У меня под ногами тихонько поскрипывали половицы. Пол был холодным как лед. А я был босиком. Но я не стал возвращаться за тапками.
Я осторожно приоткрыл дверь на чердак и заглянул в темноту.
Музыка доносилась сверху.
Такая печальная музыка. Очень тихая. Очень грустная.
– Кто… кто там? – выдавил я.
2
Музыка продолжала играть. Казалось, она плывет сквозь кромешную тьму вниз по лестнице – плывет прямо ко мне.
– Кто там? – повторил я уже смелее, хотя у меня все равно дрожал голос.
Но мне снова никто не ответил. Я встал на нижнюю ступеньку лестницы и задрал голову, вглядываясь в темноту.
– Мама, это ты? Папа?
В ответ ни слова… Только музыка плыла в темноте, тихая и печальная.
Я и сам толком не понял, как так получилось, что я стал подниматься по лестнице. Я понял это, лишь услышав гулкий скрип ступеней у себя под ногами.
Наконец я поднялся наверх.
Здесь было жарко и очень душно.
Теперь музыка окружала меня со всех сторон. Казалось, что она доносилась отовсюду.
– Кто здесь?
Я очень старался, чтобы мой голос звучал спокойно, но у меня не очень-то получилось. Я и сам не узнал свой голос – таким он был жалким и тоненьким. Наверное, мне было немножечко страшно. Самую малость.
– Кто здесь?
Что-то холодное прикоснулось к моему лицу.
Я аж подскочил на месте.
И только потом до меня дошло, что это цепочка выключателя.
Я потянул за цепочку. Зажегся свет – совсем тусклый.
Но все-таки лучше, чем ничего.
Музыка оборвалась.
– Кто здесь?
Я прищурился, чтобы лучше разглядеть пианино у дальней стены. Никого.
Вообще никого. За пианино никто не сидел. Я сделал шаг вперед. Тишина. Только противный скрип половиц у меня под ногами.
Я подошел к пианино и встал, не сводя глаз с клавиш.
Сам не знаю, чего я высматривал и чего ожидал увидеть. Я хочу сказать… ведь кто-то же играл на пианино. И прекратил играть в тот момент, когда я включил свет. Так куда же он делся? В воздухе растворился?
Я нагнулся и заглянул под пианино.
Понимаю, это глупо. Под пианино и Плюшка бы не пролезла. Но тогда я вообще ничего уже не соображал. Сердце у меня билось так, что казалось, сейчас разорвется. А в голову лезли всякие сумасшедшие мысли. Одна другой нелепее.
Я склонился над клавишами и очень внимательно их осмотрел. А что, если это такое старинное механическое пианино… ну знаете… которое играет само по себе. Пианола, кажется, называется. В мультфильмах такие бывают. И в старых фильмах.
Но ничего особенного я не заметил. Пианино как пианино. Самое что ни на есть обычное. Я присел на табурет. И тут же вскочил как ужаленный. Табурет был теплым! Как будто на нем только что сидели!
– Что? Как?
Я в изумлении уставился на табурет. Потом потрогал его рукой. Да. Точно, теплый.
Но тут я сообразил, что на чердаке вообще очень жарко. Гораздо теплее, чем в доме. Нас в школе учили, что теплый воздух поднимается наверх. Наверное, он поднимается сюда, на чердак, и здесь и скапливается.
Я снова присел на табурет и стал дожидаться, пока у меня не успокоится пульс.
«Что здесь происходит?» – думал я, не отрывая взгляда от пианино. Его черная отполированная поверхность была такой гладкой, что я видел свое отражение. Даже при тусклом свете единственной лампочки.
И мое отражение выглядело встревожено и испуганно.
Я опустил глаза и несколько раз тюкнул пальцем по клавишам.
Еще пару минут назад кто-то играл на пианино.
Кто-то прикасался пальцами к тем же клавишам.
И куда же он делся потом? Ведь когда я включил свет, здесь уже не было никого…
Я снова ударил по клавише. Потом еще по одной. И еще… В пустом помещении каждая нота отдавалась долгим звенящим эхом.
И тут раздался громкий треск. Снизу. Откуда-то с лестницы.
