И у каждой из этих историй есть какое-то очень простое объяснение. Вроде того, что ты сейчас мне дал.
– У каждой? – переспросил я. – Значит, есть еще какие-то истории?
– Ну… – Ким колебалась, как будто решая, продолжать или нет. – Говорят, были ребята, которые заходили в тот дом, и с тех пор их никто больше не видел. Они пропадали. Просто пропадали, и все.
– Так не бывает, – заметил я.
– Да, наверное, – тут же согласилась Ким.
И тут я вспомнил про тоненький голосок из шкафа. Который так жалобно звал на помощь.
«Наверняка это какое-то изобретение мистера Тоджла, – сказал я себе. – Точно. А что еще это может быть?!»
«Неисправное оборудование, – сказал мистер Тоджл, причем совершенно спокойно. Он не был расстроен или взволнован. – Просто испорченное оборудование».
– Забавная все-таки вещь эти страшные истории. Из ничего получаются, – заметила Ким.
Она вернулась к пианино.
– Ну, это школьное здание… Оно действительно старое и чуть-чуть жутковатое, – сказал я. – Похоже на дом с привидениями. Наверное, поэтому про него и рассказывают всякие страсти.
– Может быть, – согласилась Ким.
– В школе нет никаких привидений, а вот в моем пианино есть, – выпалил я неожиданно для себя.
Я даже не знаю, что меня дернуло признаться. Я вообще никому не рассказывал про привидение в пианино. Потому что знал, что мне все равно никто не поверит.
Ким вздрогнула и уставилась на пианино.
– Привидения в пианино? – удивленно переспросила она. – Это как? И откуда ты знаешь?
– Иногда по ночам я слышу музыку. Кто-то играет на пианино. И я даже знаю кто. Женщина. Один раз я ее видел.
Ким рассмеялась:
– Я поняла. Это просто прикол такой, чтобы меня напугать.
Я покачал головой:
– Нет. Я серьезно, Ким. Я ее видел, эту женщину. Поздно ночью. Она все время играет одну и ту же грустную мелодию.
– Да ладно тебе, Джерри! – Ким закатила глаза.
– Женщина заговорила со мной. А потом у нее кожа расплавилась и стекла вниз. Это было так страшно, Ким… У нее все лицо расползлось. Только череп остался. Череп с глазами. И он смотрел на меня. И она мне сказала, чтобы я держался подальше от этого пианино. Потому что это ее пианино.
Я невольно поежился. В последние дни я старался не думать о пережитом мной страхе в ту ночь. Я почти забыл, какой это был ужас. Но теперь, когда я рассказывал об этом Ким, я как будто переживал все заново.
Ким улыбнулась:
– Знаешь, у тебя здорово получается расписывать всякие страсти. Лучше, чем у меня. Ты вообще много знаешь историй про привидения? Ты их сам выдумываешь?
– Ничего я не выдумываю! – с жаром выпалил я.
И вдруг понял, что мне очень хочется, чтобы Ким мне поверила.
Ким собралась было что-то ответить, но тут в гостиную заглянула мама:
– Ким, только что твоя мама звонила. И попросила, чтобы ты прямо сейчас шла домой.
– Да, я иду. – Ким поставила чашку на кофейный столик и направилась к выходу.
Я пошел ее проводить.
Но как только мы покинули комнату, пианино вдруг заиграло. Только это была не музыка, а жуткая какофония.
– Слышишь?! – воскликнул я, взволнованно глядя на Ким. – Слышишь? Теперь ты мне веришь?
Мы обернулись к пианино. Плюшка гордо вышагивала по клавишам, высоко задрав хвост. Ким рассмеялась:
– Джерри! Ну, ты и шутник! А я уже было тебе поверила.
– Но… но… – Я замялся, не зная, что сказать.
Я себя чувствовал полным кретином. И все из-за этой дурацкой кошки. Она вечно мне жизнь отравляет. Вечно.
– Ладно, в школе увидимся, – сказала Ким. – Знаешь, мне очень понравилась эта твоя история про привидение.
– Спасибо, – со вздохом ответил я и вернулся в гостиную, чтобы шугануть Плюшку с клавиш.
