– О, однажды я пробовал наладить ее, – сказал доктор, но Ройс неожиданно начал с трудом различать его голос.
Что-то было не так – должно быть, он все-таки подхватил этот грипп. Казалось, что голос доктора уплывает чуть в сторону, как радиоволна. Красивая комната, в которой они стояли, неожиданно увеличилась до размеров авиационного ангара, свет потускнел, потом приобрел блестящий розовый оттенок. Неожиданно Ройс почувствовал, что ему трудно стоять – комната была такой большой, что грозила поглотить его.
Когда у него за спиной появилась Мюриэл с чашкой кофе, он безмолвно взял ее. Доктор все еще что-то говорил, но Ройс слышал лишь неразборчивый шум. Кофе вонял точно помои.
Он поглядел на стену, где висели залитые солнцем чужеземные пейзажи, и зеркало неожиданно начало мерцать и плавиться. По его поверхности пронеслась вспышка молнии.
Он был в зеркале. Он, рыжеголовый карлик. Рот у него кривился, глаза выпучились. Он был необычайно уродлив – тролль, вырядившийся в полицейскую форму.
– Так что в конце концов я решил ничего не предпринимать, – сказал доктор. – Я просто положился на порядочность остальных, но я запираю двери на ночь и включаю освещение во дворе.
– Да, – сказал Ройс. Ему нужно было выбраться из этого бесконечного, ужасного места. Его уродливое "я" в зеркале гримасничало в ответ и пролило на пол кофе из чашки. Доктор взял чашку из его руки и проводил до входной двери.
Как только они оказались в холле, Ройс услышал за дверью шепот десятка голосов, гудение миллионов мух.
Доктор сказал:
– Уверен, я воспользуюсь вашим предложением.
– Надеюсь, – Ройс безумно хотел убраться отсюда.
Доктор улыбнулся и закрыл парадную дверь.
На обратном пути Ройс чуть не врезался в дерево.
ДРК – разумное облако – быстро довело его до безумия.
Его чувства странно исказились: он слышал музыку, когда по радио были слышны одни лишь переговоры полицейских, он чувствовал тяжелый, душный запах, исходящий от его собственных ладоней, и он по-прежнему казался себе маленьким уродцем.
Его третий визит прошел нормально. Рот его сам произносил привычные фразы («Выполняю специальное поручение, мисс, я советовал бы вам проверить то и это»), и он выбрался из дома, не испытывая никаких необычных ощущений.
Но в четвертом доме он потерял самообладание. Он сидел за складным столиком на террасе, а хозяйка дома сидела напротив, потягивая чай со льдом. Он знал, что это чай со льдом, потому что видел, как хозяйка доставала его из холодильника. Но тут реальность исказилась, он вновь почувствовал себя уродом, а у хорошенькой хозяйки волосы потускнели и растрепались. Он чувствовал запах виски, исходящий из чашки, зажатой в ее руке, и ощущал, что ноги у него упирались во что-то мягкое и жуткое – мертвое животное? Он увидел, что тыльная сторона рук миссис Кларк поросла густой темной шерстью.
– Простите, – сказал он, поняв, что остановился посредине фразы.
"Ноги мои – крюки и запоры,
Руки – крюки и болты", –
пропела миссис Кларк надтреснутым голосом.
Ройс заорал в панике и отвращении – он поглядел вниз и увидел, что пол на террасе был покрыт огромными мертвыми пауками размером с кошку. Миссис Кларк встала.
Спина у нее была сгорблена, губы отвисли, обнажая гнилые пеньки.
"Отвори мои запоры, поцелуй мои болты,
И тогда я выйду замуж за тебя", –
пела миссис Кларк. Она плеснула в пауков виски, и их жирные тельца задрожали. Вниз по стенам поползла коричневая слизь.
– Простите, – повторил Ройс. – Я паршиво себя чувствую. Лучше я пойду.
Огромный черный паук, которого миссис Кларк оживила при помощи виски, пополз к его ноге. Стены дома были слеплены из грязи и оползали вниз. Лицо миссис Кларк тоже сползло к подбородку – и она была сделана из грязи.
Ройс убежал – если бы он остался, его бы засосала серая трясина и он не выжил бы. Он помчался, огибая наружную стенку дома. Невидимая серая толпа хохотала над ним: над его страхом, его неуклюжестью. Наконец он обнаружил свой автомобиль и даже умудрился завести его. Он поехал по Маунт-авеню и свернул налево, на Бич-трэйл.
Поворачивая в панике на Пост-роад, он чуть не съехал в кювет. Воздух пожелтел, и огромный желтый паук размером с пикап полез из кювета к патрульной машине.
Ройс заорал, выкрутил руль и отправился назад, в полицейский участок.
