– А что случилось?
Снайпер из спецподразделения на мгновение оторвался от оптического прицела и протер тыльной стороной ладони слезящийся правый глаз. Жара стояла – будь здоров. Градусов сто, если не больше. Настоящее пекло. И ни малейшей тени. Хоть бы какое-нибудь облачко. Или туча. Он бы, пожалуй, даже согласился валяться под проливным дождем, чем вот так жариться под белым палящим солнцем. Как лягушка на сковородке, ей богу. Снайпер снова приник к прицелу. Хотя, конечно, что ни говори, а стрелять в такую погоду лучше, чем в дождь. Меньше шансов промахнуться. Горячая размякшая резина облепила глаз, и стрелок почувствовал ее запах. Неприятный, резкий. Казалось бы, он уже должен давным-давно привыкнуть к этой вонище, но нет… Снайпер лежал на бетонном парапете станционной вышки, наблюдая сквозь призму оптического прицела за служебным входом, возле которого сиротливо стояли несколько полицейских машин и бежевый «форд-пикап» с распахнутыми дверцами. Их хозяева растянулись на шершавой подъездной дорожке окровавленные, набитые свинцом. Мертвые.
Три часа назад группа террористов, захвативших обслуживающий персонал станции, заявила, что, если в течение двух часов не будут освобождены их товарищи, заключенные в федеральных тюрьмах, заложники будут расстреляны. По одному каждые пятнадцать минут. До тех пор, пока власти не выполнят их условий. Либо, пока не погибнут все заложники. В этом случае, заявили террористы, они забаррикадируются в здании и взорвут ту его часть, где расположены станционные механизмы, толовыми шашками.
Сперва бандитов попробовала захватить полиция. Эта попытка имела плачевный исход. Тринадцать полицейских погибли, а для того, чтобы их принимали всерьез, террористы застрелили двоих заложников. Два часа истекли пятьдесят семь минут назад. За это время бандиты успели пристрелить еще троих, и с минуты на минуту та же участь могла постичь четвертого. Снайперу было абсолютно наплевать, сколько бандитов нужно освободить из тюрьмы, для того чтобы спасти людей. Что касается лично его, то он бы выпустил этих кретинов из кутузки, притащил сюда, а затем, дождавшись, пока террористы покинут свое убежище, – не вечно же они так будут сидеть – перестрелял бы всех к такой-то матери. Но это он. Начальство же считало иначе. Для них было главным другое – уничтожить террористов, НЕ ВЫПУСКАЯ из тюрьмы НИКОГО. Это мнение стоило восемнадцати жизней. А через минуту этот счет увеличится еще на одного.
Стрелок вздохнул и, сняв на мгновение затекший палец с курка, пошевелил им, давая возможность крови свободно притекать к руке.
– «Седьмой!» – голос в наушнике прозвучал так неожиданно, что снайпер чуть не нажал на курок. – «Седьмой», не двигайся. Они выводят еще одного заложника.
Стрелок быстро положил палец на спусковой крючок и замер, затаив дыхание.
Стальная клепаная дверь дрогнула и медленно поползла в сторону. В паутинке перекрестия появилось белое испуганное лицо заложника. Мужчины средних лет, невысокого роста и довольно плотной комплекции. Руки его были высоко подняты вверх. Прицел давал достаточное увеличение, чтобы стрелок смог разглядеть синеватые губы, трясущуюся нижнюю челюсть и застывшую в глазах обреченность покойника.
Следом за ним из темноты бетонного бункера появился темный силуэт. Террорист был одет в серую куртку и потрепанные джинсы. Лицо его скрывала лыжная шапочка, натянутая до подбородка. Кроме двух прорезей для глаз в ней не было ни одного отверстия.
Снайпер перевел дыхание. Он всадил бы этому ублюдку пулю в лоб так же просто, как человек бьет неподвижно сидящую на стекле муху. Но… Тогда погибли бы остальные заложники.
