Наконец она развернулась и начала осторожно подниматься по лестнице.
Если Флора и сердилась, то никак не показала своего гнева. Чевиот чувствовал исходящие от нее смущение, неуверенность, даже страх.
— Ты терпеть не можешь добрых советов, — тихо произнесла она. — Но прошу тебя, будь осторожен в одном.
— В чем?
— Умоляю, не ссорься с капитаном Хогбеном.
— Вот как?
— Не дразни его и не шути с ним… Всем известно, что он нечестно играет. Отчего-то мне кажется, что он принесет тебе горе.
— Как ты меня пугаешь!
— Джек!
— Я сказал только: «Как ты меня пугаешь».
Флора стиснула руки в меховой муфте.
— И еще… ты был не слишком-то радушен с бедным Фредди Деббитом.
Чевиот остановился, дойдя почти до верхней ступеньки, и снова приложил ладони ко лбу. Его голос звучал чуточку громче, чем голос Флоры:
— Флора, сколько раз можно просить у тебя прощения? Сегодня я просто не в себе.
— Думаешь, я ничего не заметила? Ведь я только и стараюсь тебе помочь! — Она снова замолчала, смутившись. Казалось, ее мысли унеслись куда-то далеко. — У Фредди, бедняжки, нет ни гроша за душой, хоть он и сын лорда Лоустоффа. Но он обожает тебя; за это я его и люблю. Пусть он обижает леди Корк, когда вышучивает ее и сочиняет о ней небылицы…
— Небылицы? Что за небылицы?
— Да так, фантазии. О ворах — раз уж тебя так беспокоит ее проклятый птичий корм.
— Флора, что такое? Ну-ка рассказывай!
— Фредди уверяет всех, будто какой-то злоумышленник хочет украсть любимого попугая леди Корк, который курит сигары. А еще Фредди говорит, что он бы не стал утруждать себя, взламывая замок ее шкатулки; он просто унес бы ее с собой.
— Вот оно как! — Чевиот прищелкнул пальцами. — Вот, значит, как!
Они дошли до верхней площадки и оказались в просторной, ярко освещенной галерее. Чевиот отвлекся от разговора и принялся с интересом озираться по сторонам.
Галерея была оформлена в китайском стиле, бывшем в моде сорок лет назад; в 1829 же году обстановка выглядела чуточку старомодной. Стенные панели, покрытые черным лаком и расписанные золотыми драконами, сверкали при свете масляных ламп под кружевными шелковыми абажурами на фарфоровых, полых ножках. Лампы стояли на маленьких низких столиках черного тика. В простенках между столиками с обеих сторон располагались резные тиковые стулья.
Оглянувшись, Чевиот увидел, что слева, сзади от него, находятся закрытые двойные двери, выкрашенные яркой оранжевой краской и расписанные золотыми узорами. За ними, очевидно, была бальная зала; оттуда доносились гул голосов и бренчание настраиваемых скрипок.
Все остальные двери здесь были также оранжевые с золотом. Они отчетливо выделялись на фоне черных лакированных стен. Вторые двойные двери находились в противоположном конце галереи. Справа, довольно далеко друг от друга, в галерею выходили еще две одинарные двери, расписанные так же. Тусклый ковер испещрили грязные следы.
— Мистер Чевиот!
Но Чевиот разглядывал птичьи клетки.
— Мистер Чевиот! — снова позвала его мисс Ренфру, останавливаясь у двойных дверей в конце галереи.
Клеток было восемь. Они свисали с потолка над тиковыми стульями — по четыре с каждой стороны. В каждой клетке сидела канарейка; все птички беспокойно метались по клеткам, некоторые возбужденно чирикали. Позолоченные клетки были очень большими. На это Чевиот и надеялся.
Протянув руку, он вытащил из одной клетки фарфоровую, довольно вместительную мисочку с кормом. Клетка закачалась; канарейка громко пискнула и забила крылышками. Осторожно ставя на место кормушку, он краем глаза следил за мисс Ренфру; та судорожно стиснула руки.
— Довольно невежливо с вашей стороны заставлять ждать леди Корк! — крикнула она.
— Мисс Ренфру, — неожиданно звонким голосом вмешалась Флора, — я уверена, леди Корк не станет возражать, если я еще на секунду задержу мистера Чевиота.
— Вы ведь обычно так и поступаете, верно? И все же… Именно сейчас?
— Да, особенно сейчас.
— Знаете ли, у леди Корк дело чрезвычайной важности!
— Не спорю с вами, — любезно согласилась Флора. — Но у меня тоже. Минута, не больше, идет?
Собираясь возразить, Чевиот повернулся к Флоре и так и застыл на месте. Он впервые видел ее при свете.
