Ваше знакомство? Он придет к вам в гости?
— Нет. Мама сказала, что мы пойдем в кафе. — Брезгливая гримаска скривила Ксюшино лицо. — Только бы не в «Ростик'с».
— Почему?
— У мальчика, с которым я сижу за одной партой, неделю назад был день рождения. Он пригласил весь класс в «Ростик'с». Ужас! Всюду — одна курица. Клоуны совсем несмешные, но самое кошмарное — громадный цыпленок в толстой шкуре и с грязными ногами. — Ксюша задрала голову и серьезно посмотрела на отца. — К тому же он сильно вонял.
Мысли Гарина витали где-то далеко, и он поначалу не понял, о чем идет речь.
— Кто вонял? Мальчик?
— Да нет же! Цыпленок! Ведь там внутри сидит человек — два доллара в час и все такое. В шкуре, конечно, жарко. Вот он и вонял.
— А-а-а…
— Интересно, как он ходит в туалет?
Почему-то Гарина вдруг тоже это очень заинтересовало. Он представил себе взрослого мужчину в желтом костюме, с трудом отыскивающего дорогу к ширинке. «Тьфу, глупость какая! Лезет в голову всякая ерунда!»
— Оставим эту тему, хорошо?
— Считай, проехали, — отозвалась Ксюша. В голосе ее послышалась снисходительность.
«Мне надо серьезно обо всем поговорить с Ириной, — решил Гарин. — Быть может, еще не поздно».
Они повернули за угол последнего дома и увидели виадук, нависающий над железнодорожными путями.
Еще один, последний, рывок — и они в метро.
Гарин взглянул на часы.
Контрольное время прохождения «Тушинской» восемь пятнадцать. Тогда они успевают.
Сегодня они опаздывали всего на три минуты. Видимо, Гарин, гоня грустные мысли, слишком увлекся процессом ходьбы. Он еще больше ускорил шаг.
В восемь девятнадцать они вошли на станцию и сели в поезд, идущий в никуда. Но они об этом еще не знали.
Первым трещину в обделке перегонного тоннеля заметил машинист тридцать восьмого состава в семь часов пятьдесят две минуты.
Точнее, он заметил не трещину, а воду, струящуюся по водосточному желобу, проложенному между рельсами.
Поезд только отъехал от заброшенной станции под Тушинским аэродромом. Рельсы полого уходили вниз, и сила тяжести помогала тяговым электродвигателям разогнать состав.
В середине перегона — нижняя точка тоннеля, после чего начинался такой же небольшой подъем, помогавший сбросить скорость перед «Щукинской».
В свете мощных фар машинист увидел бодрый пенящийся поток, бегущий вниз, к водоотливной установке. Наметанный взгляд сразу уловил, что здесь что-то не так.
Нет, не сама вода встревожила его. Она была на этом перегоне постоянно. Над тоннелем проходил канал имени Москвы, к тому же всю ночь лил дождь. На этом участке линии тоннель мелкого заложения, поэтому вода из водоотливных установок поступает прямо в городскую канализацию, и только самому Господу Богу (да еще, может быть, Лужкову) известно, чем забита в конце сентября городская канализация.
Да и вообще, вода в метро — обычное дело.
Ночью тоннель специально промывают, чтобы прибить пыль. Вода может образовываться от конденсации водяных паров, а может появляться из мелких трещин в гидроизоляции обделок. Словом, она возникает отовсюду, но…
Машинист еще не успел разобраться, что именно его насторожило, что же было странного в этом потоке, бегущем по желобу между рельсами, а рука уже сама нажала на кнопку переговорного устройства.
— Я — тридцать восьмой! В тоннельном перегоне на подъезде к «Щукинской» наблюдаю воду.
В нескольких километрах от поезда дежурный диспетчер посмотрел на светящееся табло. Загорающиеся одна за другой лампочки показывали продвижение состава. Диспетчер нагнулся к микрофону и включил связь.
— Тридцать восьмой! Что случилось? Каков уровень?