Террорист сжимал в руках автомат М-16. Он высунулся из-за стальной двери наполовину и резким движением ткнул заложника стволом в спину. Тот сделал два шага вперед, и в ту же секунду прозвучали выстрелы. Сухая трескотня разорвала полуденный зной так же легко, как пули – тело мужчины.
Снайпер видел, как на груди заложника появились черные дыры. Светлая рубашка тут же пропиталась кровью. Ноги мужчины подогнулись, и он, словно во сне, мягко опустился на колени. Руки, все еще поднятые над головой начали медленно сгибаться в локтях. Рот судорожно глотал воздух, словно пытался компенсировать им потерю крови, вытекающей из широких рваных ран. Несколько секунд заложник продолжал стоять на коленях, а затем повалился лицом вперед, будто набитый тряпками мешок.
Террорист быстро юркнул в бункер, захлопнув за собой дверь.
Снайпер глубоко вздохнул и снял палец со спускового крючка.
Все. Продолжение, мать его, через пятнадцать минут.
Негр в белом халате помахал рукой перед лицом унисола, стоящего в колонне первым. Это был крепкий высокий малый, с широкими до удивления скулами и тяжелыми надбровными дугами. Свободный глаз неподвижно смотрел куда-то вперед и вверх. Гарп – так звали негра – усмехнулся. Он вспомнил, как в первый раз увидел унисола. Помнится, ему показалось, что это манекены и у них стеклянные глаза. Да. Смешно сейчас, а тогда он чуть в штаны не наложил со страху. Ей-богу.
– Так. Ну-ка, ну-ка, – Гарп приподнялся и заглянул в объектив. – Как картинка?
Из маленьких наушников, укрепленных на его курчавой голове, донесся резкий, искаженный динамиком голос начальника лаборатории Вудворта.
– Чудовищно отвратительная.
– Очень смешно, – хмыкнул Гарп. – Ну просто верх остроумия. Иди. Вперед.
Последняя фраза адресовалась унисолу. Тот послушно сделал шаг в сторону и побежал к вертолету, в котором разместился передвижной комплекс управления.
Вудворт, сидя перед монитором, наблюдал за Гарпом, глядя на него глазом-камерой следующего универсального солдата.
– Очень смешно, – повторил негр.
Вторым шел здоровенный блондин с лицом питекантропа. Гарпу даже не пришлось вспоминать, где он видел эту рожу. Конечно, в школе. Эта морда красовалась на картинке в учебнике по истории. В разделе первобытного строя. Ну, может, не именно эта, но брат-близнец, точно.
Негр попытался дотянуться до объектива, поднявшись на мыски, но тщетно. В питекантропе было не меньше семи футов роста.
– Нда, – хмыкнул Гарп и спросил в миниатюрный микрофон. – Ну как? Ты меня видишь? Как тебе моя прическа?
– Нормально, – отозвался Вудворт.
– Угу. Иди, – негр посмотрел, как питекантроп потрусил к вертолету.
Двигался он на удивление быстро и легко. – Следующий.
Низенький китаец шагнул вперед, занимая место предыдущего унисола.
– Проверка систем…
– Все в порядке…
– Иди… Так и продолжалось. Унисол убегал, а его место занимал следующий. До тех пор, пока не осталось двое. Первый, молодой симпатичный парень среднего роста, с короткой аккуратной стрижкой. Второй – высокий, с упрямым лицом и желтоватыми звериными глазами. Настоящая гора мускулов.
В тот момент, когда Гарп обследовал первого, с нашивкой "джи-эр'44” на груди, второй – «джи-эр'13» – вдруг быстро покосился на него желтым глазом.
Если бы негр заметил это движение, он тут же сообщил бы Вудворту, но – к сожалению – Гарп этого не видел. Растянув рот в белозубой улыбке, он хлопнул 44-го по крепкой груди и приказал:
– Иди.
Унисол послушно побежал к вертолету.
Когда Гарп занялся 13-м, тот уже неподвижно смотрел в удаляющуюся широкую спину «джи-эр'44».
