Но я хочу еще раз подчеркнуть, что осуществление всех этих проектов требует длительной и утомительной работы. Сама сущность этой работы, большей частью ведущейся методом проб и ошибок, исключает возможность немедленного достижения значительных успехов. При всем уважении к срочности в таком деле спешка недопустима, и смею заверить все заинтересованные лица: нам, сотрудникам штаба контакта, так же не терпится получить результаты, как и всем прочим. Но для этого требуется запастись терпением. По крайней мере, мы способны передать своим преемникам знания о большинстве нюансов языка 3—1. За свой труд Колдер заслуживает самых высоких похвал.
Культура и техника. Я вынужден сообщить ту же информацию, что и в прошлом отчете. Уровень развития культуры и техники аборигенов остается неопределенным, но несомненно высоким, вероятно, даже выше, чем предполагалось во время написания предыдущего отчета несколько дней назад. Особенно поражают достижения аборигенов в биологии. По-видимому, обитатели Заставы способны оказывать быстрое и эффективное влияние на местный эквивалент хромосом. То, что мы считаем изнуряющей работой инженеров-генетиков, они воспринимают как само собой разумеющееся.
И в связи с этим я считаю своим долгом повторить уже неоднократно высказанное предупреждение: было бы ошибочным считать местных жителей существами примитивного уровня только потому, что с орбиты мы не заметили на планете больших городов, или потому, что они ведут полукочевой образ жизни, или потому, что мы не обнаружили здесь мощных радиопередатчиков и электроприборов. Бесспорно, мы только начинаем познавать жизнь этих существ, но я могу предложить следующую теорию.
Люди всегда считали, что города, особенно крупные, являются очагами культуры. Мы убеждены, что города должны быть постоянными поселениями. Аборигены Заставы не разделяют ни одно из этих убеждений. По-моему, в этом и состоит главное различие наших культур. Что же касается связи между культурой и техникой, я вынужден повторить предположение, бывшее очевидным еще до контакта с аборигенами: такой связи здесь не существует. Возьмем всего один пример: у древних греков уровень развития техники был ниже, чем у любых последующих цивилизаций, но в отношении культуры они превосходили большинство из…»

Послышался приглушенный стук по обшивке люка — герметичная конструкция почти не пропускала звуков извне. Радуясь перерыву в скучной работе, Густав убрал с экрана отчет и за оставшиеся две минуты успел сложить бумаги в стол. Одно из преимуществ воздушного шлюза заключалось в том, что в кабинет Густава никто не мог ворваться без предупреждения.
Многочисленные постукивания и поскрипывания возвестили о прибытии гостя.
— Привет, Джонсон, — проговорила Люсиль, входя в кабинет. Ее голос приглушало стекло шлема.
— Привет, Люсиль. Как дела?
— Отлично, — сообщила она, избавляясь от шлема. — Здесь у меня бывают дни двух видов: в одни из них я теряюсь в догадках, почему мы топчемся на одном месте, а в другие — поражаюсь, какого прогресса можно достичь за столь короткое время. Сегодня у меня как раз день второго типа, — с усмешкой добавила она. — В программе распознавания речи аборигенов на слух наконец-то удалось выловить большинство ошибок — это уже достижение.
С тех пор как экспедиция приземлилась на планету, произошло небывалое событие: военнообязанный иммигрант Люсиль Колдер и лейтенант Джонсон Густав стали друзьями. Такого не могло быть, и все-таки это случилось. Но в их дружбе еще оставались границы, притом весьма определенные: они не обсуждали войну, не строили догадок о случившемся, когда известия из новой провинции гардианов, Новой Финляндии, вдруг перестали поступать. Что-то произошло. Гардианам явно не повезло — и теперь они развернули бурную подготовку к очередному удару. Такие слухи доносились до членов экспедиции с охваченной лихорадочной деятельностью ОСГ «Ариадна». И Люсиль и Густав сгорали от любопытства, но не могли признаться в нем друг другу.
— Ну что, состряпал очередной отчет? — поинтересовалась Люсиль.
— Угу. Начальству вынь да положь идеальный электронный переводчик — причем немедленно, и большие шишки никак не могут понять, что такой переводчик нельзя попросту снять с полки. Мне до отвращения надоело объяснять, почему так трудна работа с переводчиком совершенно нового для нас языка.
— Чертовы бюрократы! Ваши ничем не лучше наших.