Я оторвал руки от клавиш и замер.
Снова послышался треск.
Шаги.
Я встал с табурета. Ноги дрожали.
Я так напряженно прислушивался, что, казалось, улавливал движение воздуха.
Шаги приближались.
Кто-то поднимался по лестнице. Сюда, на чердак.
Ко мне.
3
Ступени трещали.
Кто-то ко мне поднимался.
Кто-то большой.
У меня перехватило дыхание. Мне казалось, что я сейчас задохнусь.
Я замер на месте, лихорадочно соображая, куда бы спрятаться. Но укрыться тут было негде.
Ступени трещали все громче.
Над ступенями уже показалась чья-то темная голова. Я мало что соображал от ужаса. Но мне все же хватило ума дождаться, пока темная фигура не выступит на свет.
– Папа! – радостно завопил я.
– Джерри, что ты тут делаешь?
Вид у отца был прикольный. Его редеющие темные волосы стояли на голове дыбом. Пижамные штаны задрались до колен. Он был без очков и смотрел на меня прищурившись и смешно сморщив нос.
– Папа… а я думал… я думал… – промямлил я.
Да. Я знаю, что выглядел со стороны как полнейший придурок. Но и вы меня тоже поймите. Я был напуган до полусмерти.
– Знаешь, сколько сейчас времени? – Папа сердито дернул рукой и хотел было посмотреть на часы. Но часы он забыл в спальне. – Уже первый час ночи, Джерри!
– Да, папа. Я знаю.
Я потихонечку отходил. Теперь я уже и сам не понимал, чего так сильно перепугался. Я подошел к папе.
– Я услышал, что кто-то играет на пианино. И я подумал…
– Что ты сказал? – Папа вытаращился на меня, как на умалишенного.
– Я услышал, как кто-то играет на пианино, – повторил я терпеливо. – Здесь, на чердаке. Поэтому я поднялся сюда и…
– Джерри! – Папа страдальчески закатил глаза. Его лицо побагровело и стало похоже на свеклу. – Опять твои шуточки! Я все понимаю, но не в первом же часу ночи!
– Но, папа… – начал было я, но он не дал мне договорить:
– Мы с мамой едва доползли до кровати. Мы столько всего переделали за сегодняшний день! Мебель двигали, разбирали вещи. Весь день провозились. – Он устало вздохнул. – Наверное, можно было бы сообразить, что нам сейчас не до веселья. Тебе, конечно, не приходило в голову, что мне завтра с утра на работу идти. И что мне хотелось бы выспаться.
– Прости, пожалуйста, папа, – пробормотал я.
Я уже понял, что доказывать ему что-либо бесполезно. Он все равно мне не поверит.
– Я знаю, что ты возбужден переездом. – Папа положил руку мне на плечо и повел меня к лестнице. – Но давай мы сейчас пойдем спать. Тебе, кстати, тоже надо отдохнуть.
Я оглянулся на пианино. Оно тускло поблескивало в рассеянном свете лампы. Как будто дышало.
Как будто было живым.
Мне представилось, как оно подбирается ко мне. Как несется за мной по ступенькам…
Я тряхнул головой. Бред какой-то. Совсем крыша съехала.
Наверное, я действительно слишком перевозбудился за сегодняшний день.
– А ты не хотел бы научиться на нем играть? – вдруг спросил папа.
– Что? – Я даже растерялся. Его вопрос застал меня врасплох.
– Хочешь, найдем тебе учителя? Будешь с ним заниматься, научишься играть на пианино. Пианино поставим в гостиной. Там места много.
– Ну… может быть, – протянул я. – Да. Наверное, это будет прикольно.
Папа убрал руку с моего плеча. Одернул задравшиеся пижамные штаны. И пошел вниз по лестнице.
– Я поговорю с мамой. Уверен, ей будет приятно. Ей всегда очень хотелось, чтобы у нас в семье кто-то играл на каком-нибудь инструменте. Не забудь выключить свет, ага?
Я послушно дернул за цепочку, выключил свет… и невольно вздрогнул. Вообще-то я не боюсь темноты. Но когда свет погас, меня окружила полная чернота. Я поспешил следом за папой.