Темно-синий «додж» подъехал к стоящим поперек дороги заградительным стойкам. Ронни Робертс, ведущая канала новостей телекомпании «Си-Эн-Эн», опустила стекло и, выставив из окна тонкую изящную руку, с зажатой в длинных пальцах сигаретой, нетерпеливо нажала на клаксон.
Истошные визгливые вопли «доджа», казалось, услышала вся округа.
Ронни посмотрела на безразлично стоящего за ограждением полицейского и нажала на клаксон еще раз.
"Черт, ну что за день, – подумала она. – Скачала у этой колымаги кончается бензин, и она полчаса стоит у обочины, размахивая руками, как ветряная мельница. Потом эта чертова пробка. Теперь кретин в полицейской форме. Он уснул, что ли?”
Девушка высунулась из окна и закричала охраннику:
– Эй, офицер?!
Тот лениво отлепился от заграждения, лениво выпрямился и, лениво пережевывая «бабл-гам», – этот идиот, наверное, целую упаковку затолкал себе в пасть, – лениво процедил:
– Стойте, стойте, мэм.
Ну вот еще не хватало. У нее эфир через четыре минуты, а этот безразличный козел даже не подойдет посмотреть на удостоверение.
Чарльз и так уже три раза намекал, что руководство недовольно, и –того и гляди – вышибет ее коленом под зад. А уж Чарльз зря не станет болтать. И раз он говорит, значит, дела у крошки Ронни и правда хреновые. И Чарльз шкуру с нее спустит, если через три… Нет, две минуты она не будет стоять перед камерой. Черт.
Ронни сняла солнцезащитные очки – он всегда поступала так, если ей нужно было добиться положительного ответа от мужчины, – и, улыбнувшись своей самой лучшей голливудской улыбкой, пропела:
– О'кей, офицер. Я – пресса, – Ронни достала из сумочки упакованное в прозрачный пластик удостоверение и протянула полицейскому. – Меня ждут там.
Она кивнула в сторону белеющей внизу громады электростанции.
Теперь полицейский уже не выглядел ленивым. Движения его стали нарочито ловкими, как у киношного супермена.
Он быстро сплюнул розовый комок резинки в сторону и зашагал к «доджу». Руки его расслаблено замерли у пояса, словно он приготовился выхватить «кольт» и открыть огонь по всему, что движется.
Ну ни дать, ни взять, ковбой из вестерна.
Было бы это в другое время, Ронни бы расхохоталась, но сейчас она лишь продолжала улыбаться.
Полицейский взял из ее пальцев удостоверение и повертел в руках. Но глаза его смотрели не на синюю карточку. Они изучали лицо девушки. Наконец, офицер кивнул.
– О'кей. Проезжайте.
– Спасибо, офицер. – Ронни улыбнулась еще очаровательней и, миновав шлагбаум, выжала акселератор до отказа. «Додж» послушно рванулся вперед, полетев вниз по крутому спуску, синей, поблескивающей на солнце стрелой.
Вертолет даже не сбавил скорость. Он так и продолжал лететь над ровной темно-зеленой гладью озера.
Впереди находилась электростанция. Там вода обрушивается вниз с пятидесятиметровой высоты, теряя свое спокойствие, рассерженная, бурлящая, пенящаяся грязно-серыми барашками. Из светло-лазурной она становилась темно-зеленой, мутной, как лужа после первого весеннего дождя. Такой ее делают тонны ила, поднятые со дна быстрым течением. Именно туда и направятся унисолы. ТАМ один из самых сложных этапов операции. Они практически ничего не смогут видеть в мутной воде, течение будет стараться увлечь их за собой, утопить, смыть. Затянуть в смертельную мясорубку стальных лопастей ротационных машин.
Полковнику Уильяму Перри очень хотелось верить, что унисолы пройдут этот участок без потерь.
– Мы над ди-зи, – закричал пилот, поворачивая голову.
– Хук-ап! Приготовились! – полковник смотрел, как унисолы поднялись и быстро выстроились в две колонны по пять человек.
– Первая пара, пошли!
Две фигуры спокойно шагнули в раскрытый люк.
– Пошли! Пошли! Пошли!
