— Это страшная вещь, — продолжала она. — Это низость! Ах, это такая бездонная гнусность, это самая бесстыдная клевета, какую только можно вообразить себе! И подумайте, я ничего не знала, ни о чем не догадывалась. Два года ни о чем не подозревала!
— Но, боже мой, что же это такое?
Гизела то краснела, то бледнела. Она снова сжала белые ручки и опять отпила глоток шоколада.
— Ну, я расскажу вам всё. Вы знаете, что я была замужем. Не правда ли? Ну разумеется, вы сами вчера меня назвали «госпожой Хониг». О моем браке мне не хочется говорить. Скажу только, что у меня были весьма веские причины оставить мужа через сутки после венчания. У него были болезненные наклонности, вы понимаете? Одним словом, я вернулась к родителям.
— Я знаю, я знаю.
Ники слушал, широко раскрыв глаза. Он был большой любитель сплетен, пересудов и скандалов.
— Ну, слушайте дальше, — продолжала Гизела.
Теперь слова так и лились из ее маленького накрашенного ротика. Вероятно, ее муж, трусливый негодяй, пустил о ней эту клевету, чтобы отомстить ей. И она ничего не подозревала! Да ей такое просто в голову не приходило!
— Посудите сами, господин Цукор, как я могла об этом догадаться?
Но теперь она кое-что узнала. Теперь она всё поняла. Она замечала, что на вечерах и балах мужчины почти не обращали на нее внимания. Они увивались вокруг Антонии, а ей — только вежливый поклон. И когда кто-нибудь из мужчин танцевал с ней, она ясно чувствовала, что это простая вежливость и ее партнер буквально остерегается держаться близко к ней. То же она замечала и на улице. Мужчины смотрели только на Антонию, а ее вообще точно не существовало. Что же это такое? Разве она хуже Антонии? Что у нее, бородавки на лице? Разве она чахоточная? Но вот Ютка Фигдор наконец передала ей, какую гнусную клевету распространяют в городе по ее адресу. Она три дня пролежала в постели, так возмутила ее эта гнусность.
— Вы, конечно, знаете, о чем я говорю, господин Цукор? Вам, должно быть, тоже доводилось это слышать?
Ники мешал ложечкой шоколад и смотрел на взволнованную Гизелу большими глуповатыми черными глазами. А затем слегка кивнул. Разумеется, он знает!
— Значит, это говорят? — воскликнула Гизела. — Говорят... говорят, что я... не настоящая женщина?
Гизела закрыла лицо руками:
— Как ужасно, как ужасно! Какой позор! Скажите сами, можно ли нанести женщине более тяжкое оскорбление?
Ники покачал головой.
— Ведь это сделало мое положение в городе просто невыносимым, — в отчаянии продолжала Гизела. — Лишить меня моей женской чести! Можно ли придумать более гнусную сплетню? Мужчины избегают, презирают меня. Это возмутительно! Мне было бы легче, если бы обо мне сказали, что я распутница. Разумеется, это не очень лестно. Но когда говорят, что я не настоящая женщина, это во сто крат оскорбительнее для меня, во сто крат! Говорить так — значит оскорблять женщину насмерть! Ну скажите, права я или нет?
— Вы правы. Это неприятно для вас.
— Неприятно! Да ведь из-за этого я стала отверженной, стала всеобщим посмешищем! — продолжала Гизела вне себя. — Вся моя жизнь разбита. Неужели вы думаете, что я для того разводилась, чтобы никогда больше не выходить замуж? Но как могут интересоваться мною мужчины, если они думают, что я не настоящая женщина? Я взгляну на мужчину, а он избегает моего взгляда. Мужчины боятся дотронуться до моей руки, никто не ухаживает за мной. Вы понимаете теперь, что моя жизнь разбита? Антония — хорошая сестра, нечего сказать! — знала уже год, что обо мне ходят такие слухи, но ничего мне не говорила. «Подумаешь, кто-то сдуру сболтнул», — успокаивала она меня. Ну разумеется: на ее долю выпадали все триумфы, а я сидела рядом, как дура!
