».
Тренер, секундировавший ему в этом спарринге, снял с шеи белое полотенце, подошел к канатам и вытер Рюмину лицо.
— Шеф разыскивает, — громко, чтобы все слышали, сказал он. И добавил — уже тише, для одного только Рюмина. — Хочет срочно тебя видеть… Живым и невредимым.
Безусловно, это была уважительная причина, чтобы остановить бой. Никто бы не посмел упрекнуть тренера. Завсегдатаи боксерского зала знали, что такое служба. Капитана Рюмина, опера МУРа, разыскивал начальник его отдела. Противник прекрасно это понимал. Бой не закончен. Он просто перенесен.
Рюмин кивком поблагодарил противника, зубами развязал перчатки и поплелся в раздевалку. Снял насквозь мокрую майку, трусы, плавки и встал под душ.
Горячие тугие струи обжигали тело, били по коричневому расколотому кафелю и, закручиваясь, убегали в сток. Душевая наполнилась белыми клубами пара. Рюмин стоял, уперевшись руками в стену, до тех пор, пока мог выдержать. Потом закрутил кран горячей воды и на полную мощность врубил холодную.
Здесь все было как двадцать и тридцать лет назад. Старые облупившиеся стены, протекающие краны, в туалете на сливном бачке — треснувшая и заклеенная скотчем крышка.
Три минуты — они для всех три минуты. Пот бойцов пахнет одинаково. Неравенство начиналось за дверью, на улице: одни приезжали на новеньких сверкающих иномарках, другие — на подержанных, Рюмин добирался на потрепанной «восьмерке», некоторые и вовсе тащились на метро. Но в раздевалке, душевой и на ринге все были равны. Непреложный закон, покоившийся на прочном фундаменте: крепких подзатыльниках Шелягина.
Никто не знал толком, сколько ему лет. Кто-то говорил — семьдесят, кто-то утверждал, что почти восемьдесят. Это не имело значения: тренер был всегда и, казалось, всегда будет. Он был вечен, как сам бокс.
Наверное, потому и ходили сюда его ученики — погрузневшие, полысевшие, обросшие семьями и проблемами, заматеревшие в чинах и хлебнувшие всякого лиха, — что хотели воочию убедиться: кое-где настоящие мужские ценности остались вечными. Неважно, на чем ты приехал. Надевай перчатки и дуй на ринг: покажи, чего стоишь на самом деле!
Рюмин выключил воду. Ноющая боль немного утихла. Она покрывала тело пятнами; он чувствовал ее, как дырявую одежду. В некоторых местах мышцы пульсировали, кожа покраснела и вздулась. Через пару часов там будут синяки, но это не то, о чем стоило беспокоиться. Рюмина волновало другое.
Он выдыхался. Все-таки сорок лет — возраст для бокса опасный. Предельный. Хочется сбавить обороты и красиво уйти, но как правильно определить момент, когда уже пора? Даже великие профессионалы не всегда могли это сделать.
— Может, тебе сняться с соревнований? — услышал он голос Шелягина.
Тренер сидел на лавочке. Железный шкаф для одежды скрывал его фигуру. Рюмин снял с крючка полотенце.
— Что, никаких шансов, Юрий Иванович? Шелягин встал и подошел к нему.
— Шансы есть. Но их мало. На первенстве общества соберутся молодые сильные ребята. Может, ты и пройдешь первый круг. Может, повезет, и выйдешь в четвертьфинал… Но потом…
Рюмин энергично растирал тело полотенцем. Дешевый китайский текстиль отказывался впитывать воду, капли скатывались с материи, словно та была намазана гусиным жиром.
Плоский живот в шашечках мускулов, литые тяжелые плечи, широкая грудь и мощная спина, — это все в активе. В пассиве — утраченная скорость и замедленная реакция. В восемнадцать лет ее было на полный рубль, к сорока осталось, дай бог, на пятнадцать копеек…
— Не комплексуй, Сережа, — голос Шелягина стал мягким, сочувственным, и Рюмин ненавидел его за это. — Ты — здоровый молодой мужик. Можешь хватать своих убийц и насильников пачками. Ловить пули зубами и сплевывать их в ладонь, как арбузные косточки. Но… На первенстве будут сильные бойцы. Лучше бы тебе сняться из основной группы и заявиться среди ветеранов. Возраст позволяет. Ты подумай.
