С другой стороны, следует уверить центавриан в том, что
их шпионаж был блестящим, раз они получили полную информацию о ребенке. Ты
надеешься, если об истории узнают все, центавриане будут игнорировать
ребенка. Потому что для них будет ударом известие о связи предполагаемого
Тирана с э... широко известной куртизанкой. В ослепительном блеске такой
гласности и, кроме того, в свете скандала, который вызовет поведение
Хоуска, они будут вынуждены смириться со сложившейся ситуацией и оставить
попытки выследить ребенка. Тиран Базиль не пожелает демонстрировать
чрезмерный интерес к незаконнорожденному внуку из-за опасения, что это
может быть интерпретировано как признание его в качестве своего преемника.
Кроме того, согласно центаврианским обычаям они будут считать совершенно
логичным, что я, как взбешенный прадедушка, принял меры к сохранению
своего потомка и потребовал вернуть ребенка, чтобы его жизнь была бы
морально более порядочной.
До сих пор он анализировал только отвлеченные абстрактные проблемы.
- Последним обстоятельством, на котором основаны твои предположения,
является неожиданная реакция Иеты на упоминание имени Силены, - его глаза
быстро скользнули на Иету; она сидела неподвижно, как камень. - Ты
абсолютно прав, Рэй. Наше общество на Марсе пуританское. Никто не думает
об этом термине как о достойном похвалы. Хотя в некотором смысле это так.
Наши предки хотели развить здесь суровую, независимую культуру как
противоположность земной распущенности. Только люди с пуританским образом
мыслей заселяли эту планету. Мы были застигнуты врасплох происшедшим,
потому что наше планируемое предназначение устарело при межзвездных
перелетах. Но это не перечеркивает то, что лежит в основе строгости.
Позволив выдать себя за рассерженного прадедушку, я восстановлю каждого
гордого марсианина против медведиан, центавриан и землян одновременно. Они
должны знать, что ребенок с марсианской наследственностью был затребован
на планету его предков!
Сейчас наконец его тон изменился, голос в волнении повысился; он
хлопнул меня по плечу:
- Рэй, я имел воспитанников лучше тебя, более внимательных, более
любознательных, но клянусь: я никогда не думал, что кто-нибудь из них
будет поучать меня! А ты показал мне, как я запутался в этих марсианских
обычаях.
Иета наклонилась вперед:
- Ну и что вы собираетесь делать?
- Открыто искать ребенка! - воскликнул Тодер и направился к двери. -
Мы предполагаем, что он находится в этом колледже, скорее всего в
помещениях Дживеса, где крик ребенка никого не удивляет. Огромное
количество медведианских пар, как правило уже окончивших колледж,
приезжают сюда с детьми для прохождения нового курса; они считают, что
удача может впитываться с воздухом в младенческом возрасте!
- Эта идея поддерживается намеренно? - спросил я, вспомнив странную
женщину с разноцветными волосами.
- Конечно, в этом заключается принципиальное различие между
медведианами и центаврианами; одни имеют жесткое общественное
планирование, другие считают случайность важным фактором в жизни.
Когда мы торопливо шли по длинному пешеходному туннелю, соединявшему
главное здание колледжа с общежитием медведианских студентов, я позволил
себе расслабиться, почти ни о чем не думал. Я глядел на расписные стены -
все те же символы удачи и неудачи, элементы азартных игр. Некоторые из
рисунков были весьма любопытными, например натюрморт из разбитого зеркала,
вазы с цветами, которые на Земле традиционно рассматривались как зловещие,
пучки павлиньих перьев, рассыпанная соль, скрещенные ножи, лежащие на
столе, и даже раскрытый зонтик. Хотел бы я знать, был ли зонтик
когда-нибудь доставлен на Марс? Я никогда не видел ни одного из них, пока
впервые не высадился на Харигол в ливень.
Мы не пытались ни скрываться, ни, наоборот, привлекать внимание, и
очень многие люди видели нас, главным образом медведианские студенты,
расходившиеся по своим комнатам. Я практически не замечал их.
Я шел более быстрым шагом, чем пожилой Тодер, и, достигнув стыка двух
пешеходных путей, остановился, осматриваясь, куда идти дальше. Я увидел
Питера. Я видел его только секунду, так как он скрылся из виду, но это
встреча встряхнула меня, как неожиданный подарок.
