Янко со своей стороны прилагал все усилия к тому, чтобы казаться прежним. Никто не должен был подозревать, что он пережил после тогдашней катастрофы. Он разыгрывал из себя прежнего Янко, но в нем произошли глубокие перемены. Он стал благоразумнее, умереннее, не пил и не брал в руки карт. Кто бы этому поверил? Он развернул такую кипучую деятельность, какой никто от него не мог ожидать.
Точнехонько, минута в минуту, явился он к Жаку, чтобы переговорить с ним о делах. С Ники Цукором он часами объезжал город и окрестности в поисках подходящего для себя дома. Город был переполнен, ничего нельзя было найти. В конце концов он снял пустовавшую запыленную дачу в двух километрах от города. Но это ничего, у него уже был свой автомобиль. Он немедленно созвал мастеровых, ему не терпелось. У Роткеля купил мебель для дома, платье и белье для Розы, и как только всё было готово, перевез Розу в новое жилище. Пусть видит весь Анатоль, что дочь вдовы Мариам едет в автомобиле с бароном Янко Стирбеем: Янко это совершенно безразлично.
Он добросовестно приходил по утрам в контору, которую устроил для него Жак, и прилагал все усилия, чтобы освоиться с делами, в которых ничего не понимал. По целым дням рылся он в ворохе бумаг, стараясь разобраться в удостоверениях, договорах, счетах, квитанциях, накопившихся за последние месяцы. Его предприятие — он по-детски гордился им — добывало нефть и продавало ее «Анатолийской нефтяной компании». Оно уже построило два больших резервуара и соединительную ветку к железной дороге, вело буровые работы, и не так-то легко было разобраться во всех этих бесконечных документах. Раньше Янко просто бросил бы их в угол. У него были продолжительные совещания с Марморошем. Марморош охаживал его и, шлепая своими толстыми губами, предлагал ему какой угодно кредит. «Анатолийская натуральная нефть» было предприятие вполне здоровое, это можно смело сказать.
Много часов Янко проводил у Рауля. Нужно было разрешить сотни вопросов. Он застал Рауля в меланхолично-торжественном настроении. У него был вид человека, испытавшего тяжкую несправедливость. Еще засветло он плотно задергивал занавеску и зажигал свет. На лампе, стоявшей на его письменном столе, был темно-зеленый абажур, так что вся комната погружалась в почти полный мрак, и Рауль расхаживал по ней, отбрасывая на стены огромную тень. Он говорил глухо, торжественно и очень тихо, как человек с истерзанными нервами. Он был зол на весь мир, бранил всех и каждого. Ольга подала прошение о разводе, и ее адвокат составил для нее оскорбительную, полную грязных обвинений жалобу. Ольга требовала две тысячи крон в месяц. У Рауля было достаточно причин, чтобы разочароваться в людях. Рауль ушел в темный угол и оборвал себя посреди фразы: на несколько секунд он совсем забыл, что в комнате находится Янко.
На днях Борис подал иск. Он требует возвращения ему участка, на котором Янко нашел нефть. Он утверждает, что этот земельный участок приобретен на деньги покойного барона и поэтому принадлежит к владениям Стирбеев. Иск, конечно, совершенно нелепый, вся затея рухнет как карточный домик, когда дело дойдет до суда. Но она показывает Бориса в довольно странном свете. Встречаясь с ним, Рауль каждый раз испытывал неприятное чувство.
— А как у вас идут переговоры с Яскульским? — спросил Янко.
Яскульский был самым упорным противником Янко. Он буквально осаждал его. Каждое утро он являлся к нему в контору, усаживался на стул и бесцеремонно вытягивал ноги в огромных сапожищах. Он смеялся, шутил, рассказывал новости. Но затем опять заводил разговор о своей яме с гравием. Он сегодня не уйдет, пока не будет улажено это дело.
— Двадцать тысяч, Янко, мое последнее слово!
И ежедневно Янко терпеливо приводил одни и те же аргументы. Какие, собственно, убытки потерпел Яскульский? Весной эксперты определят, пострадал ли щебень от нефти.
Яскульский оглушительно хохотал.
— Что же, ты хочешь отделаться несколькими повозками щебня, барон? Да, вот теперь я вижу, что ты всё-таки тоже барон. Я тебе расскажу историю об одном человеке. Он шел с горящей трубкой через лес, и лес сгорел дотла. Ему пришлось заплатить за весь лес, и за маленькие деревья столько же, столько за большие. Послушай, Янко, если бы не моя яма, у тебя убежала бы вся твоя нефть.
— Ну и подавай иск, тебя высмеют в суде.
