Рядом с ним на полу лежала отвинченная решетка.
Должно быть, это отдушина вентиляционного канала, через которую в подвал проник мой неизвестный избавитель, который разделался с Максом и его подручным и освободил в темноте мои руки, тот, кого я так испугалась… Как часто мы не знаем сами, что для нас хорошо и что плохо, что грозит опасностью и что приносит нам спасение!
Отвинченная решетка — как бы его послание, намек на то, что таким путем я могу выбраться на свободу.
Конечно, на этом пути меня могли поджидать любые опасности, любые неожиданности, но в моем положении не приходилось привередничать, не приходилось выбирать, да и не из чего.
Я встала на четвереньки и скользнула в темный лаз.
Внутри вентиляционного канала было тесно, едва можно было ползти, упираясь в стенки желоба локтями и коленями. Конечно, там было темно и пыльно, и по тихому шороху и едва слышному перестуку маленьких лап я поняла, что в непосредственной близости обитают крысы. Как и всякая нормальная женщина, я не выношу крыс, просто панически боюсь их, но в теперешней ситуации нельзя было позволить себе даже таких естественных женских эмоций… К счастью, меня выручала темнота, благодаря которой я хотя бы не видела серых созданий и могла делать вид, что никого рядом со мной нет, а все эти звуки — просто плод моего воображения…
Однако когда я задела в темноте что-то живое и оно пискнуло и умчалось вперед, я едва не умерла от страха и омерзения.
Я ползла и ползла и наконец почувствовала слабое дуновение свежего воздуха.
Это придало мне новых сил, я поползла быстрее, и еще через несколько бесконечно долгих минут впереди мелькнуло еле различимое пятно света.
Желоб пошел под небольшим углом вверх, ползти стало труднее, но постепенно увеличивающееся пятно света и становящийся все более свежим воздух действовали на меня как допинг, и я безостановочно двигалась навстречу свободе.
Еще несколько минут крайнего напряжения сил, и я увидела прямо перед собой еще одну вентиляционную решетку, а за ней — яркий солнечный свет и свежую зелень деревьев.
«Домой!» — сказала я себе, отряхнувшись и оглядевшись по сторонам. На первый взгляд все вокруг было спокойно, потому что вылезла я из небольшого окошка, находившегося примерно в полуметре от земли. Окошко выходило на задний двор, да еще было прикрыто разросшимися кустами непонятного вида. Во всяком случае, они очень хорошо меня прикрывали. Однако скрываться особенно было не от кого, потому что во дворе никого не было, кроме немолодого дядечки-автомобилиста, который с озабоченным видом копался в моторе стареньких «Жигулей», да двух с половиной разомлевших бабулек на шаткой лавочке. То есть старушек было две, но у одной из них на коленях сидела старая моська непонятной породы.
Я зашуршала кустами, и моська подняла голову. Осторожно, стараясь не шуметь, я, согнувшись в три погибели, начала двигаться короткими перебежками к проему между домами. По предварительным прикидкам, там находилась совершенно не та улица, на которой стоит здание фирмы, куда привезли меня не так давно для допроса. Так что я сейчас спокойненько выйду, потом пройду несколько кварталов, после чего сяду на общественный транспорт и поеду домой. Дома я приведу себя в порядок, съем чего-нибудь горячего и начну военные действия против всех, не считая, конечно, собственных родственников и совсем посторонних людей. Впрочем, если посторонние вздумают мне помешать, то им тоже достанется. Ибо мной овладела холодная ярость. Ярость эту я пока еще могу контролировать, но никому не советую попадаться мне на пути.
Думая так, я преодолела отрезок пути, где могла прикрываться кустами, и тут меня увидели старухи со своей лавочки. Надо сказать, реакция у них отменная, они не стали тратить время на разглядывание случайно оказавшегося в их дворе человека, они сразу начали орать.
— А что это ты там делала, такая и рассякая! — заливалась одна тонким визгливым голосом.
— Бомжи проклятые, весь двор загадили, да еще и в подвал лазют! — вторила ей другая бабка простуженным басом.
Не отвечая и не оглядываясь, я убыстрила шаг, кляня про себя настырных старух. Не хватало мне еще привлекать к себе внимание! А вдруг те, в подвале, Толик и Макс, уже полностью очухались и сейчас ползут по моим следам? Или еще хуже, они знают, куда выходит вентиляционная шахта, и сейчас встретят меня при выходе как ни в чем не бывало. Я вспомнила мерзкую улыбочку Макса и похолодела. Уж теперь-то он точно не даст мне уйти живой.
