Скорее наоборот.
– Ничего, ничего.
Мы вошли в мою комнату, и я достал листок с восстановленным содержанием той страницы.
Начала первого предложения не было (видимо, оно помещалось на предыдущей странице).
… когда-нибудь или нет. Я не могу знать о том, какой из возможных вариантов будущего воплотится в жизнь, – и никто не может. И в своем незнании, обуреваемый желанием донести до тех, кто придет (если придет) после нас, свои знания, я пишу эти строки.
Я отдаю себе отчет в том, что, скорее всего, мой дневник прочтет некто, для кого он не предназначен. Что ж поделать, значит, так тому и быть. Разумеется, я не оставлю дневник без присмотра, но случиться может всякое.
В этом месте неизвестный пропустил несколько строк, а потом продолжал. И по смыслу, и по виду пиктографов было видно, что следующий дальше текст написан много позже, чем предыдущий. Что я и пояснил «академику».
Зачем все это делаю? Ведь я совершенно отчетливо понимаю: уже не будет Третьего поколения. Собственно, его и не может быть по определению. Мы так же сильно связаны с ними, как нерожденный ребенок – с матерью, мы зависим от их восприятия окружающего, и подобно тому, как Первых сменили мы (а Первые – Изначальных), вместо нас приходит… что?
(Подозреваю: на самом-то деле они не так уж свободны от чего-то более сильного, чем и мы, и вообще… Не знаю. Нужно будет при случае спросить у…)
Здесь страница заканчивалась.
– Вот, извольте, – сказал я, когда господин Чрагэн окончил чтение. – Не густо, правда?
Он задумчиво, автоматическим движением, достал платок и вытер лысину.
– Н-да, оч-чень интересно. Оч-чень, – произнес он, и по тону сказанного я понял, что «академик» обращается к самому себе. Но вот он встрепенулся и обратил свой задумчивый взгляд на меня: – Скажите, у вас много времени занял перевод?
Я покачал головой:
– Не слишком. Все дело в том, что это скорее пиктографы, нежели иероглифы древнеашэдгунского. Поначалу сложно сориентироваться, но чем дальше, тем легче и быстрее продвигается работа.
– А вы могли бы перевести больший массив текста? – с плохо скрытой надеждой спросил он.
– Наверное. – Я пожал плечами. – Но боюсь, времени на это у меня не будет. Вы же видите, повествования длятся почти сутки, тут только и остается, что как следует выспаться и удовлетворить естественные потребности. Куда уж – заниматься переводами!
– Но в принципе?
– В принципе – мог бы. Почему нет?
– Великолепно! Тогда… – он задумался, – тогда я сейчас же занесу вам книгу, а вы постараетесь перевести, сколько получится. А после того как мы выберемся отсюда, вы продолжите. И не думайте, я вам заплачу. Сколько хотите?
Я недоверчиво усмехнулся:
– Да не знаю. Нужно посмотреть на объем. И потом…
– Хорошо! – Он энергично прошелся по комнате. – Хорошо! Тогда подумайте как следует, а завтра утром я принесу вам книгу и мы поговорим о цене. Спокойной ночи!
Он не дал мне возможности вставить даже слово, кивнул, подхватил листок и бумажку с переводом, вышел. Я покачал головой. Чудак человек! «После того как выберемся отсюда»! После того как мы выберемся отсюда, я либо буду отдыхать на курорте и плевать в потолок собственной новоприобретенной усадьбы, либо… Хм, либо мне понадобится работа, причем – в самом скором времени. Ладно, поглядим, что там у него за книга. Если вся она полна такой непонятной чуши… никто ведь меня не заставляет, еще не поздно будет отказаться.
Я лег в кровать и заснул, размышляя о неудачном варианте концовки этой истории и о том, что же стану делать после. Вряд ли в каком-нибудь бюро переводов нужен специалист по древнеашэдгунскому. Да и какой я специалист? Так, любитель со словариком.
