— Ну, тогда ты просто удерешь от него.
Гизела нашла этот план великолепным. Она засмеялась. Ну хорошо, она об этом подумает.
Пришли гости, Гаук и Мадсен из «Национальной нефти», которые последнее время часто навещали Франциску. Это были светские люди, они говорили на всех языках и побывали в дальних странах. Они умели рассказывать такие истории, что только рот откроешь от удивления. Мадсен и Франциска занялись приготовлением коктейля, как это делалось каждый вечер, и Франциска нисколько не скрывала, что ей нравится долговязый датчанин. У него была чудесная фигура! А Гизела и желтолицый мистер Гаук... Ну что ж, Франциска умеет молчать.
III
Жак не переставал удивляться. Ну уж этот Янко! Он, кажется, и впрямь стал совсем другим человеком. Неужели и правда можно так основательно измениться? Теперь он был воплощением активности и дисциплины. И так шло уже несколько месяцев.
Каждое утро, ровно в девять, он являлся в свою контору и несколько часов работал с доходившей до педантизма добросовестностью, пользуясь целой библиотекой специальной литературы. Затем шел осматривать буровые скважины и отдавался этому занятию со страстным усердием, словно опьяненный воздухом, в котором носились мелкие частицы нефти. Он все замечал, во все вникал и сам нередко энергично вмешивался в ход работы. Теперь ему уже нельзя было втереть очки. Жак иногда сопровождал его и каждый раз поражался теми знаниями, которые Янко сумел приобрести за несколько месяцев.
«Голиаф», значительно уже ослабевший, все-таки давал еще ежедневно железнодорожный поезд нефти. Буровые скважины номер два и номер три принесли разочарование: под кладбищем оказалось мало нефти. Зато скважина номер четыре, у самой дороги, была чрезвычайно доходна. Янко мог быть доволен. Его буровые вышки уже вторглись в цыганский квартал. Они стояли между глиняными мазанками и лачугами евреев и цыган, которые совершенно самовольно, без всякого права, поселились здесь. Весь этот участок принадлежал старому крестьянину, жившему в горах, в тридцати километрах от города. Это был наполовину выживший из ума старик. Он ничего не знал о том, что происходило в Анатоле, и был счастлив, когда Янко за участок ни на что не годной земли заплатил ему двадцать тысяч крон. Да, этот Янко оказался совсем неплохим дельцом. Жак радовался за него.
Янко обещал баронессе и Соне ежедневно навещать больного господина Ипсиланти. Он держал свое слово и хоть на минуту, но заходил каждый день. Больной безучастно лежал в постели. Он почти не узнавал Янко. Но эти посещения нисколько не были тягостны для Янко, как опасалась Соня. О нет! Он любил их; любил входить в этот сад и в этот дом. Иногда он подолгу расхаживал по комнатам. Он видел, как Соня спускалась по лестнице, как она стояла на коленях в цветнике, с пылающими щеками. В комнатах еще звучали ее слова. Он питал нежность к некоторым комнатам и даже к мебели. Но об этом он не говорил никому.
Часто он неожиданно приезжал на нефтепромыслы к Жаку, чтобы переговорить с ним по какому-нибудь техническому или коммерческому вопросу, — Янко срочно нужен его совет. Он был не прочь повыведать, кстати, что делается на скважинах «Анатолийской нефти». Жак смотрел на него, покачивая головой. Янко действительно был для него большой загадкой. Ведь Жак знал его как никто. «Может быть, — думал иногда Жак, — он просто старается одурманить себя этой непрерывной работой. Может быть, он день и ночь думает о своей Соне. От него всего можно ожидать».
— А что слышно о Соне? — спрашивал Жак.
Янко улыбался несколько смущенно, как всегда, когда ему задавали этот вопрос, и смотрел в сторону. Соня пишет часто, но, откровенно говоря, очень мало о себе. Она описывает ландшафты и санатории, врачей и своих новых знакомых. Теперь они в Наугейме. Баронесса чувствует себя значительно лучше. Однако Янко пора идти, — у него еще есть работа.
— А не сходить ли нам сегодня вечером в «Парадиз»? Выпьем там по стаканчику, — предлагал Жак. — Эта Карола действительно очень красивая и довольно интересная женщина.
Но Янко качал головой и смущенно опускал глаза. Да, Янко стал очень скучным человеком. Где все его веселые рассказы?
— Нет, нет, так не годится, — отвечал Янко, краснея. — Роза не спит, если меня нет дома, а я должен теперь очень беречь ее: через месяц она ждет ребенка.
Ну, что на это скажешь? Янко стал прямо-таки домоседом. А какой молодец он был раньше!