Машинист прикинул на глаз. Уровень никак нельзя назвать высоким. Ему приходилось гонять поезда, когда вода подступала вплотную к самым головкам рельсов.
— Да вроде ничего особенного, но… Она какая-то странная. Не поймешь, что с ней такое…
— Какой уровень? — повторил диспетчер.
— Сантиметров пятнадцать, не больше.
Диспетчер перевел дыхание. По вспотевшей спине пробежал холодок.
— Фу, Васильич! Напугал! Хочешь довести меня до инфаркта?
Он посмотрел на индикаторы насосов водоотливной установки. Горел только один — рабочего насоса. Значит, два резервных не работали. Выходит, и один успевает откачивать воду из приемного резервуара. Если бы он был полон, поплавковое реле включило бы резервный.
— Васильич! Тридцать восьмой! Не разводи панику! У меня все в норме!
Диспетчер даже представить себе не мог, чтобы ситуация мгновенно, без видимых причин, вышла из-под контроля.
— Какая-то она странная! — оправдывался машинист. — Вот я и… На всякий случай…
— Спасибо! Все в порядке. Продолжай движение, — сказал диспетчер и выключил связь.
Только через двадцать минут, отъезжая от «Китай-города», машинист понял, что с этой водой было не так.
В кабине стоял обычный запах метро. Точнее, множество запахов, сливавшиеся в один: от разогретых обмоток электродвигателей, технической смолы, покрывавшей силовые кабели, жженого масла в тормозных механизмах и много еще от чего.
Но в том перегоне он уловил какой-то знакомый, радостный запах, заставивший вспомнить о выходных. Нет, скорее об отпуске, но при чем здесь отпуск?
Состав набирал ход и катил дальше, к «Таганской», и вдруг машинист вспомнил, что это за запах.
В тоннельном перегоне воняло рыбой и тиной.
Обыкновенной гнилой тиной.
Денис Истомин нетерпеливыми шагами мерил асфальтированный пятачок перед автобусной остановкой. Он ждал Алису.
Время от времени он поглядывал на небо, опасаясь, как бы не полил дождь, но, к счастью, его пока не было.
Он приходил сюда каждое утро, исключая те дни, когда Алиса не ездила на занятия в «Строгановку». Он провожал ее до самых дверей училища, нежно целовал и ревниво интересовался: «Во сколько ты закончишь? Может, постараешься пораньше? Нет?»
Он остановился и посмотрел в ту сторону, откуда должна была прийти Алиса, но, как всегда, никого не увидел. И в следующий момент прозвучало: «Привет, ковбой!»
Алиса обладала одной замечательной особенностью. Она умела появляться незаметно. И пусть она не всегда приходила в назначенный срок, зато всегда вовремя. Тогда, когда Денис уже терял терпение, но еще не начинал злиться.
«Ковбой» — это относилось к его шикарной замшевой куртке.
Алиса подошла, ухватилась обеими руками за отвороты куртки и, подтянув Дениса к себе, приподнялась на носочки. Поцеловала — даже не поцеловала, а клюнула — в щеку и, отступив на пару шагов, окинула хозяйским взглядом.
Этот утренний ритуал очень нравился Денису.
Нравилось то, что она ничего не ждала, просто притягивала его к себе; но мало того, что притягивала, она и сама тянулась.
— Ничего, так себе паренек… Весьма и весьма… — промурлыкала Алиса.
Она сощурила правый глаз и стала этакой хитрюгой. «Лисой Алисой», как называл ее Истомин-младший.
Сегодня на ней была шаль какой-то немыслимой расцветки, не иначе как купленная на «блошином рынке»…
Алиса утверждала, что терпеть не может магазинные вещи.
— Все самое хитовое продается на барахолках, — говорила она.
И, глядя на нее, Денис понимал, что это действительно так.
Его куртка, купленная в дорогом бутике (естественно, на папашины деньги), выглядела чересчур традиционно и даже скучно. Тогда как Алисина шаль — умопомрачительно.
— Ну, что вы замерли, юноша? — с вызовом спросила Алиса. — Подайте даме экипаж.
— Слушаюсь и повинуюсь! — ответил Денис.
