Только буркнул что-то неразборчивое. Предыдущие пять минут он пытался разжечь кучку палочек и щепок, которые он сложил в камине. Он извел кучу старых газет, пытался подпалить это то спичками, то зажигалкой, но успеха пока не добился.
– Может, обогреватель попробуем? – предложила Эмили.
Незадолго до этого Саймон, бранясь и отдуваясь, приволок его сюда, на третий этаж, из киоска внизу.
Саймон покачал головой.
– Не хочу топливо переводить. Если камин растопить все-таки не удастся, эта штука поможет нам дотянуть до утра. Когда мы ляжем спать, обогреватель будет безопаснее. А в нем топлива только полбаллона.
И он снова принялся рвать газеты. Эмили забилась поглубже в спальный мешок и стала разглядывать их обиталище. Наступала ночь. На месте окна виднелась только бледная, слабо светящаяся вертикальная полоса. Комната погрузилась во мрак, и распахнутая дверь на винтовую лестницу зияла ледяной чернотой, пока Маркус наконец не прикрыл ее. Ребята включили два фонарика, и их свет выхватывал из темноты куски комнаты, а углы были совершенно черные. Саймон светил фонариком в камин, а Маркус направил свет на книгу, которую читал. Эмили фонарик пока не включала.
Несмотря на темноту, комната уже выглядела уютной. Три спальных мешка расходились от камина, как спицы от оси колеса. Все наделали себе подушек из каких-нибудь шмоток – Эмили, например, положила под голову толстый шерстяной свитер. Повсюду были расставлены припасы. Количество еды было впечатляющее, хотя Саймон притащил всего две банки персиков. Когда его спросили, чего так мало, он молча указал на охапку дров, которую ухитрился затолкать в свой рюкзак, и даже Маркус признал, что это серьезное оправдание.
А Эмили с Маркусом принесли: четыре банки кока-колы; бутылку из-под газировки, наполненную водой; полдюжины пачек шоколадного печенья; полбуханки нарезанного белого хлеба; треть банки джема; неначатую упаковку сыра чеддер; большой кусок холодной индейки, завернутый в пленку; три пачки чипсов, раскрошившихся на мелкие кусочки (они были в рюкзаке Эмили, и она раздавила их, когда выпала из камина); два мандарина (третий постигла та же печальная участь); два ножа и банку английской горчицы.
– А это-то зачем? – изумился Саймон, когда Маркус гордо продемонстрировал горчицу.
– Я сыр без горчицы не ем. Мне нужна горчица, чтобы замаскировать его липкий вкус.
Но, с горчицей или без горчицы, стол вышел внушительный. Теперь они нуждались только в огне для обогрева – и чем скорее, тем лучше, потому что их уже начинал пробирать холод. Эмили чувствовала его сквозь все свои одежки. Нос сделался как сосулька; каждый выдох повисал в воздухе клубочками пара, и девочку начинало трясти. Маркус залез в свой мешок как можно глубже. И только Саймон, сидевший на корточках у камина, пока был как огурчик. Он чиркнул спичкой и сунул ее под кучку прутиков.
– Ну вот, – буркнул он. – Теперь должно загореться. Не дышите!
В середине камина начало расти тусклое свечение. Два смятых комка газеты вспыхнули по краям ярко-желтым, переходящим в оранжевое. Свет озарил ажурную решетку прутиков, сложенных над бумагой шалашиком. Несколько секунд горела только бумага, потом затлел один из прутиков. Саймон накрыл огонек ладонями, защищая его от холодных потоков воздуха из каминной трубы. Занялось еще несколько прутиков. Они начали еле слышно потрескивать.
Саймон еще несколько минут оставался у камина, оберегая и подкармливая разгорающееся пламя. Наконец он рискнул положить на кучку растопки четыре поленца побольше, выключил фонарик и не без труда разогнулся.
– Присматривайте за ним, – велел он. – Еще может потухнуть.
– Как хорошо стало! – сказал Маркус. Голос его еле доносился из недр спальника.
– Молодец, Саймон! – поддержала его Эмили. – Ну что, давайте поедим?
– Да уж, поесть не мешает.
Саймон сбросил ботинки и уселся, сунув ноги в спальник.
– Персиков кто-нибудь хочет?
– Нет уж, думаю, персиков, кроме тебя, не хочет никто. – Эмили потянулась за пакетом с хлебом. – У тебя хотя бы консервный нож есть?
– Ох! Нет, нету. Ладно, фиг с ними.
Маркус, точно огромная гусеница или личинка, развернулся вместе со спальником лицом к еде.
Из спальника вынырнула рука и стала шарить в поисках индейки.
– Как, ты принес консервы, а консервного ножа не захватил? Ну что ж, тогда сиди голодный!