Тут внизу я ощутила какое-то движение, и, вы можете себе представить, мне в ногу вцепилась мерзкая тварь — старухина моська. Несмотря на маленькие размеры, привычки у нее были как у бультерьера — не лает, а сразу же вцепляется мертвой хваткой. От неожиданности я остановилась, пытаясь другой ногой отпихнуть злобную тварь. Та огрызнулась и перехватила мою ногу поудобнее, как будто это палка полукопченой колбасы. Было не очень больно, но противно. Тут подоспели старухи, и, вместо того чтобы отозвать свою собаку, одна стала науськивать ее еще больше, а вторая замахнулась на меня палкой.
Терпение мое лопнуло, и случилось то, что должно было случиться. Я перехватила палку в воздухе и поверх нее посмотрела старухе в глаза. Та охнула и выпустила палку, после чего стала медленно отступать. Кричать она перестала, но так и осталась с открытым ртом. Почувствовав неладное, ее напарница тоже остановилась. Я наклонилась и одним движением отодрала от себя моську, подняла в воздух и метнула ее со всей силы как можно дальше. Вторая старуха — та, с тонким голосом, чья была моська, издала боевой клич, совершила потрясающий прыжок (я не шучу!) и поймала свою моську в воздухе. Только было бы лучше для всех, если бы она не натравливала свою пиранью на мирных людей, тогда и прыгать бы не пришлось.
— Чем на людей нападать, лучше бы у «Зенита» на воротах стояли, — посоветовала я бабкам.
Собственный голос показался мне незнакомым, что-то в нем было не так. Старухи глядели на меня со страхом и молчали, стоя на месте. Я повернулась и пошла, не оглядываясь.
Пройдя квартал по улице, я заметила, что встречные прохожие как-то странно на меня смотрят, один даже шарахнулся, а женщина с ребенком прижала его к себе и ускорила шаг. Я прислушалась к себе и ощутила какое-то неудобство в лице, что-то было не так.
Собираясь утром в «гости» к Ларисе Семашко, я не взяла с собой сумочку, потому что хотела прикинуться служащей. Я сунула в карман кошелек и пудреницу, а также носовой платок. Сейчас, разглядев в крошечном зеркальце свое лицо, я очень удивилась. На лице застыл оскал, как у дикого зверя — не то рыси, не то гиены. Очевидно, именно этого испугались старухи.
Усилием воли я вернула лицу обычный вид.
Как же они меня все достали! Этак можно вообще в дикого зверя превратиться.
По дороге я заскочила в супермаркет и купила там жареную курицу и бутылку острого кетчупа. Дома был один Лешка. Как он радостно сообщил, у его мамочки какие-то занятия, не то шейпинг, не то фитнес. Как видно, невестка взялась за себя всерьез, и, кстати, весьма в этом преуспела, то есть значительно похудела и одеваться стала немного получше. И характер у Алки не такой скверный, как был раньше, или, может, я просто притерпелась. А скорей всего, после того, как со мной произошла куча неприятностей, мелкие свары с родственниками не так волнуют.
При виде курицы ребенок издал боевой клич американских индейцев, и мы живенько ее приговорили, запивая минеральной водичкой, найденной в холодильнике. Пока я варила кофе, Лешка самолично вымыл посуду и выбросил кости в мусоропровод, чтобы его мамаша не накрыла нас с поличным и не устроила скандал. А времени уже шестой час вечера, нужно торопиться. Я надела старые потертые джинсы и курточку попроще, выпросила у Лешки кепочку защитного цвета. Ребенок порывался пойти со мной, но я категорически отказалась, поцеловала его на прощание в подбородок и удалилась, приказав ничего не говорить родителям — куда ушла, когда приду… пусть молчит, даже если я не приду ночевать.
Выйдя из дома, я прежде всего заскочила в обменный пункт на углу и поменяла там предпоследнюю сотню долларов. Деньги кончаются, но что-то подсказывало мне, что недолго я буду находиться в таком подвешенном состоянии. Как говорил Ходжа Насреддин, либо шах помрет, либо ишак сдохнет… Так и со мной: либо они меня найдут и убьют, и тогда деньги не понадобятся, либо я их переиграю, они оставят меня в покое, и я начну новую жизнь с поисков работы.
Так что я с легким сердцем подняла руку и привычно проголосовала частнику.