«Акробат» сочувственно кивнул.
— Теперь я начинаю понимать, как невыносимо ваше положение, — сказал он.
— Нет, мужчина вряд ли сможет войти в мое положение. Я была в полном отчаянии; я поклялась не выходить больше из дому, я готова была провалиться сквозь землю от стыда. Только с отчаяния пошла я вчера в кино. «Там темно, — думала я, — никто меня не узнает». Но как только я увидела вас, господин Цукор, мне пришла в голову чудесная мысль. «Он поможет тебе, — подумала я, — он джентльмен, он поймет тебя». И теперь я все свои надежды возлагаю на вас.
Ники изумленными глазами уставился на нее:
— На меня?
— Да, на вас, господин Цукор, именно на вас! Всем известно, что вы знаете толк в женщинах. О, простите, вы знаете, в нашем городе не бывает секретов! Вы должны опровергнуть гнусную клевету, вы должны выступить в защиту моей чести. Ну, посмотрите, разве это не руки женщины? — И она поднесла к глазам Ники маленькие выхоленные ручки. — А это разве не женские плечи? Посмотрите сами! — Гизела встала и так близко подошла к Ники, что ее бедра коснулись его колен. Она натянула платье на груди и спросила: — Ну скажите сами, что я — мальчик? Притроньтесь к моей груди, разве это не грудь женщины?
У Ники от волнения участилось дыхание. Он понял теперь, что должен вынести свое суждение как эксперт. Ну что ж, лучшего эксперта ей и не найти.
— Да кто мог выдумать, что вы не женщина? Конечно, это очень даже красивая грудь, а ваша талия... о, какая мягкая и гибкая! Вообще...
— Да вы только пощупайте! — восклицала Гизела. — Ведь тут задета моя женская честь!
— А какие бедра! Господи, конечно, это просто глупая клевета, а мы все верили ей. Разумеется, вы настоящая женщина. Ну а целоваться вы умеете, если вы настоящая женщина?.. Верно, вы и целоваться умеете!
— Да вы только пощупайте, — без конца твердила Гизела, уже сама не понимая, что говорит. — Я знала, что вы меня поймете. О боже мой, ну конечно, я умею целоваться! Как вы могли подумать, что я не умею? Я могу поцеловать вас раз, и еще раз, и еще раз... Ведь сюда никто не войдет? Вы уверены?
Когда они собрались уходить, Гизела сияла от восторга. Она вся пылала. Румянец ее щек пробивался сквозь толстый слой свежей пудры. У нее был несколько комичный вид, точно ее побелили. Она обняла Ники, поднялась на цыпочки и поцеловала его в толстые губы, несмотря на то, что он был плохо побрит.
— Я знаю, Ники, — сказала она, — вы джентльмен и не болтливы. Но ведь это совсем особый случай, и я надеюсь, вы поймете мою просьбу. Умение хранить секреты — это совсем не то, что мне от вас надо. Вы меня поняли? Совсем не то! До свиданья в четверг!
XVIII
Ники Цукор был известен тем, что любил хвастаться своими успехами у женщин и рассказывал буквально всё, до малейших подробностей. Даже и без настойчивой просьбы Гизелы он, конечно, в тот же день похвастал бы своей новой победой. Через три дня весь Анатоль уже знал, что россказни о Гизеле — сплошная ложь и клевета. Она такая же женщина, как все другие, и даже «стопроцентная», как выразился Ники. А если это говорил Ники, то ему смело можно было верить. Если раньше говорили: «Вот идет Гизела Хониг. Знаете, говорят, что она... ну, вы, конечно, понимаете...» — то теперь говорили: «Вот идет стопроцентная».