Она оказалась выше, чем он представлял; фигура у нее была стройнее и пышнее. Возможно, в карете она показалась ему скорее маленькой из-за тихого голоса и изящных рук. Сейчас же он увидел, какая у нее гладкая кожа, каким ярким румянцем залились ее щеки. На губах играла соблазнительная улыбка. От ее вида у него захватило дух.
В ту же секунду двойные двери за спиной мисс Ренфру, очевидно ведущие в будуар леди Корк, открылись и тихо закрылись.
Из будуара выскользнула смуглая девушка восемнадцати-девятнадцати лет. Кружевной чепец закрывал уши; длинный фартук также был отделан кружевом. Она была хорошенькой, с лучистыми карими глазами, которые часто кажутся черными и всегда выразительны.
Увидев Маргарет Ренфру, девушка пробормотала:
— Прошу прощения, мисс! — Она заспешила к лестнице. По пути присела в книксене перед Флорой, бросив на нее взгляд, исполненный искреннего обожания.
— Мистер Чевиот! — позвала мисс Ренфру. — Не пора ли, в конце концов?…
— Мадам! — перебил ее чей-то важный голос.
Чевиот совсем позабыл о мистере Хенли, который поднялся наверх следом за ними, но искренне обрадовался тому, что приземистый коротышка тоже здесь.
— С вашего позволения, мадам, — продолжал старший клерк, обращаясь к мисс Ренфру и ковыляя к ней, — я возьму на себя смелость и войду первым. Мистер Чевиот не заставит себя ждать. Обещаю.
— Как хотите!
Маргарет Ренфру открыла одну половинку дверей и вошла. Метнув на Чевиота и Флору быстрый умоляющий взгляд из-за рыжеватых бакенбардов, мистер Хенли вошел следом и закрыл за собой дверь. Они остались одни в цветистой, разукрашенной галерее.
— В чем дело? — осведомился Чевиот. — Что ты собиралась мне сказать?
Флора вскинула голову, пожала плечами и отвела взгляд.
— Надеюсь… — прошептала она, — если я не слишком многого прошу, ты можешь уделить мне один, всего один танец?
— Танец? И все?
— Все?! — повторила Флора, округляя глаза. — Все?!
— Я не могу, Флора! Я на службе.
Он произнес эти слова с выражением, дававшим понять, что не может ей противиться, и она прекрасно это поняла. Именно поэтому сердце ее растаяло, и она не стала настаивать на своем.
— Да, — проговорила она, криво улыбнувшись, — полагаю, твое ужасное полицейское дело должно идти в первую очередь. Как бы там ни было, следующий танец — вальс; некоторые до сих пор находят его неприличным. Ну и ладно! В таком случае я посижу здесь. — И Флора тут же грациозно и томно опустилась на резной стул. — Подожду, пока ты не освободишься.
— Тебе нельзя ждать здесь!
— Почему? Я не посмею войти в бальную залу; еще решат, что я явилась без кавалера! Почему мне нельзя здесь ждать?
— Потому что… да не знаю я! Просто нельзя, и все! — Чудовищным усилием Чевиот взял себя в руки. — В общем… если ты хочешь мне помочь…
Флора с готовностью подалась ему навстречу:
— Да, да! Сделаю все, что хочешь!
— Та темноглазая девушка в кружевном чепце, которая только что прошла мимо… Я верно решил, что она горничная леди Корк? Как ты ее называла — Соланж?
— Да, но зачем?…
— Вот что я от тебя хочу. — И Чевиот наскоро объяснил, в чем дело.
Флора вскочила.
— Ах, я все сделаю! — воскликнула она, кусая губы. — Хотя мне как-то… неприятно!
— Но почему? Что тут неприятного?
— Не важно. — Ее глаза, темно-синие и сияющие при свете ламп, встретились с его глазами. — Ты ведь что-то ищешь? И по-твоему, что-то подозрительное?
— Да.
— Что ты ищешь? Кого подозреваешь?
— Не могу сказать, пока не могу. Я еще не уверен, что напал на нужный след. Я должен навестить драконшу-хозяйку, а времени у нас мало. — В памяти всплыл накрытый внизу холодный ужин. — Флора! Скажи, леди Корк всегда присоединяется к гостям за ужином?
— Да, конечно. Всегда!
— В какое время здесь ужинают?
— Разумеется, в полночь! — Она как-то странно посмотрела на него. — Потом, как тебе, конечно, известно, танцы продолжаются до часу или до двух часов ночи. Мы… как я говорила, ужасно опоздали. Мне даже не дали программы танцев; по-моему, это верх неприличия. Который сейчас час?
Механически, не думая, Чевиот вытянул левую руку и закатал рукав, чтобы посмотреть на наручные часы. Но никаких часов на руке не оказалось. Флора наградила его очередным удивленным взглядом.
Тогда он сунул руку в левый жилетный карман. Там лежал тяжелый золотой репетир. Как он ни старался, крышка не открывалась.