Рюмин бросил полотенце в сумку и стал одеваться. Черная обтягивающая футболка, черные вельветовые джинсы и черный же грубой вязки свитер. Все черное, включая ботинки на рифленой подошве и кожаный френч. Вот только волосы — с обильной проседью, и щетина — словно щеки солью с перцем присыпали.
Он достал из кармана мобильный, взглянул на дисплей. Три неотвеченных вызова с разницей в пять минут. Все — от шефа, начальника отдела по расследованию убийств, полковника Надточия Андрея Геннадьевича.
«И чего ему так приспичило?» — вяло подумал Рюмин, хотя заранее знал ответ. Зачем мог потребоваться капитан Рюмин воскресным вечером? Не на дискотеку же его собирались пригласить!
— Значит, шансов мало, Юрий Иванович?
— Мало, — подтвердил Шелягин.
— Но они есть?
— Шансы всегда есть, — изрек мудрый тренер.
— И раунды — по две минуты?
— Ну да. Это же любительские соревнования, — с презрением сказал наставник.
— Отлично! — Рюмин накинул френч, убрал мобильный в карман. — Значит, буду драться! В основной группе.
Его ответ не расстроил и даже не удивил тренера. Возможно, он другого и не ожидал.
— Ладно, — кивнул Шелягин. — Тренировка во вторник, в шесть. Не опаздывай!
— До свидания, Юрий Иванович.
Рюмин вышел из раздевалки в коридор. Он шагал, нащупывая ключи от машины, и думал, что рано списывать себя со счетов. Ну что такое сорок лет? В конце концов, ему пока тридцать девять.
Оптика дальномера немного помутнела, но стволы главного калибра еще не разношены и пороховой погреб не опустел. Сигнальщик, отложи-ка на время «Погибаю, но не сдаюсь». Поднять «атакую»!
А китель… Застегнут на все пуговицы, и кокарда строго посередине лба. Нужно быть готовым. Ко всему.***
…В том числе и к приказу шефа, звучавшему весьма недвусмысленно: забыть про законный выходной (который все равно, кроме как тренировочным поединком, заполнить нечем) и отправляться «по адресу».
— Что там? — спросил Рюмин, выруливая со стоянки.
— Рождественская распродажа! — огрызнулся в мобильный обычно благодушный Надточий. Подобный ответ начальника означал крайнюю степень раздражения. — Меня самого выдернули из дома и целый час терзают звонками. Знал бы ты, что за люди звонят — я уже устал вытягиваться во фрунт и кричать: «Слушаюсь!». Из министерства, из мэрии, из Государственной Думы, — отовсюду. Один Папа Римский что-то запаздывает!
— Может, он скинул эсэмэску? — предположил Рюмин.
— Я проверю, — ответил Надточий. — Как бы там ни было, у районного отдела это дело забрали. Заниматься придется нам. То есть, — уточнил он, — тебе.
— Прекрасная возможность для начала блестящей карьеры! — не удержался Рюмин. — Поверьте, я ее не упущу! Премного вам благодарен.
— Я распорядился, чтобы тело не забирали до твоего прихода, — сказал шеф. — Но ты все же поторопись.
— У меня под педалью — семьдесят пять лошадей. И овса — полный бак. Через пятнадцать минут буду на месте.
Рюмин нажал «отбой» и вдавил акселератор в пол. В воскресенье в шесть часов вечера на дорогах не так оживленно. Он должен успеть.
3
Рюмину пришлось постараться, чтобы втиснуть машину перед подъездом жилого дома на Тимирязевской улице. Путь перегородила белая «Газель» с синими полосами на борту, рядом с ней притулились «шестерка» патрульно-постовой службы и черная «Волга» с голубыми милицейскими номерами.
