Но не было времени объяснять подоплеку происшедшего Иете. Грохот, с
которым он упал на пол, вероятно, переполошил все здание. Первой вбежала
пожилая женщина, которую я почти сшиб, когда мчался спасать Иету, но к ней
тут же присоединились несколько испуганных людей из персонала, в основном
земляне.
Среди них был солидный человек средних лет с седыми всклокоченными
волосами, который немедленно забрал у Иеты нейрохлыст. Марсианин, к
счастью.
Иета могла изображать только неведение.
- Спасибо, доктор Снелл, - сказала она, - я думаю, этот человек
сумасшедший. Он ворвался сюда без предупреждения, вытащил свой хлыст и
требовал отдать ему образцы. Если бы не мистер Мэлин...
- А что привело вас сюда? - обратился ко мне Снелл.
- Я из Зонда, где живет дядя Иеты, я приехал в Пегас навестить своего
отца и привез мисс послание.
- Вы вовремя появились здесь. - Снелл махнул своим коллегам. - Ну,
лучше поднимите его на ноги и отведите куда-нибудь в надежное место, пока
не прибудет полиция.
- Это все ложь! - взорвался Хоуск. - Вы, проклятые марсиане,
прирожденные лгуны! Мэлин отлично знает, кто я такой и почему я здесь.
Почему бы вам не спросить его о ребенке, которого он похитил?
- Ребенок? Какой ребенок? - удивился Снелл.
- О! - воскликнула Иета. - Пожалуй, я могу объяснить его поведение.
Он болен: у него навязчивая идея, что Мэлин украл его ребенка! Вы пришли
сюда искать его? - Она постаралась подмигнуть Снеллу, так, чтобы Хоуск
заметил это.
- Нет, вы так просто не отделаетесь, - заорал Хоуск. - Вы все
сговорились здесь! Обыщите эти шкафчики, и вы найдете образец ткани
центаврианина...
- Я не удивлюсь этому, - пожал плечами Снелл. - По правде говоря, мы
обычно имеем две или три сотни центаврианских образцов.
- Я имею в виду тот, который прислал вам человек по имени Дживес!
- Доктор, я думаю, у него параноический бред, - прожурчала Иета. - У
меня есть такой образец, но Дживес, кажется, медведианский гражданин. Во
всяком случае, он говорил с медведианским акцентом.
Хоуск, должно быть, по лицу Снелла понял, что доктор клюнул на удочку
Иеты. Казалось, все силы сразу покинули центаврианина. Он снова заговорил
изменившимся голосом, медленным, тусклым, безнадежным:
- Лгуны, ничего, кроме лжи, от начала до конца. Это планета маньяков,
живущих во сне. Я должен был понять это, когда меня нашли под Старым
Храмом.
- Кто? - я не смог удержаться от вопроса.
К нему тотчас вернулась уверенность, он усмехнулся:
- О да! Вы знаете о Храме, не так ли? Или вы вспомнили, что сделали?
Вы лишили меня сознания с помощью этого нейрохлыста и оставили там! И если
бы Рэглан не нашел меня и не рассказал о Дживесе, вы могли бы улизнуть. Но
теперь не улизнете, я клянусь, нет!
Снелл взглянул не меня. Я покачал головой. И после нескольких секунд
размышления он решил принять на веру мои слова: центаврианин неожиданно
вломился в комнату и угрожал Иете своим хлыстом. Доктор жестом приказал
увести Хоуска прочь.
- Не так быстро! - Хоуск резким движением вывернулся и оказался лицом
к лицу со мной. - Грязный марсианский подонок, рассказать тебе о вашем
драгоценном Храме? Мы знаем о нем больше, чем вы! Ведь мы пользовались той
комнатой, где ты пытал меня, многие годы, и никто, кроме нас, никогда не
делал этого! Тупица! Сколько раз ты стоял, глазея на пятнадцать знаменитых
экспонатов, и ни разу не поинтересовался, почему их оставили пылиться в
выставочных витринах, вместо того чтобы тщательно изучить и соотнести с
соответствующими реально существующими вещами?
Земляне в комнате обменялись беспокойными взглядами. Тема, затронутая
центаврианином, интересовала всякого марсианина.
- Фальшивки! - ликующе кричал Хоуск. - Все они фальшивки,
заставляющие людей верить в существование исконных марсиан! Мы давно знаем
правду. Кто, кроме глупых марсиан, может попасться на удочку элементарной
мистификации? А мы хотели знать, были ли на Марсе коренные жители или
звездные пришельцы? Поэтому мы исследовали все предметы Храма и
обнаружили, что камни были обработаны инструментами, выполненными в
метрической системе. Люди создавали ваш зловонный Храм!