Когда я снова лег в постель, то натянул одеяло до самого подбородка. В комнате было прохладно. За окном завывал зимний ветер. Окно тряслось и дрожало под ветром, как будто в ознобе.
Я думал о том, что действительно было бы круто научиться играть на пианино. Только не эту нудную и заунывную классику, а настоящую рок-музыку.
Может быть, через три-четыре урока я упрошу родичей купить мне синтезатор. И две-три разные клавиатуры, которые подключаются к компьютеру.
Тогда я смогу сам сочинять и записывать разные композиции.
Может, найду ребят и сколочу с ними рок-группу.
Вот это будет действительно круто.
Я закрыл глаза.
Окно снова задребезжало. Где-то раздался протяжный скрип, как будто это стонал сам дом.
«Ну, ничего, – сказал я себе. – Со временем я привыкну к этому старому дому. Ко всем этим странным звукам. Еще две-три ночи, и я вообще перестану их слышать».
Я уже засыпал, когда снова услышал музыку.
Всё ту же тихую и печальную.
Кто-то вновь играл на пианино.
4
На следующий день, в понедельник, я проснулся очень рано. Мои настенные часы в виде пузатого кота с маятником-хвостом и вращающимися глазами были еше не распакованы. Но, судя по бледному, серому свету в окне, было действительно очень рано.
Я быстро оделся. Взял чистые джинсы и темно-зеленый пуловер, который был не особенно мятым. Сегодня мой первый день в новой школе. Я даже немножечко волновался.
И с волосами я провозился дольше, чем обычно. Волосы у меня темные. Очень густые и очень кудрявые. А я ненавижу кудрявые волосы. Я люблю, когда они гладко прилизаны. Вот поэтому мне и приходится каждый день их мочить водой и распрямлять.
Наконец я управился с волосами и вышел в коридор.
В доме было темно и тихо.
Я направился было к главной лестнице, но тут заметил, что дверь на чердак распахнута настежь.
Разве я вчера ее не затворил, когда мы с папой спустились вниз?
Ну, нет. Я же помню, как я ее закрывал. И вот теперь она была открыта.
По спине пробежал холодок.
Я подошел, захлопнул дверь и даже специально послушал, чтобы она щелкнула.
«Не сходи с ума, Джерри, – сказал я себе. – Может быть, замок слабый. Возможно, эта дверь постоянно распахивается сама собой. Ведь это совсем старый дом».
Ночная музыка никак не шла у меня из головы. Но, наверное, и этому было какое-то объяснение. Может быть, струны у пианино дрожали от ветра или что-нибудь в этом роде…
Вероятно, там в окне есть какая-то дырка. И туда задувает ветер, от которого и возникают звуки, похожие на музыку. И поэтому кажется, что на пианино кто-то играет.
Мне очень хотелось поверить в то, что печальная, тихая музыка, которую я слышал ночью, это просто какое-то непонятное явление. Скорее всего, из-за ветра. Я просто принял это на веру.
Я еще раз подергал дверь, чтобы убедиться, что она закрыта плотно, и пошел вниз на кухню.
Мама с папой еще возились у себя в спальне. Я слышал, как они одеваются.
В кухне было темно и прохладно. Я хотел включить обогреватель, но не нашел, где находится термостат.
Вчера родичи не успели все распаковать. Коробки с посудой и прочей кухонной утварью так и стояли в углу.
Я услышал шаги в коридоре.
У холодильника стояла большая пустая коробка. Она-то и подала мне идею. Посмеиваясь про себя, я забрался в коробку и прикрыл ее.
Я ждал, затаив дыхание.
Шаги приближались к кухне. Я так и не смог разобрать, кто это был: папа или мама?
Я боялся дышать. Я знал, что если я сделаю вдох, то просто не выдержу и рассмеюсь.
Кто-то вошел в кухню. Прошел мимо моей коробки. Остановился у раковины. Я услышал шум воды. Тот, кто вошел, наполнял чайник.
Потом он подошел к плите.
Я не мог больше ждать.
– Сюрприз! – заорал я и выскочил из коробки.
