– Дорогой, мой первый муж врал мне так, что небо могло покраснеть. Одного раза мне вполне достаточно. Если ты с кем-нибудь свяжешься, скажи мне, и я все улажу. Я прошу тебя лишь об одном: будь со мной откровенен. Солги мне только раз – и все будет кончено.
Черноглазая, с обесцвеченными волосами, она не походила ни на кого, хоть раз переступавшего порог дома на Маунтавеню, но Монти Смитфилд признал бы, что она желает добра своему возлюбленному и его сыну. Она поощряла трудовые порывы Кларка, поскольку они могли принести деньги немедленно, но хотела, чтобы он прекратил возиться с баром и занялся делом. Она изучала объявления и улаживала его дела. Наконец благодаря Шерри Кларк получил работу торгового агента. К этому времени они жили в Орландо, в маленьком домике с двумя спальнями и песчаным газоном, и уже могли откладывать кое-какие деньги. Прибавив к ним чек, который Монти послал в качестве свадебного подарка, они купили машину и кое-какую мебель. Именно Шерри уговаривала Кларка позвонить отцу.
За это время Табби преодолел все несчастья, преследовавшие его со дня отъезда из Коннектикута. Он вспоминал о своей матери, но старался не думать о том видении, которое было у него перед похоронами, – о темном нутре гроба.
Однако другое видение, которое его посетило в аэропорту, – видение общей паники – было гораздо труднее забыть. Жизнь в Коннектикуте он помнил так, точно только лишь покинул его: фасад дома, пони, гора заводных игрушек, то, как выглядел и одевался его дедушка. Когда ему было девять с небольшим, он получил удар бейсбольной битой по голове во время школьной игры и упал без сознания. Он лежал на траве, все склонились над ним, и он неожиданно увидел внутренним взором мужчину, убивающего ножом женщину, – видение, которое было почти ностальгическим. Учитель наклонился над ним, приговаривая: «Боже мой, Боже мой!»
На какой-то миг он не мог узнать ни учителя, ни мальчиков.
Перед глазами стояла картина: два обнаженных тела на кровати, одно утопает в собственной крови. Сквозь ужасную головную боль он вновь увидел всю эту сцену так, словно она заполнила его мозг, пока он лежал без сознания.
– О Боже, – сказал учитель, и Табби внезапно вспомнил, как того зовут. Необыкновенное и чрезвычайно мощное по силе видение развеялось, и его взгляд обрел ясность.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил учитель.
Табби ответил:
– Мой дедушка сказал, что никакого плохого дяди здесь нет.
3
Еще два раза, пока он был во Флориде, Табби Смитфилд показал, что он может кое-что иное, чем обычный мальчик, сын бармена, каким он был тогда.
Первый случай произошел сразу после того, как Кларк купил маленький домик в Орландо. Они переехали туда с утра, и Шерри носилась из кухни в гостиную, пытаясь притвориться, что она спокойна. Трейлер еще стоял на дороге, потому что Кларк был на работе, и на полу были свалены коробки с одеждой и посудой. Шерри ждала грузовик, потому что новая кровать была уже в пути. Табби нашел в одной из коробок игру «Монополия» и играл с собой на голом полу своей новой спальни. Там было целых четыре Табби, и пока один из них швырял кубик, остальные надеялись, что кубик приземлится на одном из их отелей. Табби II пока что выигрывал, а у Табби III шли сплошные крушения. Шерри заглянула в комнату и сказала, увидев, что он делает:
– Ты самый странный ребенок, какого я видела, клянусь. И он опять стал кидать кубик. За дверью раздавался стук отворяемых дверей шкафов и крышек коробок.
– Черт! – заорала Шерри в гостиной. – Я не могу найти это!
Он теперь был Табби I – этот Табби был приличным и осторожным, не таким рисковым, как Табби II, и не таким неудачником, как Табби III, и у него были хорошие шансы обойти Табби II и выиграть игру, и этот Табби сказал:
– Я могу помочь?
– Я не могу это найти! – заорала Шерри уже на грани гнева. Табби понимал: переехать в другой дом не так-то легко и нервы у всех не выдерживают. И тогда он – или, если быть точным, та его часть, что была неудачником Табби III, – понял, что произошло: Шерри затолкала куда-то свой бумажник и теперь бесится, потому что боится, что вот-вот приедет шофер с кроватью, а у нее вообще нет никаких денег. Он понял все это мгновенно, а потом, как раз когда Табби III, перед которым лежала все уменьшающаяся кучка денег, наклонился и шепнул ему на ухо, он увидел это: он увидел, как Шерри вынимает бумажник из своей набитой сумки и рассеянно кладет его на холодильник.