Он посмотрел поверх ее головы. Это совсем не трудно, когда в тебе — метр восемьдесят два, а в «даме» — каких-нибудь сто пятьдесят четыре сантиметра. Правда, иногда ему казалось, что все совсем наоборот.
Из-за поворота, опасно кренясь на левый борт, выскочила «маршрутка».
Денис откинул туловище назад и резким движением распахнул полы воображаемого плаща — из грубой промасленной кожи и до пят. Руки застыли у бедер. Пальцы нервно шевелились, готовые в любую секунду обхватить рукояти револьверов и рвануть их прочь из кобуры.
— Я вижу на горизонте почтовый дилижанс, — хриплым шепотом сказал он. — А не остановить ли нам его?
Дородная женщина в розовом пальто, с выбеленными перекисью жесткими прядями, выбивавшимися из-под зеленого мохнатого берета, презрительно поджала губы и что-то сказала. Ни Алиса, ни Денис не обратили на нее внимания.
— Смелее, ковбой, — прошептала Алиса. — Действуй, и… Ты знаешь, какая награда тебя ожидает!
Денис усмехнулся.
— Можешь на меня рассчитывать, крошка! В моих барабанах двенадцать патронов…
— И у тебя самый длинный ствол на всем Западе, — с придыханием произнесла Алиса.
Они громко расхохотались — к неудовольствию женщины в розовом пальто.
Денис поднял руку, «маршрутка» стала замедлять ход, противно заскрипели тормоза, и «Газель» резко остановилась. Водитель уперся обеими руками в руль, точно собирался встать из-за стола, а молодой кавказец, сидевший на пассажирском сиденье, чуть не протаранил головой лобовое стекло.
Денис взялся за ручку двери и дернул ее на себя.
— На абордаж! — воскликнул он. Обладательница зеленого берета оказалась проворнее, несмотря на свои габариты. Алиса была следующей. Денис уперся ей ладонью пониже спины и подсадил на высокую ступеньку.
Алиса была очень худой, почти костлявой; даже сквозь одежду Денис ощущал ее костные бугры. Если бы кто-нибудь сказал, что ему это будет очень нравиться, он бы только рассмеялся. Но сейчас ему действительно нравилось. Чертовски нравилось.
— Благодарю, — жеманно сказала Алиса и стала протискиваться в самый конец салона.
Денис последовал за ней. Она упала на место у окошка и похлопала по соседнему сиденью.
— Иди ко мне, красавчик!
Денис достал из кармана две десятки и передал их водителю, потом устроился рядом с Алисой. Она снова притянула его к себе и прошептала на ухо:
— Мы славно позабавимся, детка!
Маленькие пальчики с острыми коготками полезли куда-то ниже пояса… Денис захихикал.
— Перестань! Перестань сейчас же! Мне щекотно!
— Ты опять не пойдешь сегодня в институт? — спросила Алиса.
Это было еще одно ее умение. Еще одна замечательная особенность.
Она могла смеяться, дурачиться, болтать о всякой ерунде и вдруг — без видимого перехода — спросить о чем-то, по-настоящему серьезном.
Денис прекрасно знал эту черту, и все же каждый раз попадался. Алиса усыпляла его бдительность, и потом — бац! Следовал вопрос — всегда острый и неожиданный, как удар под дых.
Вопрос об институте был очень острым. Улыбка исчезла с лица Дениса.
— Нет, скорее всего не пойду.
Он-то знал наверняка, что не пойдет, а расплывчатое «скорее всего» означало поднятые кверху лапки — пощади! Хватит! Не надо об этом!
Но Алису это не остановило.
— И долго так будет продолжаться?
— Может, оставим эту тему?
— Что тебе не нравится?
— Мне не нравится, что ты меня постоянно контролируешь.
Ее брови взметнулись вверх, в уголках глаз проступили легкие морщинки.
— Я? Тебя? Боже упаси! Я волнуюсь за тебя! Волнуюсь потому, что ты мне не безразличен. Улавливаешь разницу?
Он кивнул.
— Ну, и долго так будет продолжаться?