— Меня уже часто высмеивали, а всё же я стал богатым человеком. Ну послушай, — пятнадцать тысяч! Для тебя это всё равно что кот чихнул, и мы будем квиты.
Яскульский просит рюмку коньяку и рассказывает о «салоне Колоссер». Там теперь есть одна молоденькая крестьянская девчонка: семнадцать лет, маленькая — вот такая, совсем как ребенок, но прямо огонь!
— Пойдем со мной туда сегодня вечером!
Нет, у Янко не было ни малейшего желания идти с Яскульским.
Яскульский приходит каждое утро. Он хочет взять Янко измором. Но Янко слушает и каждый раз возражает одно и то же. Яскульский не может прийти в себя от удивления: каким упрямым стал наш Янко!
XXIV
Сердце у Янко колотилось от волнения, точно у школьника, когда он потянул звонок у садовой калитки баронессы Ипсиланти. Собаки прибежали из занесенного снегом сада и, узнав гостя, подняли оглушительный радостный лай. Они прыгали на него и пытались лизнуть его в лицо. Прием, оказанный собаками, растрогал Янко. О, он теперь стал такой чувствительный! Чуть что — и уже слезы на глазах.
Об этом мгновении — когда он надавит дверную ручку у входа в дом Ипсиланти — он мечтал уже много месяцев. Волна тепла и счастья поднялась в его сердце, невольно он пошел быстрее. Сейчас он увидит ее! И он видел перед собой Соню такой, какой видел в последний раз, тогда... тогда!.. когда она стояла во дворе «Парадиза» — бесплотная тень со светлым ликом. И снова он почувствовал, как холодна была ее рука. И снова его память воскресила нежную озабоченность, прозвучавшую тогда в ее голосе и навсегда запечатлевшуюся в его ушах. В гостиной — зимой в ней не жили — было холодно, как в леднике. Мебель была закрыта безобразными полосатыми чехлами; от стен веяло чем-то мрачным и безрадостным. Казалось, вся атмосфера дома изменилась, точно кто-то здесь умер во время его отсутствия. Здесь, где прежде все было залито солнцем, где ощущалось благоухание цветов, а за окнами виднелись знаменитые цветники баронессы... Вдруг открылась дверь, и на пороге показалась Соня. Она сразу вспыхнула и сделала удивленный жест, точно испугалась.
— Янко? — произнесла она тихо, почти смущенно. И, обернувшись назад, в комнату, крикнула: — Это Янко, мама! Он уже целую неделю здесь и наконец пришел к нам.
Янко стоял, смотрел на Соню и не знал, что сказать. Соня! Среди ледяного холода гостиной его вдруг обдало жаром, точно от печки. Он чувствовал, что ведет себя глупо, чрезвычайно глупо, но не мог произнести ни слова.
— Холодно! — воскликнула рядом баронесса, и Янко поспешил поздороваться с дамами по всем правилам вежливости. Он поцеловал маленькую холодную руку баронессы и даже прищелкнул каблуками, точно на нем всё еще был военный мундир. Он смущенно засмеялся и начал быстро рассказывать что-то громким голосом.
Баронесса сидела, накинув на плечи лиловую шаль, ее маленькое личико заострилось. Большими деревянными спицами она вязала белую накидку. На полу лежал клубок шерсти, и время от времени, когда у баронессы кончалась нитка, она откатывала клубок резким движением ноги. Казалось, она очень спешила. Спицы торопливо и даже как-то сердито пощелкивали в ее маленьких проворных ручках. На ней было золотое пенсне, и порой она поглядывала поверх него на Янко быстрым, пристальным взглядом. Вид у нее был обиженный и рассерженный.
— Здесь тоже за это время случилось немало, — сказала она и, с упреком взглянув на Янко, прибавила: — Боже мой, чего только не рассказывают в городе! Какая везде распущенность!
Янко сильно смутился. Только теперь он понял упрек в суровых глазах баронессы. Она явно намекала на историю с Розой. Роза жила в его доме, Роза разъезжала с ним по городу, и после этого он осмелился прийти сюда! Это было, конечно, неприлично, но Янко просто не подумал об этом. Соня, разумеется, тоже знала всё; он видел это по ее глазам, но она ни разу не упрекнула его. Она улыбалась чуть заметной, снисходительной улыбкой. Если бы она его любила, у него ничего не было бы с Розой. Но женщины этого не понимают!
Смущенно и запинаясь, рассказывал он о своем путешествии. Сегодня у него всё не клеилось, какой-то несчастливый день.
— О, это, верно, было очень интересно! — неоднократно восклицала Соня, подбадривая Янко несколько деланной улыбкой. Она находила поведение матери ужасным. С ней трудно было ладить в эти дни.
Баронесса вдруг выпрямилась и забыла про свою работу.