Пара за парой унисолы исчезали в проеме двери.
– Пошли!
Полковник быстро подошел к люку и посмотрел вниз. Две серебристые фигуры падали в подернутую мелкой рябью тарелку озера, как длинные бомбы. Вот они коснулись воды и моментально пропали из виду. Вертолет еще больше увеличил скорость и, заваливаясь на бок, пошел к быстро приближающейся береговой полосе.
Террорист поднял портативную рацию и нажал кнопку «вызова».
– «Второй».
– Все чисто, – отозвался в динамике хриплый голос.
– Давай, смотри в оба.
В отличие от остальных на нем не было вязаной шапочки. Этот человек не боялся, что его узнают. Он даже хотел этого. Его физиономия давным-давно была известна агентам ФБР, и сейчас Джозеф Мария Лопес работал на авторитет. Честно говоря, ему даже не особенно были нужны те, чьего освобождения он добивался, уничтожая других людей. Пусть говорят, что он, Джозеф Лопес, ненормальный, ему плевать. Его план работает, а это главное. Пока власти не очень чешутся, но посмотрим, что они запоют, когда ребята прикончат еще парочку из этих вонючих недоноском. Скажем, вон того, косоглазого с его подружкой. Точно. Они и умрут следующими. Он с детства ненавидел всех этих китайцев, вьетнамцев, корейцев. Но еще больше он, Джозеф Лопес, ненавидит ублюдочных ниггеров. Жирных, потных, грязных черномазых. Как тот, что сидит в углу. Он, наверное, уже обмочился со страха. Это небось от него воняет мочой и потом. Да. Ниггеры всегда воняют мочой и потом. Потому что они боятся, что их пристрелят такие парни, как он, Джозеф Лопес. Ха-ха. Точно, он умрет первым. За ним узкоглазые. Потом… Потом… То-то парни будут уважать его, когда их привезут из тюряги, и они узнают, КТО помог им освободиться. И КТО сдох ради этого. Парочка странных ублюдочных макаронников, ниггер, двое желтопузых да десяток говенных копов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Снайпер из спецподразделения на мгновение оторвался от оптического прицела и протер тыльной стороной ладони слезящийся правый глаз. Жара стояла – будь здоров. Градусов сто, если не больше. Настоящее пекло. И ни малейшей тени. Хоть бы какое-нибудь облачко. Или туча. Он бы, пожалуй, даже согласился валяться под проливным дождем, чем вот так жариться под белым палящим солнцем. Как лягушка на сковородке, ей богу. Снайпер снова приник к прицелу. Хотя, конечно, что ни говори, а стрелять в такую погоду лучше, чем в дождь. Меньше шансов промахнуться. Горячая размякшая резина облепила глаз, и стрелок почувствовал ее запах. Неприятный, резкий. Казалось бы, он уже должен давным-давно привыкнуть к этой вонище, но нет… Снайпер лежал на бетонном парапете станционной вышки, наблюдая сквозь призму оптического прицела за служебным входом, возле которого сиротливо стояли несколько полицейских машин и бежевый «форд-пикап» с распахнутыми дверцами. Их хозяева растянулись на шершавой подъездной дорожке окровавленные, набитые свинцом. Мертвые.
Три часа назад группа террористов, захвативших обслуживающий персонал станции, заявила, что, если в течение двух часов не будут освобождены их товарищи, заключенные в федеральных тюрьмах, заложники будут расстреляны. По одному каждые пятнадцать минут. До тех пор, пока власти не выполнят их условий. Либо, пока не погибнут все заложники. В этом случае, заявили террористы, они забаррикадируются в здании и взорвут ту его часть, где расположены станционные механизмы, толовыми шашками.