В ту ночь я снова услышал музыку.
Я рывком сел на постели. Тени, пляшущие на потолке, как будто двигались в такт мелодии.
Я уже спал. И видимо, спал беспокойно. Должно быть, во сне я ворочался и сбросил одеяло. Потому что теперь оно лежало на полу.
Да, я спал. Но музыка меня разбудила.
Все та же тихая, печальная мелодия.
Это уже не Плюшка ходила по клавишам. Это играла та женщина. Привидение.
Я встал с постели. Пол был ледяным. За окном покачивались ветви голых деревьев. Они как будто дрожали на студеном ветру.
Я подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор. Музыка стала громче.
Я не знал, стоит ли мне спускаться вниз.
Может быть, женщина-призрак исчезнет, как только я загляну в гостиную?
Или покажется мне, как в тот раз?
Я не был уверен, стоит мне или нет увидеть ее снова.
Но одно я знал точно: мне очень не хочется, чтобы она опять расплылась на моих глазах, чтобы ее лицо превратилось в голый череп.
Я стоял у дверей в нерешительности. Но потом понял, что сейчас я не могу вернуться в постель. Не могу сделать вид, будто ничего не произошло.
Мне надо было спуститься вниз.
Как будто какая-то странная сила тянула меня туда.
Я пошел к лестнице. «Может, на этот раз папа с мамой тоже услышат музыку, – думал я. – Возможно, они тоже придут и увидят женщину. И тогда они, вероятно, мне поверят».
Спускаясь по лестнице, я вспоминал слова Ким. Она думала, будто я все это выдумал про привидение. Решила, что я хотел ее развеселить.
Но у нас в доме действительно жило привидение. Привидение, которое играло на пианино. И об этом знал только я. Только я один.
Я прошел через темный зал. Потом – на цыпочках – через столовую.
Музыка продолжала играть.
Такая тихая и печальная…
Призрачная.
У дверей в гостиную я остановился. Я все думал, что будет, когда я туда загляну.
Исчезнет женщина или нет?
А может, она меня ждет?
Я сделал глубокий вдох, собираясь с духом, и шагнул через порог.
Она сидела за пианино, низко склонив голову. Длинные волосы закрывали лицо.
И поэтому я не видел ее глаз.
Тихая музыка закружила меня в вихре нот и повлекла за собой. Она как будто тянула меня к пианино.
Я затаил дыхание.
У меня дрожали коленки, но я все-таки сделал шаг вперед. Потом еще один.
Она была вся словно соткана из тумана. Серая призрачная фигура на фоне темного окна.
Она тихонько покачивала головой в такт мелодии. Ее руки скользили по клавишам, а рукава призрачной блузки развевались, как будто от ветра.
Я не видел ее глаз. Не видел ее лица. Длинные волосы скрывали ее, как вуаль.
Музыка словно парила во тьме, легкая и печальная.
Я сделал еще один шаг. До меня вдруг дошло, что я давно уже не дышу. Я с шумом выдохнул воздух.
Женщина прекратила играть. Быть может, она услышала мой бурный выдох и поняла, что я здесь.
Она подняла голову, и я увидел ее бледные глаза. Она смотрела на меня сквозь вуаль серых волос.
Я замер на месте.
Я затаил дыхание.
Я даже не вскрикнул.
Я ждал… сам не знаю чего.
– Все эти истории правдивы, – прошептала она.
Ее тихий голос напоминал шелест сухих листьев.
Я даже не был уверен, что расслышал ее правильно. Я хотел хоть что-то сказать, но не смог. В горле стоял комок и мешал говорить.
Я не в состоянии был выдавить из себя ни звука.
– Все истории правдивы, – повторила она. Ее голос был легким, как ветер. Едва различимым. Просто дрожь в воздухе.
Я только стоял и таращил глаза.
– К-какие истории? – наконец выдавил я.
– Истории про музыкальную школу.
Женщина вновь опустила голову, и серые волосы призрачной пеленой упали ей на лицо. Она оторвала руки от клавиш и медленно подняла их к лицу.
– Все истории правдивы. – Теперь ее тихий голос звучал как стон. – Правдивы.
Она протянула мне руки. Я в ужасе закричал. Я едва не захлебнулся криком.
