выкинутые куски.
— Господи, да конечно, всю рукопись надо перепечатать, но ты ведь так хотела увидеть ее, помнишь? Вот я и дала тебе ее такой как есть, это же очевидно. В изданном виде ее каждый может прочитать. Но дело не в этом: я так хочу знать твое мнение, а ты уклоняешься и говоришь о чем-то совершенно не относящемся к делу.
— Извините. Я только хотела сказать, что в таком виде рукопись нельзя прочесть быстро.
— Да, ты достаточно ясно высказалась по этому пустяковому поводу, так что теперь давай отложим его в сторону. Сейчас я спокойно сяду и начну впитывать твои наблюдения. Говори.
— Некоторые части очень смешные, — сказала Нора.
— Молодец, молодец. Я действительно хотела, чтобы некоторые части были экстатически смешными. Не все, конечно.
— Разумеется, нет. Книга просто полна гнева.
— Надо думать. Нескончаемый гнев. Грр!
— Мне кажется, вы очень рисковали.
— Ты заметила это? Умница! Благослови боже твою светлую головку. Скажи что-нибудь еще.
— Мне показалось, что вы экспериментируете.
— Экспериментирую? Что конкретно тебя заставило подумать, что я экспериментирую?
— Ну, то, как вы повторяете некоторые сцены. А другие обрываете, и они остаются незавершенными.
— Ты говоришь о том, что некоторые моменты повторяются после того, как уже произошли, но повторяются по-иному, так что открывается их истинное значение? А в других случаях, поскольку и читателю с одной извилиной будет ясно, что произойдет дальше, нет смысла дописывать сцену до конца. Бог мой, это ведь роман, а не периодическая пресса.
— Да, вы правы. Это изумительный роман, Дэйзи.
— Тогда скажи мне, что в нем изумительного. Нора, будто вновь, ощупью, попробовала самые нейтральные слова, которыми можно было охарактеризовать книгу Дэйзи.
— Он такой откровенный, такой смелый.
— Но почему ты так думаешь?! — Дэйзи уже кричала.
— Ну... Во многих книгах действие начинается в одном месте, а потом тебе просто рассказывают историю, и все. А вы, по-моему, не захотели идти прямой дорогой.
— Я шла дорогой прямой, как бельевая веревка! И если ты этого не заметила, то вообще ничего не поняла.
— Дэйзи, пожалуйста, не надо обижаться. Я ведь рассказываю о том, что мне понравилось в вашей книге.
— Но ты вынуждаешь меня обижаться! Ты говоришь такие глупости! Я работала над этой книгой почти всю жизнь, а ты сначала подлизываешься, а потом говоришь, что мне даже не удалось рассказать историю.
— Дэйзи, я пытаюсь объяснить, что эта книга — гораздо богаче и интереснее тех, где просто рассказывают историю.
Немного смягчившись, Дэйзи спросила:
— Какое место понравилась тебе больше всего?
Нора попыталась припомнить хоть что-нибудь, что ей действительно понравилось.
— Любимых мест у меня много. Например, где Эдельберт убивает ту женщину. То, как вы представляете читателю Эгберта. Как описываете одежду Эдельберта.
Дэйзи хихикнула.
— До какого места ты дошла? Что там сейчас происходит?
Нора вспомнила, что происходило в том месте, с которого она начала перелистывать страницы.
— Арчибальд щеголяет в нацистской форме, встречается с Гитлером и заставляет своего сына и Клементину подарить ему внука.
— Фантазия? Ты дочитала еще только до фантазии? Тогда ты еще просто не разглядела сюжета и не имеешь никакого права даже заикаться о нем. Я доверила тебе свою душу, а ты топчешь ее грязными ногами! Я дала тебе великое произведение, а ты оплевываешь его.
Нора, которая во время этой тирады пыталась вставить хоть слово, воскликнула, отчаянием пытаясь успокоить свекровь:
— Дэйзи, ну нельзя же так все переворачивать. Я не лгу вам. Я понимаю, что вы хотели вложить в свою книгу.
Я знаю, какая она особенная, потому что знаю, что это вы писали романы Клайда Морнинга и Марлетты Титайм, а это произведение куда более смелое и сложное.
Повисла длинная пауза, и Норе было показалось, что ей удалось изменить направление разговора, но Дэйзи просто собиралась с новыми силами, чтобы заорать:
— Предательница! Иуда!
Короткие гудки.
Нора уронила трубку на рычаг и, обняв себя за плечи и ничего не видя перед собой, стала бродить по гостиной. Затем она снова присела на кровать и набрала номер «Тополей». Один гудок, второй, третий, четвертый, пятый... На десятом она повесила трубку и со стоном легла на спину. Потом резко села и вновь набрала номер.