Папа испуганно вскрикнул и уронил чайник. Чайник упал ему на ногу, отскочил и покатился по полу.
Вода, естественно, пролилась. Папа стоял прямо посреди лужи и выл дурным голосом, держась обеими руками за ушибленную ногу.
Я хохотал, как безумный. Надо было видеть папину физиономию, когда я выскочил из коробки! Такого я даже в мультиках не видел.
Мама влетела в кухню, застегивая на ходу пуговицы на рукавах.
– Что здесь такое?! – завопила она с порога.
– Джерри снова решил пошутить, – прорычал папа.
– Джером, – укоризненно проговорила мама, глядя на лужу на линолеуме. – Может быть, сделаешь перерыв на пару дней? Мы как раз отдохнем от твоих приколов.
– Просто хотел помочь вам проснуться, – расплылся я в улыбке.
Мама с папой еще побурчали немного. Но это так, для порядка. Они давно уже привыкли к моему извращенному чувству юмора.
В ту ночь я снова услышал музыку.
Это явно был не ветер. Я узнал ту же самую мелодию.
И она доносилась сверху.
С чердака, где было пианино.
И на нем явно кто-то играл. Кто бы это мог быть?
Я собрался было встать и пойти посмотреть. Но в комнате было холодно. И потом, я действительно очень устал. Ведь это был мой первый день в новой школе.
Поэтому я натянул одеяло на голову, чтобы не слышать музыки. И уснул как убитый.
– Ты ничего не слышала ночью? – спросил я у мамы за завтраком. – Кто-то играл на пианино.
– Ешь свои кукурузные хлопья, – сказала мама.
Я недовольно помешал ложкой в миске:
– А почему кукурузные хлопья?
– Ты знаешь правила, – нахмурилась мама. – Сладкие хлопья только по воскресеньям.
– Глупое правило, – буркнул я. – Кукурузные хлопья – это те же самые сладкие хлопья. Только невкусные.
– Прекрати ныть. – Мама сморщилась и потерла руками виски. – У меня голова болит. Все утро.
– Может быть, это из-за того, что всю ночь кто-то играл на пианино? – спросил я.
– Какое еще пианино?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Я осторожно приоткрыл дверь на чердак и заглянул в темноту.
Музыка доносилась сверху.
Такая печальная музыка. Очень тихая. Очень грустная.
– Кто… кто там? – выдавил я.
2
Музыка продолжала играть. Казалось, она плывет сквозь кромешную тьму вниз по лестнице – плывет прямо ко мне.
– Кто там? – повторил я уже смелее, хотя у меня все равно дрожал голос.
Но мне снова никто не ответил. Я встал на нижнюю ступеньку лестницы и задрал голову, вглядываясь в темноту.
– Мама, это ты? Папа?
В ответ ни слова… Только музыка плыла в темноте, тихая и печальная.
Я и сам толком не понял, как так получилось, что я стал подниматься по лестнице. Я понял это, лишь услышав гулкий скрип ступеней у себя под ногами.
Наконец я поднялся наверх.
Здесь было жарко и очень душно.
Теперь музыка окружала меня со всех сторон. Казалось, что она доносилась отовсюду.
– Кто здесь?
Я очень старался, чтобы мой голос звучал спокойно, но у меня не очень-то получилось. Я и сам не узнал свой голос – таким он был жалким и тоненьким. Наверное, мне было немножечко страшно. Самую малость.
– Кто здесь?
Что-то холодное прикоснулось к моему лицу.
Я аж подскочил на месте.
И только потом до меня дошло, что это цепочка выключателя.
Я потянул за цепочку. Зажегся свет – совсем тусклый.
Но все-таки лучше, чем ничего.
Музыка оборвалась.
– Кто здесь?
Я прищурился, чтобы лучше разглядеть пианино у дальней стены. Никого.
Вообще никого. За пианино никто не сидел. Я сделал шаг вперед. Тишина. Только противный скрип половиц у меня под ногами.
Я подошел к пианино и встал, не сводя глаз с клавиш.
Сам не знаю, чего я высматривал и чего ожидал увидеть. Я хочу сказать… ведь кто-то же играл на пианино. И прекратил играть в тот момент, когда я включил свет. Так куда же он делся? В воздухе растворился?
