- Мы сражались… или разговаривали… Я, кажется, не могу вспомнить…
– Ты вспоминаешь пилекотан.
– Силу?.. Ты хочешь сказать, это было некое видение Силы?
– Пилекотан приносит нам сны наяву о наших желаниях и страхах, - голос Вэстора наполнился замогильными, но не злыми интонациями. - Когда мы желаем того, чего боимся, и боимся того, чего желаем, пилекотан всегда отвечает. Неужели джедаи забыли это?
– Все казалось таким реальным… это казалось даже более реальным, чем ты сейчас.
Вэстор пожал плечами:
– Оно было реальным. Только пилекотан реален. Все остальное - формы и тени, что слабее облаков… и памяти. Мы - сон пилекотана. Это джедаи тоже забыли?
Мейс не ответил. Лишь осознал, что вес в его куртке распределен по-прежнему равномерно: он проверил ладонью правую часть груди и почувствовал сквозь испачканную кожу пантеры очертания светового меча, схожие с очертаниями его собственного меча, который он носил слева.
Световой меч Депы.
И если то, что он видел в поселении, было лишь видением Силы, то что? Меняло ли это правду, что он увидел? Меняло ли это правду, что она увидела в нем?
Благодаря Силе эти правды становились более реальны. А не менее.
– Сон, - пробормотал он себе под нос. - Греза… Вэстор жестами показал, что надо забираться в седло.
– Может быть, она и сон, но откажись предстать перед ней, и ты узнаешь, как легко сон превращается в кошмар.
Мейс забрался в седло, даже не сказав лор пилеку, что он уже знает, как легко это происходит.
Какой-то нелепый импульс заставил его спросить:
– А тебе, Кар Вэстор, какие видения посылает пилекотан тебе?
Вэстор бесконечно долго смотрел в глаза Мейсу, нечеловечески долго. Его взгляд был столь же полон опасности, сколь сами джунгли.
– Зачем пилекотану что-то показывать мне? У меня нет страхов.
– И нет желаний?
Но Вэстор уже отвернулся и повел за собой травода-ва, никак не выказав того, услышал он вопрос или нет.
Из личных дневников Мейсо Винду
Кар Вэстор пешком вел моего траводава: он умудрялся находить путь сквозь самые плотные, самые переплетенные заросли настолько легко, что казалось, будто мы все время идем по отличной тропинке. Через некоторое время мне начало казаться (и кажется до сих пор), что лишь половина его умения продвигаться сквозь джунгли шла от зрения. Другая половина шла от незамутненной мощи. Он не просто чувствовал путь там, где его никто другой не видел. Мне кажется, он при необходимости создавал проход там, где его вообще не было.
Впрочем, возможно, «создавать» не самое подходящее слово.
Я ни разу не увидел эту незамутненную мощь в действии: я не видел, чтобы деревья двигались или чтобы хитросплетения корней и лиан сами развязывались. Но я чувствовал непрерывный поток Силы, двигающийся циклично, словно от дыхания какого-то огромного существа. Мощь втекала в него и вытекала из него. Но ощущения оттого, как он пользуется ей, были схожи по силе с ощущениями моих собственных мышц, потребляющих сахар, что питает их.
И это очень верная ассоциация, ибо мы двигались по джунглям, словно кровяные тельца их вен. Или мысли их бесконечного разума.
Так, словно мы были сном пилекотана.
Во время этой поездки от конца до начала колонны партизан я впервые смог рассмотреть прославленный Освободительный фронт высокогорья.
ОФВ, ужас джунглей. Смертельный враг ополчения. Беспощадные, неостановимые воины, что отбросили Конфедерацию независимых систем с этой планеты.
Они еле жили.
Колонна являла собой сборище шагающих раненых в обрывках одежды, находящих друг друга в джунглях по следам крови и мощному запаху инфекции. Позднее, за время нескольких дней адского марш-броска, я узнал, что последней боевой операцией была серия рейдов на аванпосты исследователей джунглей. Эти рейды проводились не для того, чтобы убить балаваев, а для того, чтобы захватить медпаки, боеприпасы, еду, одежду, оружие - запасы, которые Республика не могла или не хотела предоставлять корунаям.