«Гости съехались, и праздник идет полным ходом, — подумал капитан. — Не хватает только именинника — задуть свечи на пироге. Можете не расстраиваться, я уже здесь. Приехал отдуваться».
Он поднялся на шестой этаж. Дверь с табличкой «57» была широко распахнута, туда-сюда ходили люди в форме. Рюмин давно уже не мог припомнить такой суеты и неразберихи.
На капитана никто не обращал внимания. Все были заняты своим делом.
Рюмин увидел старшего лейтенанта с папкой из коричневого кожзаменителя под мышкой, подошел к нему и показал служебное удостоверение.
— Наконец-то, — обрадовался старший лейтенант и представился: — Участковый Свиридов. Я введу вас в курс дела.
Он попросил коллег покинуть место происшествия, и его просьба была встречена с пониманием и видимым облегчением. Участковый провел Рюмина через маленькую прихожую и остановился на пороге спальни. Рюмин быстрым взглядом окинул комнату. Сердце наполнилось тоскливой пустотой.
На кровати лежало обнаженное тело девушки. Она была молода и красива, и оттого ее смерть выглядела еще более ужасной.
Белое шелковое белье, пушистый бежевый ковер, стены над изголовьем и платяной шкаф, — все было залито и забрызгано кровью. Изящная шея девушки была неестественно вывернута, и на ней зияла страшная рана, обнажая синеватые хрящевые кольца трахеи.
— Скорее всего, смерть наступила во время полового акта… — стал пояснять Свиридов, но Рюмин перебил.
— Как ее зовут?
Участковый порылся в бумагах.
— Лапина. Оксана Витальевна. Тело обнаружила…
Рюмин поднял руку, призывая его помолчать.
— Лапина… Оксана Витальевна… — медленно повторил он, приближаясь к кровати.
По мере того как он подходил ближе, взору его открывалась пугающая картина: Рюмин увидел раны на теле девушки. Поперек живота тянулись три неглубоких пореза; три таких же пореза, но расположенных продольно, проходили между белых, словно высеченных из мрамора, грудей.
Опыт подсказывал Рюмину, что девушка погибла около суток назад: тело успело остыть и потерять упругость. Из него ушла жизнь — но даже мертвое, оно было очень красивым.
Капитан осмотрел запястья и щиколотки и не нашел ни синяков, ни следов от веревок. Бесспорно, порезы были нанесены еще при жизни; вокруг ран бурой коркой запеклась кровь. Если бы убийца глумился над трупом, раны были бы бескровными.
— Есть перчатки, лейтенант? — спросил Рюмин.
Тот пожал плечами.
— У меня — нет. Может, у кого из ребят…
— Принеси, пожалуйста, — сказал Рюмин. Он вышел на середину спальни и опустился на колени. Длинные ворсинки ковра были примяты множеством ботинок. Разобрать, какие из следов принадлежат убийце, не представлялось никакой возможности.
Рюмин покачал головой и встал.
— А это что? — вслух спросил он.
На стене, над изголовьем, кровью была нарисована большая буква «М». Капитан пригляделся. Линии нигде не прерывались и на всем протяжении были одинаковой ширины. Следовательно, тот, кто это начертил, был спокоен.
— …и чувствовал себя в безопасности, — прошептал Рюмин.
— Что вы сказали? — послышалось над ухом — Рюмин так увлекся, что не заметил, как вернулся участковый.
— Да нет, ничего.
Капитан натянул перчатки, тугие резинки громко щелкнули, охватывая запястья.
— Кем она была? — спросил Рюмин.
— Моделью в одном из агентств, — ответил Свиридов. Он многозначительно поднял палец, показывая в потолок. — Наверняка чья-то пассия…
— Оставим догадки. Ограничимся фактами, — прервал его капитан, не желая развивать эту тему.
Наверное, убитая была чьей-то любовницей. Это было очевидно — иначе Надточия не стали бы вызывать в отдел, а шеф не стал бы разыскивать Рюмина. Но так же очевидно было и другое — кем бы она ни была, девушка не заслуживала такой участи.
В комнату вошел высокий парень в кожаной потертой куртке. В руках он держал профессиональный «Никон». Парень улыбнулся Рюмину, довольно бесцеремонно вышел на середину ковра и начал делать снимки.
