Но вот старик заметил Талигхилла, и лицо торговца на мгновение дрогнуло. Он перевел взгляд на зазывалу, потом – снова на Талигхилла и спутников принца. Коктар еле заметно кивнул старику. Пресветлый заметил, хотя и смолчал. Не стоит забывать, что проводник работает одновременно на себя, клиента и торговцев.
– Ну и что же дальше? – спросил принц. – Мы так и будем стоять и пялиться на эти фигурки или же кто-то соблаговолит объяснить нам суть игры?
– Разумеется, господин, – испуганно ответил Коктар – Сию минуту.
Старик уже встал со своего кресла и приближался к ним.
– Я вижу, господ заинтересовал махтас, – проговорил он резким скрипучим голосом, внимательно разглядывая Талигхилла. Похоже, торговец проверял на глаз, хватит ли незнакомцу денег, чтобы купить игру, стоит ли тратить время. Хотя Коктар редко ошибается.
Принц кивнул старику, что да, мол, заинтересовал, но не слишком. Он был знаком с обычаями рынка: стоит хоть на мгновение показать, что хочешь чего-то, как это «что-то» поднимется в цене просто неимоверно. И скорее из принципа, чем от жадности Талигхилл не собирался переплачивать.
– Пойдемте, пойдемте, – проскрипел старик. – Я все расскажу и покажу.
Он приподнял канат так, чтобы можно было пройти через ограждение, и выжидающе посмотрел на Пресветлого. Принц склонил голову и перешел на ту сторону, за ним последовали телохранители с Коктаром. Толпа недовольно зашумела, когда охранники по приказу старика стали выпроваживать всех из шатра, помогая самым нерасторопным толчками в спину.
Старик снова уселся в свое кресло и предложил принцу немного подождать: сейчас «парни» закончат и принесут точно такое же кресло ему. Талигхилл опешил от такой неучтивости, хотел было послать все к демонам и отправиться обратно в усадьбу, но передумал. Потому что присмотрелся наконец к фигуркам, что стояли на доске, и понял: перед ним миниатюрные изображения крепостей. А еще – воинов и боевых зверей, колесниц и деревьев. Он не знал, чему удивляться больше: тому ли, что все это столь правдоподобно, или тому, что каждая фигурка размером с сустав его пальца. О том, чтобы рассердиться и уйти, он уже и не думал.
Стражники тем временем выгнали зрителей, опустили полог шатра и принесли Талигхиллу кресло. Тот рассеянно рухнул в него, не отрывая взора от доски и всматриваясь в детали: каждая фигурка отличалась от прочих. Я знаю, что так пялиться на товар нельзя, но… А вон тот, вон тот, с надменным лицом и плюмажем из пышных перьев – хорош, до чего же хорош! Вот только… как в это играть?
Старик с довольным видом сидел напротив, медленно потирая руки, словно у него внезапно заломило кости Он дал покупателю (кажется, уже не потенциальному, а самому что ни на есть настоящему) как следует рассмотреть фигурки, а потом чуть слышно кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание.
– Если позволите, я расскажу вам о правилах игры в махтас. – Он пытливо посмотрел на принца, словно подсчитывал, сколько с того запросить.
– Расскажи, – позволил Пресветлый.
– Вот это – игральное поле. – Старик указал на расчерченную восьмиугольниками доску. – Как видите, оно поделено на секторы, а каждый сектор – на отдельные клеточки. На каждой такой клеточке может уместиться не больше одной боевой единицы. – Талигхилл вопросительно взглянул на торговца, и тот пояснил: – Боевыми единицами называются эти фигурки. Так вот, – продолжал он, – на каждой клеточке может стоять лишь одна фигурка. Разумеется, существуют исключения… – Старик встал с кресла и, извинившись, ушел куда-то, бормоча себе под нос.
– Что с ним? – спросил принц у Коктара. Тот пожал плечами:
– Не знаю, господин. Раф-аль-Мон всегда такой… Немножко странноват.
Вернулся старик с толстенным свитком, который едва умещался в трубчатом футляре из мягкой кожи. Раф-аль-Мон вытряхнул оттуда свиток и развернул, нимало не смущаясь тем, что все присутствующие внимательно за ним наблюдают.
– Вот! – заявил торговец, указывая пальцем на какую-то едва различимую строку. – «На одной клеточке может стоять более одной фигуры в случае: А – если происходит сражение по правилу сто семнадцатому (см. выше), Б – если командиры обмениваются войсками или же…»
– Минуточку, – прервал его Талигхилл. – Мне хотелось бы услышать более общие правила. Об исключениях мы поговорим потом – когда.. если я пожелаю купить эту игру.