Сперва бандитов попробовала захватить полиция. Эта попытка имела плачевный исход. Тринадцать полицейских погибли, а для того, чтобы их принимали всерьез, террористы застрелили двоих заложников. Два часа истекли пятьдесят семь минут назад. За это время бандиты успели пристрелить еще троих, и с минуты на минуту та же участь могла постичь четвертого. Снайперу было абсолютно наплевать, сколько бандитов нужно освободить из тюрьмы, для того чтобы спасти людей. Что касается лично его, то он бы выпустил этих кретинов из кутузки, притащил сюда, а затем, дождавшись, пока террористы покинут свое убежище, – не вечно же они так будут сидеть – перестрелял бы всех к такой-то матери. Но это он. Начальство же считало иначе. Для них было главным другое – уничтожить террористов, НЕ ВЫПУСКАЯ из тюрьмы НИКОГО. Это мнение стоило восемнадцати жизней. А через минуту этот счет увеличится еще на одного.
Стрелок вздохнул и, сняв на мгновение затекший палец с курка, пошевелил им, давая возможность крови свободно притекать к руке.
– «Седьмой!» – голос в наушнике прозвучал так неожиданно, что снайпер чуть не нажал на курок. – «Седьмой», не двигайся. Они выводят еще одного заложника.
Стрелок быстро положил палец на спусковой крючок и замер, затаив дыхание.
Стальная клепаная дверь дрогнула и медленно поползла в сторону. В паутинке перекрестия появилось белое испуганное лицо заложника. Мужчины средних лет, невысокого роста и довольно плотной комплекции. Руки его были высоко подняты вверх. Прицел давал достаточное увеличение, чтобы стрелок смог разглядеть синеватые губы, трясущуюся нижнюю челюсть и застывшую в глазах обреченность покойника.
Следом за ним из темноты бетонного бункера появился темный силуэт. Террорист был одет в серую куртку и потрепанные джинсы. Лицо его скрывала лыжная шапочка, натянутая до подбородка. Кроме двух прорезей для глаз в ней не было ни одного отверстия.
Снайпер перевел дыхание. Он всадил бы этому ублюдку пулю в лоб так же просто, как человек бьет неподвижно сидящую на стекле муху. Но… Тогда погибли бы остальные заложники.
Террорист сжимал в руках автомат М-16. Он высунулся из-за стальной двери наполовину и резким движением ткнул заложника стволом в спину. Тот сделал два шага вперед, и в ту же секунду прозвучали выстрелы. Сухая трескотня разорвала полуденный зной так же легко, как пули – тело мужчины.
Снайпер видел, как на груди заложника появились черные дыры. Светлая рубашка тут же пропиталась кровью. Ноги мужчины подогнулись, и он, словно во сне, мягко опустился на колени. Руки, все еще поднятые над головой начали медленно сгибаться в локтях. Рот судорожно глотал воздух, словно пытался компенсировать им потерю крови, вытекающей из широких рваных ран. Несколько секунд заложник продолжал стоять на коленях, а затем повалился лицом вперед, будто набитый тряпками мешок.
Террорист быстро юркнул в бункер, захлопнув за собой дверь.
Снайпер глубоко вздохнул и снял палец со спускового крючка.
Все. Продолжение, мать его, через пятнадцать минут.
Негр в белом халате помахал рукой перед лицом унисола, стоящего в колонне первым. Это был крепкий высокий малый, с широкими до удивления скулами и тяжелыми надбровными дугами. Свободный глаз неподвижно смотрел куда-то вперед и вверх. Гарп – так звали негра – усмехнулся. Он вспомнил, как в первый раз увидел унисола. Помнится, ему показалось, что это манекены и у них стеклянные глаза. Да. Смешно сейчас, а тогда он чуть в штаны не наложил со страху. Ей-богу.
– Так. Ну-ка, ну-ка, – Гарп приподнялся и заглянул в объектив. – Как картинка?
Из маленьких наушников, укрепленных на его курчавой голове, донесся резкий, искаженный динамиком голос начальника лаборатории Вудворта.
– Чудовищно отвратительная.
– Очень смешно, – хмыкнул Гарп. – Ну просто верх остроумия. Иди. Вперед.
Последняя фраза адресовалась унисолу. Тот послушно сделал шаг в сторону и побежал к вертолету, в котором разместился передвижной комплекс управления.
Вудворт, сидя перед монитором, наблюдал за Гарпом, глядя на него глазом-камерой следующего универсального солдата.