— Северное сияние! Вы видели в Стокгольме настоящее северное сияние, барон? — Она была так сердита, что даже титуловала его бароном. — Ах, я всю жизнь мечтала увидеть полуночное солнце! И пирамиды, верблюдов в пустыне! Ну а теперь мне придется весь остаток моей жизни просидеть здесь. А айсберги вы тоже видели? — наивно спросила она.
Соня громко рассмеялась. Наконец-то, в первый раз, ей есть над чем по-настоящему посмеяться.
— Что ты, мама! Стокгольм находится не так уж далеко на севере.
Баронесса почувствовала себя оскорбленной смехом Сони. Если там бывает северное сияние, то почему бы не быть и айсбергам? Что тут смешного?
— А как вы нашли Жака? — неожиданно спросила Соня несколько изменившимся голосом.
— Жака? В отвратительном настроении. Скука убивает его, говорит он.
— Скука?
Соня наморщила лоб.
— Да, он сказал: «Скука меня погубит!» Баронесса вздохнула:
— Мы ничего больше не слышим о Жаке и не видим его. О деле с Г. он, кажется, совсем забыл.
Деревянные спицы взволнованно защелкали. Дело с Г.! Одно время она надеялась на это. Лицо ее вдруг поблекло, на нем изобразилось уныние, она закашлялась.
— Может быть, к нам он тоже приходил от скуки, мама? — сказала Соня с какой-то чужой, ледяной улыбкой. — А мы, глупые, думали, что его приводил интерес к нам и, может быть, даже что-то большее. Я боюсь, — обратилась она к Янко, и из ее светлых глаз брызнул яркий свет, — боюсь, что наш Жак весьма расчетлив.
Янко горячо запротестовал:
— Нет, ни одного дурного слова о Жаке! Нет, нет! Ничего подобного! Он совсем не расчетлив, готов на всякие жертвы. Он в состоянии всё отдать людям, которых любит.
— Любит? Вы думаете, Жак действительно способен любить? Я сомневаюсь в этом. Он большой эгоист, наш милый Жак, — продолжала Соня, и голос ее показался Янко странно взволнованным. — А впрочем, разве все мы не эгоисты? Что знаем мы о себе?
Янко простился, и дамы не удерживали его. Задушевного разговора сегодня так и не получилось. Очевидно, он пришел совсем некстати. Баронесса, как видно, чем-то озабочена, у нее неудачи в делах. Что это может быть за дело с Г.? Она больна, жалуется на слабость сердца. Соня, очевидно, страдает от капризов матери. Янко нашел ее похудевшей и побледневшей, и в ее голосе не было прежней звучности и свежести. Она казалась рассеянной. В ней не было того непосредственного, теплого участия, которое она выказывала своим друзьям. Да, она была холодна.
Лишь тогда, когда Соня провожала Янко через ледяную гостиную с мебелью в чехлах, он опять услышал ее прежний голос. Она порадовалась тому, что у него опять всё идет хорошо. У него такой довольный, почти счастливый вид. Она сказала это без зависти.
— Путешествие пошло вам на пользу!
— Я начинаю новую жизнь, — сказал Янко, не чувствуя, как смешно это звучит.
— Новую жизнь? — Соня недоверчиво улыбнулась, но сразу же посерьезнела и поспешно добавила: — А почему бы и нет? Желаю вам мужества и поздравляю вас. — Она замолчала, а затем взглянула на него своими светлыми глазами и тихо сказала: — Когда я вас видела в последний раз, в ту ночь, я очень тревожилась за вас, Янко. Вам тогда было очень плохо.
Янко пробормотал что-то насчет благодарности, что он никогда не забудет ее доброты...
— Благодарность? К чему благодарность? К счастью, всё хорошо кончилось, — сказала она и вдруг вздрогнула. — О, здесь настоящий мороз! До свидания, Янко!
Янко не чувствовал холода.
— До свидания, Соня!
Но Соня позвала его назад, хотя в гостиной и было холодно. Она опять заговорила о Жаке, просила передать ему привет.
— Не передадите ли вы ему от меня кое-что, Янко? — Ее лицо вдруг приняло надменное выражение, которое ему так не нравилось. Так она смотрела на него прежде, когда он прикасался к ее руке или позволял себе маленькие вольности.
— Передайте ему... но только запомните хорошенько и передайте слово в слово: «Соня велела сказать тебе, что и у нее это было только от скуки».
Янко ничего не понял. Она, по-видимому, сердита на Жака. Что они — поссорились? Покачивая головой, он оставил дом баронессы. Соня изменилась, это несомненно. Что с ней? Она казалась холодной, неприступной, даже жестокой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62