Они двигались в сторону своей базы в горах, где собрались почти все выжившие корунаи: все старики и инвалиды, дети и то, что осталось от стад. Жизнь в ограниченном, перенаселенном месте для корунаев была неестественна. Они не знали, как существовать в подобных условиях, и это постепенно начинало сказываться. Болезни, давно не известные цивилизованной Галактике, жестоко уменьшали их численность: за месяцы с приезда Депы дизентерия и пневмония унесли жизней больше, чем балавайские ТВК.
Эти корабли кружили над джунглями, словно стервятники. Деревья регулярно гудели, впитывая звуки тяжелых репульсо-ров и турбодвигателей. Гудение превращалось в рев, затем в жужжание, как у насекомых, сбивалось в стаи и разделялось на одиночные точки, что разрезали невидимое небо. Снова и снова огонь лился сверху на джунгли, принося яркий оранжевый свет в сумрак под кронами, отбрасывая черные тени на зелень.
Не думаю, что они собирались по кому-то конкретно попасть.
Они постоянно нас донимали, стреляя без разбору сквозь кроны джунглей или же скользя где-то в небесах и поджигая все и вся своими огнеметами «Огонь Солнца». Если бы мы начали вести ответный огонь, их стрелкам было бы проще некуда засечь наши позиции, так что мы могли лишь прятаться под кронами и надеяться, что нас не заметят.
Партизаны, казалось, вообще не замечали налетов. Они медленно двигались вперед (те, что еще могли идти), опустив головы, словно уже смирились с тем, что раньше или позже один из этих огненных ковров упадет им на головы. Оставаясь корунаями до костей, они ни разу не пожаловались. Вдобавок почти все могли черпать энергию из Силы, из пилекота-на, чтобы оставаться на ногах.
Тех, кто идти не мог, словно багаж, привязывали к спинам их траводавов. Большинство животных несло только раненых: все припасы и оборудование, забранные у балаваев, были свалены на привязанные к траводавам носилки, которые они успешно тащили за собой.
Во время этого марш-броска ОФВ узнало о новой тактике ополчения: ночных рейдах. Они совершенно не надеялись нас поймать, цель была не в этом. Их корабли летали высоко в небе и стреляли из лазерных пушек по джунглям. Просто мешали. Не давали отдыхать. Заставляли просыпаться и нервно подпрыгивать.
Раненым мужчинам и женщинам сон просто необходим. Никто из них его не получал. Каждый рассвет еще несколько неподвижных тел оставалось лежать на скатках. Каждый день кто-то спотыкался, ослепленный усталостью, и отбивался от общей колонны, пропадая среди деревьев.
Обычно навсегда.
На Харуун-Кэле множество крупных хищников: полдюжины разных видов лозных кошек, два вида акк-псов поменьше, гигантские дикие акк-волки и множество мерзких падальщи-ков, например якуны, бескрылые птицеподобные создания, передвигающиеся стаями до нескольких дюжин особей и умеющие одинаково хорошо лазать по деревьям, прыгать с ветки на ветку и бегать по ровной земле. Якуны не слишком привередливы в вопросах того, умерло ли уже то, что они едят. И большинство крупных хищников Харуун-Кэла достаточно умно, чтобы запомнить, что в хвосте колонны раненых коруна-ев можно получить прекрасную кормежку. Поэтому отбившиеся редко догоняли остальных.
Мы являли собой, по словам Ника, ходячую забегаловку типа «съешь-скольковлезет».
В том числе и поэтому ОФВ не слишком заботился об охране пленных.
Всего их было двадцать восемь: двадцать четыре исследователя джунглей и четверо детей. Иджей предоставили самих себе, не давая никакой поддержки, так что они сами тащили своих раненых на уменьшенных версиях носилок, что ехали за траводавами.