– Он для нас только что камин растопил! – укоризненно сказала Эмили, отрезая толстый ломоть чеддера. – Он поделился, и мы поделимся.
– Да ладно тебе! Я просто шучу.
– Да, я знаю, что это глупо, но я собирался в спешке, – сказал Саймон. – Дома был просто кошмар. Мои братья что-то заподозрили, принялись меня допрашивать, куда это я хожу последние несколько дней. Еле отвязался. Они все торчали на кухне и доставали меня.
– Они, наверно, знают, что ты с нами, – проговорила Эмили с набитым ртом.
– Карл тебя до сих пор не простил? – спросил Маркус.
– Ой, Карл с тех пор нашел еще десяток поводов меня взгреть. Брось-ка нам чипсы. Вот Нил, тот хуже – все время об этом талдычит.
– Хорошо разгорелось, – заметила Эмили.
– Передай мне горчицу, если ты не будешь.
– Бутерброд из индейки, сыра и горчицы? Маркус, ты извращенец!
– У нас прямо королевский пир получился! – сказал Маркус. – Ну, в общем, самое время. Наверно, это лучшая трапеза, которую устраивали тут с тысяча триста тринадцатого года!
– А по какому поводу устроили пир тогда?
– По поводу приезда короля Эдуарда. Тут про это все написано. – Он указал на раскрытую книгу, которая лежала рядом с ним. – Я в киоске нашел. Тут много рассказов про этот замок, и некоторые из них очень интересные, я вам скажу! Эдуард прибыл сюда, когда объезжал свои владения, надолго поселился у барона – забыл, как его звали, – и принялся его объедать. Почти непрерывный пир длился целую неделю. Они столько жрали, что просто не верится: десятки коров, баранов и свиней жарились на вертелах – мы еще не видели здешних кухонь, надо будет туда сходить, – не считая тушеных перепелок, цапель и – можете себе представить? – павлинов! Павлинов жарили целиком, а потом подавали к столу, украсив их собственными перьями. Был еще медведь, и…
– Они что, медведя съели? – ахнула Эмили. – Ужас какой!
– Да ты все сочиняешь! – фыркнул Саймон.
– Да нет! – застонал Маркус. – Медведь плясал, забавляя гостей! Это было в главном зале, где шел пир.
– Прикольно, – сказал Саймон.
– Все равно ужас, – покачала головой Эмили. – Бедный мишка!
– По всей видимости, король со своей свитой перевели всю снедь, так что барону пришлось послать за припасами в один из своих других замков, по ту сторону болот. Этот визит его практически разорил. И можете себе представить: король вовсе не остался ему благодарен! Пару лет спустя он конфисковал замок, передал его кому-то другому, а барона изгнал во Францию. Нечестно, а?
Он остановился, чтобы перевести дух, и откусил большой кусок от своего бутерброда.
– И как ты все это помнишь? – удивилась Эмили.
– Да потому, что он это все выдумывает, – сказал Саймон. – Кому придет в голову есть павлинов?
– Да потому, что мне это все интересно, – проговорил Маркус с набитым ртом. – Тут действительно творилось много интересного. Некоторые истории совершенно жуткие. Вот, к примеру… Ой! Уй-я-а-а!
И он плюхнулся на спину и принялся отчаянно тереть глаза, из которых струились слезы.
– Так тебе и надо, – сказал Саймон. – Не будешь лопать горчицу с сыром. На вот, запей водичкой.
– А что, все твои братья так и живут с родителями, да, Саймон? – спросила Эмили. – И никто из них не работает?
– Не-а. Просто торчат дома, пока не откроются пабы. Тесно у нас. В нашей комнате мы спим втроем. У Полины своя спальня, потому что она девочка. Покоя нет никакого.
– Да, у меня дома куда тише, – мрачно заметила Эмили. – Ну что, Маркус, полегчало?
– У меня в носу все волоски сгорели, честное слово! Теперь нюх потеряю, наверное!
– Ну, даже если ты и лишишься обоняния, вонять ты от этого не перестанешь, можешь мне поверить, – сказал Саймон, сморщив нос.
– Ха-ха! Ну, индейки-то я поесть успел!
– Так ты у родителей одна, да, Эм?
– Одна.
– А чем твой папа занимается?
– Он бухгалтер.
– Ух ты! Круто.
– Не особо. А твой папа?
– Сейчас – ничем. А то на ферме работал. Знаешь ферму Миллера? Вот там и работал, пока руку не покалечил. Производственная травма.
– Да ну! Какая травма?
– На него упало корыто.
– Корыто! – расхохотался Маркус.
– Не смешно! Будешь ржать – я тебе остатки этой горчицы в глотку запихаю.
– А что?..
– Из корыта свиней кормили. Грузили в кузов. Уронили. Оно упало папаше на руку. Разрыв связок. Инвалидность.
– Бедняга…
– Злобный старый пердун он, а не бедняга.