Хоуск был почти невменяем, в бешенстве он старался взять верх над
марсианами, которые сорвали его последнюю отчаянную попытку спасти свою
репутацию перед старшим начальством; теперь оно уже узнает, как он неумело
выполнил это ответственное поручение.
Можно было не сомневаться, что человек по имени Рэглан, обнаруживший
Хоуска лежащим без сознания и сообщивший ему о Дживесе, был центаврианским
агентом, использующим комнату под Храмом как почтовый ящик, именно так,
как я и предполагал. Вероятно, центавриане, подобно Тодеру, считали
Дживеса медведианским агентом, а потому внимательно следили за ним.
Пожалуй, Хоуск еще никому не рассказал о нашем свидании. Он решил
выкрасть образец ткани и отправить его шефу, Гранджеру, как страховку от
последствий нашей с ним встречи. Однако сюжет мог развиваться в различных
направлениях, но у меня не было возможности оценить все варианты. Я
сказал:
- Я думаю, все центавриане знают о Плэйто.
- Что? - Хоуск всмотрелся в меня и понял, что его слова не произвели
ожидаемого эффекта.
- Никогда не слышал о "благородной лжи"? - спросил я.
В душе я был потрясен. То, что он сказал о Храме, могло быть правдой,
скорее всего, это и было правдой, и самые заветные из моих детских иллюзий
рассеялись, словно сон. Но я не позволю центаврианину догадаться об этом!
- Вы дети, родившиеся во времена межзвездных полетов, маленькие люди,
- сказал я. - А много поколений моих марсианских предков, шли к звездам
тяжелой дорогой, на кораблях, подобных ковчегу, умирали за миллиарды миль
от дома с надеждой, что дети их детей достигнут цели! Идея не была
абсурдной, не более абсурдной, чем большое таинственное, необъяснимое
здание и странные, непонятные вещи внутри него?
Я взглянул на Иету, ее глаза сияли.
Фантастика. Когда я говорил, у меня было такое чувство, что моя
патетичная речь была большей правдой, нежели обычные факты из реального
мира.
- Вы обманываете самих себя, - сказал я жестко. - Вы не могли
придумать более подходящего места для пыток марсианина, чем сам символ его
высокочтимых традиций?
Ладно, он свое получил. Ему, должно быть, казалось, что мои силы
питал Храма, когда я сопротивлялся в течение всего допроса, поскольку он
уступил сразу же, когда роли поменялись. Хоуск презирал меня как
марсианина, но он оказался слабее меня как человек. Эта мысль полностью
лишила его самообладания, и он даже плакал, когда его уводили из кабинета.
Воспользовавшись моментом, я тихо спросил Иету, насколько можно
доверять всем свидетелям этой сцены. Она ответила мне, что если я смогу
убедить Снелла, то он заставит персонал молчать, по крайней мере некоторое
время. Я воспользовался растяжением времени, рассмотрел все возможности и
решил придерживаться полуправды. Было сказано достаточно много, чтобы он
мог угадать гораздо больше и сделать определенный вывод. Я сообщил ему,
что недавно вернулся из путешествия в центаврианский сектор и знаю о
намерениях Хоуска и его компаньонов. Они ведут антимедведианскую
пропаганду среди землян, живущих на Марсе. Я ничего не знаю об искомом
образце ткани, но, вероятно, это опять какой-нибудь заговор против
медведиан. Во всяком случае, враждебная деятельность центавриан и
медведиан может привести к их серьезной ссоре на Марсе.
Последняя мысль произвела на доктора впечатление, и я без труда
убедил его сохранить все происшедшее в тайне. Он спросил, что я хочу
делать с Хоуском. Я едва ли мог сказать ему об этом. Казалось надежным
отправить его под опеку полиции. Центаврианское посольство может
затребовать его, если только захочет. Когда руководство узнает о том, что
он сделал, особенно о том, что он утаил сообщение Рэглана, вместо того
чтобы передать его дальше, он будет отправлен домой так быстро, что может
сгореть от трения.

Закончив со Снеллом, я вернулся к Иете. Некоторое время мы молчали.
- Вы... вы знали о Старом Храме? - спросила она наконец.
Я покачал головой.
- Тогда...
- Я выдумал это, - сказал я жестко, - но будь я проклят, если позволю
ему удрать с этим!