Это были не руки – обрубки. У нее не было кистей.
Я не помню, что было потом. Когда я очнулся, рядом со мной была мама. Она обнимала меня и прижимала к себе.
– Джерри, успокойся. Все хорошо, Джерри. Все хорошо, – повторяла она.
– А? Мама?
Я задыхался. Мне не хватало воздуха. Сердце билось так сильно, что казалось, сейчас оно выскочит из груди. Ноги подкашивались.
– Мама?… Где?… Как?…
Я растерянно огляделся. В столовой горел свет. В дверях стоял папа и смотрел на меня, щурясь сквозь очки.
– Ты так орал, что весь город, наверное, перебудил, – сказал он, поправляя пояс своего халата.
Я ничего уже не понимал.
Я орал? Когда я орал? Я ничего такого не помнил.
– Но теперь все хорошо, – проговорила мама. – Теперь все хорошо.
Все хорошо?!
Мне снова представилась женщина-призрак. Вся серая. С длинными серыми волосами, которые скрывают лицо, как вуаль. Я вспомнил, как она протянула мне руки. Страшные обрубки. Без кистей и пальцев.
Я снова услышал ее тихий, призрачный голос: «Все истории правдивы».
Почему у нее не было рук? Почему?
И как она играла на пианино, если у нее нет пальцев?
Зачем ей играть на моем пианино? Зачем ей меня пугать?
У меня путались мысли. Столько вопросов… Мне хотелось кричать. Кричать долго и громко. Но я не мог. У меня не было сил.
– Мы с мамой спали. А ты напугал нас до смерти, – сказал папа. – Я в жизни не слышал таких жутких воплей.
Я не помнил, как я кричал. Не помнил, как исчезло привидение. Не помнил, как мама с палой вошли в гостиную.
Все это было так жутко… Наверное, поэтому у меня и заклинило память.
– Ты весь дрожишь. – Мама еще крепче прижала меня к себе. – Сейчас я тебе сделаю горячий шоколад. Постарайся успокоиться, Джерри.
– Я стараюсь, – выдавил я, стуча зубами.
– Наверное, ему снова приснился кошмар, – сказал папа маме.
– Ничего мне не приснилось! – закричал я.
– Ну, хорошо, хорошо, – быстро проговорил папа – он не хотел, чтобы я снова впадал в истерику.
Но было уже поздно. Я и сам не понял, как так получилось, но уже в следующую секунду я орал дурным голосом:
– Я не хочу больше играть на пианино! Не хочу! Уберите его отсюда! Уберите!
– Джерри, пожалуйста… – Мама встревожилась не на шутку.
Но я уже не мог остановиться:
– Я не хочу играть на пианино! Не хочу ходить в эту школу! Не хочу! Не хочу! Не хочу!
– Ладно, Джерри. Ладно! – Папе тоже пришлось повысить голос, чтобы перекричать мои отчаянные вопли. – Не хочешь – не надо. Никто тебя не заставляет.
– Не хочешь – не надо, – повторила за ним мама.
– Правда? – Я смотрел то на отца, то на маму, пытаясь понять, серьезно они говорят или нет.
– Если не хочешь учиться играть, то не надо. – Мама старалась говорить тихо и рассудительно. – Тем более что тебе и осталось всего одно занятие. Дальше мы пока не платили.
– Ага, – поддержал ее папа. – Когда ты в пятницу придешь в музыкальную школу, скажи доктору Визку, что ты передумал и больше не будешь заниматься.
– Но я не хочу… – начал было я.
Мама ласково закрыла мне рот ладонью:
– Нельзя просто бросить занятия – и все. Надо предупредить доктора Визка. Иначе получится очень невежливо.
– В пятницу ты ему все и скажешь, – добавил папа. – Если у тебя нет желания заниматься, никто тебя не заставляет. Правда.
Мама встревожено взглянула на меня:
– Теперь тебе легче, Джерри?
Я покосился на пианино. Теперь оно молчало и только тускло поблескивало в бледном свете торшера.
– Да, наверное, – неуверенно пробормотал я. – Наверное, легче.