После второго гудка в трубке послышался голос Марии.
— Мария, это Нора. Я знаю, миссис Ченсел не хочет со мной говорить, но вы не могли бы ей передать, что мне надо сообщить нечто важное?
— Миссис Ченсел не хочет, — сказала Мария.
— Скажите что угодно, но заставьте ее поговорить со мной.
В телефоне раздался щелчок, потом Нора услышала приглушенный голос Марии, а следом — нечто похожее на вой.
Затем Мария снова взяла трубку.
— Миссис Ченсел сказала, вы — не член семья ее сын. Ее сын — да, вы — нет. Нехороший человек. Не говорить. — И Мария повесила трубку.
Нора опрокинулась навзничь на кровать и стала рассматривать потолок. Через некоторое время слабое утешение пришло как-то само собой. Поскольку Дэйзи ни за что не расскажет Элдену, Элден не станет дергать Дэйви. Современем тема романа Дэйзи вернется в свое прежнее состояние. А через неделю-другую они наверняка помирятся.
Она встала с кровати, чтобы собрать рукопись и затолкать ее обратно в чемодан.
37
По-прежнему не находя покоя, Нора побрела на кухню и стала протирать крышку рабочего столика, думая о том, что если что-то может пойти не так, это обязательно идет не так. Теперь, пока рукопись у Норы, Дэйзи будет считать, что ее великое произведение — на вражеской территории. Может, стоит вытащить чемодан из-под кровати и отвезти его на Маунт-авеню? Но эта мысль вызвала прилив слабости и отчаяния.
Не задумываясь над своими действиями, Нора подошла к раковине, включила горячую воду, выдавила в ладонь жидкого мыла и стала мыть руки. Потом она вымыла лицо. Потом — снова руки и опять лицо. И только в четвертый раз втирая мыло в скулы и крылья носа, Нора осознала, что делает. Горячая вода жгла ей кожу. Нора включила холодную, ополоснула лицо и потянулась за посудным полотенцем Щеки горели так, будто их терли наждачной бумагой. Тщательно вытираясь, Нора поняла, что чувствует себя по-прежнему ужасающе грязной. Нет, не по-прежнему. Она чувствовала себя так, словно ей очень скоро предстоит ужасно испачкаться. Борясь с желанием снова включить воду и начать тереть себя всю, она медленно прошла в комнату, легла на диван, закрыла глаза и лежала так до тех пор, пока ее не разбудил звук подъезжавшей к дому машины Дэйви. Нора снова задала себе вопрос, где он был целых девять часов, но потом решила, что ее это не волнует. «Ауди» заехал в гараж.
Интересно, шмыгнет ли он сразу в гостиную и притворится, что жены не существует, или поднимется наверх, чтобы поругаться с ней? Дверь из гаража в дом открылась и закрылась, затем его шаги прозвучали у лестницы: Дэй-ви медленно, но неуклонно приближался к Норе.
Сначала он заглянул на кухню и лишь потом повернул в сторону комнаты. Он искал ее. Что ж, это хороший знак. Наверное, это и называется хвататься за соломинку? Ну, давай же. Дэйви вошел в комнату, встретился глазами с Норой и отвел взгляд. Затем он опустился в самое дальнее от дивана кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза.
— С возвращением, — сказала Нора.
— Из полиции не звонили?
— Натали под действием успокаивающего.
Дэйви полулежал в кресле, будто брошенная тряпичная кукла, глаза его по-прежнему были закрыты.
— Было бы замечательно, если б ты сказал что-нибудь.
Дэйви открыл глаза и подался телом вперед. Снова встретившись взглядом с Норой и быстро отведя глаза, он стал смотреть в пол.
— Когда я услышал, что ты уезжаешь, я заметался по дому, как шарик для пинг-понга. Наконец я тоже решил проехаться, вывел машину на шоссе и погнал на север, не понимая, куда еду. Мне надо было подумать. В последнее время я в основном только этим и занимаюсь — еду и думаю. Добрался до Нью-Хейвена, вылез из машины, пошел в кампус и пробыл там около часа.
— Да ты просто святой, — сказала Нора.
Интересно, не встречался ли он раньше в Нью-Хейвене с Диком Дартом?
— Не надо иронизировать, хорошо? Нора, я думал о тебе. Сегодня утром все казалось таким ясным и простым. Но через десять минут после твоего отъезда меня начали.
— И что ты надумал? — спросила Нора.