Следили за ними всего двое вэсторовских акк-стра-жей и шесть яростных аккпсов. Пока Вэстор вел траво-дава Мейса, он объяснил, что стражи и псы нужны лишь для того, чтобы балаваи не украли оружие или припасы у раненых корунаев и чтобы не навредили еше как-то. Стражам бластеры нужны не были: никто не стал бы удерживать пленника, решившего сбежать в джунгли.
В конце концов, они все равно там окажутся: лишив одежды и ботинок, их отправят плутать по джунглям в поисках хоть какой-то безопасности.
Тэн пил'трокэл. Справедливость джунглей.
Мейс наклонился к шее траводава и тихо, чтобы услышал только Вэстор, сказал:
– Почему ты считаешь, что они не пойдут аккуратно за колонной или рядом с ней? Некоторые ваши раненые еле ходят. Эти балаваи могут решить, что риск того стоит, и попытаются заполучить оружие и припасы.
Ухмылка Вэстора создавала впечатление, что рот у него набит иголками:
– Ты что, не чувствуешь их? Они в джунглях, а не из джунглей. Они не смогут застать нас врасплох.
– Тогда почему они до сих пор здесь?
– Сейчас день, - пророкотал Вэстор, взмахнув рукой в сторону освещенных солнцем зеленых листьев над головой. - День принадлежит ТВК. Тэн пил'трокэл ждет пленников после заката.
– В темноте, - пробормотал Мейс.
– Да. Ночь принадлежит нам.
Мейс вспомнил шепот Депы на записи: «Ночь принадлежит мне, и я принадлежу ночи»… Что-то заныло в груди. Дыхание стало тяжелым и медленным.
Ник шел с пленными, ведя на поводу грязного исхудавшего траводава. На траводаве было двойное седло, такое же, как у прошлого траводава Ника, разорванного на куски на перевале. В каждом из седел помешались двое детей. Урно и Никл ехали в верхнем, смотрящем вперед, крепко схватившись за жесткую кожу на шее траводава, выглядывая из-под его ушей. Кила и Пелл ехали в нижнем седле, смотря назад и держась друг за друга в молчаливом отчаянии.
Увидев этих четырех детей, мастер-джедай вспомнил о ребенке, которого уже не было с ними, и отвел глаза от Кара Вэстора. В голове родилось воспоминание о том, как лор пилек держал тело мальчика. Мейс увидел поблески-вание шита под тонким слоем потеков крови Террела,
Он не мог смотреть Вэстору в глаза и не ненавидеть его.
– Детей тоже? - слова как будто сами вырывались из Мейса. - Их вы тоже отдадите джунглям?
– Таков наш путь, - рык Вэстора смягчился, наполнился пониманием. - Ты думаешь о мальчике. Том мальчике из бункера.
Мейс по-прежнему не мог заставить себя встретиться с лор пилеком взглядами.
– Ты уже схватил его. Уже обезоружил.
– Он был убийцей, а не солдатом. Он атаковал беззащитных.
– Как и ты.
– Да. И если меня схватит враг, я получу больше, чем давал. Или ты думаешь, балаваи подарят мне чистую быструю смерть?
– Мы говорим не о них, - сказал Мейс. - Мы говорим о тебе.
Вэстор лишь пожал плечами.
Ник заметил их взгляды в его сторону и сардонически улыбнулся:
– Я на самом деле не нянька, - громко произнес он, - просто в передачах ГолоНета у меня такая роль.
Тон его речи был смешливым, но на его лице мастер-джедай прекрасно видел четкое понимание того, что случится с этими детьми на закате. Лицо Мейса тоже не выражало спокойствия: Винду дотронулся до лба и осознал, что хмурится.
– Почему он занимается детьми? - спросил Мейс, все еще глядя на Ника.
Вэстор посмотрел мимо парня, словно взгляд, направленный прямо на него, был бы тому незаслуженной похвалой.
– Серьезную работу ему доверять нельзя.