– Очень смешно, – повторил негр.
Вторым шел здоровенный блондин с лицом питекантропа. Гарпу даже не пришлось вспоминать, где он видел эту рожу. Конечно, в школе. Эта морда красовалась на картинке в учебнике по истории. В разделе первобытного строя. Ну, может, не именно эта, но брат-близнец, точно.
Негр попытался дотянуться до объектива, поднявшись на мыски, но тщетно. В питекантропе было не меньше семи футов роста.
– Нда, – хмыкнул Гарп и спросил в миниатюрный микрофон. – Ну как? Ты меня видишь? Как тебе моя прическа?
– Нормально, – отозвался Вудворт.
– Угу. Иди, – негр посмотрел, как питекантроп потрусил к вертолету.
Двигался он на удивление быстро и легко. – Следующий.
Низенький китаец шагнул вперед, занимая место предыдущего унисола.
– Проверка систем…
– Все в порядке…
– Иди… Так и продолжалось. Унисол убегал, а его место занимал следующий. До тех пор, пока не осталось двое. Первый, молодой симпатичный парень среднего роста, с короткой аккуратной стрижкой. Второй – высокий, с упрямым лицом и желтоватыми звериными глазами. Настоящая гора мускулов.
В тот момент, когда Гарп обследовал первого, с нашивкой "джи-эр'44” на груди, второй – «джи-эр'13» – вдруг быстро покосился на него желтым глазом.
Если бы негр заметил это движение, он тут же сообщил бы Вудворту, но – к сожалению – Гарп этого не видел. Растянув рот в белозубой улыбке, он хлопнул 44-го по крепкой груди и приказал:
– Иди.
Унисол послушно побежал к вертолету.
Когда Гарп занялся 13-м, тот уже неподвижно смотрел в удаляющуюся широкую спину «джи-эр'44».
Темно-синий «додж» подъехал к стоящим поперек дороги заградительным стойкам. Ронни Робертс, ведущая канала новостей телекомпании «Си-Эн-Эн», опустила стекло и, выставив из окна тонкую изящную руку, с зажатой в длинных пальцах сигаретой, нетерпеливо нажала на клаксон.
Истошные визгливые вопли «доджа», казалось, услышала вся округа.
Ронни посмотрела на безразлично стоящего за ограждением полицейского и нажала на клаксон еще раз.
"Черт, ну что за день, – подумала она. – Скачала у этой колымаги кончается бензин, и она полчаса стоит у обочины, размахивая руками, как ветряная мельница. Потом эта чертова пробка. Теперь кретин в полицейской форме. Он уснул, что ли?”
Девушка высунулась из окна и закричала охраннику:
– Эй, офицер?!
Тот лениво отлепился от заграждения, лениво выпрямился и, лениво пережевывая «бабл-гам», – этот идиот, наверное, целую упаковку затолкал себе в пасть, – лениво процедил:
– Стойте, стойте, мэм.
Ну вот еще не хватало. У нее эфир через четыре минуты, а этот безразличный козел даже не подойдет посмотреть на удостоверение.
Чарльз и так уже три раза намекал, что руководство недовольно, и –того и гляди – вышибет ее коленом под зад. А уж Чарльз зря не станет болтать. И раз он говорит, значит, дела у крошки Ронни и правда хреновые. И Чарльз шкуру с нее спустит, если через три… Нет, две минуты она не будет стоять перед камерой. Черт.
Ронни сняла солнцезащитные очки – он всегда поступала так, если ей нужно было добиться положительного ответа от мужчины, – и, улыбнувшись своей самой лучшей голливудской улыбкой, пропела:
– О'кей, офицер. Я – пресса, – Ронни достала из сумочки упакованное в прозрачный пластик удостоверение и протянула полицейскому. – Меня ждут там.
Она кивнула в сторону белеющей внизу громады электростанции.
Теперь полицейский уже не выглядел ленивым. Движения его стали нарочито ловкими, как у киношного супермена.