За окном по-прежнему выл ветер.
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
– Господин Нулкэр, вы еще спите? – Голос, разбудивший меня, был никак не похож на ставший за эти дни привычным голос слуги.
– Нет, уже не сплю, – сварливо сообщил я. – Подождите, господин Чрагэн, сейчас оденусь и впущу вас.
Сегодня «академик» прижимал к груди вместо темно-синей папки массивный сверток.
– Что это? – удивился я.
– Книга, – пояснил господин Чрагэн, протягивая сверток мне.
– А почему вы ее так тщательно запаковали?
Он смущенно кашлянул. Конспиратор! Я уже намеревался развернуть пакет, но в это время за дверью произнесли:
– Вставайте, господин!
– Уже встал! – сообщил я. – Иду в Большой зал.
– Который час? – Этот вопрос я адресовал «академику».
– Десять. Скоро повествование.
– Тогда я займусь вашей книгой попозже, хорошо?
Он согласился, хотя я видел, что только вежливость заставила его сделать это. Похоже, господину «академику» не терпелось ознакомиться с содержанием сего труда.
Не разворачивая, я положил пакет на стол и вместе с Чрагэном отправился в Большой зал. Завтрак прежде всего!
Признаться, этим утром у меня было прекрасное настроение, и даже конспиративные фокусы «академика» не могли его испортить. Вчера я всерьез опасался повторения позавчерашних штучек с раздвоением личности, и то, что все в порядке и я – всего лишь я и больше никто, меня здорово успокаивало.
За завтраком Данкэн снова поднял вопрос о том, долго ли нам здесь сидеть взаперти, но Мугид опять ничего конкретного не сказал. Остальные, похоже, не особенно беспокоились по поводу нашего заточения: то ли свыклись с той мыслью, что в течение всех повествований придется внимать в изолированной от внешнего мира гостинице, то ли их этот вопрос вообще перестал волновать. Я же пребывал в эйфории, вызванной подтверждением моего психического здоровья, и поэтому не особо и стремился принимать участие в дискуссии. Тем более что мы ничего не могли изменить.
Поэтому, так и не придя к какому-либо решению, все отправились на первый этаж.
– Господин Нулкэр, с вами все в порядке? – неожиданно спросил у меня Мугид, когда мы спускались по лестнице. – Мне показалось, вам вчера нездоровилось.
Я рассмеялся:
– Вам только показалось. Все в полном порядке.
– Ну что же, вот и хорошо. Великолепно.
К чему он это? Чего добивается?
ПОВЕСТВОВАНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Чего он добивается? Ведь совершенно ясно, что это ущелье будет стоить нам слишком дорого. Тогда – зачем?..
Данн смотрел в спину Собеседнику и повторял за ним слова утренней молитвы, но мысли его – впервые, наверное, за много утренних молений Бегущему – были обращены отнюдь не к небесам. Скорее уж Охтанг размышлял об их содержимом, если можно так называть Бога. За подобную ересь быть бы тебе, данн, рабом, но слова, не произнесенные вслух, очень трудно услышать. Хотя иногда кажется, что Собеседник способен и на это.
Молитва закончилась. Брэд обернулся.
В лагере все уже было готово к первой атаке. За ночь солдаты отдохнули, а инженеры закончили сборку обеих катапульт и даже изготовили одну баллисту. Не подкачали и алхимики с обещанными горючими снарядами.
Он направился к своему шатру, где должны были собраться высшие офицеры. После того как последние слова наставлений будут произнесены, а заверения – выслушаны, начнется штурм.
Брэд не стал разводить долгих и тягучих речей, и не потому, что, подобно многим военачальникам, не умел этого делать. В нужный момент он был способен своими словами зажечь в солдатах боевой дух, но сегодня такой необходимости не было.