– Разумеется, господин – Раф-аль-Мон поднял кверху обе руки, из-за чего пергамент стал потихоньку сползать с его худощавых колен. – Разумеется, все как вы пожелаете. – Старик ловко подхватил пергамент и переложил его на игровое поле. – Итак, на чем же мы остановились? – Он погладил седую бороду и продолжал: – Да, на боевых единицах. Как видите, они разные. Как и в жизни, в махтасе имеются и простые солдаты, и военачальники, крепости, боевые звери и многое другое. Согласно правилам, боевые единицы взаимодействуют друг с другом, стремясь к одному: уничтожить противника и занять все крепости. В махтас можно играть как с одним или несколькими живыми людьми, так и самому с собой. Конечно же интереснее сражаться с кем-то, но иногда полезно оттачивать мастерство именно в поединках с самим собой. Если станете покупать, я обещаю сыграть с вами несколько раз, дабы вживую объяснить правила и помочь понять, что к чему.
– И сколько же стоит эта игра? – бесстрастно произнес принц.
Он догадывался, что сумма, которую назовет Раф-аль-Мон, ему не понравится, а еще меньше она понравится дворцовым казначеям; но также он догадывался о том, что купит махтас, сколько бы тот ни стоил. Кажется, Талигхилл отыскал то единственное лекарство, которое способно излечить его от невыносимой скуки.
Раф-аль-Мон назвал цену. Принц сокрушенно покачал головой и начал торговаться. Впрочем, даже после долгих и упорных переговоров сумма все равно осталась немыслимой, лишь чуть-чуть приблизившись к приемлемой. Тем не менее Талигхилл сказал, что покупает махтас. Раф-аль-Мон поклонился, скрывая появившуюся на устах ухмылку, и спросил, когда игру доставить во дворец.
Не во дворец, а в усадьбу, поправил Талигхилл, и чтоб доставил лично Раф-аль-Мон; заодно и играть поучит, и расписку на выплату денег получит. Торговец как-то незаметно проглотил ухмылку и спросил, когда же являться.
– А зачем тянуть? – сказал Пресветлый. – Завтра утром и являйся.
Торговец заверил, что да, непременно; принц принял заверения и встал с кресла – пора было возвращаться в усадьбу. Он с сожалением поглядел на доску с фигурками, кивнул телохранителям и пошел к выходу из шатра. «Парни» Раф-аль-Мона проводили покупателя почтительными взорами. Не глядя на них, принц покинул шатер и забрался в паланкин.
Коктару он только молвил: «К выходу» – и весь оставшийся путь провел в молчании, опустив занавеску и невидящим взглядом скользя по подушкам в такт покачиваниям.
У границы рынка с остальными районами города проводник остановился и выжидающе посмотрел на паланкин. Принц поначалу даже не понял, почему возникла задержка, выглянул из-за занавески, поморщился и велел Джергилу расплатиться. Коктар благодарно кивнул – совсем не так подобострастно, как раньше, – и исчез в людской толпе.
– Куда теперь, господин? – поинтересовался телохранитель.
– В усадьбу.
Носильщики пустились в обратный путь, а он покачивался на подушках и думал об игре. Возможно, махтас поможет разогнать скуку, пока не вернется отец. А потом – на север, как можно дальше в горы, в какой-нибудь охотничий домик, просыпаться с рассветом, скакать по склонам и стрелять в горных козлов; выслеживать барсов, купаться в студеных ручьях – все, что угодно, только бы избавиться от этой сводящей с ума жары.
/И снов/
Да, и снов. Хотя от них-то не скрыться даже в горах.
Разумеется, покачивания привели к тому, что Талигхилл снова заснул. А иначе и быть не могло. Не ломать же себе голову над тем, что значили те черные лепестки на туфлях…
Скорбь. Великая скорбь и великие заботы. Лепестки липнут к подошвам, и их не стряхнуть. Это же сон. Это же просто сон! Но скорбь здесь все равно чувствуется, как наяву. Она переполняет душу, и Талигхилла трясет от нахлынувших чувств. Трясет. Проклятые лепестки!
– Вставайте, Пресветлый. Мы уже вернулись. – Это, разумеется, Джергил. Странно все-таки, как может наш разум преобразовывать внешние раздражители в сновидческие образы.
Талигхилл потер висок, удивляясь этой чужой мысли, потом посмотрел поверх плеча телохранителя и увидел сереющее небо. Приближался вечер. В саду уже раздавались одиночные трели цикад; очень скоро они сольются в общий стрекот, приветствуя бледный лик луны. Если ты не хочешь поднимать Домаба с постели, чтобы извиниться перед ним, – стоит поспешить.