Табби никогда не переставал удивляться, откуда приходят его видения. Он отложил фишки и отправился в гостиную, где Шерри шагала по комнате, запустив руки в волосы.
– Твой бумажник на холодильнике, – сказал он.
– Ты что, издеваешься? – сказала Шерри и кинулась в кухню. Миг спустя она вернулась, в руке у нее был бумажник, а на лице – благодарное выражение.
– Ты просто гений, парень, – сказала она, – а теперь расскажи мне, что случилось с моим любимым браслетом, который я потеряла, когда мне было шестнадцать?
– Ладно, – сказал Табби. – Он завалился за заднее сиденье машины твоего двоюродного брата Гектора. Это был «додж» 1949 года. Он там и валялся долгое время, но Гектор продал машину старьевщику, и парень на свалке нашел браслет, когда снимал сиденья. – Вся эта информация исходила от Табби III. – Он дал его одной маленькой девочке, но она потеряла его на вечеринке, и его как-то унесло в воду…
Он остановился потому, что Табби III ясно показал ему шестнадцатилетнюю Шерри без блузки и лифчика. Волосы у нее были такими же черными, как и глаза.
Шерри таращилась на него с открытым ртом.
– Мой двоюродный брат Гектор? О Господи! Я что, тебе когда-нибудь про него говорила?
Раздался звонок.
– Они уже тут. Ладно, спасибо, Табби. Я уже чуть не рехнулась. – Она повернулась, чтобы уйти, но сначала одарила его удивленным, почти испуганным взглядом черных глаз.
Второй случай произошел на три года позже, в марте 1980-го, как раз за месяц до того, как они вернулись в Хэмпстед. Монти Смитфилд умер от удара, и юрист написал Кларку, что тот теперь владелец «Четырех Очагов». Кларк хотел ехать немедленно, Шерри вообще не хотела ехать, и они постоянно препирались по этому поводу. Кроме дома там было некоторое количество денег, которое им всем казалось огромным, – сотни тысяч долларов.
– А как же с твоей работой?
– Да ну ее. Я найду работу. Шерри, мне долгое время не нужно будет работать.
– Я не хочу ехать на север.
– Хочешь остаться здесь? В этом ящике?
– Я не знаю, что там делать, я не гожусь для этого. У меня не будет там друзей, я должна остаться в той среде, к которой принадлежу.
– Ты будешь жить там, куда я тебя повезу, – возразил Кларк.
– Так я что-то вроде старого чемодана? – Когда Шерри начинала злиться, в ее голосе явственнее слышался испанский акцент.
Табби выскочил за дверь, желая только одного: подальше убраться от этой свары. Он бежал через заросшую сорняками лужайку. Голос Шерри поднимался над домом точно флаг.
Раздался звон разбитого стекла.
Потом с ним опять что-то произошло – он оказался где-то еще. В первый раз он понял, что заглянул вперед, увидел то, что случится лишь потом. Была ночь, и было на несколько градусов холоднее, чем в настоящую ночь. Голоса ссоры куда-то исчезли, и Табби знал, что дом тоже исчез, – ему даже не нужно было оглядываться. Его окружали высокие темные деревья, а перед ним смыкались две дороги. Свет из окон многочисленных больших домов пробивался сквозь листву деревьев. Он знал, что это не деревня, хотя и похоже на нее, но богатый район какого-то северного городка. Когда-то он знал это место, но здесь случилось что-то нехорошее. На него хлынул свет автомобильных фар, которые на миг ослепили его.
4
Там он и стоял в реальной жизни, шестью неделями позже, ночью семнадцатого мая. Отец его утверждал, что уже нашел работу: он приходил домой вечером, толкуя о каких-то «задатках», которые он заработал, о уже завершенных сделках, и все время изрядно напивался. Шерри просто переполняло недовольство. Она ненавидела Коннектикут. Табби знал, что Хэмпстед по отношению к ней оказался снобистским и беспощадным. Он блуждал по улицам, ища что-то. Дважды он обнаружил, что стоит у ворот на Маунт-авеню и смотрит на старый дом своего деда. Все еще не привыкший к простору своего нового дома, он едва мог поверить, что когда-то он и его отец жили в таком домище, который был в два раза больше «Четырех Очагов». Он отвернулся. На него нахлынуло какое-то странное чувство – будто что-то должно было случиться. В школе он молчал и невнимательно слушал, полагая, что настоящая его жизнь протекает где-то в другом месте, на тихих ночных улицах Гринбанка – вот где.