Денис отвел глаза. Казалось, в эту минуту его ничто не интересовало, кроме унылого осеннего пейзажа, пробегающего за окном.
— Не знаю, — после паузы сказал он. — Я не хочу там больше учиться.
— Да? И родители в курсе?
Пейзаж отошел на второй план.
— При чем здесь родители?
— При том, что ты живешь за их счет. И они имеют полное право знать, как ты живешь.
Алиса излагала все ясно и логично — не придерешься. В ее аргументах не было ни малейшей бреши, щели или трещины, куда бы он мог улизнуть…
— Догадываются. Фазер обещал купить новую машину, если я возьмусь за ум. Как ты знаешь, старую придавило обломками Башни. Теперь она размером с консервную банку и очень плохо ездит.
— Но ты, конечно, отказался, — подхватила Алиса. — Как это благородно с вашей стороны, поручик!
— Алиса… — Денис посмотрел ей в глаза. — Ну почему мы не можем просто прожить еще один день? Просто? Без упреков, без проблем? А? Пойдешь в свое училище живописи, что-нибудь живописуешь и наваяешь, потом я тебя встречу, возьмем бутылочку винца, отправимся ко мне, побарахтаемся в постели…
Обладательница розового пальто, сидевшая перед ними, при слове «постель» вздрогнула. Наверное, он увлекся и говорил слишком громко.
Алиса прыснула.
— Дурачок! Так и будет! Возьмем бутылочку винца и устроим образцово-показательный трах! Я буду стонать так, что сбегутся все соседи. А соседки будут пялиться на твою ширинку, когда ты выйдешь из квартиры. Это здорово! Но… Что ты будешь делать завтра?
Денис пожал плечами. На этот вопрос у него не было внятного ответа.
— Ты знаешь, чего ты не хочешь, — продолжала Алиса. — Это хорошо. Это характеризует тебя как крайне вдумчивого и ответственного молодого человека. Дело за малым — узнать, что ты хочешь. Только и всего.
«Узнать, что ты хочешь, — повторил про себя Денис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Нет. Мама сказала, что мы пойдем в кафе. — Брезгливая гримаска скривила Ксюшино лицо. — Только бы не в «Ростик'с».
— Почему?
— У мальчика, с которым я сижу за одной партой, неделю назад был день рождения. Он пригласил весь класс в «Ростик'с». Ужас! Всюду — одна курица. Клоуны совсем несмешные, но самое кошмарное — громадный цыпленок в толстой шкуре и с грязными ногами. — Ксюша задрала голову и серьезно посмотрела на отца. — К тому же он сильно вонял.
Мысли Гарина витали где-то далеко, и он поначалу не понял, о чем идет речь.
— Кто вонял? Мальчик?
— Да нет же! Цыпленок! Ведь там внутри сидит человек — два доллара в час и все такое. В шкуре, конечно, жарко. Вот он и вонял.
— А-а-а…
— Интересно, как он ходит в туалет?
Почему-то Гарина вдруг тоже это очень заинтересовало. Он представил себе взрослого мужчину в желтом костюме, с трудом отыскивающего дорогу к ширинке. «Тьфу, глупость какая! Лезет в голову всякая ерунда!»
— Оставим эту тему, хорошо?
— Считай, проехали, — отозвалась Ксюша. В голосе ее послышалась снисходительность.
«Мне надо серьезно обо всем поговорить с Ириной, — решил Гарин. — Быть может, еще не поздно».
Они повернули за угол последнего дома и увидели виадук, нависающий над железнодорожными путями.
Еще один, последний, рывок — и они в метро.
Гарин взглянул на часы.
Контрольное время прохождения «Тушинской» восемь пятнадцать. Тогда они успевают.
Сегодня они опаздывали всего на три минуты. Видимо, Гарин, гоня грустные мысли, слишком увлекся процессом ходьбы. Он еще больше ускорил шаг.
В восемь девятнадцать они вошли на станцию и сели в поезд, идущий в никуда. Но они об этом еще не знали.