– Потому что он оставил меня одного, чтобы спасти своих друзей? Шрам и Беш - солдаты с опытом. Неужели их спасение не стоит того?
– Они расходный материал. Как и он.
– Не для меня, - сказал ему Мейс. - Вообще никто не может быть расходным материалом.
Лор пилек словно задумался над его словами на некоторое время, продолжая вести траводава Мейса.
– Не знаю, зачем Депа захотела, чтобы ты приехал, - сказал он, наконец, - но мне и не нужно знать. Она желает, чтобы ты был здесь: этого достаточно. Потому что ты гораздо важнее для нее, гораздо важнее для нашей войны. Значительно важнее, чем такой плохой солдат, как Ник Росту.
– Вряд ли его можно назвать плохим солдатом…
– Он слаб. Труслив. Боится идти на жертвы.
– Рисковать миссией, рисковать жизнью ради друзей, возможно, признак плохого солдата, - ответил Мейс, - но зато это признак хорошего человека. - И он почему-то не смог удержаться и не добавить: - Человека, который лучше тебя.
Вэстор поднял на мастера-джедая взгляд, наполненный джунглями.
– Лучше в чем?
Из личных дневников Мейса Винду
Я не считаю Вэстора злом. Не тем злом, что представляет собой по-настоящему плохой человек. Да, он излучает тьму, но ее излучают все корунаи. И балаваи. Он тьма джунглей, но не тьма ситхов. Он живет не ради мощи, не ради того, чтобы причинять боль и доминировать над всем, что его окружает. Он просто живет. Яростно. Естественно. Свободно от ограничений цивилизации.
Он в меньшей степени человек и в большей - воплощение самих джунглей. Темная мощь втекает в него и вытекает обратно, но, кажется, не касается его. Ему присуща дикая чистота, которой я мог бы позавидовать, не будь я джедаем и не иди я за светом.
Черный является частью любого цвета.
Он не создает. тьму, он лишь использует ее. Его внутренняя тьма - это отражение тьмы его мира. И она в свою очередь делает мир вокруг него темным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
– Ты вспоминаешь пилекотан.
– Силу?.. Ты хочешь сказать, это было некое видение Силы?
– Пилекотан приносит нам сны наяву о наших желаниях и страхах, - голос Вэстора наполнился замогильными, но не злыми интонациями. - Когда мы желаем того, чего боимся, и боимся того, чего желаем, пилекотан всегда отвечает. Неужели джедаи забыли это?
– Все казалось таким реальным… это казалось даже более реальным, чем ты сейчас.
Вэстор пожал плечами:
– Оно было реальным. Только пилекотан реален. Все остальное - формы и тени, что слабее облаков… и памяти. Мы - сон пилекотана. Это джедаи тоже забыли?
Мейс не ответил. Лишь осознал, что вес в его куртке распределен по-прежнему равномерно: он проверил ладонью правую часть груди и почувствовал сквозь испачканную кожу пантеры очертания светового меча, схожие с очертаниями его собственного меча, который он носил слева.
Световой меч Депы.
И если то, что он видел в поселении, было лишь видением Силы, то что? Меняло ли это правду, что он увидел? Меняло ли это правду, что она увидела в нем?
Благодаря Силе эти правды становились более реальны. А не менее.
– Сон, - пробормотал он себе под нос. - Греза… Вэстор жестами показал, что надо забираться в седло.
– Может быть, она и сон, но откажись предстать перед ней, и ты узнаешь, как легко сон превращается в кошмар.
Мейс забрался в седло, даже не сказав лор пилеку, что он уже знает, как легко это происходит.
Какой-то нелепый импульс заставил его спросить:
– А тебе, Кар Вэстор, какие видения посылает пилекотан тебе?
Вэстор бесконечно долго смотрел в глаза Мейсу, нечеловечески долго. Его взгляд был столь же полон опасности, сколь сами джунгли.
– Зачем пилекотану что-то показывать мне? У меня нет страхов.
– И нет желаний?