Я открыл рот от изумления. Подошедшая Иета спросила меня, что
случилось.
Я сказал:
- Я только что видел Питера Найзема! Что он делает здесь? О космос!
Конечно, Лилит Чой узнала меня в такси по пути сюда!
Тодер побледнел.
- Но ведь помещения Дживеса не здесь! - воскликнул он и махнул рукой
в сторону, противоположную той, где я видел Питера; я побежал.
Через минуту, когда мы толкнули дверь в комнату Дживеса, стало ясно,
что Питер успел предупредить Дживеса. В комнате никого не было, но дверь в
туалет была распахнута настежь, и из него пахло мокрыми пеленками.
- В эти дни, - очень мягко сказала Иета, - я не хочу скрывать, что
думаю: люди обращаются с ребенком, словно со свертком тряпья, передают его
из рук в руки. И это включая и вас, дядя.
- Каким путем они могли уйти? - спросил я. - Есть еще какие-нибудь
двери?
- Нет, но можно пройти через другой купол и вернуться назад к выходу!
- Попытаемся перехватить их! - сказала Иета.
Я кивнул и выбежал из комнаты.
Люди, с которыми я сталкивался, были настолько заинтересованы, что
все они потянулись за мной, снедаемые жгучим любопытством. Я ворвался в
тот же коридор, где мы встретили женщину с разноцветными волосами, она все
еще была там и разглагольствовала перед группой студентов средних лет о
моем ужасном вторжении. Увидев меня, она вскрикнула.
- Куда ушел Дживес? - спросил я ее.
Она не ответила, но застонала и покачнулась с закрытыми глазами,
несомненно вообразив, что ее личное здание удачи разваливается, как от
землетрясения.
Я бросился к окну, выходящему к главному входу, вглядываясь, нет ли
там кого-нибудь, похожего на Дживеса или Питера.
Они были там! Недалеко от шлюза стоял личный автомобиль, очень редкое
для Марса явление, который не имел переходника для стыковки со шлюзом
здания, как у обычных такси. По направлению к нему бежали два человека.
Один был похож на Питера, другой нес продолговатый сверток, герметичный
детский контейнер, и был, вероятно, Дживесом.
Я перешел в растянутое время быстрее, чем когда-либо, и так глубоко,
что моя маска показалась мне свинцовой, когда я натягивал ее на свое лицо.
Даже мое тело стало медленным, словно в воде на земных мирах. Марсианин до
мозга костей, я никогда не стремился плавать и только несколько раз
погружался на Хориголе в воду, но неглубоко, доставая ногами дна. Тем не
менее я справился с дверью и вышел наружу, голова звенела от недостатка
кислорода, я с трудом приладил кислородный цилиндр маски.
Я не мог видеть сквозь стекло автомобиля, но был уверен, что за
пультом управления сидела Лилит, ожидавшая своих компаньонов, чтобы
немедленно тронуться с места.
Даже в растянутом времени я не успею опередить их. Но, на мою удачу,
вмешался еще один фактор. Машина предназначалась для работы на Марсе, то
есть для перевозки грузов, и не имела воздушного люка или шлюза, подобных
установленным в зданиях. Поэтому шлюз представлял собой отсек на одного
человека со скользящими дверьми, заполняемый воздухом. Я жаловался, что
обычные транспортные средства на Марсе, казалось, были рассчитаны на
крошечных землян; на этот раз я был рад этому обстоятельству.
Объем детской герметичной капсулы подразумевал, что шлюз должен быть
приведен в действие три раза: первым пойдет Найзем, затем через шлюз
передают ребенка и только потом будет свободен путь для Дживеса.
Я догнал их как раз тогда, когда шлюз был открыт для ребенка.
Несмотря на низкую скорость распространения звука в естественном воздухе
Марса, Дживес услышал меня и повернулся. Целую секунду он стоял, оцепенев
от ужаса, затем побежал с ребенком.
Я по-прежнему оставался в растянутом времени, но я не имел того
количества кислорода, которое необходимо для поддержания такой
фантастической активности. Ко мне не могло прийти "второе дыхание", как к
бегуну на длинную дистанцию, и тем не менее сердце мое ликующе забилось.