Данн выслушал несколько хороших новостей: телеги с продовольствием и фуражом уже на подходе; за ночь снайперам удалось подстрелить приличное количество стервятников, а остальные, стоило только настать утру, обеспокоенные, перебрались севернее, так что трупы под южными башнями лежат нетронутые и потихоньку начали разлагаться. Если это и помешает, то в меньшей степени хуминам, нежели северянам.
– Отлично, – произнес Охтанг, и сейчас он на самом деле считал, что дела идут отлично. По крайней мере, намного лучше, чем могли бы. – Пора начинать.
Ядром сегодняшней атаки должны были стать катапульты; именно поэтому данн так беспокоился об их скорейшей сборке. С помощью этих мощных метательных сооружений он надеялся здорово уменьшить количество башенных гарнизонов и обрушить верхние боевые балконы, на которых стояли баллисты северян – их самые дальнобойные машины. Если это удастся, дальнейшее станет лишь делом времени. Существовала лишь одна проблема, способная помешать: атакующих Юго-Восточную могла доставать со спины Юго-Западная, и наоборот. Но стрелки постараются нейтрализовать угрозу, проводя обстрел по обоим направлениям, хотя это и займет больше времени. Вскорости же будут изготовлены дополнительные баллисты, и тогда северянам просто не отбиться от двух одновременных атак.
Вот только… как долго все это продлится? И не будет ли слишком поздно? Все же Берегущий не станет так упорно настаивать на совершенно бессмысленных вещах.
/смещение – солнечный зайчик на стенке шатра/
– Как и следовало ожидать, – пробормотал господин Хиффлос, Хранитель Юго-Восточной. – Катапульты. – Он повернулся всем своим массивным, но отнюдь не неуклюжим телом к пареньку, выполнявшему одновременно обязанности связного и оруженосца: – Где все?
– Молятся, – скупо ответил паренек.
Он сегодня с утра был бит за небрежно заточенный меч. Очень сложно жить в этом мире, когда твой родитель работает Хранителем пограничной башни и вынужден волей-неволей относиться к тебе с большей требовательностью, нежели ко всем остальным своим подчиненным, вместе взятым.
– Ладно, – сказал Хиффлос, – пускай закончат. Беги, дождись конца молитвы и скажи, чтобы немедленно все офицеры – ко мне.
– Мы уже закончили, господин, – сказали в дверном проеме, ведущем на балкон, где, собственно, и находились Хранитель с оруженосцем. – Жрецы ускорили… сей процесс, узнав о том, что хумины зашевелились.
Укрин почесал свой тонкий длинный нос с черными волосинками, выпирающими из ноздрей, и сообщил:
– Ув-Дайгрэйс – весьма заботливый и многопрощающий Бог. Когда встает вопрос о жизни и смерти верующих, он готов обождать с молитвами.
Вольный Клинок приблизился к ограждению и взглянул вниз:
– Ну-ка, что тут у нас?
Мальчика рассмешило сказанное: точно так же говорил лекарь, когда, еще маленький, оруженосец Хранителя заболел и господин Дулгин приходил врачевать.
– Катапульты, – подытожил Укрин. – Две катапульты, которые явно способны задать нам перцу. Думаете, мьшх сможем достать?
В это время на балконе появился Шэдцаль.
– А что, у нас есть еще какие-нибудь выходы? – поинтересовался этот человек, немного пугающий юного оруженосца своей впалой грудью, и… вообще, все-таки второй старэгх после Армахога.
– У нас одно задание – продержаться как можно дольше, – заметил Укрин. – Ключевых слов два: «дольше» и «можно». Кажется, скоро станет нельзя.
– Когда придут войска подкрепления? – спросил у Шэддаля Хиффлос.
Тот развел руками:
– Ничего конкретного, к сожалению, сказать не могу. Но уверен, они не задержатся.
– Хотелось бы верить, – пробормотал Вольный Клинок так, что взрослые его не слышали; но мальчик – слышал. Он решил, что стоило бы рассказать кому-нибудь об этом; ему вообще не нравился этот человек, но он не знал, с кем можно поделиться своими наблюдениями и не оформившимися еще мыслями. Сверстников в башне почти не было, только дети кашеваров-поваров, но с ними разве поговоришь о делах государственной важности!
