Лес-то ох какой особенный! Того и гляди набредешь на нимф или дриад, танцующих на цветочной поляне!
– Ага! – громко сказал Эрзарих, наклонился и поднял порванный кожаный шнурок, на котором болтался металлический кругляш. – Я же говорил! Смотри!
– Значит, все-таки люди, – с облегчением признал Ремигий. – Это утешает.
Может быть, отдельные представители древних и незнаемых народов любят серебряные украшения и амулеты – сие достоверно неизвестно, – однако никакой сид или карлик наверняка не стал бы носить на шее монету с изображением Галлы Плацидии, вдовы императора Констанция и сестры Гонория Флавия.
Монетке было самое большее семьдесят пять лет, а судя по истертости профиля цезариссы, она долго ходила в обороте, пока неизвестный варвар не пробил дырочку и не украсил себя старинным сестерцием.
На оборотной стороне монеты поверх христианского креста острием ножа или кинжала было выцарапано сочетание рун «огонь-защита-солнце-молния», что однозначно свидетельствовало: последний владелец амулета был германцем и поклонялся Бальдру и Доннару.
– Кожа ремешка ломается, значит пролежал он здесь долгонько, – заключил Эрзарих. – С минувшей зимы или осени. Иначе кожа бы истлела или летом ее сожрали бы жуки. Следов копыт на дороге не видно. Получается, люди были в лесу зимой и шли по слежавшемуся снегу. Вон там видишь канавку? Колесо телеги застряло в глине, повозку пришлось раскачивать и выталкивать, из чего становится понятно, что телега была тяжелогруженой.
– Да, и впрямь, все очень просто, – кивнул Ремигий, выслушав вполне разумные доводы лангобарда. Охотника и воина не обманешь примитивными загадками. – Но кто были эти люди и что именно везли?
– Вспомни слова Хильдегунды. Nefelungen, «люди тумана», капище – небось туда подношения и переправляли… Жаль, я не послушался, приходить на чужое капище не следует, особенно если оно принадлежит племени, о котором ничего не известно.
– Разве совсем ничего? Они не такие как все, – повторил епископ слова старейшины ругов. – Мыслят иначе, семей не заводят. Непонятно…
– То-то и оно, непонятно, – вздохнул Эрзарих. – Слухи о народе Вотана, что добровольно ушел в мглу, конечно, ходят, да не все верят – как так можно, без рода, без племени жить?
– Ты ведь живешь?
– Ты моя семья. И Северин. И госпожа Корнелия. Я не свободен.
– Ах, чтоб меня! – Епископ почувствовал, как лицо залилось краской. – Конечно!
Ремигий напрочь забыл об этом деликатном обстоятельстве: по закону лангобард доселе являлся рабом Корнелии Альбины, Северина и, следовательно, его преподобия.
По большому счету Эрзарих не имел никакого права носить оружие, ходить в дружине Гунтрамна, участвовать в тингах и жить в мужском доме. Впрочем, варвар с присущей своему племени практичностью счел, что если господа о его рабстве не распространяются и даже не упоминают, значит и самому помнить незачем. И тем более кому-нибудь рассказывать.
Родственников у Эрзариха не осталось, выкупить его никто не мог. Выкупиться самому? Руки не доходили, да и зачем? Риск был один: если франки в Суасоне узнают – могут и убить, причем не нарушая закона! Да только убить истинного, природного лангобарда куда сложнее, чем кажется.
– Вернемся домой – будешь свободен, – решительно сказал епископ. – Хотя нет, так нельзя… Я духовное лицо, Церковь не одобряет рабовладения, особенно клиром, грех это. Возьми землю в горсть, Эрзарих, сын Рекилы.
По законам варваров отпустить раба было куда проще, чем у римлян – эмансипация рабов в Империи сопровождалась длительным ритуалом. Лангобарду же было достаточно бросить землю через плечо в сторону бывшего хозяина в знак того, что поношений и убытков от господина не терпел, и это последний долг, который Эрзарих отдает епископу. Ибо из земли все родилось, и в землю все уйдет – нет ничего дороже земли.
– Иди на все стороны света, куда пожелаешь. – Закончить краткий обряд надо было обязательной ритуальной фразой. – Но если хочешь, останься при мне, будешь не слугой, а другом.
– Я остаюсь, – не раздумывая прогудел лангобард. – Поехали дальше, чего на одном месте топтаться?
Для Эрзариха ничего не изменилось – был рабом, стал свободным, а завтра все может вновь измениться. Судьбу в кости не обыграть.