Да, но как ходила теперь Гизела, Гизела Хониг с длинными черными ресницами и ярко накрашенными щеками? Она летела, эта «стопроцентная», как стрела, с торжествующей улыбкой на губах! Мужчины смотрели на нее, они оборачивались ей вслед. О, она чувствовала их взгляды даже на спине! Некоторые смотрели на нее в упор, точно хотели пронзить ее взглядом, другие широко раскрытыми глазами, как это делают женщины, — ну просто смех. Однажды, когда она проходила мимо «Траяна», какой-то господин снял шляпу и отвесил ей низкий поклон. Это был желтый, как лимон, мистер Гаук из «Национальной нефти», с которым флиртовала Ютка. Правда, этот Гаук был постоянно пьян, но дело не в том, главное, что отбить его у Ютки не составило бы большого труда.
Каждый четверг в шесть часов вечера Гизела пила шоколад с Ники Цукором. «Акробат» должен был снова и снова убеждаться в том, что она настоящая женщина. Гнусная клевета должна быть опровергнута окончательно и бесповоротно. Гизела знала, что она делала. Такие отвратительные слухи держатся долго — люди подлы и низки! «Не делайте из этого секрета, Ники, прошу вас!»
Цукор и Гизела были не единственные, пившие шоколад в «Парадизе» после обеда. Из других комнат часто доносился смех. По деревянной лестнице шмыгали дамы, прикрывавшие лицо вуалью или платком. Даже днем дела у Ксавера шли очень бойко.
Антония внимательно наблюдала за сестрой; та совершенно изменилась: заметно повеселела, постоянно что-то напевала, много гуляла, и на лице ее всегда лежало торжествующее выражение и сознание собственного достоинства. По четвергам после обеда она куда-то исчезала. А что у нее был за вид, когда в восемь часов вечера она запыхавшись прибегала домой, чтобы поспеть к ужину: вся обсыпана пудрой, точно ее выбелили известью! От нее пахло вином и папиросами. А глаза! Хоть бы постыдилась! О боже мой, а мать и отец ничего не замечают... Что они, слепы, что ли? Наконец она узнала от Ютки Фигдор, что говорили в городе о Гизеле. Неужели это правда? Да, Ютка слышала от Берты Воссидло, а та узнала от своего брата. Ники рассказывал, что Гизела была невинной, но Ютка этому не верила. Она смеялась: двадцать три года, замужем, и всё еще невинная девица. Это уж слишком!
Пусть Гизела не воображает, что она, Антония, так глупа, чтобы ничего не заметить.
— Говорят, у тебя связь с Ники Цукором? — спросила она однажды тоном лицемерного сомнения.
— Да? Об этом говорят? — радостно воскликнула Гизела, к большому удивлению Антонии. — Ну и прекрасно, что об этом говорят. Связь — это, может быть, слишком сильно сказано. Так, легкий флирт!
Антония не верила своим ушам.
— Сказать тебе, кто ты такая? — спросила она, близко подходя к Гизеле. — Ты бесстыдница, просто бесстыдница!
Но Гизела нисколько не рассердилась. Она засмеялась и пожала плечами:
— Ну и пусть! Я должна была опровергнуть эту гнусную клевету. И в конце концов имею же я право пользоваться своей молодостью! — ответила она.
— Погоди, Франциска Маниу выцарапает тебе глаза! — с возмущением воскликнула Антония.
Гизела презрительно скривила рот.
— Ах, она совсем не такая узкая мещанка, как все вы, — сказала она. — Напротив, Франциска в ближайшие дни пригласит меня к себе. Она устраивает большой вечер, костюмированный бал.
И Гизела с обворожительной улыбкой пошла навстречу вошедшему в магазин желтолицему господину, мистеру Гауку из «Национальной нефти». Мистер Гаук был в восхищении от того, что видит ее — charted to see you — и совершенно забыл, что он хотел купить. A, gloves, перчатки, теперь он вспомнил.