— Джек! — ужаснулась Флора. — Неужели ты не в состоянии открыть собственные часы?
Если бы не ее присутствие, он никогда не допустил бы такой оплошности. Чевиот нажал на стерженек; крышка отскочила.
— Без двадцати пяти минут полночь, — произнес он и откашлялся.
— О боже! — молитвенно прошептала Флора, затем, тяжело дыша, сказала: — Сначала я думала, что ты шутишь. Ты ведь не… нет, невозможно… после всего, что ты обещал!…
И она упорхнула по тусклому ковру, между черными лакированными стенами и золотыми драконами, к той лестнице, по которой спустилась Соланж.
— Флора! Что я сделал?
Ответа не последовало. Красавицы след простыл.
Чевиот с щелчком закрыл часы, ощутив тяжесть цепочки и печаток, когда засовывал их в карман. На лбу у него выступила испарина.
Как бы он хотел разгадать, что кроется за каждым словом, произнесенным в этом доме. Чевиот ощущал множество подводных течений, хотя не был в состоянии их истолковать. Возможно, его скоро унесет мощным отливом. И все же…
— Не выйдет! — произнес он вслух и, расправив плечи, громко постучал в двойные двери. Он не мог предугадать того, что через двадцать минут здесь произойдет убийство, вызванное отчасти его собственными словами и поступками.
Глава 5
Убийство в ритме вальса
— Входите! — отрывисто крикнули из-за двери. Чевиот повернул ручку и толкнул одну из створок.
Его встретил такой отталкивающий, такой нечеловеческий скрипучий смех — «Ха-ха-ха!» — что на секунду он подумал, будто так смеяться может лишь старуха, сидящая у камина напротив и сжимающая палку с изогнутым набалдашником.
Леди Корк оказалась низкорослой — не толстой, а скорее полноватой, почти без шеи. Из-под белого чепца с оборками, стоящими почти вертикально, выбивались сивые космы. Платье на леди Корк также было белое. И все же, невзирая на возраст, она сохранила белизну кожи. На лице, отмеченном печатью былой красоты, сверкали маленькие глазки. Они хитро и выжидательно уставились на Чевиота.
— Так, так… Закройте дверь! — громко приказала старуха. Чевиот исполнил приказание.
С противоположной стороны камина, словно любимая компаньонка, устроился на деревянной жердочке крупный красно-зеленый попугай ара. Попугай сидел не в клетке; он был привязан к жердочке за тонкую цепочку, накинутую на лапку. Попугай склонил набок голову с розовато-лилово-белым хохолком и тоже хитро сощурил один глаз. Потом распушил перья, застучал когтями по жердочке, как гость, который вытирает ноги о дверной коврик, и, запрокинув клюв, залился тем нечеловеческим скрипучим хохотом, который Чевиот уже слышал.
У Чевиота по спине побежали мурашки.
— Полагаю, леди Корк?
— Полагаете? Господи, помилуй! Разве вы этого не знаете?
— Я сотрудник полиции, леди Корк…
— Что-о?! Что такое «сотрудник полиции»?
— И пришел, чтобы задать вам несколько…
— Ну и дела! — возмутилась леди Корк. — Ну и манеры у сына Джорджа Чевиота! Ни одного комплимента! Ни слова о том, как хорошо я выгляжу для моих лет! Да, нечего сказать, ну и нравы у современной молодежи!
Чевиот взял себя в руки и постарался сдержаться.
Пусть леди Корк окружают шаткие столики, полочки с черепаховой инкрустацией, плетеные стулья и фарфоровые вазы. Пусть розовые стены увешаны картинами, миниатюрами в золоченых и серебряных рамах, руки старых мастеров. Да и сама леди Корк явный представитель восемнадцатого столетия — даже от ее тяжелого белого платья веет стариной. Пусть так. Ему все равно необходимо не только найти к ней подход, но и подобрать нужные для этого слова!
— Я не одинок, мадам, — улыбнулся Чевиот. — Вот, например, помнится мне, покойный доктор Сэм Джонсон при первой встрече тоже не осыпал вас изысканными комплиментами!
Леди Корк раскрыла от изумления рот.
— Да, я читал, что он назвал вас «дурочкой»; однако он же назвал вас «очаровательной»; а немного погодя очень изящно извинился за «дурочку». Позвольте же, мадам, предложить вам и комплимент, и извинение при первой встрече, а не при второй!
Последовала пауза. Леди Корк была потрясена. Она смерила гостя пристальным взглядом — и вдруг, словно опомнившись, заговорила. Тон ее уже был совершенно иным.
— Какое удовольствие для меня, сэр, — пропела она с истинным достоинством великосветской дамы, — принимать джентльмена, который иногда посвящает свой досуг чтению книг, а не картам и не костям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36