Но Вэстор уже отвернулся и повел за собой травода-ва, никак не выказав того, услышал он вопрос или нет.
Из личных дневников Мейсо Винду
Кар Вэстор пешком вел моего траводава: он умудрялся находить путь сквозь самые плотные, самые переплетенные заросли настолько легко, что казалось, будто мы все время идем по отличной тропинке. Через некоторое время мне начало казаться (и кажется до сих пор), что лишь половина его умения продвигаться сквозь джунгли шла от зрения. Другая половина шла от незамутненной мощи. Он не просто чувствовал путь там, где его никто другой не видел. Мне кажется, он при необходимости создавал проход там, где его вообще не было.
Впрочем, возможно, «создавать» не самое подходящее слово.
Я ни разу не увидел эту незамутненную мощь в действии: я не видел, чтобы деревья двигались или чтобы хитросплетения корней и лиан сами развязывались. Но я чувствовал непрерывный поток Силы, двигающийся циклично, словно от дыхания какого-то огромного существа. Мощь втекала в него и вытекала из него. Но ощущения оттого, как он пользуется ей, были схожи по силе с ощущениями моих собственных мышц, потребляющих сахар, что питает их.
И это очень верная ассоциация, ибо мы двигались по джунглям, словно кровяные тельца их вен. Или мысли их бесконечного разума.
Так, словно мы были сном пилекотана.
Во время этой поездки от конца до начала колонны партизан я впервые смог рассмотреть прославленный Освободительный фронт высокогорья.
ОФВ, ужас джунглей. Смертельный враг ополчения. Беспощадные, неостановимые воины, что отбросили Конфедерацию независимых систем с этой планеты.
Они еле жили.
Колонна являла собой сборище шагающих раненых в обрывках одежды, находящих друг друга в джунглях по следам крови и мощному запаху инфекции. Позднее, за время нескольких дней адского марш-броска, я узнал, что последней боевой операцией была серия рейдов на аванпосты исследователей джунглей. Эти рейды проводились не для того, чтобы убить балаваев, а для того, чтобы захватить медпаки, боеприпасы, еду, одежду, оружие - запасы, которые Республика не могла или не хотела предоставлять корунаям.
Они двигались в сторону своей базы в горах, где собрались почти все выжившие корунаи: все старики и инвалиды, дети и то, что осталось от стад. Жизнь в ограниченном, перенаселенном месте для корунаев была неестественна. Они не знали, как существовать в подобных условиях, и это постепенно начинало сказываться. Болезни, давно не известные цивилизованной Галактике, жестоко уменьшали их численность: за месяцы с приезда Депы дизентерия и пневмония унесли жизней больше, чем балавайские ТВК.
Эти корабли кружили над джунглями, словно стервятники. Деревья регулярно гудели, впитывая звуки тяжелых репульсо-ров и турбодвигателей. Гудение превращалось в рев, затем в жужжание, как у насекомых, сбивалось в стаи и разделялось на одиночные точки, что разрезали невидимое небо. Снова и снова огонь лился сверху на джунгли, принося яркий оранжевый свет в сумрак под кронами, отбрасывая черные тени на зелень.
Не думаю, что они собирались по кому-то конкретно попасть.
Они постоянно нас донимали, стреляя без разбору сквозь кроны джунглей или же скользя где-то в небесах и поджигая все и вся своими огнеметами «Огонь Солнца». Если бы мы начали вести ответный огонь, их стрелкам было бы проще некуда засечь наши позиции, так что мы могли лишь прятаться под кронами и надеяться, что нас не заметят.
Партизаны, казалось, вообще не замечали налетов. Они медленно двигались вперед (те, что еще могли идти), опустив головы, словно уже смирились с тем, что раньше или позже один из этих огненных ковров упадет им на головы. Оставаясь корунаями до костей, они ни разу не пожаловались. Вдобавок почти все могли черпать энергию из Силы, из пилекота-на, чтобы оставаться на ногах.