У дома Ларисы я сразу же увидела ее машину — серебристый «Фольксваген Гольф» за номером… этот номер я уточнила по бумажке. Стало быть, Лариса сейчас дома, отдыхает после трудов праведных. Я погуляла еще немножко во дворе, пока не сообразила, что это неудачная мысль, потому что Лариса может увидеть меня из окна. А вдруг она хорошо знает меня в лицо? Кроме того, во двор может выйти брошенная мужем соседка Нина Евгеньевна, и уж она-то точно меня опознает, несмотря на Лешкину кепочку.
Тогда я развернулась и направилась к ближайшему продуктовому магазину, выбрав, конечно, не супермаркет, а самый обычный, бывший советский гастроном, у которого даже вывеска сохранилась старая. И там, в боковом переулочке, я обнаружила компанию мужичков, расположившихся на ящиках, уставленных пивом и воблой. На дворе лето, погода хорошая, время близилось к вечеру, и люди спокойно отдыхали. Не бомжи, не бродяги, просто немолодые, часто выпивающие люди.
Я выбрала среди них мужичка покрепче и почище, чтобы не так противно было находиться с ним в непосредственной близости, и поманила его пальцем. Мужички чрезвычайно оживились и двинулись было ко мне всем скопом, но я пресекла их попытку, заявив, что немедленно уйду и найду себе другого вон там, у соседнего магазина.
Выбранный дядя приосанился и пошел за мной, горделиво оглянувшись. За углом я остановилась и показала ему полтинник.
— Вот, дядя, видел? И очень даже просто эта денежка может стать твоей, если выполнишь мою просьбу. Как раз хватит на бутылку.
— Так ты за этим меня позвала? — разочарованно спросил мужик.
— А ты что себе вообразил? — холодно усмехнулась я. — Слушай, дядя, мне время дорого. Будешь работать?
— А чего делать-то? — буркнул дядька. — Перенести что-нибудь или отметелить кого? Так с этим не ко мне, драться я не люблю…
— Если бы мне нужно было морду хахалю бывшему набить, так я бы кого помоложе нашла, — терпеливо объяснила я, — а от тебя мне нужно, чтобы ты по телефону позвонил и вот такой текст проговорил.
С этими словами я протянула ему текст, написанный на бумажке. Мужик долго вглядывался и читал слова, шевеля губами, потом согласился. Я набрала номер и протянула ему мобильник.
— Эта… — хриплым голосом начал он, — мне бы Ларису…
Когда на том конце ответили утвердительно, он заговорил увереннее:
— Значит, слушай сюда! Мужик твой меня послал, велел позвонить. Сказал, чтобы ты сей же час к нему ехала, а то он там сидит как дурак, не пимши, не, емши!
Тут дядька остановился, чтобы перевести дух, и Лариса использовала этот момент, чтобы вклиниться с вопросом.
— Как — откуда звоню? — очень натурально удивился мужик. — С тридцать первого километра звоню, вот откуда!
Это было верно, съезд к деревне Морошкино находился на тридцать первом километре Выборгского шоссе, я уточнила по карте.
— Ты вопросы-то глупые не задавай, — дядька понемногу входил в раж. — Сказано тебе ехать, так и ехай сей же час! Потому как если не приедешь, то он сказал, что утром сам явится, его шофер знакомый подбросит. И тогда тебе, корове толстозадой, мало не покажется! Пожрать ему привези и бутылку не забудь!
Про корову и про бутылку он добавил от себя лично, но получилось очень кстати.
— Ну как? — спросил он, отдавая мне мобильник.
— Здорово! — искренне ответила я. — Ты, дядя, прямо артист.
— А раз артист, то прибавить надо! — деловито произнес мужичок.
— Еще чего! — возмутилась я. — Договаривались же на бутылку!
— То на бутылку, а это будет на пиво! — твердо сказал он. — Завтра надо человеку утром настроение поднять или нет?
Я не могла не согласиться с такой постановкой вопроса.
Мы простились с дядечкой по-дружески и разошлись, как в море корабли. Он пошел к своим приятелям, а я выскочила на проспект и подняла руку. Остановилась подходящая машина — не слишком ободранная «пятерка». Водитель средних лет, разбитной такой мужичок, помладше того, что я подрядила у магазина, но ненамного.
— Сначала постоим, — распорядилась я, — подождем одну бабу на «Фольксвагене».
— Криминал есть? — тотчас осведомился водитель, и я готова была поклясться, что волнует его не наличие криминала, а то, на сколько в таком случае ему удастся меня раздоить.