Вынув из специального отделения сверток, принц зашагал к дому. Позади слуги похрустывали разноцветными камешками на дорожке, унося паланкин. Храррип и Джергил, наверное, отправились на кухню промочить горло. Талигхилл понимал их и сам с удовольствием занялся бы тем же, но прежде всего следовало покончить с досадным недоразумением, случившимся сегодня утром.
Он поднялся по низеньким широким ступенькам на крыльцо и потянул за металлическое кольцо, открывая массивную створку двери.
Талигхилл вошел в зал с высоким потолком и многочисленными украшениями на стенах: шкурами и головами убитых на охоте диких зверей, оружием, гобеленами и многим другим. Здесь горели свечи, а в дальнем углу трещали в камине дрова – как будто и так вокруг не было невыносимо жарко! Широкая, покрытая богатым ковром лестница вела на второй этаж – в комнаты, которые занимал принц. Там же, наверху, иногда останавливался отец или подобные ему высокопоставленные особы, когда наведывались в усадьбу. Была там и комната покойной матери – в ней единственной всегда жила пустота и ничего не менялось с того трагичного дня, когда Пресветлая умерла; только слуги ежедневно чистили ковры и сметали пыль с мебели. А на первом этаже размещались кабинеты отца и самого Талигхилла, хозяйственные помещения, комнаты слуг и, разумеется, столовая, гостиная и музей. Сейчас Пресветлый стоял в гостиной и прикидывал, где следует искать Домаба. Статуэтка, завернутая в шершавую бумагу, оттягивала руку, и принц положил ее на ближайший столик.
В это время дверь справа раскрылась и в комнату вошел низенький лысеющий мужчина преклонного возраста, в аккуратном, но небогатом халате с вышитыми по краям вепрями. Не замечая Талигхилла, он подошел к потрескивающему камину и устало опустился в кресло перед огнем, протянув к пламени ноги в мягких туфлях. Так он сидел некоторое время, изредка вздыхая и подбрасывая щипцами выпадающие угольки обратно в огонь. Талигхилл же стоял на прежнем месте и никак не решался заговорить.
Наконец он все-таки поднял со столика сверток и направился к мужчине в кресле, нарочито шумно ступая по коврам. Ковры, разумеется, не обращали на это никакого внимания и делали то, что им и положено: смягчали шаги до полной беззвучности.
– Домаб… – Талигхилл надеялся, что в его голосе не слышно той нерешительности, что была сейчас в сердце.
Мужчина в халате с вепрями взглянул через плечо и тихо вздохнул, так как резкое движение причинило ему боль.
– Это ты, Талигхилл? Храррип говорил мне, что вы ходили на рынок. Каково там, в столице? Так же прохладно, как здесь?
Принц удивленно развел руками:
– Домаб, там так же жарко, как здесь.
– Разумеется, – кивнул управитель соглашаясь. – Разумеется, вам, молодым, жарко. А я вот, видишь, даже позволил себе маленькое самоволие и растопил камин – мерзну.
– Домаб… – Талигхиллу очень захотелось дернуть себя за ус или потеребить бахромчатый конец пояса, но он сдержался. – Сегодня утром я был резок с тобой – и совершенно не имел на то оснований. Когда умерла мать, ты заменил мне и ее, и отца, воспитывая меня и помогая мне… Демон! Я не умею говорить красиво, я просто хочу сказать, что не должен был срываться сегодня утром! – принц вздохнул: – Ну вот, я снова сорвался. Это все проклятая жара. Знаешь, ведь я даже не помню, по какому поводу, собственно, накричал на тебя.
– Садись. – Домаб указал на кресло рядом с собой. – Я напомню тебе.
– Я не думаю, что…
– Мы говорили о снах, Талигхилл. – Управитель посмотрел прямо в лицо этому тридцатилетнему мужчине, которому рано или поздно предстояло стать правителем страны. Другие трепетали под взглядом Пресветлого, но Домаб уже привык к этим излишне бесстрастным, словно неживым глазам. И он привык говорить принцу ту правду, которой тот не хотел слышать. – Речь шла о снах. Твоих вещих снах. Я спросил, не приснилось ли тебе сегодня ночью что-нибудь подобное – слишком уж мрачным было твое лицо. А ты стал утверждать, что тебе никогда ничего подобного не снится. Ты взрослый мужчина, Талигхилл. Пора посмотреть правде в глаза: Пресветлые – не просто династия правителей. Каждый из… вас обладает теми или иными Божественными способностями, дарованными свыше
– Домаб, подожди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73