Оруженосец тихонько вздохнул и продолжал терпеливо стоять, хотя ему очень хотелось подойти к краешку балкона и посмотреть вниз. Он еще ни разу в жизни не видел всамделишных хуминских катапульт. Когда они снова приедут в Гардгэн в отпуск, будет что рассказать соседским мальчишкам.
Наконец взрослые удалились, и Хиффлос – в том числе, на время позабыв о мальчике. Время это (он знал по опыту) будет не слишком долгим, но его вполне хватит, чтобы взглянуть на метательные машины врагов. Только одним глазком. Взглянуть – и сразу к Хранителю.
Он подскочил к каменному ограждению и, привстав на цыпочки, посмотрел вниз.
Сначала, среди разбросанных то тут, то там тряпичных тюков, мальчик ничего не заметил. Потом увидел лагерь хуминов вдалеке, за выходом из ущелья, и двух диковинных жуков, ползущих к башням. Вокруг жуков суетились люди; раздавался скрип. Так это и есть катапульты?!
Присмотревшись, маленький оруженосец решил, что эти сооружения больше походят на скорпионов, у которых вместо хвоста к туловищу приделана огромная ложка. Правда, скорпионы не выглядят так неуклюже.
В это время катапульты прекратили свое движение, и их хвосты вздернулись к небесам – стремительно и неожиданно мощно. Два громадных мяча со свистом взлетели в воздух и рухнули – башня вздрогнула, и у ее основания вспыхнуло два костра. Языки пламени вместе с кусками развалившихся от удара мячей стали осыпаться вниз, прямо на тюки с тряпьем, и мальчик только сейчас понял, что это – убитые вчера хумины и их лошади. Трупы загорались, некоторые при этом взрывались с чавкающими хлопками, и в воздухе запахло чем-то невыносимо отвратительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Ничего, ничего.
Мы вошли в мою комнату, и я достал листок с восстановленным содержанием той страницы.
Начала первого предложения не было (видимо, оно помещалось на предыдущей странице).
… когда-нибудь или нет. Я не могу знать о том, какой из возможных вариантов будущего воплотится в жизнь, – и никто не может. И в своем незнании, обуреваемый желанием донести до тех, кто придет (если придет) после нас, свои знания, я пишу эти строки.
Я отдаю себе отчет в том, что, скорее всего, мой дневник прочтет некто, для кого он не предназначен. Что ж поделать, значит, так тому и быть. Разумеется, я не оставлю дневник без присмотра, но случиться может всякое.
В этом месте неизвестный пропустил несколько строк, а потом продолжал. И по смыслу, и по виду пиктографов было видно, что следующий дальше текст написан много позже, чем предыдущий. Что я и пояснил «академику».
Зачем все это делаю? Ведь я совершенно отчетливо понимаю: уже не будет Третьего поколения. Собственно, его и не может быть по определению. Мы так же сильно связаны с ними, как нерожденный ребенок – с матерью, мы зависим от их восприятия окружающего, и подобно тому, как Первых сменили мы (а Первые – Изначальных), вместо нас приходит… что?
(Подозреваю: на самом-то деле они не так уж свободны от чего-то более сильного, чем и мы, и вообще… Не знаю. Нужно будет при случае спросить у…)
Здесь страница заканчивалась.
– Вот, извольте, – сказал я, когда господин Чрагэн окончил чтение. – Не густо, правда?
Он задумчиво, автоматическим движением, достал платок и вытер лысину.
– Н-да, оч-чень интересно. Оч-чень, – произнес он, и по тону сказанного я понял, что «академик» обращается к самому себе. Но вот он встрепенулся и обратил свой задумчивый взгляд на меня: – Скажите, у вас много времени занял перевод?