Первым трещину в обделке перегонного тоннеля заметил машинист тридцать восьмого состава в семь часов пятьдесят две минуты.
Точнее, он заметил не трещину, а воду, струящуюся по водосточному желобу, проложенному между рельсами.
Поезд только отъехал от заброшенной станции под Тушинским аэродромом. Рельсы полого уходили вниз, и сила тяжести помогала тяговым электродвигателям разогнать состав.
В середине перегона — нижняя точка тоннеля, после чего начинался такой же небольшой подъем, помогавший сбросить скорость перед «Щукинской».
В свете мощных фар машинист увидел бодрый пенящийся поток, бегущий вниз, к водоотливной установке. Наметанный взгляд сразу уловил, что здесь что-то не так.
Нет, не сама вода встревожила его. Она была на этом перегоне постоянно. Над тоннелем проходил канал имени Москвы, к тому же всю ночь лил дождь. На этом участке линии тоннель мелкого заложения, поэтому вода из водоотливных установок поступает прямо в городскую канализацию, и только самому Господу Богу (да еще, может быть, Лужкову) известно, чем забита в конце сентября городская канализация.
Да и вообще, вода в метро — обычное дело.
Ночью тоннель специально промывают, чтобы прибить пыль. Вода может образовываться от конденсации водяных паров, а может появляться из мелких трещин в гидроизоляции обделок. Словом, она возникает отовсюду, но…
Машинист еще не успел разобраться, что именно его насторожило, что же было странного в этом потоке, бегущем по желобу между рельсами, а рука уже сама нажала на кнопку переговорного устройства.
— Я — тридцать восьмой! В тоннельном перегоне на подъезде к «Щукинской» наблюдаю воду.
В нескольких километрах от поезда дежурный диспетчер посмотрел на светящееся табло. Загорающиеся одна за другой лампочки показывали продвижение состава. Диспетчер нагнулся к микрофону и включил связь.
— Тридцать восьмой! Что случилось? Каков уровень?
Машинист прикинул на глаз. Уровень никак нельзя назвать высоким. Ему приходилось гонять поезда, когда вода подступала вплотную к самым головкам рельсов.
— Да вроде ничего особенного, но… Она какая-то странная. Не поймешь, что с ней такое…
— Какой уровень? — повторил диспетчер.
— Сантиметров пятнадцать, не больше.
Диспетчер перевел дыхание. По вспотевшей спине пробежал холодок.
— Фу, Васильич! Напугал! Хочешь довести меня до инфаркта?
Он посмотрел на индикаторы насосов водоотливной установки. Горел только один — рабочего насоса. Значит, два резервных не работали. Выходит, и один успевает откачивать воду из приемного резервуара. Если бы он был полон, поплавковое реле включило бы резервный.
— Васильич! Тридцать восьмой! Не разводи панику! У меня все в норме!
Диспетчер даже представить себе не мог, чтобы ситуация мгновенно, без видимых причин, вышла из-под контроля.
— Какая-то она странная! — оправдывался машинист. — Вот я и… На всякий случай…
— Спасибо! Все в порядке. Продолжай движение, — сказал диспетчер и выключил связь.
Только через двадцать минут, отъезжая от «Китай-города», машинист понял, что с этой водой было не так.
В кабине стоял обычный запах метро. Точнее, множество запахов, сливавшиеся в один: от разогретых обмоток электродвигателей, технической смолы, покрывавшей силовые кабели, жженого масла в тормозных механизмах и много еще от чего.
Но в том перегоне он уловил какой-то знакомый, радостный запах, заставивший вспомнить о выходных. Нет, скорее об отпуске, но при чем здесь отпуск?
Состав набирал ход и катил дальше, к «Таганской», и вдруг машинист вспомнил, что это за запах.
В тоннельном перегоне воняло рыбой и тиной.
Обыкновенной гнилой тиной.
Денис Истомин нетерпеливыми шагами мерил асфальтированный пятачок перед автобусной остановкой. Он ждал Алису.
Время от времени он поглядывал на небо, опасаясь, как бы не полил дождь, но, к счастью, его пока не было.