* * *
– Невероятно… – вдохнул Ремигий. – Глазам своим не верю.
– Уходить отсюда надо, – эхом вторил лангобард, потрясенный ничуть не менее его преподобия. – Жрецы набегут – сложимся как один! Священное место, тайное, сюда чужакам ход заказан!
– По-моему, тут никого нет. – Епископ заново огляделся, изучая взглядом окруженную колоссальными дубами и ясенями обширную поляну, почти настоящий луг, простершийся среди леса. – Были бы – давно появились! Нет-нет, я хочу посмотреть!
– Богов прогневаешь! Ни к чему праздное любопытство тешить. Особенно здесь. Это же Ирминсул, тот самый! Провались я в Хель – настоящий Ирминсул, легенды не ошибались! Фрейя милостивая, Бальдр светлый, вот не ждал, не чаял… А еще говорят, будто мир опасно измельчал и чудесного в нем не осталось!
Удивить лангобарда было нелегко – видом галиурунна, лесного духа, а то и явлением кого-нибудь из богов Асгарда Эрзариха не проймешь, слишком много он повидал за свою жизнь. Кроме того, боги для варваров являются «высшими существами» только во вторую очередь: Вотан, Доннар, Ньорд или Тюр очень похожи на людей, так же влюбляются и ненавидят, сражаются, страдают от ран, пируют, грустят или веселятся.
Если вдруг Доннар придет из Асгарда в населенный человеком Срединный мир, случайно встретит на дороге Эрзариха и невзначай оскорбит его, лангобард не задумываясь вызовет аса на поединок – законы чести одинаково блюдут во всех мирах, им подчиняются и боги, и люди. Исход такого поединка предсказуем, но пасть от руки бога Асгарда почетно, будет чем похвалиться перед эйнхериями на пирах в Вальхалле!
Тем не менее сейчас Эрзарих раскрыл рот как мальчишка, узревший предназначенный ему полный поднос медовых пшеничных лепешек или настоящий стальной нож, подаренный отцом или старшими братьями. Епископ, и ранее придерживавшийся классических взглядов римских стоиков и воспринимавший «чудесное» через призму христианского мировоззрения, тоже застыл в седле, уподобившись конной статуе Марка Аврелия, украшающей римский форум. Ибо открывшееся зрелище стоило того.
…Безусловно, невероятно древнюю и темную сагу о Ирминсуле, ростке Мирового Древа, Ремигий слышал и ранее – долгие годы общаясь с варварами, невольно изучишь мифы и саги германцев столь же подробно, как и Евангелия!
Франки, а равно их соседи весьма подробно и уверенно рассказывали о появлении тварного мира из тела великана Имира, о жертвоприношении Вотана и мёде поэзии, Асгарде, проделках Локи или карликах-двергах – мифология германцев создавалась столетиями и на первый взгляд была едина и непротиворечива.
Однако встречались легенды, которые ученый римлянин Ремигий относил к «догерманской» эпохе, полагая, что пришедшие с востока варвары переняли их у народов, обитавших в Европе задолго до того, как первый кимвр или тенктер ступили на западный берег Рейна больше половины тысячелетия назад.
Можно сказать куда сильнее: эти саги возникли до прихода в Галлию и Германию римлян! Кто жил здесь раньше, когда калиги легионеров Республики еще не попирали альпийские камни и не были выпачканы черноземом долины Великой реки? Правильно, кельты – начиная от многочисленных галлов и заканчивая мало кому известными боггами, свессинами или гельветами.
А до кельтов? (Они тоже пришли с востока, еще в незапамятные времена римских царей!) Этруски, но не те, с которых начался Рим, а иные. Пикты, конечно, – жалкие остатки их рода еще обитают в Британии.
Еще раньше? Летописи раннего Рима упоминают о неких лигурах, сикулах и террамарцах, рядом с которыми самый дикий современный вандал покажется образчиком цивилизованности!
Но ведь и до лигуров в Европе жили люди – как перед библейским потопом, так и после него! Тысячи племен рождались, жили и погибали, сеяли хлеб, торговали, боролись за свою землю и, надо полагать, любили ее. А затем уступали место другим, исчезая навсегда или растворяя свою кровь в новых, могучих потоках.
Нет счета языкам и наречиям, некогда почитаемым, ныне же навеки сгинувшим богам, особенностям культур и верований, наконец обычным узорам на одеждах или глиняных посудинах – у каждого народа узор свой, уникальный. Однако в истории Европы есть несколько стержней, которые пронизывают несчитанные века – не исчезая и не меняясь. Есть нечто вечное.