Гизела хихикала, шутила и чуть не полчаса примеряла мистеру Гауку перчатки. Антония видела в зеркале, что инженер из «Национальной нефти» во время примерки позволял себе всевозможные вольности с Гизелой, и та только смеялась, вот срамница! Антонии, которая сидела за кассой и видела всё это, трудно было оставаться внимательной к покупателям. А ведь касса — не шутите — сердце каждого торгового предприятия! Антония была возмущена поведением Гизелы. До чего бысстыдно она кокетничала! Как только в магазин входил мужчина, она сейчас же делала ему глазки. Никого не стесняясь, даже служащих магазина! Антония несколько дней не разговаривала с сестрой. Она была в дурном настроении, презирала Гизелу. Или, может быть, это только зависть? Может быть, Гизела права? Антония размышляла несколько дней и в конце концов пришла к убеждению, что Гизела права, разумеется, права! Ах, и она, Антония, тоже вовсе не собирается принести свою молодость в жертву предприятию отца. Вовсе не собирается! Ее положение, если вникнуть, тоже ужасно. Она была замужем, но муж удрал от нее. Она не может даже развестись, сказали ей в суде, так как завтра может явиться муж. И только тогда она сможет подать прошение о разводе. И это называется законы! Но законы законами, а она вовсе не намерена губить понапрасну лучшие свои годы!
Нравы города Анатоля в корне изменились. Это было ясно и слепому. Загляните в книжную лавку Михеля в переулке Ратуши. Разве каких-нибудь полгода назад можно было увидеть там что-либо подобное: «Гигиена брака», «Проституция», «Женщина», «Меры для предупреждения зачатия». А какие открытки и фотографии! Антония сперва не осмеливалась даже останавливаться перед витриной. Но молоденькие девушки преспокойно подходили и внимательно разглядывали книги и фотографии. Эти девушки приходили часто и в магазин Роткеля. Они покупали шляпы, парижские ботинки, шелковые чулки и тратили уйму денег. Антония знала, что их родители — люди со скромным достатком: чиновники, учителя, мелкие торговцы. Но у девушек были деньги. Очевидно, в городе было много-много денег! Откуда же всё-таки эти девицы берут деньги? Иногда они приходили в магазин в сопровождении приезжих господ и выбирали себе то одно, то другое.
Разумеется, все теперь живут здесь не так, как раньше. Только она такая дурочка! Недавно открылся зал для танцев в «Рюсси». Там, говорят, веселятся вовсю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Но, боже мой, что же это такое?
Гизела то краснела, то бледнела. Она снова сжала белые ручки и опять отпила глоток шоколада.
— Ну, я расскажу вам всё. Вы знаете, что я была замужем. Не правда ли? Ну разумеется, вы сами вчера меня назвали «госпожой Хониг». О моем браке мне не хочется говорить. Скажу только, что у меня были весьма веские причины оставить мужа через сутки после венчания. У него были болезненные наклонности, вы понимаете? Одним словом, я вернулась к родителям.
— Я знаю, я знаю.
Ники слушал, широко раскрыв глаза. Он был большой любитель сплетен, пересудов и скандалов.
— Ну, слушайте дальше, — продолжала Гизела.
Теперь слова так и лились из ее маленького накрашенного ротика. Вероятно, ее муж, трусливый негодяй, пустил о ней эту клевету, чтобы отомстить ей. И она ничего не подозревала! Да ей такое просто в голову не приходило!
— Посудите сами, господин Цукор, как я могла об этом догадаться?
Но теперь она кое-что узнала. Теперь она всё поняла. Она замечала, что на вечерах и балах мужчины почти не обращали на нее внимания. Они увивались вокруг Антонии, а ей — только вежливый поклон. И когда кто-нибудь из мужчин танцевал с ней, она ясно чувствовала, что это простая вежливость и ее партнер буквально остерегается держаться близко к ней. То же она замечала и на улице. Мужчины смотрели только на Антонию, а ее вообще точно не существовало. Что же это такое? Разве она хуже Антонии? Что у нее, бородавки на лице? Разве она чахоточная? Но вот Ютка Фигдор наконец передала ей, какую гнусную клевету распространяют в городе по ее адресу. Она три дня пролежала в постели, так возмутила ее эта гнусность.
— Вы, конечно, знаете, о чем я говорю, господин Цукор? Вам, должно быть, тоже доводилось это слышать?