Он приходил сюда каждое утро, исключая те дни, когда Алиса не ездила на занятия в «Строгановку». Он провожал ее до самых дверей училища, нежно целовал и ревниво интересовался: «Во сколько ты закончишь? Может, постараешься пораньше? Нет?»
Он остановился и посмотрел в ту сторону, откуда должна была прийти Алиса, но, как всегда, никого не увидел. И в следующий момент прозвучало: «Привет, ковбой!»
Алиса обладала одной замечательной особенностью. Она умела появляться незаметно. И пусть она не всегда приходила в назначенный срок, зато всегда вовремя. Тогда, когда Денис уже терял терпение, но еще не начинал злиться.
«Ковбой» — это относилось к его шикарной замшевой куртке.
Алиса подошла, ухватилась обеими руками за отвороты куртки и, подтянув Дениса к себе, приподнялась на носочки. Поцеловала — даже не поцеловала, а клюнула — в щеку и, отступив на пару шагов, окинула хозяйским взглядом.
Этот утренний ритуал очень нравился Денису.
Нравилось то, что она ничего не ждала, просто притягивала его к себе; но мало того, что притягивала, она и сама тянулась.
— Ничего, так себе паренек… Весьма и весьма… — промурлыкала Алиса.
Она сощурила правый глаз и стала этакой хитрюгой. «Лисой Алисой», как называл ее Истомин-младший.
Сегодня на ней была шаль какой-то немыслимой расцветки, не иначе как купленная на «блошином рынке»…
Алиса утверждала, что терпеть не может магазинные вещи.
— Все самое хитовое продается на барахолках, — говорила она.
И, глядя на нее, Денис понимал, что это действительно так.
Его куртка, купленная в дорогом бутике (естественно, на папашины деньги), выглядела чересчур традиционно и даже скучно. Тогда как Алисина шаль — умопомрачительно.
— Ну, что вы замерли, юноша? — с вызовом спросила Алиса. — Подайте даме экипаж.
— Слушаюсь и повинуюсь! — ответил Денис.
Он посмотрел поверх ее головы. Это совсем не трудно, когда в тебе — метр восемьдесят два, а в «даме» — каких-нибудь сто пятьдесят четыре сантиметра. Правда, иногда ему казалось, что все совсем наоборот.
Из-за поворота, опасно кренясь на левый борт, выскочила «маршрутка».
Денис откинул туловище назад и резким движением распахнул полы воображаемого плаща — из грубой промасленной кожи и до пят. Руки застыли у бедер. Пальцы нервно шевелились, готовые в любую секунду обхватить рукояти револьверов и рвануть их прочь из кобуры.
— Я вижу на горизонте почтовый дилижанс, — хриплым шепотом сказал он. — А не остановить ли нам его?
Дородная женщина в розовом пальто, с выбеленными перекисью жесткими прядями, выбивавшимися из-под зеленого мохнатого берета, презрительно поджала губы и что-то сказала. Ни Алиса, ни Денис не обратили на нее внимания.
— Смелее, ковбой, — прошептала Алиса. — Действуй, и… Ты знаешь, какая награда тебя ожидает!
Денис усмехнулся.
— Можешь на меня рассчитывать, крошка! В моих барабанах двенадцать патронов…
— И у тебя самый длинный ствол на всем Западе, — с придыханием произнесла Алиса.
Они громко расхохотались — к неудовольствию женщины в розовом пальто.
Денис поднял руку, «маршрутка» стала замедлять ход, противно заскрипели тормоза, и «Газель» резко остановилась. Водитель уперся обеими руками в руль, точно собирался встать из-за стола, а молодой кавказец, сидевший на пассажирском сиденье, чуть не протаранил головой лобовое стекло.
Денис взялся за ручку двери и дернул ее на себя.
— На абордаж! — воскликнул он. Обладательница зеленого берета оказалась проворнее, несмотря на свои габариты. Алиса была следующей. Денис уперся ей ладонью пониже спины и подсадил на высокую ступеньку.