Старое здание участка не изменилось – здесь с Ройсом ничего худшего, чем издевательства Турка, приключиться не могло. Он уселся в чистой крохотной дежурке и написал липовый рапорт о сегодняшних визитах. Он заполнил отчеты и, чтобы убить время, спустился вниз и расстрелял мишень в подвальном тире.
Потом опять пошел наверх, в дежурку.
– Эй, Ройс! – прокричал ему Бобо. – Встретил сегодня какую-нибудь красотку?
– То-то и дело, – пробормотал Ройс. Он вспомнил сползающее к подбородку лицо миссис Кларк.
– А выглядишь ты не таким уж распаленным, – заметил Бобо. – Ты что, подхватил этот грипп?
– Нет. Я в порядке.
– А, Ройси-Войси, – завел свою песню Турок. Он вошел в дежурку, воняя пивом, в рубашке, заляпанной кетчупом, – Позвольте, я позвоню в звоночек, леди. Разрешите, я нажму на кнопочку.
Ройс уставился на Турка и увидел труп, который уже три недели как разлагался. Тело избили то ли до, то ли после смерти, и от ран отставала гнилая, сморщенная кожа. Глаза были темно-коричневыми, а кожа со лба сползла, обнажив бесцветную кость.
– О Боже! – сказал Ройс. Он встал. Больше никто не видел, что Турок выглядит хоть сколько-нибудь необычно.
Значит, он сходит с ума.
– Расскажи нам, как ты сегодня повеселился, – сказало жуткое подобие Турка.
– Я ухожу отсюда, – сказал Ройс и пятнадцать минут просидел в своей машине, перед тем как включить зажигание. Этой ночью он не патрулировал Гринбанк, если честно, он вообще не работал. Он заехал в тупиковую аллею в районе Меррит-парка и просидел там в машине с закрытыми глазами. Он все еще видел миссис Кларк и все еще вспоминал о большом овальном зеркале в белом доме на Маунтавеню.
13
На следующее утро Ройс Гриффен пришел в полицейский участок рано. Он сидел в пустой комнате, пока не подошли остальные. Томми Турок появился явно после чудовищной попойки, он выглядел еще хуже, чем обычно, и вонял дешевым виски. Один глаз у него заплыл. На утреннем сборе, когда все собрались, Ройс с ужасом оглядывался вокруг: капитан и почти все полицейские тоже были мертвецами. У некоторых в их форменных рубашках зияли аккуратные пулевые отверстия, остальные, как и Турок, погибли от рубленых ран. После того как всех отпустили, Ройс заехал в знакомый тупик и, дрожа, отсидел там восемь часов.
Под конец смены он зашел в туалет в участке и заперся в кабинке. Похоже, что-то бродило внутри, и он еле-еле успел стащить штаны. Когда он присел над унитазом, жгучая боль немедленно сменилась облегчением. Но боль тут же возобновилась. Она была такая сильная, что он едва не заплакал.
Он поглядел вниз, на мошонку, которую жгло точно огнем, и завопил от ужаса: вся мошонка была покрыта красными, точно его волосы, крохотными пауками. Часть их шевелилась в унитазе, часть ползла в стороны. Он подхватил штаны, выскочил из туалета и с трудом заставил себя пройти по коридору не спеша.
Очутившись в своем патрульном автомобиле, Ройс запер все дверцы, потом вытащил из кобуры «смит-вессон». Ему пришлось удерживать револьвер обеими трясущимися руками. Он снял его с предохранителя, прошептал: «О Боже!», засунул дуло в рот и откинулся на переднем сиденье. Потом нажал курок, и содержимое его головы обрызгало спинку сиденья и потолок машины.
14
В пятницу утром братья Норманы возникли по обеим сторонам Табби, когда он вынимал книжки из своего шкафчика. Их не было в школе ни в среду, ни в четверг, и Табби надеялся, что Брюс уговорил Дики освободить его от роли грабителя. В конце концов, именно Брюс не настаивал, когда он отказался крушить свой собственный почтовый ящик, ведь верно?
Но от них по-прежнему исходил резкий запах насилия, а первые слова Брюса показали, что близнецы еще не отказались от своих планов насчет Табби.
– Думаешь, куда потратишь свою сотню, Табс?
Табби покачал головой.
– Табс, – выдохнул Дики.
– Мы подберем тебя завтра вечером, – сказал Брюс. – Около десяти. И не говори никому, куда ты собираешься и с кем, ясно?
– Я не хочу это делать, – сказал Табби.
– Ну конечно хочешь, – сказал Брюс. – А знаешь, что парни во Вьетнаме носят отрезанные уши как ожерелья?
Дики усмехнулся.
– Держись нас, Табс, – сказал Брюс. – Мы – друзья.
– Ага, – сказал Табби. – В десять.