Я покачал головой:
– Не слишком. Все дело в том, что это скорее пиктографы, нежели иероглифы древнеашэдгунского. Поначалу сложно сориентироваться, но чем дальше, тем легче и быстрее продвигается работа.
– А вы могли бы перевести больший массив текста? – с плохо скрытой надеждой спросил он.
– Наверное. – Я пожал плечами. – Но боюсь, времени на это у меня не будет. Вы же видите, повествования длятся почти сутки, тут только и остается, что как следует выспаться и удовлетворить естественные потребности. Куда уж – заниматься переводами!
– Но в принципе?
– В принципе – мог бы. Почему нет?
– Великолепно! Тогда… – он задумался, – тогда я сейчас же занесу вам книгу, а вы постараетесь перевести, сколько получится. А после того как мы выберемся отсюда, вы продолжите. И не думайте, я вам заплачу. Сколько хотите?
Я недоверчиво усмехнулся:
– Да не знаю. Нужно посмотреть на объем. И потом…
– Хорошо! – Он энергично прошелся по комнате. – Хорошо! Тогда подумайте как следует, а завтра утром я принесу вам книгу и мы поговорим о цене. Спокойной ночи!
Он не дал мне возможности вставить даже слово, кивнул, подхватил листок и бумажку с переводом, вышел. Я покачал головой. Чудак человек! «После того как выберемся отсюда»! После того как мы выберемся отсюда, я либо буду отдыхать на курорте и плевать в потолок собственной новоприобретенной усадьбы, либо… Хм, либо мне понадобится работа, причем – в самом скором времени. Ладно, поглядим, что там у него за книга. Если вся она полна такой непонятной чуши… никто ведь меня не заставляет, еще не поздно будет отказаться.
Я лег в кровать и заснул, размышляя о неудачном варианте концовки этой истории и о том, что же стану делать после. Вряд ли в каком-нибудь бюро переводов нужен специалист по древнеашэдгунскому. Да и какой я специалист? Так, любитель со словариком.
За окном по-прежнему выл ветер.
ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ
– Господин Нулкэр, вы еще спите? – Голос, разбудивший меня, был никак не похож на ставший за эти дни привычным голос слуги.
– Нет, уже не сплю, – сварливо сообщил я. – Подождите, господин Чрагэн, сейчас оденусь и впущу вас.
Сегодня «академик» прижимал к груди вместо темно-синей папки массивный сверток.
– Что это? – удивился я.
– Книга, – пояснил господин Чрагэн, протягивая сверток мне.
– А почему вы ее так тщательно запаковали?
Он смущенно кашлянул. Конспиратор! Я уже намеревался развернуть пакет, но в это время за дверью произнесли:
– Вставайте, господин!
– Уже встал! – сообщил я. – Иду в Большой зал.
– Который час? – Этот вопрос я адресовал «академику».
– Десять. Скоро повествование.
– Тогда я займусь вашей книгой попозже, хорошо?
Он согласился, хотя я видел, что только вежливость заставила его сделать это. Похоже, господину «академику» не терпелось ознакомиться с содержанием сего труда.
Не разворачивая, я положил пакет на стол и вместе с Чрагэном отправился в Большой зал. Завтрак прежде всего!
Признаться, этим утром у меня было прекрасное настроение, и даже конспиративные фокусы «академика» не могли его испортить. Вчера я всерьез опасался повторения позавчерашних штучек с раздвоением личности, и то, что все в порядке и я – всего лишь я и больше никто, меня здорово успокаивало.
За завтраком Данкэн снова поднял вопрос о том, долго ли нам здесь сидеть взаперти, но Мугид опять ничего конкретного не сказал. Остальные, похоже, не особенно беспокоились по поводу нашего заточения: то ли свыклись с той мыслью, что в течение всех повествований придется внимать в изолированной от внешнего мира гостинице, то ли их этот вопрос вообще перестал волновать. Я же пребывал в эйфории, вызванной подтверждением моего психического здоровья, и поэтому не особо и стремился принимать участие в дискуссии. Тем более что мы ничего не могли изменить.