Ирминсул в их числе.
Никто не знает, что означает само слово «Ирминсул», оно не переводится ни на один известный к нынешнему, Пятому веку по Рождеству, язык. Слово это не кельтское и не германское, не пиктское и не лигурийское. Устойчивая, пускай и крайне невнятная легенда гласит, будто в Начале Времен, когда и человека-то не было, а Скандза еще не поднялась из вод океана, предвидевшие Рагнарёк боги решили, что если гибель мира предрешена, пусть останется надежда на возрождение.
Если даже исполнятся худшие пророчества и Иггдрасиль, Мировое Древо, окажется сожжено в пламени Последней Битвы, должен остаться росток, на ветвях которого родится новая Вселенная.
Боги взяли от Иггдрасиля молодой побег, Фрейр избрал для него тучную почву на Грани Мира, которой не достигнет бушующий пожар Рагнарёка, Фрейя взялась ухаживать за тоненьким и слабым побегом, Ньорд открыл у корней чистые как слеза родники, Бальдр сделал так, чтобы солнечная колесница всегда находилась над молодым деревцем, постоянно даруя ему свет и тепло.
Вотан тогда промолчал и ушел прочь, поскольку видел будущее, но не хотел лишать собратьев надежды. Доннар помогать не решился, просто стоял и смотрел.
Спрашивается, зачем заниматься заведомо безнадежным делом? Если известно, что Битва Богов состоится и исчезнет всё, к чему лелеять побег Иггдрасиля? Ответ дала мудрая Фрейя: пророчества, возможно, верны. Но как решит Судьба – неизвестно никому, даже Вотану.
Судьба – великая, независимая и самая могущественная сила Универсума германских племен никогда не отождествлялась ни с одним из божеств. Судьба не воплощена телесно, у нее нет лика, нет образа, ее необоримая сила разлита по всему миру, от морских глубин до Звездного моста.
Судьба своенравна и ревнива, Судьба может быть жестокой и щедрой, с Судьбой невозможно поспорить или заключить соглашение – эта сила находится вне разумения смертного, бессмертного или бога.
Судьба непознаваема. Она существовала всегда и останется вовеки.
Епископ Ремигий был крепко убежден: «Судьбой» варвары именовали Творца – это полностью согласовывалось с догматами о всеведении, всемогуществе и вечности Господа Бога.
Причем воззрения о сущности Судьбы вполне сходились с дохристианским, иудейским мнением о Боге, во времена до Смерти и Искупления Христа – эта сила, как уже сказано, ревнива, мстительна, жестока и познанию не поддается. В своих проповедях Ремигий часто сравнивал ветхозаветного Бога и германскую Судьбу, так германцам было понятнее…
Очень много совпадений! Совпадений незаметных простому глазу, но если их как следует обдумать, то получится, что варвары сохранили память о Творце, пускай и отождествив Его с незримой мощью, перед которой что человек, что бог Асгарда – всего лишь пыль и тлен.
И потому если Эрзарих говорит «я полагаюсь на Судьбу», подразумевается, что он полагается на волю Господа Бога. Иного логичного и непротиворечивого объяснения не найти.
Вернемся, однако, к Ирминсулу. Вышеприведенная легенда, которую хорошо знал епископ Ремигий, принадлежала мифологии германских племен и рассказывалась варварами так, чтобы увязать историю о ростке Мирового Древа с другими, более известными сказаниями.
Но как тогда объяснить упоминания об Ирминсуле в книгах старинных римских авторов, описывавших верования галльских и заальпийских кельтов задолго до Рождества?
Этруски знали про некий Эрминтол, «зеленую надежду», на их гробницах в Лации выбиты изображения гигантского древа – а три тысячи лет назад в Италии даже не предполагали, что где-то существует Скандза, дивный остров, на котором созревает обильное семя германцев, словинов и аланов!
Как прикажете такое понимать? Чем объяснить?
Совпадения? Совпадений не бывает, это Ремигий, как теолог и философ, знал в точности. Все в мире взаимосвязано.
– Этому месту не нужны жрецы, – наконец сказал епископ, видя, как напряжен Эрзарих, наполовину вытянувший из ножен клинок. – Оно само себя хранит. Нет нужды в слугах – оно самодостаточно.
– Чего?
– Самодостаточно. Ирминсулу ничего не нужно от нас или других людей. Он не берет, а только дает. Действительно, велики и бесчисленны чудеса Господни, ибо без Его благоволения и участия в смертных землях нельзя было создать ничего настолько прекрасного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44