Дживес со своей тренированной высокой гравитацией мускулатурой мог быстро
убежать от меня, но я был лучше него приспособлен к местным условиям. Он
барахтался в песке, а я шагал уверенно, имея то же самое преимущество, что
и верблюд перед лошадью в земной пустыне.
Это стало ясно и ему. Он остановился, оглянулся назад и увидел меня
бегущим быстрее и легче, чем он.
Через маску я увидел его глаза, округлившиеся от страха. Внезапно
Дживес поставил капсулу на песок и нагнулся над ней, и я подумал, что
медведианин решил сдаться.
Неожиданно он снова бросился бежать в сторону, и я уже собирался
изменить направление, чтобы срезать угол, но что-то сработало в моем
мозгу, и я пошел к капсуле с ребенком.
Было ли это возможно? Это могли сделать центавриане с их
хладнокровием и расчетливостью, но не медведиане, да, но...
Он сделал это. Я все понял, хотя был еще шагах в двадцати от капсулы.
Он отключил воздушный баллон, закрепленный на стенке капсулы, и воздух из
нее выходил в атмосферу, а ребенок тем временем кричал, задыхаясь от
недостатка воздуха.
Я с воплем упал на колени, лихорадочно пытаясь восстановить
соединение, но было уже слишком поздно. Клапан в баллоне был открыт
полностью, и золотник капсулы тоже. Нескольких секунд было достаточно,
чтобы давление внутри капсулы сравнялось с давлением атмосферы Марса.
Я пристально посмотрел через прозрачное покрытие капсулы на
искаженное лицо ребенка. Я видел, как он задыхался, неистово хватая ртом
воздух. В капсуле еще было достаточно воздуха для поддержания этих
маленьких легких, но его становилось все меньше и меньше.
Можно было сделать только одно, и я сделал это почти без раздумий.
После нескольких глубоких вздохов я закрыл клапан своего баллона,
отсоединил его и присоединил к шлангу, свисавшему с детской капсулы.
Воздушная установка была стандартной, соединение встало на место. Прежде
чем я смог открыть клапан, я почувствовал головокружение. Я увидел, что
дыхание ребенка стало успокаиваться, затем перед глазами все расплылось. Я
огляделся: Дживес бежал назад к нелепым, кричащим куполам колледжа, из
которого еще никто не выходил после меня. Автомобиль с Питером и Лилит
направлялся к Дживесу, чтобы подобрать его...
Затем я вернулся в обычное время, и весь мир растворился в
расплывчатом красном пятне...
21
Я не был уверен, что смогу вернуться из зоны искривленного времени.
Позднее я часто жалел, что не остался в вечности под покрывалом тишины.
Я вернулся к тошноте, боли, хаосу мыслей и видений, в которых время
от времени проскальзывали события и образы, не узнаваемые мной. Иногда я
думал, что я снова ребенок, пойманный в ловушку, борющийся за каждый
глоток воздуха, должно быть, я вспоминал о тех временах, когда меня
приучали к обычному марсианскому воздуху после пребывания в родильной
клинике. В то же время я был уверен, что мне не удалось спасти жизнь
ребенка; что мои неуклюжие пальцы не справились с подключением воздушного
баллона или что я потерял сознание прежде, чем смог открыть клапан. Если
это так, то я не хотел возвращаться к своему бесчестью.
Внезапно все кончилось. Я был слаб, но цел и лежал в тускло
освещенной комнате, окруженный букетами песчаных цветов в закрытых вазах,
около каждой из них лежала маленькая белая карточка. Первой вещью, которую
я увидел, очнувшись от лихорадочного сна, была одна из них. На ней была
надпись: "Рэю с искренним восхищением! Иета".
Я повернул голову и увидел земную девушку, пухлую, в одежде
медсестры, она улыбнулась и спросила, как я себя чувствую. Потом она
осмотрела приборы, подключенные к моим запястьям и вискам тонкими
проводами, и сказала, что теперь я очень скоро поправлюсь.
Позднее девушка сообщила мне, что ребенок жив, но не сказала ничего
из того, что я хотел узнать. Я лежал беспомощный, пока снова не заснул.