Ники мешал ложечкой шоколад и смотрел на взволнованную Гизелу большими глуповатыми черными глазами. А затем слегка кивнул. Разумеется, он знает!
— Значит, это говорят? — воскликнула Гизела. — Говорят... говорят, что я... не настоящая женщина?
Гизела закрыла лицо руками:
— Как ужасно, как ужасно! Какой позор! Скажите сами, можно ли нанести женщине более тяжкое оскорбление?
Ники покачал головой.
— Ведь это сделало мое положение в городе просто невыносимым, — в отчаянии продолжала Гизела. — Лишить меня моей женской чести! Можно ли придумать более гнусную сплетню? Мужчины избегают, презирают меня. Это возмутительно! Мне было бы легче, если бы обо мне сказали, что я распутница. Разумеется, это не очень лестно. Но когда говорят, что я не настоящая женщина, это во сто крат оскорбительнее для меня, во сто крат! Говорить так — значит оскорблять женщину насмерть! Ну скажите, права я или нет?
— Вы правы. Это неприятно для вас.
— Неприятно! Да ведь из-за этого я стала отверженной, стала всеобщим посмешищем! — продолжала Гизела вне себя. — Вся моя жизнь разбита. Неужели вы думаете, что я для того разводилась, чтобы никогда больше не выходить замуж? Но как могут интересоваться мною мужчины, если они думают, что я не настоящая женщина? Я взгляну на мужчину, а он избегает моего взгляда. Мужчины боятся дотронуться до моей руки, никто не ухаживает за мной. Вы понимаете теперь, что моя жизнь разбита? Антония — хорошая сестра, нечего сказать! — знала уже год, что обо мне ходят такие слухи, но ничего мне не говорила. «Подумаешь, кто-то сдуру сболтнул», — успокаивала она меня. Ну разумеется: на ее долю выпадали все триумфы, а я сидела рядом, как дура!
«Акробат» сочувственно кивнул.
— Теперь я начинаю понимать, как невыносимо ваше положение, — сказал он.
— Нет, мужчина вряд ли сможет войти в мое положение. Я была в полном отчаянии; я поклялась не выходить больше из дому, я готова была провалиться сквозь землю от стыда. Только с отчаяния пошла я вчера в кино. «Там темно, — думала я, — никто меня не узнает». Но как только я увидела вас, господин Цукор, мне пришла в голову чудесная мысль. «Он поможет тебе, — подумала я, — он джентльмен, он поймет тебя». И теперь я все свои надежды возлагаю на вас.
Ники изумленными глазами уставился на нее:
— На меня?
— Да, на вас, господин Цукор, именно на вас! Всем известно, что вы знаете толк в женщинах. О, простите, вы знаете, в нашем городе не бывает секретов! Вы должны опровергнуть гнусную клевету, вы должны выступить в защиту моей чести. Ну, посмотрите, разве это не руки женщины? — И она поднесла к глазам Ники маленькие выхоленные ручки. — А это разве не женские плечи? Посмотрите сами! — Гизела встала и так близко подошла к Ники, что ее бедра коснулись его колен. Она натянула платье на груди и спросила: — Ну скажите сами, что я — мальчик? Притроньтесь к моей груди, разве это не грудь женщины?
У Ники от волнения участилось дыхание. Он понял теперь, что должен вынести свое суждение как эксперт. Ну что ж, лучшего эксперта ей и не найти.
— Да кто мог выдумать, что вы не женщина? Конечно, это очень даже красивая грудь, а ваша талия... о, какая мягкая и гибкая! Вообще...
— Да вы только пощупайте! — восклицала Гизела. — Ведь тут задета моя женская честь!
— А какие бедра! Господи, конечно, это просто глупая клевета, а мы все верили ей. Разумеется, вы настоящая женщина. Ну а целоваться вы умеете, если вы настоящая женщина?.. Верно, вы и целоваться умеете!