Поэтому, так и не придя к какому-либо решению, все отправились на первый этаж.
– Господин Нулкэр, с вами все в порядке? – неожиданно спросил у меня Мугид, когда мы спускались по лестнице. – Мне показалось, вам вчера нездоровилось.
Я рассмеялся:
– Вам только показалось. Все в полном порядке.
– Ну что же, вот и хорошо. Великолепно.
К чему он это? Чего добивается?
ПОВЕСТВОВАНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Чего он добивается? Ведь совершенно ясно, что это ущелье будет стоить нам слишком дорого. Тогда – зачем?..
Данн смотрел в спину Собеседнику и повторял за ним слова утренней молитвы, но мысли его – впервые, наверное, за много утренних молений Бегущему – были обращены отнюдь не к небесам. Скорее уж Охтанг размышлял об их содержимом, если можно так называть Бога. За подобную ересь быть бы тебе, данн, рабом, но слова, не произнесенные вслух, очень трудно услышать. Хотя иногда кажется, что Собеседник способен и на это.
Молитва закончилась. Брэд обернулся.
В лагере все уже было готово к первой атаке. За ночь солдаты отдохнули, а инженеры закончили сборку обеих катапульт и даже изготовили одну баллисту. Не подкачали и алхимики с обещанными горючими снарядами.
Он направился к своему шатру, где должны были собраться высшие офицеры. После того как последние слова наставлений будут произнесены, а заверения – выслушаны, начнется штурм.
Брэд не стал разводить долгих и тягучих речей, и не потому, что, подобно многим военачальникам, не умел этого делать. В нужный момент он был способен своими словами зажечь в солдатах боевой дух, но сегодня такой необходимости не было.
Данн выслушал несколько хороших новостей: телеги с продовольствием и фуражом уже на подходе; за ночь снайперам удалось подстрелить приличное количество стервятников, а остальные, стоило только настать утру, обеспокоенные, перебрались севернее, так что трупы под южными башнями лежат нетронутые и потихоньку начали разлагаться. Если это и помешает, то в меньшей степени хуминам, нежели северянам.
– Отлично, – произнес Охтанг, и сейчас он на самом деле считал, что дела идут отлично. По крайней мере, намного лучше, чем могли бы. – Пора начинать.
Ядром сегодняшней атаки должны были стать катапульты; именно поэтому данн так беспокоился об их скорейшей сборке. С помощью этих мощных метательных сооружений он надеялся здорово уменьшить количество башенных гарнизонов и обрушить верхние боевые балконы, на которых стояли баллисты северян – их самые дальнобойные машины. Если это удастся, дальнейшее станет лишь делом времени. Существовала лишь одна проблема, способная помешать: атакующих Юго-Восточную могла доставать со спины Юго-Западная, и наоборот. Но стрелки постараются нейтрализовать угрозу, проводя обстрел по обоим направлениям, хотя это и займет больше времени. Вскорости же будут изготовлены дополнительные баллисты, и тогда северянам просто не отбиться от двух одновременных атак.
Вот только… как долго все это продлится? И не будет ли слишком поздно? Все же Берегущий не станет так упорно настаивать на совершенно бессмысленных вещах.
/смещение – солнечный зайчик на стенке шатра/
– Как и следовало ожидать, – пробормотал господин Хиффлос, Хранитель Юго-Восточной. – Катапульты. – Он повернулся всем своим массивным, но отнюдь не неуклюжим телом к пареньку, выполнявшему одновременно обязанности связного и оруженосца: – Где все?
– Молятся, – скупо ответил паренек.
Он сегодня с утра был бит за небрежно заточенный меч. Очень сложно жить в этом мире, когда твой родитель работает Хранителем пограничной башни и вынужден волей-неволей относиться к тебе с большей требовательностью, нежели ко всем остальным своим подчиненным, вместе взятым.