Тех, кто идти не мог, словно багаж, привязывали к спинам их траводавов. Большинство животных несло только раненых: все припасы и оборудование, забранные у балаваев, были свалены на привязанные к траводавам носилки, которые они успешно тащили за собой.
Во время этого марш-броска ОФВ узнало о новой тактике ополчения: ночных рейдах. Они совершенно не надеялись нас поймать, цель была не в этом. Их корабли летали высоко в небе и стреляли из лазерных пушек по джунглям. Просто мешали. Не давали отдыхать. Заставляли просыпаться и нервно подпрыгивать.
Раненым мужчинам и женщинам сон просто необходим. Никто из них его не получал. Каждый рассвет еще несколько неподвижных тел оставалось лежать на скатках. Каждый день кто-то спотыкался, ослепленный усталостью, и отбивался от общей колонны, пропадая среди деревьев.
Обычно навсегда.
На Харуун-Кэле множество крупных хищников: полдюжины разных видов лозных кошек, два вида акк-псов поменьше, гигантские дикие акк-волки и множество мерзких падальщи-ков, например якуны, бескрылые птицеподобные создания, передвигающиеся стаями до нескольких дюжин особей и умеющие одинаково хорошо лазать по деревьям, прыгать с ветки на ветку и бегать по ровной земле. Якуны не слишком привередливы в вопросах того, умерло ли уже то, что они едят. И большинство крупных хищников Харуун-Кэла достаточно умно, чтобы запомнить, что в хвосте колонны раненых коруна-ев можно получить прекрасную кормежку. Поэтому отбившиеся редко догоняли остальных.
Мы являли собой, по словам Ника, ходячую забегаловку типа «съешь-скольковлезет».
В том числе и поэтому ОФВ не слишком заботился об охране пленных.
Всего их было двадцать восемь: двадцать четыре исследователя джунглей и четверо детей. Иджей предоставили самих себе, не давая никакой поддержки, так что они сами тащили своих раненых на уменьшенных версиях носилок, что ехали за траводавами.
Следили за ними всего двое вэсторовских акк-стра-жей и шесть яростных аккпсов. Пока Вэстор вел траво-дава Мейса, он объяснил, что стражи и псы нужны лишь для того, чтобы балаваи не украли оружие или припасы у раненых корунаев и чтобы не навредили еше как-то. Стражам бластеры нужны не были: никто не стал бы удерживать пленника, решившего сбежать в джунгли.
В конце концов, они все равно там окажутся: лишив одежды и ботинок, их отправят плутать по джунглям в поисках хоть какой-то безопасности.
Тэн пил'трокэл. Справедливость джунглей.
Мейс наклонился к шее траводава и тихо, чтобы услышал только Вэстор, сказал:
– Почему ты считаешь, что они не пойдут аккуратно за колонной или рядом с ней? Некоторые ваши раненые еле ходят. Эти балаваи могут решить, что риск того стоит, и попытаются заполучить оружие и припасы.
Ухмылка Вэстора создавала впечатление, что рот у него набит иголками:
– Ты что, не чувствуешь их? Они в джунглях, а не из джунглей. Они не смогут застать нас врасплох.
– Тогда почему они до сих пор здесь?
– Сейчас день, - пророкотал Вэстор, взмахнув рукой в сторону освещенных солнцем зеленых листьев над головой. - День принадлежит ТВК. Тэн пил'трокэл ждет пленников после заката.
– В темноте, - пробормотал Мейс.
– Да. Ночь принадлежит нам.
Мейс вспомнил шепот Депы на записи: «Ночь принадлежит мне, и я принадлежу ночи»… Что-то заныло в груди. Дыхание стало тяжелым и медленным.
Ник шел с пленными, ведя на поводу грязного исхудавшего траводава. На траводаве было двойное седло, такое же, как у прошлого траводава Ника, разорванного на куски на перевале. В каждом из седел помешались двое детей. Урно и Никл ехали в верхнем, смотрящем вперед, крепко схватившись за жесткую кожу на шее траводава, выглядывая из-под его ушей. Кила и Пелл ехали в нижнем седле, смотря назад и держась друг за друга в молчаливом отчаянии.