Густав хмыкнул, но ничего не ответил. Люсиль по-прежнему проводила границу между «своими» и «чужими», не в состоянии причислить себя к гардианам. Даже получив возможность осуществить первый контакт и будучи удостоенной всех привилегий и свободы, которая была необходима для выполнения работы, порученной ей гардианами, Люсиль отказывалась забыть, что она всего лишь пленница.
Все это осложняло положение Густава, поскольку подвергало сомнению и мотивы его поступков. Он понимал, что и он сам — только узник начальства, что он связан по рукам и ногам бесконечными и невозможными амбициями вышестоящих гардианов. Он знал, что положение на Столице может лишь ухудшиться в результате плохих вестей. И когда он спрашивал себя — а такое случалось часто, — почему Люсиль не отказывается от работы, он был вынужден задавать подобный вопрос самому себе.
«Потому, что это неслыханная возможность, от каких не отказываются. Потому, что именно из-за мечты встретиться с инопланетянами большинство парней стремятся служить в космофлоте. Потому, что эту работу мы делаем для всего человечества, а не для своры идиотов, живущих сейчас во дворце на Столице. Потому, что отказ был бы равносилен самоубийству. Потому, что тогда наше место занял бы кто-нибудь другой, и еще неизвестно, каким был бы этот человек…» Постепенно он доходил до менее убедительных и более неудобных причин. Хотя Густав не мог дать однозначный ответ, почему он продолжает эту работу, он не сомневался, что Люсиль знает ответ. И это означало, что доверять ей следует лишь в определенных пределах. Это не нравилось Густаву: Люсиль Колдер стала для него тем, чего не может позволить себе офицер разведки, даже бывший, — другом среди врагов.
Наконец Густав нарушил молчание, упомянув о своем отчете. Они заговорили об обычных лагерных делах, о прогрессе учеников в освоении языка, о необходимости прекратить полеты над планетой, на которых так настаивал этот кретин Ромеро. Незаметно разговор перешел к центральной и неизменно волнующей обоих теме — к аборигенам Заставы.
— Они нравятся мне, в особенности К'астилль, — призналась Люсиль. — Пользоваться этим чертовым языком — все равно что жевать резину, но нам уже удается договориться: либо я стала лучше понимать ее, либо она научилась давать объяснения.
— А что ты можешь сказать о них, судя по языку? — поинтересовался Густав.
Люсиль лишь пожала плечами:
— Я не ксенопсихиатр и не этнолог, в сущности, даже не лингвист. Два особенно ярких отличия их языка — звуковая структура и явное пристрастие к пассивным залогам. Ты же видел мои переводы — все они какие-то неловкие, потому что в языке 3—1 почти не употребляются выражения действия, а в английском пассивный залог выглядит нескладно. Мы говорим: «Она вошла в эту дверь», они же скажут: «Дверь с данным расположением была пройдена неким лицом», и выходит какая-то чушь. Но способ выражения подобной пассивности на языке 3—1 является очень кратким и точным. Глагольная конструкция — единственное слово с нужной приставкой, суффиксом и интонацией, придающей особое значение. Перевод подобных выражений на английский или большинство других человеческих языков — практически невозможная задача.
— А ты не думаешь, что это характеризует наших местных друзей с определенной стороны?
— Разумеется, это так, но я просто не понимаю, что это значит. Гораздо легче будет понять их, не отделяя от этой планеты. Некоторые из детей на моей родине не принадлежали ни к аборигенам, ни к европейцам, скажем, если мать — из числа аборигенов, а отец — британец. У меня создается впечатление, что аборигены Заставы манипулируют окружающей средой ради собственного удобства, как и мы. Но их потребности и методы заметно отличаются от наших.
— Отличный способ сказать «я не знаю», — проговорил Густав.
Люсиль Колдер усмехнулась:
— Или, в переводе с языка 3—1, «отсутствие знаний сохранено в моей голове».
— Хватит! — со смехом взмолился Густав. — Пойдем обедать.
6
Апрель 2116 года. Планета Бэндвид
Невозмутимо и методично, словно совершая давно запланированное действие, командир космофлота США Рэндолл Меткаф открутил бармену голову.
Джордж Приго неловко поерзал на соседнем табурете и нервозно огляделся.
— Рэндолл, это запрещено.