Первым посетителем, которого пустили ко мне, первым лицом, от
которого я мог получить информацию, был Лугас - он сильно изменился. Из
его облика исчезли черты центаврианской жестокости, теперь он был одет
небрежно и позволил своим волосам быть длиннее, чем положено
центаврианским офицерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
их шпионаж был блестящим, раз они получили полную информацию о ребенке. Ты
надеешься, если об истории узнают все, центавриане будут игнорировать
ребенка. Потому что для них будет ударом известие о связи предполагаемого
Тирана с э... широко известной куртизанкой. В ослепительном блеске такой
гласности и, кроме того, в свете скандала, который вызовет поведение
Хоуска, они будут вынуждены смириться со сложившейся ситуацией и оставить
попытки выследить ребенка. Тиран Базиль не пожелает демонстрировать
чрезмерный интерес к незаконнорожденному внуку из-за опасения, что это
может быть интерпретировано как признание его в качестве своего преемника.
Кроме того, согласно центаврианским обычаям они будут считать совершенно
логичным, что я, как взбешенный прадедушка, принял меры к сохранению
своего потомка и потребовал вернуть ребенка, чтобы его жизнь была бы
морально более порядочной.
До сих пор он анализировал только отвлеченные абстрактные проблемы.
- Последним обстоятельством, на котором основаны твои предположения,
является неожиданная реакция Иеты на упоминание имени Силены, - его глаза
быстро скользнули на Иету; она сидела неподвижно, как камень. - Ты
абсолютно прав, Рэй. Наше общество на Марсе пуританское. Никто не думает
об этом термине как о достойном похвалы. Хотя в некотором смысле это так.
Наши предки хотели развить здесь суровую, независимую культуру как
противоположность земной распущенности. Только люди с пуританским образом
мыслей заселяли эту планету. Мы были застигнуты врасплох происшедшим,
потому что наше планируемое предназначение устарело при межзвездных
перелетах. Но это не перечеркивает то, что лежит в основе строгости.
Позволив выдать себя за рассерженного прадедушку, я восстановлю каждого
гордого марсианина против медведиан, центавриан и землян одновременно. Они
должны знать, что ребенок с марсианской наследственностью был затребован
на планету его предков!
Сейчас наконец его тон изменился, голос в волнении повысился; он
хлопнул меня по плечу:
- Рэй, я имел воспитанников лучше тебя, более внимательных, более
любознательных, но клянусь: я никогда не думал, что кто-нибудь из них
будет поучать меня! А ты показал мне, как я запутался в этих марсианских
обычаях.
Иета наклонилась вперед:
- Ну и что вы собираетесь делать?
- Открыто искать ребенка! - воскликнул Тодер и направился к двери. -
Мы предполагаем, что он находится в этом колледже, скорее всего в
помещениях Дживеса, где крик ребенка никого не удивляет. Огромное
количество медведианских пар, как правило уже окончивших колледж,
приезжают сюда с детьми для прохождения нового курса; они считают, что
удача может впитываться с воздухом в младенческом возрасте!
- Эта идея поддерживается намеренно? - спросил я, вспомнив странную
женщину с разноцветными волосами.
- Конечно, в этом заключается принципиальное различие между
медведианами и центаврианами; одни имеют жесткое общественное
планирование, другие считают случайность важным фактором в жизни.
Когда мы торопливо шли по длинному пешеходному туннелю, соединявшему
главное здание колледжа с общежитием медведианских студентов, я позволил
себе расслабиться, почти ни о чем не думал. Я глядел на расписные стены -
все те же символы удачи и неудачи, элементы азартных игр. Некоторые из
рисунков были весьма любопытными, например натюрморт из разбитого зеркала,
вазы с цветами, которые на Земле традиционно рассматривались как зловещие,
пучки павлиньих перьев, рассыпанная соль, скрещенные ножи, лежащие на
столе, и даже раскрытый зонтик. Хотел бы я знать, был ли зонтик
когда-нибудь доставлен на Марс? Я никогда не видел ни одного из них, пока
впервые не высадился на Харигол в ливень.
Мы не пытались ни скрываться, ни, наоборот, привлекать внимание, и
очень многие люди видели нас, главным образом медведианские студенты,
расходившиеся по своим комнатам. Я практически не замечал их.
Я шел более быстрым шагом, чем пожилой Тодер, и, достигнув стыка двух
пешеходных путей, остановился, осматриваясь, куда идти дальше. Я увидел
Питера. Я видел его только секунду, так как он скрылся из виду, но это
встреча встряхнула меня, как неожиданный подарок.