Рюмин махнул рукой — все равно следы уже затоптаны, пусть работает.
— Возьми крупным планом порезы и букву на стене, — распорядился капитан.
Парень кивнул.
Рюмин подошел к шкафу. На полированной поверхности виднелись следы порошка для снятия отпечатков. Капитан открыл дверцы.
Одежда, аккуратно висевшая на плечиках, разительно контрастировала с довольно бедной обстановкой квартиры. Платья, костюмы и блузки смотрелись роскошно и явно были сшиты на заказ. По крайней мере, Рюмин не нашел ни одной фабричной этикетки.
Блеск и нищета. Фасад и изнанка. Девушка, носившая дорогие наряды, ютилась в скромной однокомнатной квартире.
— Она здесь прописана? — спросил Рюмин.
— Нет, снимала, — ответил участковый. — Уже два года. А прописана в Тюмени.
— Понятно.
Капитан еще раз осмотрел спальню. Больше здесь делать нечего. Широкая кровать, платяной шкаф, телевизор и компьютер в углу, — вот и вся мебель.
— Ни следов, ни улик, — сказал Рюмин.
— Ошибаетесь, — улыбнулся участковый. — В ванной, на зеркале — отличный отпечаток. Четкий, неразмазанный! Заглядение!
— А ну-ка, — Рюмин, сопровождаемый лейтенантом, направился в ванную комнату.
На зеркале, над раковиной, действительно стоял кровавый след пальца — вызывающий и демонстративный, как и буква «М» над изголовьем.
— Рано или поздно… — сказал Свиридов, потирая ладони.
— Думаю, его нет в картотеке, — остудил его энтузиазм Рюмин.
— А вдруг? — с надеждой спросил лейтенант.
Рюмин махнул рукой. Сейчас его больше интересовала сама ванна.
Капитан отдернул пластиковую занавеску: по ее нижнему краю, то прерываясь, то появляясь вновь, шла бледно-розовая полоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Тренер, секундировавший ему в этом спарринге, снял с шеи белое полотенце, подошел к канатам и вытер Рюмину лицо.
— Шеф разыскивает, — громко, чтобы все слышали, сказал он. И добавил — уже тише, для одного только Рюмина. — Хочет срочно тебя видеть… Живым и невредимым.
Безусловно, это была уважительная причина, чтобы остановить бой. Никто бы не посмел упрекнуть тренера. Завсегдатаи боксерского зала знали, что такое служба. Капитана Рюмина, опера МУРа, разыскивал начальник его отдела. Противник прекрасно это понимал. Бой не закончен. Он просто перенесен.
Рюмин кивком поблагодарил противника, зубами развязал перчатки и поплелся в раздевалку. Снял насквозь мокрую майку, трусы, плавки и встал под душ.
Горячие тугие струи обжигали тело, били по коричневому расколотому кафелю и, закручиваясь, убегали в сток. Душевая наполнилась белыми клубами пара. Рюмин стоял, уперевшись руками в стену, до тех пор, пока мог выдержать. Потом закрутил кран горячей воды и на полную мощность врубил холодную.
Здесь все было как двадцать и тридцать лет назад. Старые облупившиеся стены, протекающие краны, в туалете на сливном бачке — треснувшая и заклеенная скотчем крышка.
Три минуты — они для всех три минуты. Пот бойцов пахнет одинаково. Неравенство начиналось за дверью, на улице: одни приезжали на новеньких сверкающих иномарках, другие — на подержанных, Рюмин добирался на потрепанной «восьмерке», некоторые и вовсе тащились на метро. Но в раздевалке, душевой и на ринге все были равны. Непреложный закон, покоившийся на прочном фундаменте: крепких подзатыльниках Шелягина.
Никто не знал толком, сколько ему лет. Кто-то говорил — семьдесят, кто-то утверждал, что почти восемьдесят. Это не имело значения: тренер был всегда и, казалось, всегда будет. Он был вечен, как сам бокс.