Он быстро сплюнул розовый комок резинки в сторону и зашагал к «доджу». Руки его расслаблено замерли у пояса, словно он приготовился выхватить «кольт» и открыть огонь по всему, что движется.
Ну ни дать, ни взять, ковбой из вестерна.
Было бы это в другое время, Ронни бы расхохоталась, но сейчас она лишь продолжала улыбаться.
Полицейский взял из ее пальцев удостоверение и повертел в руках. Но глаза его смотрели не на синюю карточку. Они изучали лицо девушки. Наконец, офицер кивнул.
– О'кей. Проезжайте.
– Спасибо, офицер. – Ронни улыбнулась еще очаровательней и, миновав шлагбаум, выжала акселератор до отказа. «Додж» послушно рванулся вперед, полетев вниз по крутому спуску, синей, поблескивающей на солнце стрелой.
Вертолет даже не сбавил скорость. Он так и продолжал лететь над ровной темно-зеленой гладью озера.
Впереди находилась электростанция. Там вода обрушивается вниз с пятидесятиметровой высоты, теряя свое спокойствие, рассерженная, бурлящая, пенящаяся грязно-серыми барашками. Из светло-лазурной она становилась темно-зеленой, мутной, как лужа после первого весеннего дождя. Такой ее делают тонны ила, поднятые со дна быстрым течением. Именно туда и направятся унисолы. ТАМ один из самых сложных этапов операции. Они практически ничего не смогут видеть в мутной воде, течение будет стараться увлечь их за собой, утопить, смыть. Затянуть в смертельную мясорубку стальных лопастей ротационных машин.
Полковнику Уильяму Перри очень хотелось верить, что унисолы пройдут этот участок без потерь.
– Мы над ди-зи, – закричал пилот, поворачивая голову.
– Хук-ап! Приготовились! – полковник смотрел, как унисолы поднялись и быстро выстроились в две колонны по пять человек.
– Первая пара, пошли!
Две фигуры спокойно шагнули в раскрытый люк.
– Пошли! Пошли! Пошли!
Пара за парой унисолы исчезали в проеме двери.
– Пошли!
Полковник быстро подошел к люку и посмотрел вниз. Две серебристые фигуры падали в подернутую мелкой рябью тарелку озера, как длинные бомбы. Вот они коснулись воды и моментально пропали из виду. Вертолет еще больше увеличил скорость и, заваливаясь на бок, пошел к быстро приближающейся береговой полосе.
Террорист поднял портативную рацию и нажал кнопку «вызова».
– «Второй».
– Все чисто, – отозвался в динамике хриплый голос.
– Давай, смотри в оба.
В отличие от остальных на нем не было вязаной шапочки. Этот человек не боялся, что его узнают. Он даже хотел этого. Его физиономия давным-давно была известна агентам ФБР, и сейчас Джозеф Мария Лопес работал на авторитет. Честно говоря, ему даже не особенно были нужны те, чьего освобождения он добивался, уничтожая других людей. Пусть говорят, что он, Джозеф Лопес, ненормальный, ему плевать. Его план работает, а это главное. Пока власти не очень чешутся, но посмотрим, что они запоют, когда ребята прикончат еще парочку из этих вонючих недоноском. Скажем, вон того, косоглазого с его подружкой. Точно. Они и умрут следующими. Он с детства ненавидел всех этих китайцев, вьетнамцев, корейцев. Но еще больше он, Джозеф Лопес, ненавидит ублюдочных ниггеров. Жирных, потных, грязных черномазых. Как тот, что сидит в углу. Он, наверное, уже обмочился со страха. Это небось от него воняет мочой и потом. Да. Ниггеры всегда воняют мочой и потом. Потому что они боятся, что их пристрелят такие парни, как он, Джозеф Лопес. Ха-ха. Точно, он умрет первым. За ним узкоглазые. Потом… Потом… То-то парни будут уважать его, когда их привезут из тюряги, и они узнают, КТО помог им освободиться. И КТО сдох ради этого. Парочка странных ублюдочных макаронников, ниггер, двое желтопузых да десяток говенных копов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43