Я нагнулся и заглянул под пианино.
Понимаю, это глупо. Под пианино и Плюшка бы не пролезла. Но тогда я вообще ничего уже не соображал. Сердце у меня билось так, что казалось, сейчас разорвется. А в голову лезли всякие сумасшедшие мысли. Одна другой нелепее.
Я склонился над клавишами и очень внимательно их осмотрел. А что, если это такое старинное механическое пианино… ну знаете… которое играет само по себе. Пианола, кажется, называется. В мультфильмах такие бывают. И в старых фильмах.
Но ничего особенного я не заметил. Пианино как пианино. Самое что ни на есть обычное. Я присел на табурет. И тут же вскочил как ужаленный. Табурет был теплым! Как будто на нем только что сидели!
– Что? Как?
Я в изумлении уставился на табурет. Потом потрогал его рукой. Да. Точно, теплый.
Но тут я сообразил, что на чердаке вообще очень жарко. Гораздо теплее, чем в доме. Нас в школе учили, что теплый воздух поднимается наверх. Наверное, он поднимается сюда, на чердак, и здесь и скапливается.
Я снова присел на табурет и стал дожидаться, пока у меня не успокоится пульс.
«Что здесь происходит?» – думал я, не отрывая взгляда от пианино. Его черная отполированная поверхность была такой гладкой, что я видел свое отражение. Даже при тусклом свете единственной лампочки.
И мое отражение выглядело встревожено и испуганно.
Я опустил глаза и несколько раз тюкнул пальцем по клавишам.
Еще пару минут назад кто-то играл на пианино.
Кто-то прикасался пальцами к тем же клавишам.
И куда же он делся потом? Ведь когда я включил свет, здесь уже не было никого…
Я снова ударил по клавише. Потом еще по одной. И еще… В пустом помещении каждая нота отдавалась долгим звенящим эхом.
И тут раздался громкий треск. Снизу. Откуда-то с лестницы.
Я оторвал руки от клавиш и замер.
Снова послышался треск.
Шаги.
Я встал с табурета. Ноги дрожали.
Я так напряженно прислушивался, что, казалось, улавливал движение воздуха.
Шаги приближались.
Кто-то поднимался по лестнице. Сюда, на чердак.
Ко мне.
3
Ступени трещали.
Кто-то ко мне поднимался.
Кто-то большой.
У меня перехватило дыхание. Мне казалось, что я сейчас задохнусь.
Я замер на месте, лихорадочно соображая, куда бы спрятаться. Но укрыться тут было негде.
Ступени трещали все громче.
Над ступенями уже показалась чья-то темная голова. Я мало что соображал от ужаса. Но мне все же хватило ума дождаться, пока темная фигура не выступит на свет.
– Папа! – радостно завопил я.
– Джерри, что ты тут делаешь?
Вид у отца был прикольный. Его редеющие темные волосы стояли на голове дыбом. Пижамные штаны задрались до колен. Он был без очков и смотрел на меня прищурившись и смешно сморщив нос.
– Папа… а я думал… я думал… – промямлил я.
Да. Я знаю, что выглядел со стороны как полнейший придурок. Но и вы меня тоже поймите. Я был напуган до полусмерти.
– Знаешь, сколько сейчас времени? – Папа сердито дернул рукой и хотел было посмотреть на часы. Но часы он забыл в спальне. – Уже первый час ночи, Джерри!
– Да, папа. Я знаю.
Я потихонечку отходил. Теперь я уже и сам не понимал, чего так сильно перепугался. Я подошел к папе.
– Я услышал, что кто-то играет на пианино. И я подумал…
– Что ты сказал? – Папа вытаращился на меня, как на умалишенного.
– Я услышал, как кто-то играет на пианино, – повторил я терпеливо. – Здесь, на чердаке. Поэтому я поднялся сюда и…
– Джерри! – Папа страдальчески закатил глаза. Его лицо побагровело и стало похоже на свеклу. – Опять твои шуточки! Я все понимаю, но не в первом же часу ночи!