***
В пятницу мама, как обычно, заехала за мной после уроков и повезла в музыкальную школу. День выдался серым и пасмурным. Небо было затянуто тучами. Казалось, что уже вечер. Хотя было еще очень рано. Мама подогнала машину к самому входу в школу. Темное старое здание показалось мне еще более мрачным, чем раньше.
Я нерешительно взялся за ручку дверцы.
– А можно я просто быстренько забегу, скажу доктору Визку, что я больше не буду ходить к нему в школу, и сразу вернусь назад?
Мама взглянула на часы на приборной панели.
– Отзанимайся хотя бы еще урок, Джерри. Последний раз. Тем более что за него все равно заплачено.
Я обреченно вздохнул:
– Тогда, может быть, вместе сходим? Ты посидишь там со мной, посмотришь… Или в машине меня подожди. Хорошо?
Мама нахмурилась.
– Джерри, мне обязательно нужно заехать в магазин. Через час я вернусь. Обещаю.
Я открыл дверь и нехотя вышел из машины.
– Тогда пока, мам.
– Если доктор Визк спросит, почему ты решил прекратить занятия, скажи ему, что уроки музыки мешают тебе заниматься в школе.
– Ладно. Жду тебя через час.
Я захлопнул дверцу. Я не сразу пошел на урок. Я еще постоял на улице, глядя вслед маминой машине. И только когда она скрылась за изгородью, я развернулся и направился к входу.
Я уже запомнил, как пройти в класс, где мы занимались с доктором Визком. В коридорах по-прежнему было пустынно. Мои шаги громко стучали по каменному полу. Я думал, что мистер Тоджл снова встретит меня в вестибюле, но его не было. Наверное, он сидел у себя в мастерской и собирал какую-нибудь очередную удивительную машину.
Как только я повернул в первый коридор, меня вновь окружила музыка. Ревущая смесь из мелодий и нот. Музыка доносилась из-за каждой двери. Там шли занятия. Проходя мимо дверей, я видел в окошках улыбающихся учителей. Они кивали головой в такт музыке, которую играли ученики, и отбивали ритм взмахом руки.
Я свернул в следующий коридор, такой же длинный и мрачный, как и предыдущий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
– У каждой? – переспросил я. – Значит, есть еще какие-то истории?
– Ну… – Ким колебалась, как будто решая, продолжать или нет. – Говорят, были ребята, которые заходили в тот дом, и с тех пор их никто больше не видел. Они пропадали. Просто пропадали, и все.
– Так не бывает, – заметил я.
– Да, наверное, – тут же согласилась Ким.
И тут я вспомнил про тоненький голосок из шкафа. Который так жалобно звал на помощь.
«Наверняка это какое-то изобретение мистера Тоджла, – сказал я себе. – Точно. А что еще это может быть?!»
«Неисправное оборудование, – сказал мистер Тоджл, причем совершенно спокойно. Он не был расстроен или взволнован. – Просто испорченное оборудование».
– Забавная все-таки вещь эти страшные истории. Из ничего получаются, – заметила Ким.
Она вернулась к пианино.
– Ну, это школьное здание… Оно действительно старое и чуть-чуть жутковатое, – сказал я. – Похоже на дом с привидениями. Наверное, поэтому про него и рассказывают всякие страсти.
– Может быть, – согласилась Ким.
– В школе нет никаких привидений, а вот в моем пианино есть, – выпалил я неожиданно для себя.
Я даже не знаю, что меня дернуло признаться. Я вообще никому не рассказывал про привидение в пианино. Потому что знал, что мне все равно никто не поверит.
Ким вздрогнула и уставилась на пианино.
– Привидения в пианино? – удивленно переспросила она. – Это как? И откуда ты знаешь?
– Иногда по ночам я слышу музыку. Кто-то играет на пианино. И я даже знаю кто. Женщина. Один раз я ее видел.
Ким рассмеялась:
– Я поняла. Это просто прикол такой, чтобы меня напугать.
Я покачал головой:
– Нет. Я серьезно, Ким. Я ее видел, эту женщину. Поздно ночью. Она все время играет одну и ту же грустную мелодию.
– Да ладно тебе, Джерри! – Ким закатила глаза.