Меткаф не обратил внимания на предупреждение друга и бережно поставил голову на стойку бара. Она напоминала огромную кукольную голову со слегка поблескивающими глазами, гладкой, словно восковой, розовой кожей и чересчур правильными кругами румянца на щеках. Аккуратные усики выглядели как отштампованные — впрочем, так оно и было.
— Мне пришлось проторчать в этой автоматизированной дыре шесть тысяч часов, — заявил Меткаф, извлекая из кармана маленький набор инструментов. — Роботы стригли меня, готовили мне еду, гладили трусы и приносили пиццу. Роботы-полицейские давали мне неизменно точные указания, в какую сторону идти. — Меткаф снял парик с головы бармена, нашел открывающуюся пластинку и начал вывинчивать шурупы. — Меня спрашивали, какое время я проведу на стоянке. Со мной заговаривали у дверей, стен, в такси, самолетах, душевых и лифтах, предупреждая меня быть поосторожнее, не опаздывать, не забывать и смотреть в обе стороны, переходя улицу.
Меткаф снял пластинку и заглянул внутрь головы.
— Я целые дни проводил в беседах, но ни разу моим собеседником не было человеческое существо. Каждый раз, когда я отправлялся за покупками, мне сообщали оставшуюся на счету сумму с точностью до четырех совершенно ненужных знаков после запятой, причем не только в долларах США, которыми выплачивают жалованье служащим космофлота, но и в условных единицах Бэндвида и в пересчете на еще шесть основных валют по курсу предыдущей миллисекунды. Каждое утро и вечер проклятое зеркало в ванной моего номера напоминало мне о том, что пора чистить зубы. — Меткаф выбрал кусачки. — И мне, — продолжал он, перерезая проводки, ведущие к динамику за улыбающимся ртом бармена, — уже осточертело слушать эти придирки.
— А мне — нет, — отозвался Приго. Он еще нервничал и пытался образумить друга. — Мне это даже нравится. Что плохого в отлаженном сервисе?
— Ты, дружище, инженер. Эти проклятые роботы не беспокоят тебя. Тебе нравятся машины, но неужели ты захотел бы, чтобы твоя сестра вышла замуж за одну из них? Пожалуй, это единственная вещь, которую здесь пока не додумались автоматизировать.
— У меня нет сестры.
Оторвавшись от своего занятия, Меткаф с жалостью взглянул на Приго:
— Тогда, перефразируя бессмертного Маркса, можно сказать, что ей повезло. Такого ты еще не слышал, верно?.. По крайней мере, здесь, в баре, куда мы приходим каждый день, я хочу видеть робота, который молча наполняет стаканы и оставляет нас в покое.
— Роботы-ремонтники починят его прежде, чем ты успеешь заказать вторую порцию, а тебя оштрафуют на десяток местных монет, — возразил Приго.
— А вот и нет, потому что я перерезал в голове этого болвана провод, ведущий к устройству аварийного вызова ремонтной бригады. — Меткаф прикрутил пластинку, нахлобучил на голову робота парик, потянулся через стойку и насадил голову обратно на стержень.
Тело робота судорожно дернулось, едва в нем замкнулись цепи. Голова повернулась на триста шестьдесят градусов, затем заворочались реалистично сделанные глаза^ разыскивая что-то. Бармен повернулся и погрозил пальцем Меткафу. Из его груди раздался густой бас.
— Бббольше ттттак не дддделайте, сэр, — с заиканием произнес робот прежде, чем голос набрал привычную скорость. — Если бы не аварийный динамик в полости туловища, я не смог бы разговаривать и, следовательно, не смог бы достойно обслужить вас.
Приго взорвался смехом, увидев, Как ошарашенно Меткаф уставился на робота.
— Завтра, — пообещал Меткаф, — я приду сюда с термоядерной гранатой и расплавлю тебя. А теперь живо принеси мне двойной скотч.
— И порцию для меня, — добродушно добавил Приго. — За твой счет. Надо же потратить сэкономленный десяток местных монет.
— Благодарю. Сейчас выполню заказы, сэр. — Робот покатился к другому концу стойки.
— Черт побери, Джордж! — Меткаф уставился в зеркало над стойкой. — Ничего не вышло!
Робот принес напитки. Протянув гибкую длиннопалую ладонь, Приго подвинул к себе поближе пивную кружку.
— На Бэндвиде мне нравится еще одно, — заметил он, — здесь можно глотнуть настоящего пива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59