— Ни боже мой! — уверила я водителя. — Самое житейское дело, бабские разборки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Должно быть, это отдушина вентиляционного канала, через которую в подвал проник мой неизвестный избавитель, который разделался с Максом и его подручным и освободил в темноте мои руки, тот, кого я так испугалась… Как часто мы не знаем сами, что для нас хорошо и что плохо, что грозит опасностью и что приносит нам спасение!
Отвинченная решетка — как бы его послание, намек на то, что таким путем я могу выбраться на свободу.
Конечно, на этом пути меня могли поджидать любые опасности, любые неожиданности, но в моем положении не приходилось привередничать, не приходилось выбирать, да и не из чего.
Я встала на четвереньки и скользнула в темный лаз.
Внутри вентиляционного канала было тесно, едва можно было ползти, упираясь в стенки желоба локтями и коленями. Конечно, там было темно и пыльно, и по тихому шороху и едва слышному перестуку маленьких лап я поняла, что в непосредственной близости обитают крысы. Как и всякая нормальная женщина, я не выношу крыс, просто панически боюсь их, но в теперешней ситуации нельзя было позволить себе даже таких естественных женских эмоций… К счастью, меня выручала темнота, благодаря которой я хотя бы не видела серых созданий и могла делать вид, что никого рядом со мной нет, а все эти звуки — просто плод моего воображения…
Однако когда я задела в темноте что-то живое и оно пискнуло и умчалось вперед, я едва не умерла от страха и омерзения.
Я ползла и ползла и наконец почувствовала слабое дуновение свежего воздуха.
Это придало мне новых сил, я поползла быстрее, и еще через несколько бесконечно долгих минут впереди мелькнуло еле различимое пятно света.
Желоб пошел под небольшим углом вверх, ползти стало труднее, но постепенно увеличивающееся пятно света и становящийся все более свежим воздух действовали на меня как допинг, и я безостановочно двигалась навстречу свободе.
Еще несколько минут крайнего напряжения сил, и я увидела прямо перед собой еще одну вентиляционную решетку, а за ней — яркий солнечный свет и свежую зелень деревьев.
«Домой!» — сказала я себе, отряхнувшись и оглядевшись по сторонам. На первый взгляд все вокруг было спокойно, потому что вылезла я из небольшого окошка, находившегося примерно в полуметре от земли. Окошко выходило на задний двор, да еще было прикрыто разросшимися кустами непонятного вида. Во всяком случае, они очень хорошо меня прикрывали. Однако скрываться особенно было не от кого, потому что во дворе никого не было, кроме немолодого дядечки-автомобилиста, который с озабоченным видом копался в моторе стареньких «Жигулей», да двух с половиной разомлевших бабулек на шаткой лавочке. То есть старушек было две, но у одной из них на коленях сидела старая моська непонятной породы.
Я зашуршала кустами, и моська подняла голову. Осторожно, стараясь не шуметь, я, согнувшись в три погибели, начала двигаться короткими перебежками к проему между домами. По предварительным прикидкам, там находилась совершенно не та улица, на которой стоит здание фирмы, куда привезли меня не так давно для допроса. Так что я сейчас спокойненько выйду, потом пройду несколько кварталов, после чего сяду на общественный транспорт и поеду домой. Дома я приведу себя в порядок, съем чего-нибудь горячего и начну военные действия против всех, не считая, конечно, собственных родственников и совсем посторонних людей. Впрочем, если посторонние вздумают мне помешать, то им тоже достанется. Ибо мной овладела холодная ярость. Ярость эту я пока еще могу контролировать, но никому не советую попадаться мне на пути.
Думая так, я преодолела отрезок пути, где могла прикрываться кустами, и тут меня увидели старухи со своей лавочки. Надо сказать, реакция у них отменная, они не стали тратить время на разглядывание случайно оказавшегося в их дворе человека, они сразу начали орать.
— А что это ты там делала, такая и рассякая! — заливалась одна тонким визгливым голосом.
— Бомжи проклятые, весь двор загадили, да еще и в подвал лазют! — вторила ей другая бабка простуженным басом.
Не отвечая и не оглядываясь, я убыстрила шаг, кляня про себя настырных старух. Не хватало мне еще привлекать к себе внимание! А вдруг те, в подвале, Толик и Макс, уже полностью очухались и сейчас ползут по моим следам? Или еще хуже, они знают, куда выходит вентиляционная шахта, и сейчас встретят меня при выходе как ни в чем не бывало. Я вспомнила мерзкую улыбочку Макса и похолодела. Уж теперь-то он точно не даст мне уйти живой.