Как-то раз, когда Янко пришел к себе в контору, ему сообщили, что приходила некая вдова Дубранке и хотела его видеть.
Дубранке? Это, должно быть, мать его друга Дубранке, у которого он когда-то купил свой участок? Он вспомнил, что мать Дубранке была вдова мелкого чиновника, что у нее ничего не было за душой. И сейчас же подумал о том, как оказать помощь матери своего друга, которого очень любил. Вот и хорошо, что она разыскала Янко, — ведь он нажил на этом участке целое состояние. Уж он сумеет сделать так, чтобы мать его друга Дубранке не знала нужды до конца своих дней.
Янко принял госпожу Дубранке с большой сердечностью. Значит, действительно мать его друга? Как он рад! Но вдруг он смутился, почувствовав что-то неладное. Вдова Дубранке, маленькая женщина с гладким восковым лицом, избегала его взгляда, и вся ее манера держаться была как-то подозрительно робка и пуглива. Неуверенным и очень тихим голосом она сказала, что уже несколько лет не живет в Анатоле, но ее зять, судебный писец Дубранке, держал ее в курсе здешних событий. Она и раньше приехала бы сюда, но была всю зиму больна. Ну словом, она узнала, что барон Стирбей нашел на участке ее сына нефть. Она приехала предъявить свои права. Участок принадлежит ей.
Янко побледнел. Теперь он понял, почему она так странно держалась.
— Но я купил этот участок у вашего сына, — ответил он со смущенной улыбкой, несколько оправившись от изумления. — Это было около трех лет назад. Вам тогда предстояла операция, и вашему сыну нужны были деньги.
Госпожа Дубранке покачала головой и поджала тонкие восковые губы. Она долго смотрела в глаза Янко. Нет, о продаже она ничего не знала. Да и участок этот в городских книгах все еще значится на имя ее сына. Она просит барона Стирбея предъявить ей купчую крепость. И она вышла.
Янко был в полной растерянности. Купчую крепость? У него нет никакой купчей крепости. У него есть только письмо офицера-летчика Дубранке, но Янко побледнел при мысли, что это письмо он легко мог разорвать или потерять. Вся его жизнь стояла на карте.
IV
Роза сразу заметила растерянность Янко, когда он вернулся домой. Она вспомнила, что несколько месяцев назад — это было в Монастырском переулке — Янко сделал попытку привести в порядок свои бумаги, но очень скоро признал это безнадежным. Куда же делись эти бумаги? Должны же они быть где-нибудь? Да, да! Янко вспомнил, что он бросил их в большой желтый кожаный чемодан, который теперь стоял на чердаке. Они немедленно достали этот чемодан, всю ночь рылись в бумагах и наконец нашли письмо Дубранке. Роза нашла его вложенным в какой-то грязный конверт. В этом письме Дубранке подтверждал, что он продал Янко участок для застройки рядом со старым кладбищем за шестьсот крон и деньги за него сполна получил наличными.
Янко вздохнул с облегчением. О дальнейшем позаботится Рауль. Но вдова Дубранке, которой показали письмо в конторе Рауля, заявила, что письмо подложное.
— Это не его рука! — сказала она. — Я подам жалобу.
Рауль опешил. «Кто-то ведет против Янко тонко рассчитанную игру», — подумал он, не на шутку перепугавшись. Письмо, конечно, подлинное. В этом нет ни малейшего сомнения. Янко в свое время просто из великодушия купил у летчика Дубранке этот не представлявший никакой ценности участок. Старухе сделали на деньги Янко операцию, а теперь она же выступает против него! Рауль был очень взволнован.
— Я должен обратить ваше внимание, уважаемая госпожа Дубранке, — сказал он, — что вам придется подтвердить ваше заявление под присягой.
— Я готова присягнуть, — ответила вдова Дубранке с необыкновенной горячностью.
— С вашего разрешения я приглашу для экспертизы лучших химиков и графологов, — прибавил Рауль и проводил госпожу Дубранке до дверей.
Лучше всех в этом деле мог разобраться Жак. Янко, очень встревоженный, от Рауля немедленно поехал на нефтепромыслы. Жак внимательно выслушал Янко, и лицо его приняло удивленное и мрачное выражение.
— Неужели до этого дошло? — нахмурившись спросил он.
Янко не понял его:
— Что ты хочешь сказать, Жак?
Жак в волнении ходил по комнате.