- Вы выдумали это?! В таком случае я восхищаюсь вами. Вы сказали
именно то, что каждый марсианин должен услышать, особенно я сама. Мне было
неизвестно, что творится вокруг моего дяди в данный момент, и мне очень не
хотелось быть замешанной в какую-нибудь тайную историю, что я почти
отказалась принять ваш образец ткани. Я сказала, что марсианская честь не
позволяет обманывать иноземца. Но теперь... Что сделал этот человек,
Дживес?
- Похитил ребенка вашей родственницы, - ответил я и в какой-то момент
внезапно понял, что Тодер ошибался.
Тодер! Я не думал, что это было возможным! Но старческий возраст,
мирный образ жизни, незаметное существование учителя, постоянное желание
скрыть свои родственные связи - все это вместе и обусловило боязнь
вовлечения общественных учреждений.
- Что?
- Похитил ребенка одной из ваших родственниц, - повторил я.
Меня вдруг осенила блестящая мысль. Зачем Тодер бесполезно тратил
время, детально разрабатывая способ обмана?
- Что вы знаете о девушке по имени Силена?
Лицо Иеты будто окаменело. Ее реакция на этот вопрос подтвердила мою
правоту. Я, казалось, был способен выйти за пределы своего окружения и
дать такую ясную оценку состояния марсианского общества, как и
медведианского или центаврианского.
Наши нормы честного поведения требовали точного выполнения
обязательства перед Питером и Лилит за спасение моей жизни. Мы не запирали
двери от собратьев-марсиан, мы не замыкались в своей культуре больше, чем
другие. У себя дома, на Марсе, я отказывался от веселых кутежей, которым
неоднократно предавался в любом другом месте, и, заводя романы с
медведианскими девушками, я не собирался жениться, сохраняя верность
юношескому обету жениться на Марсе.
Какой образец классического достоинства! Короче говоря, нашу
марсианскую культуру заложили пуританские пионеры, с теми же самыми
достоинствами и недостатками, что были присущи пуританам Новой Англии в
семнадцатом веке.
- Силена? Как вы узнали о ней? Мы не очень гордимся этой ветвью нашей
семьи!
- Вы должны были бы проклясть ее, - сказал я.
Я только сейчас понял, что не в состоянии пожертвовать своими
марсианскими иллюзиями, делающими меня гордым, хотя придется тогда
принести в жертву чертовски много, даже Тодера.
Я чуть не спросил, где аппарат связи, чтобы связаться с Тодером и
объяснить допущенную им ошибку, иначе мы лишимся последнего шанса сделать
больше, чем просто спасти положение, - направить развитие ситуации против
и центавриан, и медведиан. То, что сказал Хоуск, всплыло в моей памяти.
Этот неизвестный Рэглан сказал ему о Дживесе и об образце ткани,
переданном в этот генетический центр, находящийся на противоположной от
Зонда стороне планеты. Как же он мог получить такого рода информацию?
По-видимому, центавриане могли перехватывать сообщения системы связи.
Безопаснее в таком случае вернуться назад в Зонд.
- Возьмите тот образец, который я привез, - сказал я Иете. - Не
спорьте, Дживес не будет требовать анализов, к этому времени мы прервем
общение с ним. Соберите необходимые вещи и идите со мной.
- Но вы должны объяснить. - Она выглядела слегка испуганной.
- Пусть объяснит ваш дядя, - огрызнулся я. - Пойдемте быстрее!

19
- Тодер! Тодер! - кричал я во все горло в доме учителя; рядом стояла
недоумевающая Иета.
Из комнаты слева послышался какой-то шум, я развернулся и, протянув
руку, открыл дверь.
Там был не Тодер, а Лугас.
- Мэлин! - рявкнул он и собрался продолжать, но взглянул мимо меня и
узнал Иету.
Вид его был явно более утомленным и обеспокоенным, чем он старался
показать. Внезапно он пришел в ярость:
- Космос! Что вы здесь делаете! Вы доставили этот генотип для
Дживеса? Все пойдет к черту, если он не получит его, как обещано.
- Он не получит его, - сказала она.
- Что? - лицо Лугаса позеленело. - Но...
- Центаврианин, который, кажется, шпион, внезапно появился и
потребовал, чтобы я отдала ему образец ткани, - вздохнула Иета. - Теперь
говорите вы, Рэй.
Лугас повернулся ко мне.
- Хоуск? - нерешительно выдохнул он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20