Я открыл рот от изумления. Подошедшая Иета спросила меня, что
случилось.
Я сказал:
- Я только что видел Питера Найзема! Что он делает здесь? О космос!
Конечно, Лилит Чой узнала меня в такси по пути сюда!
Тодер побледнел.
- Но ведь помещения Дживеса не здесь! - воскликнул он и махнул рукой
в сторону, противоположную той, где я видел Питера; я побежал.
Через минуту, когда мы толкнули дверь в комнату Дживеса, стало ясно,
что Питер успел предупредить Дживеса. В комнате никого не было, но дверь в
туалет была распахнута настежь, и из него пахло мокрыми пеленками.
- В эти дни, - очень мягко сказала Иета, - я не хочу скрывать, что
думаю: люди обращаются с ребенком, словно со свертком тряпья, передают его
из рук в руки. И это включая и вас, дядя.
- Каким путем они могли уйти? - спросил я. - Есть еще какие-нибудь
двери?
- Нет, но можно пройти через другой купол и вернуться назад к выходу!
- Попытаемся перехватить их! - сказала Иета.
Я кивнул и выбежал из комнаты.
Люди, с которыми я сталкивался, были настолько заинтересованы, что
все они потянулись за мной, снедаемые жгучим любопытством. Я ворвался в
тот же коридор, где мы встретили женщину с разноцветными волосами, она все
еще была там и разглагольствовала перед группой студентов средних лет о
моем ужасном вторжении. Увидев меня, она вскрикнула.
- Куда ушел Дживес? - спросил я ее.
Она не ответила, но застонала и покачнулась с закрытыми глазами,
несомненно вообразив, что ее личное здание удачи разваливается, как от
землетрясения.
Я бросился к окну, выходящему к главному входу, вглядываясь, нет ли
там кого-нибудь, похожего на Дживеса или Питера.
Они были там! Недалеко от шлюза стоял личный автомобиль, очень редкое
для Марса явление, который не имел переходника для стыковки со шлюзом
здания, как у обычных такси. По направлению к нему бежали два человека.
Один был похож на Питера, другой нес продолговатый сверток, герметичный
детский контейнер, и был, вероятно, Дживесом.
Я перешел в растянутое время быстрее, чем когда-либо, и так глубоко,
что моя маска показалась мне свинцовой, когда я натягивал ее на свое лицо.
Даже мое тело стало медленным, словно в воде на земных мирах. Марсианин до
мозга костей, я никогда не стремился плавать и только несколько раз
погружался на Хориголе в воду, но неглубоко, доставая ногами дна. Тем не
менее я справился с дверью и вышел наружу, голова звенела от недостатка
кислорода, я с трудом приладил кислородный цилиндр маски.
Я не мог видеть сквозь стекло автомобиля, но был уверен, что за
пультом управления сидела Лилит, ожидавшая своих компаньонов, чтобы
немедленно тронуться с места.
Даже в растянутом времени я не успею опередить их. Но, на мою удачу,
вмешался еще один фактор. Машина предназначалась для работы на Марсе, то
есть для перевозки грузов, и не имела воздушного люка или шлюза, подобных
установленным в зданиях. Поэтому шлюз представлял собой отсек на одного
человека со скользящими дверьми, заполняемый воздухом. Я жаловался, что
обычные транспортные средства на Марсе, казалось, были рассчитаны на
крошечных землян; на этот раз я был рад этому обстоятельству.
Объем детской герметичной капсулы подразумевал, что шлюз должен быть
приведен в действие три раза: первым пойдет Найзем, затем через шлюз
передают ребенка и только потом будет свободен путь для Дживеса.
Я догнал их как раз тогда, когда шлюз был открыт для ребенка.
Несмотря на низкую скорость распространения звука в естественном воздухе
Марса, Дживес услышал меня и повернулся. Целую секунду он стоял, оцепенев
от ужаса, затем побежал с ребенком.
Я по-прежнему оставался в растянутом времени, но я не имел того
количества кислорода, которое необходимо для поддержания такой
фантастической активности. Ко мне не могло прийти "второе дыхание", как к
бегуну на длинную дистанцию, и тем не менее сердце мое ликующе забилось.