– Женщина заговорила со мной. А потом у нее кожа расплавилась и стекла вниз. Это было так страшно, Ким… У нее все лицо расползлось. Только череп остался. Череп с глазами. И он смотрел на меня. И она мне сказала, чтобы я держался подальше от этого пианино. Потому что это ее пианино.
Я невольно поежился. В последние дни я старался не думать о пережитом мной страхе в ту ночь. Я почти забыл, какой это был ужас. Но теперь, когда я рассказывал об этом Ким, я как будто переживал все заново.
Ким улыбнулась:
– Знаешь, у тебя здорово получается расписывать всякие страсти. Лучше, чем у меня. Ты вообще много знаешь историй про привидения? Ты их сам выдумываешь?
– Ничего я не выдумываю! – с жаром выпалил я.
И вдруг понял, что мне очень хочется, чтобы Ким мне поверила.
Ким собралась было что-то ответить, но тут в гостиную заглянула мама:
– Ким, только что твоя мама звонила. И попросила, чтобы ты прямо сейчас шла домой.
– Да, я иду. – Ким поставила чашку на кофейный столик и направилась к выходу.
Я пошел ее проводить.
Но как только мы покинули комнату, пианино вдруг заиграло. Только это была не музыка, а жуткая какофония.
– Слышишь?! – воскликнул я, взволнованно глядя на Ким. – Слышишь? Теперь ты мне веришь?
Мы обернулись к пианино. Плюшка гордо вышагивала по клавишам, высоко задрав хвост. Ким рассмеялась:
– Джерри! Ну, ты и шутник! А я уже было тебе поверила.
– Но… но… – Я замялся, не зная, что сказать.
Я себя чувствовал полным кретином. И все из-за этой дурацкой кошки. Она вечно мне жизнь отравляет. Вечно.
– Ладно, в школе увидимся, – сказала Ким. – Знаешь, мне очень понравилась эта твоя история про привидение.
– Спасибо, – со вздохом ответил я и вернулся в гостиную, чтобы шугануть Плюшку с клавиш.
В ту ночь я снова услышал музыку.
Я рывком сел на постели. Тени, пляшущие на потолке, как будто двигались в такт мелодии.
Я уже спал. И видимо, спал беспокойно. Должно быть, во сне я ворочался и сбросил одеяло. Потому что теперь оно лежало на полу.
Да, я спал. Но музыка меня разбудила.
Все та же тихая, печальная мелодия.
Это уже не Плюшка ходила по клавишам. Это играла та женщина. Привидение.
Я встал с постели. Пол был ледяным. За окном покачивались ветви голых деревьев. Они как будто дрожали на студеном ветру.
Я подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в коридор. Музыка стала громче.
Я не знал, стоит ли мне спускаться вниз.
Может быть, женщина-призрак исчезнет, как только я загляну в гостиную?
Или покажется мне, как в тот раз?
Я не был уверен, стоит мне или нет увидеть ее снова.
Но одно я знал точно: мне очень не хочется, чтобы она опять расплылась на моих глазах, чтобы ее лицо превратилось в голый череп.
Я стоял у дверей в нерешительности. Но потом понял, что сейчас я не могу вернуться в постель. Не могу сделать вид, будто ничего не произошло.
Мне надо было спуститься вниз.
Как будто какая-то странная сила тянула меня туда.
Я пошел к лестнице. «Может, на этот раз папа с мамой тоже услышат музыку, – думал я. – Возможно, они тоже придут и увидят женщину. И тогда они, вероятно, мне поверят».
Спускаясь по лестнице, я вспоминал слова Ким. Она думала, будто я все это выдумал про привидение. Решила, что я хотел ее развеселить.
Но у нас в доме действительно жило привидение. Привидение, которое играло на пианино. И об этом знал только я. Только я один.
Я прошел через темный зал. Потом – на цыпочках – через столовую.
Музыка продолжала играть.
Такая тихая и печальная…
Призрачная.
У дверей в гостиную я остановился. Я все думал, что будет, когда я туда загляну.
Исчезнет женщина или нет?
А может, она меня ждет?
Я сделал глубокий вдох, собираясь с духом, и шагнул через порог.