– Но, папа… – начал было я, но он не дал мне договорить:
– Мы с мамой едва доползли до кровати. Мы столько всего переделали за сегодняшний день! Мебель двигали, разбирали вещи. Весь день провозились. – Он устало вздохнул. – Наверное, можно было бы сообразить, что нам сейчас не до веселья. Тебе, конечно, не приходило в голову, что мне завтра с утра на работу идти. И что мне хотелось бы выспаться.
– Прости, пожалуйста, папа, – пробормотал я.
Я уже понял, что доказывать ему что-либо бесполезно. Он все равно мне не поверит.
– Я знаю, что ты возбужден переездом. – Папа положил руку мне на плечо и повел меня к лестнице. – Но давай мы сейчас пойдем спать. Тебе, кстати, тоже надо отдохнуть.
Я оглянулся на пианино. Оно тускло поблескивало в рассеянном свете лампы. Как будто дышало.
Как будто было живым.
Мне представилось, как оно подбирается ко мне. Как несется за мной по ступенькам…
Я тряхнул головой. Бред какой-то. Совсем крыша съехала.
Наверное, я действительно слишком перевозбудился за сегодняшний день.
– А ты не хотел бы научиться на нем играть? – вдруг спросил папа.
– Что? – Я даже растерялся. Его вопрос застал меня врасплох.
– Хочешь, найдем тебе учителя? Будешь с ним заниматься, научишься играть на пианино. Пианино поставим в гостиной. Там места много.
– Ну… может быть, – протянул я. – Да. Наверное, это будет прикольно.
Папа убрал руку с моего плеча. Одернул задравшиеся пижамные штаны. И пошел вниз по лестнице.
– Я поговорю с мамой. Уверен, ей будет приятно. Ей всегда очень хотелось, чтобы у нас в семье кто-то играл на каком-нибудь инструменте. Не забудь выключить свет, ага?
Я послушно дернул за цепочку, выключил свет… и невольно вздрогнул. Вообще-то я не боюсь темноты. Но когда свет погас, меня окружила полная чернота. Я поспешил следом за папой.
Когда я снова лег в постель, то натянул одеяло до самого подбородка. В комнате было прохладно. За окном завывал зимний ветер. Окно тряслось и дрожало под ветром, как будто в ознобе.
Я думал о том, что действительно было бы круто научиться играть на пианино. Только не эту нудную и заунывную классику, а настоящую рок-музыку.
Может быть, через три-четыре урока я упрошу родичей купить мне синтезатор. И две-три разные клавиатуры, которые подключаются к компьютеру.
Тогда я смогу сам сочинять и записывать разные композиции.
Может, найду ребят и сколочу с ними рок-группу.
Вот это будет действительно круто.
Я закрыл глаза.
Окно снова задребезжало. Где-то раздался протяжный скрип, как будто это стонал сам дом.
«Ну, ничего, – сказал я себе. – Со временем я привыкну к этому старому дому. Ко всем этим странным звукам. Еще две-три ночи, и я вообще перестану их слышать».
Я уже засыпал, когда снова услышал музыку.
Всё ту же тихую и печальную.
Кто-то вновь играл на пианино.
4
На следующий день, в понедельник, я проснулся очень рано. Мои настенные часы в виде пузатого кота с маятником-хвостом и вращающимися глазами были еше не распакованы. Но, судя по бледному, серому свету в окне, было действительно очень рано.
Я быстро оделся. Взял чистые джинсы и темно-зеленый пуловер, который был не особенно мятым. Сегодня мой первый день в новой школе. Я даже немножечко волновался.
И с волосами я провозился дольше, чем обычно. Волосы у меня темные. Очень густые и очень кудрявые. А я ненавижу кудрявые волосы. Я люблю, когда они гладко прилизаны. Вот поэтому мне и приходится каждый день их мочить водой и распрямлять.
Наконец я управился с волосами и вышел в коридор.
В доме было темно и тихо.
Я направился было к главной лестнице, но тут заметил, что дверь на чердак распахнута настежь.
Разве я вчера ее не затворил, когда мы с папой спустились вниз?
Ну, нет. Я же помню, как я ее закрывал. И вот теперь она была открыта.