Именно в эту субботу Табби мучило ощущение, что нечто должно случиться. Он до сих пор не имел представления, что именно, но оно висело над Хэмпстедом точно грозовое облако. Он был так обеспокоен, что не смог съесть ничего за завтраком, не смог ни читать, ни смотреть «Звездный трек» по 9-му каналу. Кларк сказал:
– Такой отличный день, почему бы нам не выйти на улицу и не потренировать подачи?
Однако ощущение, что что-то вот-вот должно произойти, лишило Табби ловкости. Он пропускал мячи, а посылал их вообще не туда.
– Внимательней! – орал отец и наконец разразился вспышкой гнева.
Табби прошел пешком несколько миль, добрался до Саутел-бич и купил там горячую сосиску; прогуливаясь он заглядывал всем в лица: «Это с тобой произойдет? Ты это сделаешь?» Потом поспешил обратно на Гринбанк-роад, заглядывая в лица водителей проходящих машин.
В час он был на Грейвсенд-бич и уснул там. Его мучили кошмары, полные криков о помощи. Проснувшись, он поглядел на дом Ван Хорна, такой белый, такой сияющий над бурым обрывом. Он застонал: это надвигается, у него нет никакой возможности остановить его. Чайки кружились над стайками макрели – это их крики он слышал во сне.
Он поплелся домой.
После обеда он вновь вышел на улицу. На этот раз он свернул не на Маунт-авеню, а на маленькие улочки за ней:
Чарльстон-роад, Эрмитаж-роад, Бич-трэйл, Грейвсенд-авеню, Кэннон-роад. Он всматривался в окна, тщательно вглядывался в лица. Мимо проехала патрульная машина, пробежала трусцой женщина, и он даже выдавил из себя приветствие. Наступили сумерки.
Когда он в третий раз проходил по Чарльстон-роад, на него вновь навалились слабость и тошнота. Он ощущал смерть так, словно она стояла у него за спиной, и на секунду у него перед глазами возникла таверна «Форт Маерс», где один человек всадил нож в другого. Он уже знал, что это случилось, и тут на него нахлынули образы, сменяющие друг друга так быстро, что он не успевал их осознать: майка с надписью, ребенок, падающий с велосипеда на кучу гравия, огромный фургон, лежащий на боку. Женщина, птичьим голосом зовущая на помощь.
Это уже происходило или подступило совсем близко. Табби резко остановился, развернулся и помчался обратно по Чарльстон-роад, где обнаружил себя стоящим на углу под старым дубом, а мимо мчались огни низко посаженных фар автомобилей. Он поглядел вверх, на Кэннон-роад. Там виднелся дом с темными окнами – это произошло там. На минуту он попал в пятно света от автомобильных фар, потом «корвет» завернул за угол. На мгновение он увидел застывшее, безнадежное лицо водителя. Он был там, куда его привела необходимая последовательность событий, – в том месте, которое привиделось ему недели назад.
Табби не мог пошевелиться, пока вокруг не зарычали полицейские автомобили. Тогда он развернулся и, обегая дома и деревья, выбрался на следующую улицу. Он побежал вверх по холму, к своему дому на Эрмитаж-роад. Оказавшись внутри, он сразу услышал Шерри и своего отца, которые были в спальне. Они шумно и яростно занимались любовью.
5
– Шкипер иногда совал голову в почтовые ящики, – сказал Норман Брюс, – поглядеть, сработают ли бомбы. Он даже пару раз получил по голове, но, похоже, это ему нравилось.
Что за странный малый!
Табби Смитфилд сидел, зажатый между двумя братьями, на заднем сиденье их ржавого голубого автомобиля на стоянке возле бара «Черничка». Было воскресенье, десять тридцать вечера, тридцать первое мая. Дики и Брюс с прошлой пятницы вряд ли хоть на минуту выпустили Табби из виду.
Поначалу они слегка пугали его, но потом Табби понял, что близнецы, которых судьба явно вела к бесславному концу, на самом деле все еще были мелкими шкодниками. Их размеры и зловещие лица заставляли ждать гораздо худшего. Они промышляли мелкими кражами в магазинах, ломали изгороди, курили травку и любили хэви-металл. Табби уже встречался с такими. Самому-то ему нравились Бен Сидран и Стив Миллер, но он предпочитал не говорить об этом вслух.
– В любом случае с этими бомбами мы уже покончили, – сказал Брюс. – Теперь мы расправляемся с ними Разрушителем – и он любовно похлопал заостренную ручку бейсбольной биты. – Получается даже лучше, во всяком случае громче. Ты просто идешь, как следует замахиваешься Разрушителем, и весь этот чертов ящик сминается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56