Тут внизу я ощутила какое-то движение, и, вы можете себе представить, мне в ногу вцепилась мерзкая тварь — старухина моська. Несмотря на маленькие размеры, привычки у нее были как у бультерьера — не лает, а сразу же вцепляется мертвой хваткой. От неожиданности я остановилась, пытаясь другой ногой отпихнуть злобную тварь. Та огрызнулась и перехватила мою ногу поудобнее, как будто это палка полукопченой колбасы. Было не очень больно, но противно. Тут подоспели старухи, и, вместо того чтобы отозвать свою собаку, одна стала науськивать ее еще больше, а вторая замахнулась на меня палкой.
Терпение мое лопнуло, и случилось то, что должно было случиться. Я перехватила палку в воздухе и поверх нее посмотрела старухе в глаза. Та охнула и выпустила палку, после чего стала медленно отступать. Кричать она перестала, но так и осталась с открытым ртом. Почувствовав неладное, ее напарница тоже остановилась. Я наклонилась и одним движением отодрала от себя моську, подняла в воздух и метнула ее со всей силы как можно дальше. Вторая старуха — та, с тонким голосом, чья была моська, издала боевой клич, совершила потрясающий прыжок (я не шучу!) и поймала свою моську в воздухе. Только было бы лучше для всех, если бы она не натравливала свою пиранью на мирных людей, тогда и прыгать бы не пришлось.
— Чем на людей нападать, лучше бы у «Зенита» на воротах стояли, — посоветовала я бабкам.
Собственный голос показался мне незнакомым, что-то в нем было не так. Старухи глядели на меня со страхом и молчали, стоя на месте. Я повернулась и пошла, не оглядываясь.
Пройдя квартал по улице, я заметила, что встречные прохожие как-то странно на меня смотрят, один даже шарахнулся, а женщина с ребенком прижала его к себе и ускорила шаг. Я прислушалась к себе и ощутила какое-то неудобство в лице, что-то было не так.
Собираясь утром в «гости» к Ларисе Семашко, я не взяла с собой сумочку, потому что хотела прикинуться служащей. Я сунула в карман кошелек и пудреницу, а также носовой платок. Сейчас, разглядев в крошечном зеркальце свое лицо, я очень удивилась. На лице застыл оскал, как у дикого зверя — не то рыси, не то гиены. Очевидно, именно этого испугались старухи.
Усилием воли я вернула лицу обычный вид.
Как же они меня все достали! Этак можно вообще в дикого зверя превратиться.
По дороге я заскочила в супермаркет и купила там жареную курицу и бутылку острого кетчупа. Дома был один Лешка. Как он радостно сообщил, у его мамочки какие-то занятия, не то шейпинг, не то фитнес. Как видно, невестка взялась за себя всерьез, и, кстати, весьма в этом преуспела, то есть значительно похудела и одеваться стала немного получше. И характер у Алки не такой скверный, как был раньше, или, может, я просто притерпелась. А скорей всего, после того, как со мной произошла куча неприятностей, мелкие свары с родственниками не так волнуют.
При виде курицы ребенок издал боевой клич американских индейцев, и мы живенько ее приговорили, запивая минеральной водичкой, найденной в холодильнике. Пока я варила кофе, Лешка самолично вымыл посуду и выбросил кости в мусоропровод, чтобы его мамаша не накрыла нас с поличным и не устроила скандал. А времени уже шестой час вечера, нужно торопиться. Я надела старые потертые джинсы и курточку попроще, выпросила у Лешки кепочку защитного цвета. Ребенок порывался пойти со мной, но я категорически отказалась, поцеловала его на прощание в подбородок и удалилась, приказав ничего не говорить родителям — куда ушла, когда приду… пусть молчит, даже если я не приду ночевать.
Выйдя из дома, я прежде всего заскочила в обменный пункт на углу и поменяла там предпоследнюю сотню долларов. Деньги кончаются, но что-то подсказывало мне, что недолго я буду находиться в таком подвешенном состоянии. Как говорил Ходжа Насреддин, либо шах помрет, либо ишак сдохнет… Так и со мной: либо они меня найдут и убьют, и тогда деньги не понадобятся, либо я их переиграю, они оставят меня в покое, и я начну новую жизнь с поисков работы.
Так что я с легким сердцем подняла руку и привычно проголосовала частнику.