Она сидела за пианино, низко склонив голову. Длинные волосы закрывали лицо.
И поэтому я не видел ее глаз.
Тихая музыка закружила меня в вихре нот и повлекла за собой. Она как будто тянула меня к пианино.
Я затаил дыхание.
У меня дрожали коленки, но я все-таки сделал шаг вперед. Потом еще один.
Она была вся словно соткана из тумана. Серая призрачная фигура на фоне темного окна.
Она тихонько покачивала головой в такт мелодии. Ее руки скользили по клавишам, а рукава призрачной блузки развевались, как будто от ветра.
Я не видел ее глаз. Не видел ее лица. Длинные волосы скрывали ее, как вуаль.
Музыка словно парила во тьме, легкая и печальная.
Я сделал еще один шаг. До меня вдруг дошло, что я давно уже не дышу. Я с шумом выдохнул воздух.
Женщина прекратила играть. Быть может, она услышала мой бурный выдох и поняла, что я здесь.
Она подняла голову, и я увидел ее бледные глаза. Она смотрела на меня сквозь вуаль серых волос.
Я замер на месте.
Я затаил дыхание.
Я даже не вскрикнул.
Я ждал… сам не знаю чего.
– Все эти истории правдивы, – прошептала она.
Ее тихий голос напоминал шелест сухих листьев.
Я даже не был уверен, что расслышал ее правильно. Я хотел хоть что-то сказать, но не смог. В горле стоял комок и мешал говорить.
Я не в состоянии был выдавить из себя ни звука.
– Все истории правдивы, – повторила она. Ее голос был легким, как ветер. Едва различимым. Просто дрожь в воздухе.
Я только стоял и таращил глаза.
– К-какие истории? – наконец выдавил я.
– Истории про музыкальную школу.
Женщина вновь опустила голову, и серые волосы призрачной пеленой упали ей на лицо. Она оторвала руки от клавиш и медленно подняла их к лицу.
– Все истории правдивы. – Теперь ее тихий голос звучал как стон. – Правдивы.
Она протянула мне руки. Я в ужасе закричал. Я едва не захлебнулся криком.
Это были не руки – обрубки. У нее не было кистей.
Я не помню, что было потом. Когда я очнулся, рядом со мной была мама. Она обнимала меня и прижимала к себе.
– Джерри, успокойся. Все хорошо, Джерри. Все хорошо, – повторяла она.
– А? Мама?
Я задыхался. Мне не хватало воздуха. Сердце билось так сильно, что казалось, сейчас оно выскочит из груди. Ноги подкашивались.
– Мама?… Где?… Как?…
Я растерянно огляделся. В столовой горел свет. В дверях стоял папа и смотрел на меня, щурясь сквозь очки.
– Ты так орал, что весь город, наверное, перебудил, – сказал он, поправляя пояс своего халата.
Я ничего уже не понимал.
Я орал? Когда я орал? Я ничего такого не помнил.
– Но теперь все хорошо, – проговорила мама. – Теперь все хорошо.
Все хорошо?!
Мне снова представилась женщина-призрак. Вся серая. С длинными серыми волосами, которые скрывают лицо, как вуаль. Я вспомнил, как она протянула мне руки. Страшные обрубки. Без кистей и пальцев.
Я снова услышал ее тихий, призрачный голос: «Все истории правдивы».
Почему у нее не было рук? Почему?
И как она играла на пианино, если у нее нет пальцев?
Зачем ей играть на моем пианино? Зачем ей меня пугать?
У меня путались мысли. Столько вопросов… Мне хотелось кричать. Кричать долго и громко. Но я не мог. У меня не было сил.
– Мы с мамой спали. А ты напугал нас до смерти, – сказал папа. – Я в жизни не слышал таких жутких воплей.
Я не помнил, как я кричал. Не помнил, как исчезло привидение. Не помнил, как мама с палой вошли в гостиную.
Все это было так жутко… Наверное, поэтому у меня и заклинило память.
– Ты весь дрожишь. – Мама еще крепче прижала меня к себе. – Сейчас я тебе сделаю горячий шоколад. Постарайся успокоиться, Джерри.
– Я стараюсь, – выдавил я, стуча зубами.