Дживес со своей тренированной высокой гравитацией мускулатурой мог быстро
убежать от меня, но я был лучше него приспособлен к местным условиям. Он
барахтался в песке, а я шагал уверенно, имея то же самое преимущество, что
и верблюд перед лошадью в земной пустыне.
Это стало ясно и ему. Он остановился, оглянулся назад и увидел меня
бегущим быстрее и легче, чем он.
Через маску я увидел его глаза, округлившиеся от страха. Внезапно
Дживес поставил капсулу на песок и нагнулся над ней, и я подумал, что
медведианин решил сдаться.
Неожиданно он снова бросился бежать в сторону, и я уже собирался
изменить направление, чтобы срезать угол, но что-то сработало в моем
мозгу, и я пошел к капсуле с ребенком.
Было ли это возможно? Это могли сделать центавриане с их
хладнокровием и расчетливостью, но не медведиане, да, но...
Он сделал это. Я все понял, хотя был еще шагах в двадцати от капсулы.
Он отключил воздушный баллон, закрепленный на стенке капсулы, и воздух из
нее выходил в атмосферу, а ребенок тем временем кричал, задыхаясь от
недостатка воздуха.
Я с воплем упал на колени, лихорадочно пытаясь восстановить
соединение, но было уже слишком поздно. Клапан в баллоне был открыт
полностью, и золотник капсулы тоже. Нескольких секунд было достаточно,
чтобы давление внутри капсулы сравнялось с давлением атмосферы Марса.
Я пристально посмотрел через прозрачное покрытие капсулы на
искаженное лицо ребенка. Я видел, как он задыхался, неистово хватая ртом
воздух. В капсуле еще было достаточно воздуха для поддержания этих
маленьких легких, но его становилось все меньше и меньше.
Можно было сделать только одно, и я сделал это почти без раздумий.
После нескольких глубоких вздохов я закрыл клапан своего баллона,
отсоединил его и присоединил к шлангу, свисавшему с детской капсулы.
Воздушная установка была стандартной, соединение встало на место. Прежде
чем я смог открыть клапан, я почувствовал головокружение. Я увидел, что
дыхание ребенка стало успокаиваться, затем перед глазами все расплылось. Я
огляделся: Дживес бежал назад к нелепым, кричащим куполам колледжа, из
которого еще никто не выходил после меня. Автомобиль с Питером и Лилит
направлялся к Дживесу, чтобы подобрать его...
Затем я вернулся в обычное время, и весь мир растворился в
расплывчатом красном пятне...
21
Я не был уверен, что смогу вернуться из зоны искривленного времени.
Позднее я часто жалел, что не остался в вечности под покрывалом тишины.
Я вернулся к тошноте, боли, хаосу мыслей и видений, в которых время
от времени проскальзывали события и образы, не узнаваемые мной. Иногда я
думал, что я снова ребенок, пойманный в ловушку, борющийся за каждый
глоток воздуха, должно быть, я вспоминал о тех временах, когда меня
приучали к обычному марсианскому воздуху после пребывания в родильной
клинике. В то же время я был уверен, что мне не удалось спасти жизнь
ребенка; что мои неуклюжие пальцы не справились с подключением воздушного
баллона или что я потерял сознание прежде, чем смог открыть клапан. Если
это так, то я не хотел возвращаться к своему бесчестью.
Внезапно все кончилось. Я был слаб, но цел и лежал в тускло
освещенной комнате, окруженный букетами песчаных цветов в закрытых вазах,
около каждой из них лежала маленькая белая карточка. Первой вещью, которую
я увидел, очнувшись от лихорадочного сна, была одна из них. На ней была
надпись: "Рэю с искренним восхищением! Иета".
Я повернул голову и увидел земную девушку, пухлую, в одежде
медсестры, она улыбнулась и спросила, как я себя чувствую. Потом она
осмотрела приборы, подключенные к моим запястьям и вискам тонкими
проводами, и сказала, что теперь я очень скоро поправлюсь.
Позднее девушка сообщила мне, что ребенок жив, но не сказала ничего
из того, что я хотел узнать. Я лежал беспомощный, пока снова не заснул.
Первым посетителем, которого пустили ко мне, первым лицом, от
которого я мог получить информацию, был Лугас - он сильно изменился. Из
его облика исчезли черты центаврианской жестокости, теперь он был одет
небрежно и позволил своим волосам быть длиннее, чем положено
центаврианским офицерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20