Наверное, потому и ходили сюда его ученики — погрузневшие, полысевшие, обросшие семьями и проблемами, заматеревшие в чинах и хлебнувшие всякого лиха, — что хотели воочию убедиться: кое-где настоящие мужские ценности остались вечными. Неважно, на чем ты приехал. Надевай перчатки и дуй на ринг: покажи, чего стоишь на самом деле!
Рюмин выключил воду. Ноющая боль немного утихла. Она покрывала тело пятнами; он чувствовал ее, как дырявую одежду. В некоторых местах мышцы пульсировали, кожа покраснела и вздулась. Через пару часов там будут синяки, но это не то, о чем стоило беспокоиться. Рюмина волновало другое.
Он выдыхался. Все-таки сорок лет — возраст для бокса опасный. Предельный. Хочется сбавить обороты и красиво уйти, но как правильно определить момент, когда уже пора? Даже великие профессионалы не всегда могли это сделать.
— Может, тебе сняться с соревнований? — услышал он голос Шелягина.
Тренер сидел на лавочке. Железный шкаф для одежды скрывал его фигуру. Рюмин снял с крючка полотенце.
— Что, никаких шансов, Юрий Иванович? Шелягин встал и подошел к нему.
— Шансы есть. Но их мало. На первенстве общества соберутся молодые сильные ребята. Может, ты и пройдешь первый круг. Может, повезет, и выйдешь в четвертьфинал… Но потом…
Рюмин энергично растирал тело полотенцем. Дешевый китайский текстиль отказывался впитывать воду, капли скатывались с материи, словно та была намазана гусиным жиром.
Плоский живот в шашечках мускулов, литые тяжелые плечи, широкая грудь и мощная спина, — это все в активе. В пассиве — утраченная скорость и замедленная реакция. В восемнадцать лет ее было на полный рубль, к сорока осталось, дай бог, на пятнадцать копеек…
— Не комплексуй, Сережа, — голос Шелягина стал мягким, сочувственным, и Рюмин ненавидел его за это. — Ты — здоровый молодой мужик. Можешь хватать своих убийц и насильников пачками. Ловить пули зубами и сплевывать их в ладонь, как арбузные косточки. Но… На первенстве будут сильные бойцы. Лучше бы тебе сняться из основной группы и заявиться среди ветеранов. Возраст позволяет. Ты подумай.
Рюмин бросил полотенце в сумку и стал одеваться. Черная обтягивающая футболка, черные вельветовые джинсы и черный же грубой вязки свитер. Все черное, включая ботинки на рифленой подошве и кожаный френч. Вот только волосы — с обильной проседью, и щетина — словно щеки солью с перцем присыпали.
Он достал из кармана мобильный, взглянул на дисплей. Три неотвеченных вызова с разницей в пять минут. Все — от шефа, начальника отдела по расследованию убийств, полковника Надточия Андрея Геннадьевича.
«И чего ему так приспичило?» — вяло подумал Рюмин, хотя заранее знал ответ. Зачем мог потребоваться капитан Рюмин воскресным вечером? Не на дискотеку же его собирались пригласить!
— Значит, шансов мало, Юрий Иванович?
— Мало, — подтвердил Шелягин.
— Но они есть?
— Шансы всегда есть, — изрек мудрый тренер.
— И раунды — по две минуты?
— Ну да. Это же любительские соревнования, — с презрением сказал наставник.
— Отлично! — Рюмин накинул френч, убрал мобильный в карман. — Значит, буду драться! В основной группе.
Его ответ не расстроил и даже не удивил тренера. Возможно, он другого и не ожидал.
— Ладно, — кивнул Шелягин. — Тренировка во вторник, в шесть. Не опаздывай!
— До свидания, Юрий Иванович.
Рюмин вышел из раздевалки в коридор. Он шагал, нащупывая ключи от машины, и думал, что рано списывать себя со счетов. Ну что такое сорок лет? В конце концов, ему пока тридцать девять.
Оптика дальномера немного помутнела, но стволы главного калибра еще не разношены и пороховой погреб не опустел. Сигнальщик, отложи-ка на время «Погибаю, но не сдаюсь». Поднять «атакую»!
