Ах, госпожа Ипсиланти томилась и тосковала по большому свету! Париж, Лондон, Ницца! Она хотела бы прокатиться на Ривьеру, чтобы посидеть на скамейке и полюбоваться синим морем, больше ей ничего не надо. Но деньги, мерзкие деньги!
Здесь Жак позволил себе недоверчиво улыбнуться. Баронесса была богата, но по какой-то причине никогда не признавалась в этом. Ее даже считали скупой.
— Вы, конечно, думаете, как и все, что у меня денег куры не клюют! — воскликнула госпожа Ипсиланти. — Только на днях мне пришлось продать лес, чтобы заплатить старые долги моего мужа. — Разумеется, живя здесь, она не испытывает особенных затруднений, но длительная поездка вместе с Соней, которая стала теперь совсем взрослой, потребовала бы огромной суммы! Великий боже!
— А вы сделайте так, как делают в Европе, — прервал ее Жак на полуслове. — Заставьте работать на себя ваше состояние, удвойте, утройте его.
— Как? — Баронесса сидела, вытянувшись в струнку, точно девочка в школе. Она прижала пальцы к щекам, глаза ее заблестели еще ярче и стали совсем черными. — Удвоить, утроить? Как это так?
— Вы, конечно, держите свои деньги в местном банке и получаете три процента, как и все здесь. А вы можете получить десять, двадцать, тридцать процентов!
— Уж не сам ли господь бог послал вас ко мне, Жак? — воскликнула в восторге госпожа Ипсиланти. — Что вы говорите? Двадцать, тридцать процентов? Нет, нет, не вставайте, сидите. Вы явились из большого света. Вы там научились смотреть на вещи другими глазами. Говорите, объясните мне, что я должна делать. Горничная вам сейчас принесет лимонад. А собак мы заставим замолчать. Замолчите, эй, вы!
Жак улыбался своей самой выигрышной улыбкой, кокетливо показывая красивые зубы. Затем он начал излагать баронессе свои планы. В этом городе есть масса возможностей заработать деньги. Деньги здесь буквально на улице валяются. Например: можно было бы основать автомобильную компанию для перевозки грузов и пассажиров от Анатоля до Комбеза или даже до Станцы.
— Бог мой, какая изумительная мысль! — с увлечением воскликнула баронесса. — Да, конечно, это можно было бы устроить. А как вы думаете, за сколько времени можно было бы доехать на автомобиле до вокзала в Комбезе?
— Да за полчаса, и даже за двадцать минут. А теперь мы тратим три часа, и каждый раз это целое путешествие.
— Вы правы. Вы совершенно правы! И как вы все это прекрасно понимаете! Почему же город ничего не делает? Почему «Союз анатолийских граждан» не подумает об этом? А ведь председатель этого общества ваш брат Рауль! — Баронесса подняла руку ко лбу и задумалась. — Да, это было бы прекрасно. Но скажите мне, кто стал бы ездить на этих автомобилях? Никто бы ими не пользовался. Нет, эту мысль придется оставить. Мы только потеряли бы деньги.
— Но ведь я говорю это только так, к примеру, — ответил Жак, продолжая улыбаться все той же обворожительной улыбкой. — Вот в городе очень плохая вода, а главное, ее мало. А в двух-трех часах отсюда имеются великолепные источники в горах, вы это знаете. Мы могли бы провести воду и продавать ее.
— Продавать воду! — воскликнула баронесса и засмеялась.
— Ну разумеется, ведь вы же платите городу за воду. Окрестности Анатоля носят преимущественно степной характер. Но почва местами превосходная, недостает только воды. Мы могли бы оросить большие участки, создать фруктовые сады, насадить розовые поля, табачные плантации. А может быть, даже развести хлопок. — Жак сам увлекся своим проектом. — Мы могли бы освоить огромные участки, которые сейчас можно получить за бесценок, просто за бесценок.
— О боже мой, что это за голова, что это за голова! — воскликнула баронесса и бросила беглый взгляд в зеркало на свое отражение. — Да, великолепно, великолепно! А теперь выпейте лимонаду и продолжайте!
Жак помешал ложечкой лимонад и внимательно посмотрел на баронессу, все еще продолжая очаровательно улыбаться.
— Мне очень приятно, баронесса, что вы не смеетесь над моими планами, — продолжал он. — Я уже привык к тому, что все здесь находят их смешными. И ведь совершенно не нужно, чтобы вы сами лично утруждали себя этими делами. Вы могли бы дать мне ссуду, и вам были бы обеспечены очень высокие проценты.
— Что вы называете высокими процентами?
— Ну, я думаю, от двадцати до тридцати процентов годовых.