Он пошлет сотню долларов Шерри и потом больше никогда не будет иметь дела с близнецами Норманами.
15
Спустя шесть часов в ту же пятницу Ричард Альби вешал новые занавески. Он отворил окно, и коричнево-золотистые полотнища легли складками до самого пола. Запах кошек миссис Сэйр в гостиной уже был трудноразличимым.
Еще одна хорошая уборка и проветривание – теперь, когда он избавился от старых ковров, – и кошачьи призраки исчезнут из дома.
Он услышал шаги Лауры, которая спускалась по лестнице, еще миг, и она отворила дверь в гостиную.
– Я еще раз вымою пол, – сказала она, – и отдохну немного. Как дела с окнами?
– Осталось одно. Еще работы минут на сорок. Когда закончишь свои дела, приходи, составишь мне компанию.
Несколькими минутами позже Лаура вновь заглянула в гостиную.
– Эй, Ричард, я вот тут думала…
– Да? – Он обернулся, оставив тяжелую ткань свешиваться с новой блестящей струны.
– Если ты действительно хочешь пойти в гости к этому старику, я не возражаю. Честно. Я просто уйду спать пораньше. – Она улыбнулась. – Только потому, что ты был таким милым и притворился, что тоже видишь этого кота.
– Я не притворялся.
Голова Лауры исчезла из дверного проема, и Ричард вернулся к работе. Он поплотнее натянул струну, так, чтобы она не прогибалась, подвигал занавеси взад-вперед, чтобы убедиться, что они легко ходят, и наконец, распределил и зафиксировал тяжелые складки. Он вновь подвигал занавески – все было в порядке. Еще три дня работы, и он приведет в порядок все окна в доме. В понедельник он и Лаура подпишут бумаги в конторе Юлика Бирна, и сердца юристов смогут биться спокойно.
Он нарочно старался не думать о Билли Бентли: этого просто не было.
Затем на миг, по непонятной причине, Ричард увидел, как на лужайке перед домом появляется кладбище, увидел, как раскрываются могилы и взлетают в воздух могильные плиты, увидел, как землю покрывают скелеты и обломки костей. Словно сама земля корчилась в муках саморазрушения, вышвыривая на поверхность камни, кости и тучи песка. Он покачал головой. О Боже! Билли Бентли, покойся в мире!
Потом он перешел к следующему окну. Руки у него дрожали.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОСНОВАНИЕ
«Будь счастлива, моя любовь, прощай и не грусти».
Роберт Бернс
ГЛАВА I
ПЕРВЫЙ ПОРОГ
1
Большую часть недели Пэтси и Лес Макклауды избегали друг друга, поскольку у каждого было свое собственное представление о том, что между ними произошло. Пэтси не хотелось препираться с Лесом, она была рада возможности спокойно посидеть и обдумать все, что произошло между ними в то утро, когда она повстречалась с Табби у «Деликатесов». Лес же, начиная со вторника, выглядел несчастным и обиженным и избегал встречаться с ней взглядом. Он думал, что таким образом он сможет заставить ее чувствовать себя виноватой в случившемся – ведь в прошлом такая тактика имела успех. Однако Пэтси больше не испытывала чувства вины – пока он болен, она будет о нем заботиться, но она вовсе не собиралась посвятить этому всю жизнь. Когда она глядела на обиженного, заросшего щетиной мужчину, лежащего на их супружеской постели, она видела не мужа, но пациента – именно такого к себе отношения он и требовал на протяжении всей их совместной жизни. Если мужчина полагал себя крутым бизнесменом, ему нужно было подыгрывать и уверять его, что он такой и есть, если он ощущал неуверенность, то справлялся с этой неуверенностью, иногда поколачивая жену, и нужно было без звука сносить побои; а если он приходил домой, наложив в штаны, точно малолетний ребенок, то было совершенно ясно, что после болезни он начнет активно восстанавливать свой утраченный имидж.
В субботу Лес валялся в постели, а Пэтси расположилась в соседней комнате с библиотечным экземпляром «Истории Патчина» Д. Б. Бах. В одиннадцать тридцать Лес заглянул в комнату и спросил:
– Как насчет ленча?
Она сказала, что не хочет есть.
– Как насчет моего ленча?
– В холодильнике наверняка есть какая-то еда.
– О Боже! – сказал Лес и хлопнул дверью.
Два часа спустя он снова заглянул в комнату. Кулаки у него были стиснуты, глаза сверкали.
– Ты что, хочешь начать все снова?
– Я просто хочу побыть одна, – сказала Пэтси.
– Ладно. Я иду на гольф. Сиди одна, если хочешь и дальше вести себя как обиженный ребенок.
Табби и Кларк Смитфилды провели эту субботу в мрачном молчании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56