У дома Ларисы я сразу же увидела ее машину — серебристый «Фольксваген Гольф» за номером… этот номер я уточнила по бумажке. Стало быть, Лариса сейчас дома, отдыхает после трудов праведных. Я погуляла еще немножко во дворе, пока не сообразила, что это неудачная мысль, потому что Лариса может увидеть меня из окна. А вдруг она хорошо знает меня в лицо? Кроме того, во двор может выйти брошенная мужем соседка Нина Евгеньевна, и уж она-то точно меня опознает, несмотря на Лешкину кепочку.
Тогда я развернулась и направилась к ближайшему продуктовому магазину, выбрав, конечно, не супермаркет, а самый обычный, бывший советский гастроном, у которого даже вывеска сохранилась старая. И там, в боковом переулочке, я обнаружила компанию мужичков, расположившихся на ящиках, уставленных пивом и воблой. На дворе лето, погода хорошая, время близилось к вечеру, и люди спокойно отдыхали. Не бомжи, не бродяги, просто немолодые, часто выпивающие люди.
Я выбрала среди них мужичка покрепче и почище, чтобы не так противно было находиться с ним в непосредственной близости, и поманила его пальцем. Мужички чрезвычайно оживились и двинулись было ко мне всем скопом, но я пресекла их попытку, заявив, что немедленно уйду и найду себе другого вон там, у соседнего магазина.
Выбранный дядя приосанился и пошел за мной, горделиво оглянувшись. За углом я остановилась и показала ему полтинник.
— Вот, дядя, видел? И очень даже просто эта денежка может стать твоей, если выполнишь мою просьбу. Как раз хватит на бутылку.
— Так ты за этим меня позвала? — разочарованно спросил мужик.
— А ты что себе вообразил? — холодно усмехнулась я. — Слушай, дядя, мне время дорого. Будешь работать?
— А чего делать-то? — буркнул дядька. — Перенести что-нибудь или отметелить кого? Так с этим не ко мне, драться я не люблю…
— Если бы мне нужно было морду хахалю бывшему набить, так я бы кого помоложе нашла, — терпеливо объяснила я, — а от тебя мне нужно, чтобы ты по телефону позвонил и вот такой текст проговорил.
С этими словами я протянула ему текст, написанный на бумажке. Мужик долго вглядывался и читал слова, шевеля губами, потом согласился. Я набрала номер и протянула ему мобильник.
— Эта… — хриплым голосом начал он, — мне бы Ларису…
Когда на том конце ответили утвердительно, он заговорил увереннее:
— Значит, слушай сюда! Мужик твой меня послал, велел позвонить. Сказал, чтобы ты сей же час к нему ехала, а то он там сидит как дурак, не пимши, не, емши!
Тут дядька остановился, чтобы перевести дух, и Лариса использовала этот момент, чтобы вклиниться с вопросом.
— Как — откуда звоню? — очень натурально удивился мужик. — С тридцать первого километра звоню, вот откуда!
Это было верно, съезд к деревне Морошкино находился на тридцать первом километре Выборгского шоссе, я уточнила по карте.
— Ты вопросы-то глупые не задавай, — дядька понемногу входил в раж. — Сказано тебе ехать, так и ехай сей же час! Потому как если не приедешь, то он сказал, что утром сам явится, его шофер знакомый подбросит. И тогда тебе, корове толстозадой, мало не покажется! Пожрать ему привези и бутылку не забудь!
Про корову и про бутылку он добавил от себя лично, но получилось очень кстати.
— Ну как? — спросил он, отдавая мне мобильник.
— Здорово! — искренне ответила я. — Ты, дядя, прямо артист.
— А раз артист, то прибавить надо! — деловито произнес мужичок.
— Еще чего! — возмутилась я. — Договаривались же на бутылку!
— То на бутылку, а это будет на пиво! — твердо сказал он. — Завтра надо человеку утром настроение поднять или нет?
Я не могла не согласиться с такой постановкой вопроса.
Мы простились с дядечкой по-дружески и разошлись, как в море корабли. Он пошел к своим приятелям, а я выскочила на проспект и подняла руку. Остановилась подходящая машина — не слишком ободранная «пятерка». Водитель средних лет, разбитной такой мужичок, помладше того, что я подрядила у магазина, но ненамного.
— Сначала постоим, — распорядилась я, — подождем одну бабу на «Фольксвагене».
— Криминал есть? — тотчас осведомился водитель, и я готова была поклясться, что волнует его не наличие криминала, а то, на сколько в таком случае ему удастся меня раздоить.
— Ни боже мой! — уверила я водителя. — Самое житейское дело, бабские разборки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37