А китель… Застегнут на все пуговицы, и кокарда строго посередине лба. Нужно быть готовым. Ко всему.***
…В том числе и к приказу шефа, звучавшему весьма недвусмысленно: забыть про законный выходной (который все равно, кроме как тренировочным поединком, заполнить нечем) и отправляться «по адресу».
— Что там? — спросил Рюмин, выруливая со стоянки.
— Рождественская распродажа! — огрызнулся в мобильный обычно благодушный Надточий. Подобный ответ начальника означал крайнюю степень раздражения. — Меня самого выдернули из дома и целый час терзают звонками. Знал бы ты, что за люди звонят — я уже устал вытягиваться во фрунт и кричать: «Слушаюсь!». Из министерства, из мэрии, из Государственной Думы, — отовсюду. Один Папа Римский что-то запаздывает!
— Может, он скинул эсэмэску? — предположил Рюмин.
— Я проверю, — ответил Надточий. — Как бы там ни было, у районного отдела это дело забрали. Заниматься придется нам. То есть, — уточнил он, — тебе.
— Прекрасная возможность для начала блестящей карьеры! — не удержался Рюмин. — Поверьте, я ее не упущу! Премного вам благодарен.
— Я распорядился, чтобы тело не забирали до твоего прихода, — сказал шеф. — Но ты все же поторопись.
— У меня под педалью — семьдесят пять лошадей. И овса — полный бак. Через пятнадцать минут буду на месте.
Рюмин нажал «отбой» и вдавил акселератор в пол. В воскресенье в шесть часов вечера на дорогах не так оживленно. Он должен успеть.
3
Рюмину пришлось постараться, чтобы втиснуть машину перед подъездом жилого дома на Тимирязевской улице. Путь перегородила белая «Газель» с синими полосами на борту, рядом с ней притулились «шестерка» патрульно-постовой службы и черная «Волга» с голубыми милицейскими номерами.
«Гости съехались, и праздник идет полным ходом, — подумал капитан. — Не хватает только именинника — задуть свечи на пироге. Можете не расстраиваться, я уже здесь. Приехал отдуваться».
Он поднялся на шестой этаж. Дверь с табличкой «57» была широко распахнута, туда-сюда ходили люди в форме. Рюмин давно уже не мог припомнить такой суеты и неразберихи.
На капитана никто не обращал внимания. Все были заняты своим делом.
Рюмин увидел старшего лейтенанта с папкой из коричневого кожзаменителя под мышкой, подошел к нему и показал служебное удостоверение.
— Наконец-то, — обрадовался старший лейтенант и представился: — Участковый Свиридов. Я введу вас в курс дела.
Он попросил коллег покинуть место происшествия, и его просьба была встречена с пониманием и видимым облегчением. Участковый провел Рюмина через маленькую прихожую и остановился на пороге спальни. Рюмин быстрым взглядом окинул комнату. Сердце наполнилось тоскливой пустотой.
На кровати лежало обнаженное тело девушки. Она была молода и красива, и оттого ее смерть выглядела еще более ужасной.
Белое шелковое белье, пушистый бежевый ковер, стены над изголовьем и платяной шкаф, — все было залито и забрызгано кровью. Изящная шея девушки была неестественно вывернута, и на ней зияла страшная рана, обнажая синеватые хрящевые кольца трахеи.
— Скорее всего, смерть наступила во время полового акта… — стал пояснять Свиридов, но Рюмин перебил.
— Как ее зовут?
Участковый порылся в бумагах.
— Лапина. Оксана Витальевна. Тело обнаружила…
Рюмин поднял руку, призывая его помолчать.
— Лапина… Оксана Витальевна… — медленно повторил он, приближаясь к кровати.
По мере того как он подходил ближе, взору его открывалась пугающая картина: Рюмин увидел раны на теле девушки. Поперек живота тянулись три неглубоких пореза; три таких же пореза, но расположенных продольно, проходили между белых, словно высеченных из мрамора, грудей.