Алиса была очень худой, почти костлявой; даже сквозь одежду Денис ощущал ее костные бугры. Если бы кто-нибудь сказал, что ему это будет очень нравиться, он бы только рассмеялся. Но сейчас ему действительно нравилось. Чертовски нравилось.
— Благодарю, — жеманно сказала Алиса и стала протискиваться в самый конец салона.
Денис последовал за ней. Она упала на место у окошка и похлопала по соседнему сиденью.
— Иди ко мне, красавчик!
Денис достал из кармана две десятки и передал их водителю, потом устроился рядом с Алисой. Она снова притянула его к себе и прошептала на ухо:
— Мы славно позабавимся, детка!
Маленькие пальчики с острыми коготками полезли куда-то ниже пояса… Денис захихикал.
— Перестань! Перестань сейчас же! Мне щекотно!
— Ты опять не пойдешь сегодня в институт? — спросила Алиса.
Это было еще одно ее умение. Еще одна замечательная особенность.
Она могла смеяться, дурачиться, болтать о всякой ерунде и вдруг — без видимого перехода — спросить о чем-то, по-настоящему серьезном.
Денис прекрасно знал эту черту, и все же каждый раз попадался. Алиса усыпляла его бдительность, и потом — бац! Следовал вопрос — всегда острый и неожиданный, как удар под дых.
Вопрос об институте был очень острым. Улыбка исчезла с лица Дениса.
— Нет, скорее всего не пойду.
Он-то знал наверняка, что не пойдет, а расплывчатое «скорее всего» означало поднятые кверху лапки — пощади! Хватит! Не надо об этом!
Но Алису это не остановило.
— И долго так будет продолжаться?
— Может, оставим эту тему?
— Что тебе не нравится?
— Мне не нравится, что ты меня постоянно контролируешь.
Ее брови взметнулись вверх, в уголках глаз проступили легкие морщинки.
— Я? Тебя? Боже упаси! Я волнуюсь за тебя! Волнуюсь потому, что ты мне не безразличен. Улавливаешь разницу?
Он кивнул.
— Ну, и долго так будет продолжаться?
Денис отвел глаза. Казалось, в эту минуту его ничто не интересовало, кроме унылого осеннего пейзажа, пробегающего за окном.
— Не знаю, — после паузы сказал он. — Я не хочу там больше учиться.
— Да? И родители в курсе?
Пейзаж отошел на второй план.
— При чем здесь родители?
— При том, что ты живешь за их счет. И они имеют полное право знать, как ты живешь.
Алиса излагала все ясно и логично — не придерешься. В ее аргументах не было ни малейшей бреши, щели или трещины, куда бы он мог улизнуть…
— Догадываются. Фазер обещал купить новую машину, если я возьмусь за ум. Как ты знаешь, старую придавило обломками Башни. Теперь она размером с консервную банку и очень плохо ездит.
— Но ты, конечно, отказался, — подхватила Алиса. — Как это благородно с вашей стороны, поручик!
— Алиса… — Денис посмотрел ей в глаза. — Ну почему мы не можем просто прожить еще один день? Просто? Без упреков, без проблем? А? Пойдешь в свое училище живописи, что-нибудь живописуешь и наваяешь, потом я тебя встречу, возьмем бутылочку винца, отправимся ко мне, побарахтаемся в постели…
Обладательница розового пальто, сидевшая перед ними, при слове «постель» вздрогнула. Наверное, он увлекся и говорил слишком громко.
Алиса прыснула.
— Дурачок! Так и будет! Возьмем бутылочку винца и устроим образцово-показательный трах! Я буду стонать так, что сбегутся все соседи. А соседки будут пялиться на твою ширинку, когда ты выйдешь из квартиры. Это здорово! Но… Что ты будешь делать завтра?
Денис пожал плечами. На этот вопрос у него не было внятного ответа.
— Ты знаешь, чего ты не хочешь, — продолжала Алиса. — Это хорошо. Это характеризует тебя как крайне вдумчивого и ответственного молодого человека. Дело за малым — узнать, что ты хочешь. Только и всего.
«Узнать, что ты хочешь, — повторил про себя Денис.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33