– Маркус, а твой папа чем занимается?
– Мой?! Понятия не имею. Никогда не интересовался. На заводе где-то. Работает по ночам.
– А он ничего не скажет, что тебя сегодня нет дома?
– Ничего.
Маркус взял свою книжку и принялся ее листать. Эмили пристально смотрела на него.
– Так что же ты ему все-таки сказал? – спросила она. – Насчет сегодняшней ночи?
Маркус сделал вид, что с головой ушел в книгу.
– Ладно тебе, Маркус, – сказала Эмили. – Сегодня – никаких секретов! Мы же с Саймоном рассказали про свои семьи, и все такое. В чем проблема-то?
Он поднял голову.
– Ну, ты ничего особенного не говорила.
– Так это потому, что рассказывать особо нечего. Что ты хотел бы знать?
– Так и мне рассказывать особо нечего.
– Ладно. Наша семья. Сейчас соображу… – Эмили нахмурилась и принялась считать что-то на пальцах. – Значит, нас трое: я, мама и папа. Папу я почти не вижу. Он все время работает, даже по выходным: приносит домой какие-то бумаги и сидит над ними в столовой. Он не любит, чтобы его беспокоили. Мама в основном крутится по хозяйству и смотрит телевизор. Это удобно. Они позволяют мне делать все, что захочется. Только если родственники приедут в гости, тогда я должна быть дома. А так – ходи куда хочешь! Главное – вернуться домой к ужину, в остальном их все устраивает. Вот и все. Скучища, верно?
– Ты права, – сказал Маркус. – Действительно, скучища. Наверное, это просто ужасно, когда ты сидишь дома, а мама с папой позволяют тебе делать все, что захочется.
– Не знаю, по-моему, это нормально, – сказал Саймон. – По крайней мере, никто к тебе не цепляется.
Маркус застонал.
– Это была ирония! – устало сказал он. – Ну ладно, что ты там спрашивала? Про моего папу и сегодняшнюю ночь? Ну да, я ему ничего не сказал. Он не знает. На работу он уйдет сегодня в половине одиннадцатого, а дома завтра появится не раньше чем в девять утра. Я к этому времени буду у себя дома, на кухне, готовить ему завтрак.
Саймон нахмурился.
– Ты что, ему завтрак готовишь?
– Ну да, пять дней в неделю. – Маркус обвел их взглядом. – Я ему еще и одежду стираю. По воскресеньям. Что еще вы желаете знать?
Эмили немного опешила.
– Да нет, больше ничего, – сказала она.
– У меня вопрос, – сказал Саймон. – Сейчас еще нет половины одиннадцатого. Значит, твой папа знает, что тебя нет дома?
– Знает, конечно. Он знает, что я в библиотеке. Я ему сказал, что буду работать там до вечера. Над рефератом, который задали в школе. Я очень хорошо умею врать. Он думает, что я жулик, но спускает мне это.
– Но библиотеки же не до одиннадцати работают! – заметила Эмили.
– А ему-то это откуда знать? Он отродясь не бывал в библиотеке!
Последовала короткая пауза.
– Значит, тебе завтра рано вставать, – сказала Эмили. – Ты будильник принес?
– Ага. Можно мне еще индейки?
Разговор иссяк. Маркус продолжал есть, Саймон выбрался из спальника и в одних носках подошел к камину, чтобы подбросить в огонь еще пару поленьев. Пламя разгорелось на славу. Дым тоненькой струйкой уходил в трубу. Багровый свет озарял все просторное нутро камина и играл изменчивыми отблесками на лицах ребят. Остальная часть комнаты была погружена во тьму. Пламя было достаточно жарким, чтобы отогреть их лица, но в комнате по-прежнему стоял стылый холод. Шапок никто из ребят пока не снимал, а Эмили даже сидела в перчатках, которые теперь засалились от сыра и индейки.
– Давайте обогреватель тоже включим, – сказала она.
– Рано еще. – Саймон бережно положил в огонь здоровое полено. – Погоди, сейчас эти разгорятся – тогда станет по-настоящему тепло.
И он вернулся в свой мешок. Маркус повернулся на бок и снова читал книгу, держа в руке фонарик. Эмили оперлась на локоть и смотрела в огонь. Пламя разгоралось все сильней, и в комнате мало-помалу становилось теплее. На стенах и потолке плясали тени.
Шло время. Эмили сделалось теплей и уютнее, чем когда-либо за весь этот день. Она уже погружалась в приятное, рассеянное, неопределенное состояние между бодрствованием и сном, когда Маркус внезапно заговорил снова.
– Да, я был прав насчет сражений! – выпалил он. – Ну помните, тогда, когда мы сидели в караулке. Тут действительно гремели великие битвы!
Эмили, которая начала было задремывать, тут же очнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27