Опыт подсказывал Рюмину, что девушка погибла около суток назад: тело успело остыть и потерять упругость. Из него ушла жизнь — но даже мертвое, оно было очень красивым.
Капитан осмотрел запястья и щиколотки и не нашел ни синяков, ни следов от веревок. Бесспорно, порезы были нанесены еще при жизни; вокруг ран бурой коркой запеклась кровь. Если бы убийца глумился над трупом, раны были бы бескровными.
— Есть перчатки, лейтенант? — спросил Рюмин.
Тот пожал плечами.
— У меня — нет. Может, у кого из ребят…
— Принеси, пожалуйста, — сказал Рюмин. Он вышел на середину спальни и опустился на колени. Длинные ворсинки ковра были примяты множеством ботинок. Разобрать, какие из следов принадлежат убийце, не представлялось никакой возможности.
Рюмин покачал головой и встал.
— А это что? — вслух спросил он.
На стене, над изголовьем, кровью была нарисована большая буква «М». Капитан пригляделся. Линии нигде не прерывались и на всем протяжении были одинаковой ширины. Следовательно, тот, кто это начертил, был спокоен.
— …и чувствовал себя в безопасности, — прошептал Рюмин.
— Что вы сказали? — послышалось над ухом — Рюмин так увлекся, что не заметил, как вернулся участковый.
— Да нет, ничего.
Капитан натянул перчатки, тугие резинки громко щелкнули, охватывая запястья.
— Кем она была? — спросил Рюмин.
— Моделью в одном из агентств, — ответил Свиридов. Он многозначительно поднял палец, показывая в потолок. — Наверняка чья-то пассия…
— Оставим догадки. Ограничимся фактами, — прервал его капитан, не желая развивать эту тему.
Наверное, убитая была чьей-то любовницей. Это было очевидно — иначе Надточия не стали бы вызывать в отдел, а шеф не стал бы разыскивать Рюмина. Но так же очевидно было и другое — кем бы она ни была, девушка не заслуживала такой участи.
В комнату вошел высокий парень в кожаной потертой куртке. В руках он держал профессиональный «Никон». Парень улыбнулся Рюмину, довольно бесцеремонно вышел на середину ковра и начал делать снимки.
Рюмин махнул рукой — все равно следы уже затоптаны, пусть работает.
— Возьми крупным планом порезы и букву на стене, — распорядился капитан.
Парень кивнул.
Рюмин подошел к шкафу. На полированной поверхности виднелись следы порошка для снятия отпечатков. Капитан открыл дверцы.
Одежда, аккуратно висевшая на плечиках, разительно контрастировала с довольно бедной обстановкой квартиры. Платья, костюмы и блузки смотрелись роскошно и явно были сшиты на заказ. По крайней мере, Рюмин не нашел ни одной фабричной этикетки.
Блеск и нищета. Фасад и изнанка. Девушка, носившая дорогие наряды, ютилась в скромной однокомнатной квартире.
— Она здесь прописана? — спросил Рюмин.
— Нет, снимала, — ответил участковый. — Уже два года. А прописана в Тюмени.
— Понятно.
Капитан еще раз осмотрел спальню. Больше здесь делать нечего. Широкая кровать, платяной шкаф, телевизор и компьютер в углу, — вот и вся мебель.
— Ни следов, ни улик, — сказал Рюмин.
— Ошибаетесь, — улыбнулся участковый. — В ванной, на зеркале — отличный отпечаток. Четкий, неразмазанный! Заглядение!
— А ну-ка, — Рюмин, сопровождаемый лейтенантом, направился в ванную комнату.
На зеркале, над раковиной, действительно стоял кровавый след пальца — вызывающий и демонстративный, как и буква «М» над изголовьем.
— Рано или поздно… — сказал Свиридов, потирая ладони.
— Думаю, его нет в картотеке, — остудил его энтузиазм Рюмин.
— А вдруг? — с надеждой спросил лейтенант.
Рюмин махнул рукой. Сейчас его больше интересовала сама ванна.
Капитан отдернул пластиковую занавеску: по ее нижнему краю, то прерываясь, то появляясь вновь, шла бледно-розовая полоса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40