— Да вы только пощупайте, — без конца твердила Гизела, уже сама не понимая, что говорит. — Я знала, что вы меня поймете. О боже мой, ну конечно, я умею целоваться! Как вы могли подумать, что я не умею? Я могу поцеловать вас раз, и еще раз, и еще раз... Ведь сюда никто не войдет? Вы уверены?
Когда они собрались уходить, Гизела сияла от восторга. Она вся пылала. Румянец ее щек пробивался сквозь толстый слой свежей пудры. У нее был несколько комичный вид, точно ее побелили. Она обняла Ники, поднялась на цыпочки и поцеловала его в толстые губы, несмотря на то, что он был плохо побрит.
— Я знаю, Ники, — сказала она, — вы джентльмен и не болтливы. Но ведь это совсем особый случай, и я надеюсь, вы поймете мою просьбу. Умение хранить секреты — это совсем не то, что мне от вас надо. Вы меня поняли? Совсем не то! До свиданья в четверг!
XVIII
Ники Цукор был известен тем, что любил хвастаться своими успехами у женщин и рассказывал буквально всё, до малейших подробностей. Даже и без настойчивой просьбы Гизелы он, конечно, в тот же день похвастал бы своей новой победой. Через три дня весь Анатоль уже знал, что россказни о Гизеле — сплошная ложь и клевета. Она такая же женщина, как все другие, и даже «стопроцентная», как выразился Ники. А если это говорил Ники, то ему смело можно было верить. Если раньше говорили: «Вот идет Гизела Хониг. Знаете, говорят, что она... ну, вы, конечно, понимаете...» — то теперь говорили: «Вот идет стопроцентная».
Да, но как ходила теперь Гизела, Гизела Хониг с длинными черными ресницами и ярко накрашенными щеками? Она летела, эта «стопроцентная», как стрела, с торжествующей улыбкой на губах! Мужчины смотрели на нее, они оборачивались ей вслед. О, она чувствовала их взгляды даже на спине! Некоторые смотрели на нее в упор, точно хотели пронзить ее взглядом, другие широко раскрытыми глазами, как это делают женщины, — ну просто смех. Однажды, когда она проходила мимо «Траяна», какой-то господин снял шляпу и отвесил ей низкий поклон. Это был желтый, как лимон, мистер Гаук из «Национальной нефти», с которым флиртовала Ютка. Правда, этот Гаук был постоянно пьян, но дело не в том, главное, что отбить его у Ютки не составило бы большого труда.
Каждый четверг в шесть часов вечера Гизела пила шоколад с Ники Цукором. «Акробат» должен был снова и снова убеждаться в том, что она настоящая женщина. Гнусная клевета должна быть опровергнута окончательно и бесповоротно. Гизела знала, что она делала. Такие отвратительные слухи держатся долго — люди подлы и низки! «Не делайте из этого секрета, Ники, прошу вас!»
Цукор и Гизела были не единственные, пившие шоколад в «Парадизе» после обеда. Из других комнат часто доносился смех. По деревянной лестнице шмыгали дамы, прикрывавшие лицо вуалью или платком. Даже днем дела у Ксавера шли очень бойко.
Антония внимательно наблюдала за сестрой; та совершенно изменилась: заметно повеселела, постоянно что-то напевала, много гуляла, и на лице ее всегда лежало торжествующее выражение и сознание собственного достоинства. По четвергам после обеда она куда-то исчезала. А что у нее был за вид, когда в восемь часов вечера она запыхавшись прибегала домой, чтобы поспеть к ужину: вся обсыпана пудрой, точно ее выбелили известью! От нее пахло вином и папиросами. А глаза! Хоть бы постыдилась! О боже мой, а мать и отец ничего не замечают... Что они, слепы, что ли? Наконец она узнала от Ютки Фигдор, что говорили в городе о Гизеле. Неужели это правда? Да, Ютка слышала от Берты Воссидло, а та узнала от своего брата. Ники рассказывал, что Гизела была невинной, но Ютка этому не верила. Она смеялась: двадцать три года, замужем, и всё еще невинная девица. Это уж слишком!