По спине пробежал холодок.
Я подошел, захлопнул дверь и даже специально послушал, чтобы она щелкнула.
«Не сходи с ума, Джерри, – сказал я себе. – Может быть, замок слабый. Возможно, эта дверь постоянно распахивается сама собой. Ведь это совсем старый дом».
Ночная музыка никак не шла у меня из головы. Но, наверное, и этому было какое-то объяснение. Может быть, струны у пианино дрожали от ветра или что-нибудь в этом роде…
Вероятно, там в окне есть какая-то дырка. И туда задувает ветер, от которого и возникают звуки, похожие на музыку. И поэтому кажется, что на пианино кто-то играет.
Мне очень хотелось поверить в то, что печальная, тихая музыка, которую я слышал ночью, это просто какое-то непонятное явление. Скорее всего, из-за ветра. Я просто принял это на веру.
Я еще раз подергал дверь, чтобы убедиться, что она закрыта плотно, и пошел вниз на кухню.
Мама с папой еще возились у себя в спальне. Я слышал, как они одеваются.
В кухне было темно и прохладно. Я хотел включить обогреватель, но не нашел, где находится термостат.
Вчера родичи не успели все распаковать. Коробки с посудой и прочей кухонной утварью так и стояли в углу.
Я услышал шаги в коридоре.
У холодильника стояла большая пустая коробка. Она-то и подала мне идею. Посмеиваясь про себя, я забрался в коробку и прикрыл ее.
Я ждал, затаив дыхание.
Шаги приближались к кухне. Я так и не смог разобрать, кто это был: папа или мама?
Я боялся дышать. Я знал, что если я сделаю вдох, то просто не выдержу и рассмеюсь.
Кто-то вошел в кухню. Прошел мимо моей коробки. Остановился у раковины. Я услышал шум воды. Тот, кто вошел, наполнял чайник.
Потом он подошел к плите.
Я не мог больше ждать.
– Сюрприз! – заорал я и выскочил из коробки.
Папа испуганно вскрикнул и уронил чайник. Чайник упал ему на ногу, отскочил и покатился по полу.
Вода, естественно, пролилась. Папа стоял прямо посреди лужи и выл дурным голосом, держась обеими руками за ушибленную ногу.
Я хохотал, как безумный. Надо было видеть папину физиономию, когда я выскочил из коробки! Такого я даже в мультиках не видел.
Мама влетела в кухню, застегивая на ходу пуговицы на рукавах.
– Что здесь такое?! – завопила она с порога.
– Джерри снова решил пошутить, – прорычал папа.
– Джером, – укоризненно проговорила мама, глядя на лужу на линолеуме. – Может быть, сделаешь перерыв на пару дней? Мы как раз отдохнем от твоих приколов.
– Просто хотел помочь вам проснуться, – расплылся я в улыбке.
Мама с папой еще побурчали немного. Но это так, для порядка. Они давно уже привыкли к моему извращенному чувству юмора.
В ту ночь я снова услышал музыку.
Это явно был не ветер. Я узнал ту же самую мелодию.
И она доносилась сверху.
С чердака, где было пианино.
И на нем явно кто-то играл. Кто бы это мог быть?
Я собрался было встать и пойти посмотреть. Но в комнате было холодно. И потом, я действительно очень устал. Ведь это был мой первый день в новой школе.
Поэтому я натянул одеяло на голову, чтобы не слышать музыки. И уснул как убитый.
– Ты ничего не слышала ночью? – спросил я у мамы за завтраком. – Кто-то играл на пианино.
– Ешь свои кукурузные хлопья, – сказала мама.
Я недовольно помешал ложкой в миске:
– А почему кукурузные хлопья?
– Ты знаешь правила, – нахмурилась мама. – Сладкие хлопья только по воскресеньям.
– Глупое правило, – буркнул я. – Кукурузные хлопья – это те же самые сладкие хлопья. Только невкусные.
– Прекрати ныть. – Мама сморщилась и потерла руками виски. – У меня голова болит. Все утро.
– Может быть, это из-за того, что всю ночь кто-то играл на пианино? – спросил я.
– Какое еще пианино?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11