– Ладно, – сказал Хиффлос, – пускай закончат. Беги, дождись конца молитвы и скажи, чтобы немедленно все офицеры – ко мне.
– Мы уже закончили, господин, – сказали в дверном проеме, ведущем на балкон, где, собственно, и находились Хранитель с оруженосцем. – Жрецы ускорили… сей процесс, узнав о том, что хумины зашевелились.
Укрин почесал свой тонкий длинный нос с черными волосинками, выпирающими из ноздрей, и сообщил:
– Ув-Дайгрэйс – весьма заботливый и многопрощающий Бог. Когда встает вопрос о жизни и смерти верующих, он готов обождать с молитвами.
Вольный Клинок приблизился к ограждению и взглянул вниз:
– Ну-ка, что тут у нас?
Мальчика рассмешило сказанное: точно так же говорил лекарь, когда, еще маленький, оруженосец Хранителя заболел и господин Дулгин приходил врачевать.
– Катапульты, – подытожил Укрин. – Две катапульты, которые явно способны задать нам перцу. Думаете, мьшх сможем достать?
В это время на балконе появился Шэдцаль.
– А что, у нас есть еще какие-нибудь выходы? – поинтересовался этот человек, немного пугающий юного оруженосца своей впалой грудью, и… вообще, все-таки второй старэгх после Армахога.
– У нас одно задание – продержаться как можно дольше, – заметил Укрин. – Ключевых слов два: «дольше» и «можно». Кажется, скоро станет нельзя.
– Когда придут войска подкрепления? – спросил у Шэддаля Хиффлос.
Тот развел руками:
– Ничего конкретного, к сожалению, сказать не могу. Но уверен, они не задержатся.
– Хотелось бы верить, – пробормотал Вольный Клинок так, что взрослые его не слышали; но мальчик – слышал. Он решил, что стоило бы рассказать кому-нибудь об этом; ему вообще не нравился этот человек, но он не знал, с кем можно поделиться своими наблюдениями и не оформившимися еще мыслями. Сверстников в башне почти не было, только дети кашеваров-поваров, но с ними разве поговоришь о делах государственной важности!
Оруженосец тихонько вздохнул и продолжал терпеливо стоять, хотя ему очень хотелось подойти к краешку балкона и посмотреть вниз. Он еще ни разу в жизни не видел всамделишных хуминских катапульт. Когда они снова приедут в Гардгэн в отпуск, будет что рассказать соседским мальчишкам.
Наконец взрослые удалились, и Хиффлос – в том числе, на время позабыв о мальчике. Время это (он знал по опыту) будет не слишком долгим, но его вполне хватит, чтобы взглянуть на метательные машины врагов. Только одним глазком. Взглянуть – и сразу к Хранителю.
Он подскочил к каменному ограждению и, привстав на цыпочки, посмотрел вниз.
Сначала, среди разбросанных то тут, то там тряпичных тюков, мальчик ничего не заметил. Потом увидел лагерь хуминов вдалеке, за выходом из ущелья, и двух диковинных жуков, ползущих к башням. Вокруг жуков суетились люди; раздавался скрип. Так это и есть катапульты?!
Присмотревшись, маленький оруженосец решил, что эти сооружения больше походят на скорпионов, у которых вместо хвоста к туловищу приделана огромная ложка. Правда, скорпионы не выглядят так неуклюже.
В это время катапульты прекратили свое движение, и их хвосты вздернулись к небесам – стремительно и неожиданно мощно. Два громадных мяча со свистом взлетели в воздух и рухнули – башня вздрогнула, и у ее основания вспыхнуло два костра. Языки пламени вместе с кусками развалившихся от удара мячей стали осыпаться вниз, прямо на тюки с тряпьем, и мальчик только сейчас понял, что это – убитые вчера хумины и их лошади. Трупы загорались, некоторые при этом взрывались с чавкающими хлопками, и в воздухе запахло чем-то невыносимо отвратительным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73