— Я подумал о том, что ты сказала, — будто я перекладываю на тебя свою вину. Но ведь все части головоломки так хорошо подходили друг к другу, схема была такой ясной, что просто не могла не быть правдой. Это как кроссворды-загадки, которые придумывают Фрэнк Ниари и Фрэнк Тидболл! В общем, все части идеально подходят, кроме одной. Эта часть — ты.
— Ты сидел и спорил с самим собой.
Дэйви кивнул.
— Чем больше я размышлял, тем нелепей казалась сама мысль о том, что Натали похитила ты. Я вернулся в машину и объехал вокруг Нью-Хейвена Убогий городишко, если сам ты учился в Йеле. — Он поднял глаза на Нору, будто неуместность этого наблюдения чуть сняла напряженность, сковывавшую его. — И, представь себе, я заблудился. А ведь я четыре года прожил в Нью-Хейвене, это совсем небольшой городок. Знаешь, что я чувствовал? Я испугался, что уже никогда не выберусь оттуда. Я несколько раз проехал мимо одного и того же фургона-закусочной и одного и того же ресторанчика. Это место было словно заколдованным. Я едва не сошел с ума. — Дэйви отер со лба пот. — Примерно через час я проехал мимо пиццерии, в которой когда-то был, и понял наконец, где нахожусь. Я чуть не завопил от радости, когда выбрался на шоссе. Руки тряслись. Ощущение было такое, будто жизнь моя только что висела на волоске.
— Неплохая мысль, — сказала Нора.
Дэйви снова кивнул.
— Я так устал и проголодался, что, доехав до «Кузена Ленни», остановил машину. Я заказал себе мясной рулет и картофельное пюре. Когда все это принесли, я, как ребенок, облил весь рулет кетчупом, и, пока ел, меня вдруг посетила одна мысль. Если я смог заблудиться вот так в Нью-Хейвене, значит, ты, возможно, говоришь правду. И кто сказал, что все части головоломки должны обязательно совпадать? Одно я знаю точно. Даже если ты узнала обо мне и Натали, ты не могла ее похитить. Это сделал другой человек.
— Спасибо.
— Ты ведь действительно не делала этого, правда?
— Я сказала тебе об этом сегодня утром три или четыре раза.
— Но тогда я был так убежден в этом. Я... — Он покачал головой и снова опустил, а затем поднял глаза — в них отразилась сложная гамма чувств, каждое из которых было так или иначе связано с болью. — Если я извинюсь — это поможет хоть немного?
— Попробуй и узнаешь.
— Прости меня за все, что я наговорил. И всем сердцем желаю, чтобы ты смогла меня простить. Мне жаль, что я позволил себе ввязаться во все это с Натали Вейл.
— "Все это" обычно зовется постелью.
— Ты злишься на меня, ты должна презирать меня и испытывать отвращение к Натали.
— Примерно так.
— Но разве ты не говорила сегодня утром, что мы сможем постепенно все уладить? Я очень хочу этого, Нора. Я надеюсь, что ты простишь меня. Ты примешь меня обратно?
— А разве ты уходил?
— Благослови тебя Господь, — сказал Дэйви, вызвав у Норы неприятные воспоминания о разговоре с его матерью. Рывком поднявшись с кресла, Дэйви подошел к Норе. На секунду ей показалось, что он собирается опуститься на колени, но вместо этого Дэйви поцеловал ей руку. — Завтра мы начнем все сначала. — Он стал тихонько поглаживать ногу Норы. — А что делала весь день ты?
— Я чуть не уехала в Нью-Йорк. — Нора убрала бедро из-под руки Дэйви. — Подумывала даже о том, чтобы не возвращаться, а потом развернулась и покатила обратно.
— Я бы сошел с ума, если бы тебя не было дома, когда я вернулся.
— А я здесь.
Дэйви поцеловал ее в макушку.
— Мне надо лечь и поспать немного. Я еле держусь на ногах. Ты не возражаешь?
— Конечно нет.
Он подошел к двери, затем обернулся, с благодарностью посмотрел на нее, коротко взмахнул рукой и вышел.
Нора откинулась на спинку дивана. Если у нее и были сейчас какие-то чувства, они напоминали крошечную горстку черной, съежившейся от жара угасшего пламени шелухи. Впрочем, жила в ее душе слабенькая надежда на то, что когда-нибудь шелухе суждено превратиться в чувства.
38
В конце концов голод согнал Нору с дивана. Было без десяти восемь. Дэйви все еще спал. Нора подозревала, что он проснется около полуночи, встанет, разденется и снова заберется под одеяло. Пошарив на полках холодильника, Нора нашла консервную банку с грибным супом. Открыв банку и плюхнув замороженный серо-коричневый цилиндр концентрата в кастрюлю, Нора, поджидая, пока тот растает, стала поджаривать в тостере хлеб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86