Увидев этих четырех детей, мастер-джедай вспомнил о ребенке, которого уже не было с ними, и отвел глаза от Кара Вэстора. В голове родилось воспоминание о том, как лор пилек держал тело мальчика. Мейс увидел поблески-вание шита под тонким слоем потеков крови Террела,
Он не мог смотреть Вэстору в глаза и не ненавидеть его.
– Детей тоже? - слова как будто сами вырывались из Мейса. - Их вы тоже отдадите джунглям?
– Таков наш путь, - рык Вэстора смягчился, наполнился пониманием. - Ты думаешь о мальчике. Том мальчике из бункера.
Мейс по-прежнему не мог заставить себя встретиться с лор пилеком взглядами.
– Ты уже схватил его. Уже обезоружил.
– Он был убийцей, а не солдатом. Он атаковал беззащитных.
– Как и ты.
– Да. И если меня схватит враг, я получу больше, чем давал. Или ты думаешь, балаваи подарят мне чистую быструю смерть?
– Мы говорим не о них, - сказал Мейс. - Мы говорим о тебе.
Вэстор лишь пожал плечами.
Ник заметил их взгляды в его сторону и сардонически улыбнулся:
– Я на самом деле не нянька, - громко произнес он, - просто в передачах ГолоНета у меня такая роль.
Тон его речи был смешливым, но на его лице мастер-джедай прекрасно видел четкое понимание того, что случится с этими детьми на закате. Лицо Мейса тоже не выражало спокойствия: Винду дотронулся до лба и осознал, что хмурится.
– Почему он занимается детьми? - спросил Мейс, все еще глядя на Ника.
Вэстор посмотрел мимо парня, словно взгляд, направленный прямо на него, был бы тому незаслуженной похвалой.
– Серьезную работу ему доверять нельзя.
– Потому что он оставил меня одного, чтобы спасти своих друзей? Шрам и Беш - солдаты с опытом. Неужели их спасение не стоит того?
– Они расходный материал. Как и он.
– Не для меня, - сказал ему Мейс. - Вообще никто не может быть расходным материалом.
Лор пилек словно задумался над его словами на некоторое время, продолжая вести траводава Мейса.
– Не знаю, зачем Депа захотела, чтобы ты приехал, - сказал он, наконец, - но мне и не нужно знать. Она желает, чтобы ты был здесь: этого достаточно. Потому что ты гораздо важнее для нее, гораздо важнее для нашей войны. Значительно важнее, чем такой плохой солдат, как Ник Росту.
– Вряд ли его можно назвать плохим солдатом…
– Он слаб. Труслив. Боится идти на жертвы.
– Рисковать миссией, рисковать жизнью ради друзей, возможно, признак плохого солдата, - ответил Мейс, - но зато это признак хорошего человека. - И он почему-то не смог удержаться и не добавить: - Человека, который лучше тебя.
Вэстор поднял на мастера-джедая взгляд, наполненный джунглями.
– Лучше в чем?
Из личных дневников Мейса Винду
Я не считаю Вэстора злом. Не тем злом, что представляет собой по-настоящему плохой человек. Да, он излучает тьму, но ее излучают все корунаи. И балаваи. Он тьма джунглей, но не тьма ситхов. Он живет не ради мощи, не ради того, чтобы причинять боль и доминировать над всем, что его окружает. Он просто живет. Яростно. Естественно. Свободно от ограничений цивилизации.
Он в меньшей степени человек и в большей - воплощение самих джунглей. Темная мощь втекает в него и вытекает обратно, но, кажется, не касается его. Ему присуща дикая чистота, которой я мог бы позавидовать, не будь я джедаем и не иди я за светом.
Черный является частью любого цвета.
Он не создает. тьму, он лишь использует ее. Его внутренняя тьма - это отражение тьмы его мира. И она в свою очередь делает мир вокруг него темным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59