– Наверное, ему снова приснился кошмар, – сказал папа маме.
– Ничего мне не приснилось! – закричал я.
– Ну, хорошо, хорошо, – быстро проговорил папа – он не хотел, чтобы я снова впадал в истерику.
Но было уже поздно. Я и сам не понял, как так получилось, но уже в следующую секунду я орал дурным голосом:
– Я не хочу больше играть на пианино! Не хочу! Уберите его отсюда! Уберите!
– Джерри, пожалуйста… – Мама встревожилась не на шутку.
Но я уже не мог остановиться:
– Я не хочу играть на пианино! Не хочу ходить в эту школу! Не хочу! Не хочу! Не хочу!
– Ладно, Джерри. Ладно! – Папе тоже пришлось повысить голос, чтобы перекричать мои отчаянные вопли. – Не хочешь – не надо. Никто тебя не заставляет.
– Не хочешь – не надо, – повторила за ним мама.
– Правда? – Я смотрел то на отца, то на маму, пытаясь понять, серьезно они говорят или нет.
– Если не хочешь учиться играть, то не надо. – Мама старалась говорить тихо и рассудительно. – Тем более что тебе и осталось всего одно занятие. Дальше мы пока не платили.
– Ага, – поддержал ее папа. – Когда ты в пятницу придешь в музыкальную школу, скажи доктору Визку, что ты передумал и больше не будешь заниматься.
– Но я не хочу… – начал было я.
Мама ласково закрыла мне рот ладонью:
– Нельзя просто бросить занятия – и все. Надо предупредить доктора Визка. Иначе получится очень невежливо.
– В пятницу ты ему все и скажешь, – добавил папа. – Если у тебя нет желания заниматься, никто тебя не заставляет. Правда.
Мама встревожено взглянула на меня:
– Теперь тебе легче, Джерри?
Я покосился на пианино. Теперь оно молчало и только тускло поблескивало в бледном свете торшера.
– Да, наверное, – неуверенно пробормотал я. – Наверное, легче.
***
В пятницу мама, как обычно, заехала за мной после уроков и повезла в музыкальную школу. День выдался серым и пасмурным. Небо было затянуто тучами. Казалось, что уже вечер. Хотя было еще очень рано. Мама подогнала машину к самому входу в школу. Темное старое здание показалось мне еще более мрачным, чем раньше.
Я нерешительно взялся за ручку дверцы.
– А можно я просто быстренько забегу, скажу доктору Визку, что я больше не буду ходить к нему в школу, и сразу вернусь назад?
Мама взглянула на часы на приборной панели.
– Отзанимайся хотя бы еще урок, Джерри. Последний раз. Тем более что за него все равно заплачено.
Я обреченно вздохнул:
– Тогда, может быть, вместе сходим? Ты посидишь там со мной, посмотришь… Или в машине меня подожди. Хорошо?
Мама нахмурилась.
– Джерри, мне обязательно нужно заехать в магазин. Через час я вернусь. Обещаю.
Я открыл дверь и нехотя вышел из машины.
– Тогда пока, мам.
– Если доктор Визк спросит, почему ты решил прекратить занятия, скажи ему, что уроки музыки мешают тебе заниматься в школе.
– Ладно. Жду тебя через час.
Я захлопнул дверцу. Я не сразу пошел на урок. Я еще постоял на улице, глядя вслед маминой машине. И только когда она скрылась за изгородью, я развернулся и направился к входу.
Я уже запомнил, как пройти в класс, где мы занимались с доктором Визком. В коридорах по-прежнему было пустынно. Мои шаги громко стучали по каменному полу. Я думал, что мистер Тоджл снова встретит меня в вестибюле, но его не было. Наверное, он сидел у себя в мастерской и собирал какую-нибудь очередную удивительную машину.
Как только я повернул в первый коридор, меня вновь окружила музыка. Ревущая смесь из мелодий и нот. Музыка доносилась из-за каждой двери. Там шли занятия. Проходя мимо дверей, я видел в окошках улыбающихся учителей. Они кивали головой в такт музыке, которую играли ученики, и отбивали ритм взмахом руки.
Я свернул в следующий коридор, такой же длинный и мрачный, как и предыдущий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11