Пусть Гизела не воображает, что она, Антония, так глупа, чтобы ничего не заметить.
— Говорят, у тебя связь с Ники Цукором? — спросила она однажды тоном лицемерного сомнения.
— Да? Об этом говорят? — радостно воскликнула Гизела, к большому удивлению Антонии. — Ну и прекрасно, что об этом говорят. Связь — это, может быть, слишком сильно сказано. Так, легкий флирт!
Антония не верила своим ушам.
— Сказать тебе, кто ты такая? — спросила она, близко подходя к Гизеле. — Ты бесстыдница, просто бесстыдница!
Но Гизела нисколько не рассердилась. Она засмеялась и пожала плечами:
— Ну и пусть! Я должна была опровергнуть эту гнусную клевету. И в конце концов имею же я право пользоваться своей молодостью! — ответила она.
— Погоди, Франциска Маниу выцарапает тебе глаза! — с возмущением воскликнула Антония.
Гизела презрительно скривила рот.
— Ах, она совсем не такая узкая мещанка, как все вы, — сказала она. — Напротив, Франциска в ближайшие дни пригласит меня к себе. Она устраивает большой вечер, костюмированный бал.
И Гизела с обворожительной улыбкой пошла навстречу вошедшему в магазин желтолицему господину, мистеру Гауку из «Национальной нефти». Мистер Гаук был в восхищении от того, что видит ее — charted to see you — и совершенно забыл, что он хотел купить. A, gloves, перчатки, теперь он вспомнил.
Гизела хихикала, шутила и чуть не полчаса примеряла мистеру Гауку перчатки. Антония видела в зеркале, что инженер из «Национальной нефти» во время примерки позволял себе всевозможные вольности с Гизелой, и та только смеялась, вот срамница! Антонии, которая сидела за кассой и видела всё это, трудно было оставаться внимательной к покупателям. А ведь касса — не шутите — сердце каждого торгового предприятия! Антония была возмущена поведением Гизелы. До чего бысстыдно она кокетничала! Как только в магазин входил мужчина, она сейчас же делала ему глазки. Никого не стесняясь, даже служащих магазина! Антония несколько дней не разговаривала с сестрой. Она была в дурном настроении, презирала Гизелу. Или, может быть, это только зависть? Может быть, Гизела права? Антония размышляла несколько дней и в конце концов пришла к убеждению, что Гизела права, разумеется, права! Ах, и она, Антония, тоже вовсе не собирается принести свою молодость в жертву предприятию отца. Вовсе не собирается! Ее положение, если вникнуть, тоже ужасно. Она была замужем, но муж удрал от нее. Она не может даже развестись, сказали ей в суде, так как завтра может явиться муж. И только тогда она сможет подать прошение о разводе. И это называется законы! Но законы законами, а она вовсе не намерена губить понапрасну лучшие свои годы!
Нравы города Анатоля в корне изменились. Это было ясно и слепому. Загляните в книжную лавку Михеля в переулке Ратуши. Разве каких-нибудь полгода назад можно было увидеть там что-либо подобное: «Гигиена брака», «Проституция», «Женщина», «Меры для предупреждения зачатия». А какие открытки и фотографии! Антония сперва не осмеливалась даже останавливаться перед витриной. Но молоденькие девушки преспокойно подходили и внимательно разглядывали книги и фотографии. Эти девушки приходили часто и в магазин Роткеля. Они покупали шляпы, парижские ботинки, шелковые чулки и тратили уйму денег. Антония знала, что их родители — люди со скромным достатком: чиновники, учителя, мелкие торговцы. Но у девушек были деньги. Очевидно, в городе было много-много денег! Откуда же всё-таки эти девицы берут деньги? Иногда они приходили в магазин в сопровождении приезжих господ и выбирали себе то одно, то другое.
Разумеется, все теперь живут здесь не так, как раньше. Только она такая дурочка! Недавно открылся зал для танцев в «Рюсси». Там, говорят, веселятся вовсю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62