— О, неужели? — Баронесса была вне себя от восторга. — А этот Марморош из земельного банка, что он нам платит, этот ростовщик?! Три-четыре процента, как вы совершенно справедливо заметили. Впрочем, mon tres cher amiСноска5, как я вам уже сказала, у меня нет денег, чтобы вложить их в какое-нибудь предприятие. Да я бы и не решилась из страха потерять их.
Но Жак и тут не растерялся.
— Что ж, — сказал он, — я мог бы предложить вам определенный проект, и вы могли бы привлечь меня к участию в нем. Я дам вам совет: приобретите то-то и то-то, а вы отдадите мне потом половину полученной прибыли.
— О, это было бы слишком много. Почему же половину? Это вы уже жадничаете, двадцать процентов я бы еще, пожалуй, дала, но не больше. А что, к примеру, вы бы посоветовали мне купить?
— Ну, например, я говорю вам: купите Дубовый лес. Вероятно, его теперь можно было бы приобрести… — Но Жак вдруг оборвал себя. «Как глупо», — подумал он.
Однако баронесса уже заранее отказывалась от Дубового леса. Она о нем и слышать не хотела.
— Нет, — сказала она. — Об этом лесе я и знать ничего не хочу. Там жил этот страшный человек, который умер теперь. Этот Маниу. Из страха встретить его я никогда не ходила в этот лес. Ведь этот развратник был в связи со своей собственной дочерью.
— Да, но он был оправдан.
— Оправдан или не оправдан, мне все равно, — продолжала госпожа Ипсиланти. — Нет, не говорите мне ничего об этом лесе.
Жак улыбнулся:
— Ладно, я попытаюсь объяснить вам все это на другом примере. Вот, допустим, я говорю вам: купите какой-нибудь земельный участок. Например, виноградник зубного врача Фигдора.
— Ну, и что же мне с ним делать? — прервала его госпожа Ипсиланти.
— Ведь это я все привожу вам различные примеры. Предположим, я говорю вам: купите этот виноградник. Мы начинаем там раскопки и вдруг находим… бирюзу.
— Это было бы чудесно! Послушайте, принесите мне эту бирюзу, и я сейчас же заключаю с вами сделку. — В черных глазах баронессы появился чувственный, алчный блеск.
— Повторяю, я только привожу вам разные примеры. А теперь я буду говорить совершенно серьезно, без всяких «например» и «допустим». У меня действительно есть на примете одно дело, на котором можно без всяких усилий нажить много денег. Я имею в виду перепродажу земельных участков. Мы организуем с вами компанию. Мой вклад — идея, деньги даете вы. Вы составите себе состояние. И для этого нужно только одно: чтобы вы мне доверились.
Госпожа Ипсиланти засмеялась своим звонким, несколько бездумным смехом, но Жак все же уловил какие-то новые нотки в ее голосе и понял, что она готова сдаться. Она задумчиво покачала головой и сказала:
— Не сердитесь на меня, Жак, если я буду откровенна с вами. А можно ли вам довериться? Я, право же, не знаю. Вы всегда были плутом, милым, симпатичным, но все-таки плутом. И вы всегда им останетесь… А вот и Соня.
Соня вошла в комнату. Жак увидел ее еще раньше, когда она проходила застекленную веранду, но сделал вид, что не заметил. Ее приход был для него весьма некстати, так как прервал беседу с баронессой.
— Соня! — воскликнула баронесса. — Покупай виноградник у зубного врача Фигдора. Ты найдешь там бирюзу и разбогатеешь.
Маленькая недовольная складка появилась между бровями Сони.
— Что это за новая история с бирюзой, мама? — спросила она. Соня боготворила мать, но часто была с ней очень строга. — Здравствуйте, Жак, с приездом! — воскликнула она, и ее светлые глаза пристально посмотрели на Жака.
X
Когда Жак взглянул на Соню (он совсем забыл, что ее ждали), то почувствовал короткую острую боль в сердце. Он, конечно, не забыл Соню за два года разлуки, но ее черты побледнели в его памяти. Теперь, внезапно очутившись лицом к лицу с ней, он испугался. Долгие годы его пожирала безумная страсть к этой девушке. Да, вот она, «белая роза», как ее назвал Янко.
Действительно, за эти два года она еще похорошела. Она была из тех женщин, которые повсюду привлекают к себе всеобщее внимание. «В Берлине, в Париже, — все равно, куда бы она ни попала, — подумал Жак, — все будут на нее оборачиваться». У нее были нежные округлые щеки, полный бюст, но узкие бедра. Но лучше всего были ее глаза, необыкновенно светлые, удивительно одухотворенные. «Ее нельзя не любить, — подумал Жак. — Немудрено, что Янко влюбился в нее по уши».