Из-за этой нефти все в городе с ума посходили, алчность развратила всех до мозга костей. Вот Яскульский недавно пытался подкупить Майера: он предложил ему значительную сумму, если тот откроет тайну скважин, которые «Анатолийская нефть» пробурила возле пашни Гершуна, на самой меже, но почему-то не стала их разрабатывать. Но конечно, и «Анатолийская нефть» кое-что предпринимает, тут тоже не ягнята сидят! А вот, например, неделю назад в конторе Брааке взломали ночью несгораемый шкаф и украли секретные данные о геологических разрезах. Жак подозревает Ники Цукора, которому он как-то раз показывал эти чертежи. Ники последнее время пьет каждый вечер с Яскульским; они стали вдруг что-то подозрительно дружны. Теперь выплывает эта скверная история с вдовой Дубранке. Ложная присяга? Ну что такое в конце концов ложная присяга? Теперь не отступают перед тем, чтобы довести до тюрьмы старую женщину.
— Надеюсь, теперь тебе всё ясно? — воскликнул Жак, останавливаясь перед Янко и глядя на него жестким взглядом.
— Ясно? Я не понимаю тебя, Жак, говори точнее!
Но Жак не мог говорить точнее. Не так уж трудно сообразить, что эта простоватая вдова Дубранке не сама выдумала свой маневр. Ее разыскали, ее вымуштровали и посулили ей золотые горы. Она прекрасно знает, что ее сын в свое время продал этот участок; она всё знает, но не боится принести ложную присягу. Ее заранее научили, как действовать. Научили? Но кто же? Жак рассмеялся.
— Это, конечно, не мы, не «Анатолийская нефть»! — воскликнул он. — Это они, — тихо прибавил он. — Ведь они совсем прогорают. Будь осторожен, Янко, я тебя предупреждаю! Наконец-то Янко понял. Но ему еще не верилось; всё это как-то не укладывалось у него в голове. Нет, невозможно, чтобы люди додумались до этого! Прямо немыслимо! Дубранке, вероятно, не сказал своей матери о продаже, вот и всё.
— Ну, ты предупрежден! — раздраженно крикнул Жак. — Ты как малое дитя, Янко. Когда дело идет о прибылях, для таких людей нет ничего невозможного.
И Жак дал такой совет: все эти эксперты Рауля, разумеется, большая глупость. Экспертов могут подкупить. Все старые письма покойного Дубранке, все образцы его почерка уничтожат или подделают. Да, всё возможно. А судьи? Да ведь судьи «его» друзья. Они постоянно бывают у него. (Жак упорно не называл имен.) Они и их родственники — держатели акций «той» компании. Янко наверняка проиграл бы процесс, ему запретили бы добычу нефти, на его предприятие был бы наложен секвестр. Нет, этот путь совершенно невозможен. Надо предложить вдове Дубранке значительную сумму отступного, а если понадобится, то и ренту. Судебному писцу Дубранке тоже должно кое-что перепасть.
— Я завтра с самого утра отправлюсь к Раулю и переговорю с ним. Твой противники, к счастью, сейчас сидят без денег... Ни гроша! Они даже не знают, чем будут платить рабочим за эту неделю. Да, мы всё знаем о них, точно так же, как и они всё знают о нас.
Рауль вызвал судебного писца Дубранке к себе и хорошенько припугнул его. Присяга — это в конце концов всё-таки присяга!.. Потом он сделал свое предложение. Переговоры тянулись больше недели. Наконец вдова Дубранке снова явилась к Раулю. Она в последние дни была нездорова. Грипп? Ах нет, ее старая болезнь печени... На этот раз вдова прихватила свои «хорошие» очки. Она надела их и признала, что запродажное письмо сына — подлинное. В прошлый раз очки были слишком слабые. Она подписала заявление, что в дальнейшем не будет предъявлять никаких требований. Янко в первый раз за две недели заснул спокойно.
V
Но теперь он не на шутку волновался за Розу: у нее начались схватки. Она ужасно боялась. Прошлую ночь ей приснилось, что она умерла, она читала в газете объявление о собственной смерти: «Роза Мариам волей божией скончалась от родов».
Любовь прекрасна, Роза жаждет любви. Но ребенка... нет, ребенка она не хочет! Ах, зачем бог так странно устроил этот мир? Ребенок сведет ее в могилу, чтобы жить самому. Она видела себя лежащей глубоко под землей, в темноте. Никогда больше она не будет танцевать, она умрет, так и не повидав Парижа! Роза начала молиться. Если кто еще и может спасти ее, так это матерь божья. Она умоляла пресвятую деву облегчить ей роды, а если всё пройдет благополучно, то пусть она поможет ей стать танцовщицей. Но Роза не сказала матери божьей, какие танцы она собирается танцевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62