Жак вскочил и поцеловал ей обе руки. В груди у него разом поднялась какая-то горячая волна.
Светлые глаза Сони испытующе остановились на нем.
— Так вот каким он вернулся к нам, — сказала она, слегка покраснев. — Вы теперь отрастили усы! — воскликнула она с удивлением и засмеялась.
Жак, не смущаясь, пристально смотрел ей в лицо.
— Ах, Соня, какая она у нас стала красавица! — воскликнул он.
Эти слова были обращены не к Соне, а к баронессе. Она была польщена и улыбнулась, но две резкие морщинки испортили ее улыбку. Только позже Жаку стало ясно, что баронесса ревновала всех мужчин к своей дочери.
— Не будьте так банальны, как все, и не говорите глупостей, — сказала Соня со смехом. — Скажите мне лучше: когда я проходила по веранде, вы увидели меня и вдруг отвернулись. Почему вы это сделали?
Жак притворился удивленным. «Вот как, она не выносит никаких неясностей!»
— Вы ошибаетесь, Соня, — солгал он и удивился, как легко было ему лгать. — Я действительно видел, что кто-то идет, но не узнал вас. Мы в это время как раз вели очень интересный разговор с вашей матушкой.
— Мы говорили о делах, — небрежно бросила баронесса.
— О делах?
— Да, Жак вернулся с великолепными идеями в голове. Он хочет провести сюда воду с гор, превратить всю долину в сплошную плантацию и на этом заработать много денег.
Соня взглянула на мать. Теперь, когда она повернула лицо к свету, Жак заметил, что она была так же бледна, как и раньше. Кожа у нее была необыкновенно гладкая и чистая. А голубые жилки на висках, не исчезли ли они?
— Ах, разговоры о делах и деньгах! — сказала Соня презрительно. — Как я их не люблю! Больше всего на свете я презираю разговоры о деньгах и коммерческих делах.
В первый раз Жак открыл в ее лице черточку высокомерия, которой раньше не было.
Баронесса тихо засмеялась.
— Ты живешь как мотылек, — сказала она по-французски.
— Ах, мама! — И Соня раздраженным тоном что-то возразила матери по-французски, но так быстро, что Жак не понял ни одного слова.
— Вот видите, Жак, как она со мной обращается, — сказала баронесса, и в ее голосе прозвучала обида. — Даже родной матери нельзя с ней пошутить.
— Мама, дорогая, — Соня обняла мать и стала целовать ее до тех пор, пока баронесса не закричала, что задыхается.
Затем Соня снова обратилась к Жаку. Она близко подошла к нему и испытующе поглядела в лицо.
— Янко был утром здесь и рассказал мне, что вы сделались ужасно умны, — сказала она с легкой насмешкой. — Да, вы очень изменились за эти последние два года, Жак. Ты не находишь, мама?
— Жак выглядит совсем как прежде. Вот разве только усики.
— Нет, нет, — Соня покачала головой. — Дело не только в усиках. Улыбка у него уже не та. Он улыбается чуть-чуть насмешливо, словно немного потешается над всеми. А затем у него теперь такой решительный вид, на лице написано такое благоразумие…
— А разве не пора мне стать благоразумнее? — рассмеялся Жак.
— Да, да, но… Держу пари, что о стихах вы и думать забыли.
В ответ на это Жак громко рассмеялся.
— Вы, разумеется, выиграли бы пари, Соня. Эти наивные глупости я давно уже бросил.
— Глупости, говорите вы? — В голосе Сони послышалась обида. Брови ее дрогнули, и она сурово взглянула на Жака. «Неужели ты уже забыл, — говорили ее глаза, — как однажды под вечер быстро подсунул мне листок со стихами и просил прочесть их, когда я останусь одна?»
Но глаза Жака отвечали, что он ничего больше не помнит. Соня заговорила другим тоном и тихо рассмеялась.
— Может быть, вы и правы, Жак. Пора нам забыть наши юношеские мечты. Но послушайте, прежде чем я задам вам все свои вопросы, от которых вам не отвертеться, вы должны пройти к папе и поздороваться с ним. Я ему обещала сейчас же привести вас к нему. Вы, разумеется, останетесь обедать?
Как большинство молодых людей, Жак избегал больных, безобразных и несчастных людей и даже как будто побаивался их. Он не мог себя заставить войти в комнату, где лежал больной, а к самим больным испытывал какое-то непобедимое отвращение. Но Соня его попросила, и отказать ей было невозможно.
Несколько лет назад, выходя из здания суда, советник юстиции господин Ипсиланти упал так несчастливо, что повредил себе позвоночный столб. С тех пор он лежал в параличе; падение вызвало, кроме того, серьезное умственное расстройство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62