– И что дальше?
– Думаю, следует вспугнуть этих тварей. Сейчас деньки стоят жаркие, так что вскорости трупы начнут распространять душок. Думаю, северянам это не понравится.
Брэд задумался: взвешивал все «за» и «против». Разумеется, всегда будет оставаться вероятность, что шальной ветер снесет трупные запахи на лагерь хуминов, но большая часть этого «удовольствия» все же должна достаться северянам. А это, в свою очередь, резко снизит их настроение. К тому же трупные газы, кажется, ядовиты. По крайней мере, так утверждают некоторые современные алхимики, а при современном уровне науки не прислушиваться к их словам глупо.
– Хорошо, пускай люди, свободные от работ, займутся отпугиванием птиц. Пращи, луки; можно пошуметь. Займись этим, Зикил.
– Да, данн. – Десятник поклонился. – Думаю, мы еще покажем этим северянам.
– Я тоже так думаю. Ступай.
Брэд зашагал по ночному лагерю, подбадривая солдат и проверяя, как двигаются работы.
Одну катапульту уже почти собрали и теперь приделывали к ней массивные колеса. Рядом суетились инженеры, прикидывая, долго ли придется пристреливаться. Впрочем, армейские алхимики пообещали уже к завтрашнему дню изготовить достаточный запас зажигательных снарядов, а простые камни я так валялись повсюду – бери не хочу. С этим-то особых проблем не будет.
Вторая катапульта отставала: что-то там напутали с канатами, да и часть их отсырела из-за небрежного отношения складских. Брэд велел высечь виновных завтра же, публично. Хотя, себе-то он мог признаться, что дисциплина в войске покамест держится, а это разгильдяйство – всего лишь исключение из общего правила.
Он заметил одного из инженеров, ответственных за сооружение новых баллист, и подозвал его к себе. Поинтересовался, как продвигаются дела.
Тот оглянулся на подручных, которые несли куда-то бревна.
– Да, несите прямо к мастерской. Покамест все в порядке, – объяснил уже данну. – Правда, нам бы сейчас найти побольше подходящих пород древесины, но и из того, что есть, можно кое-что сделать.
Брэд хлопнул его по плечу:
– Надеюсь, так оно и будет. К завтрашнему дню что-нибудь изготовите?
– Я бы не стал на это рассчитывать, данн. Охтанг кивнул:
– Понимаю. Ладно, работайте.
Он пошел дальше.
Неделя. Как минимум, на ущелье у нас уйдет неделя. Интересно, что на это скажет Угеролу Берегущий?
Словно услышав свое имя, перед Охтангом появился Собеседник. Его лицо скрывали ночные тени, но данн узнал Угерола по тонкой заплетенной косице.
– Берегущий требует, чтобы мы поспешили – изрек жрец. – Иначе имеющееся у нас преимущество будет потеряно.
– Ты говорил с ним?
– Да.
Но по мгновенной заминке данн понял, что это не так. Просто… для того, чтобы быть Собеседником, мало уметь общаться с Богом.
– И что же он сказал? Кроме того, чтобы мы поспешили? Жрец покачал головой; косица исполнила в воздухе танец повешенного.
– Ты становишься все более дерзким, данн. Если думаешь, что тебе не найдется замены, ты ошибаешься. Незаменимых нет.
– Мне очень жаль, что мои слова заставили тебя так думать, Собеседник. Я, конечно, не имел в виду ничего подобного.
Нол Угерол недовольно кивнул, словно видел насквозь человека, с которым говорил, но не хотел сейчас обострять отношения:
– Скажи, данн, в чем ваше затруднение?
Как интересно ты меняешь «наше» на «ваше» в нужных местах! И, о шакал небес, неужели ты настолько туп, что не видишь, в чем наше затруднение?!
– Северяне в башнях, Собеседник. Ты, наверное, знаешь о случившемся сегодня. Ашэдгунцы слишком хорошо приготовились к встрече с нами. Возможно, наше преимущество – то, о котором ты говорил, – уже потеряно.
Косица снова пустилась в пляс.
– Нет. Еще нет. Но прежде всего именно от того, как быстро мы минуем ущелье, зависит исход этой кампании.
Показалось или Собеседник действительно произносил слова, как произносит услышанные от взрослых и заученные «умные» фразы ребенок?
– Люди делают все возможное. Завтра мы начнем осаду южных башен.
– Сколько это может занять времени? Данн пожал плечами:
– Никому не ведомо, одному лишь Берегущему. Все зависит от того, насколько хорошо северяне приготовились к встрече с нами. Но самое меньшее – полторы недели.
(Охтанг специально завысил сроки. Подозревал, что даже в течение одиннадцати дней они не справятся с врагом.)
– Это слишком долго, – заявил жрец. – Нужно скорее.
Да, шакал? тогда пойди и сам вышвырни северян оттуда!
– Скорее, боюсь, не получится. Никак.
– А вы все же попытайтесь. Вдруг да получится. И помни, данн, незаменимых людей нет.
Ступай-ступай. Иди по своим жреческим делам, Собеседник. И не смей пугать меня моей заменимостью, слышишь, не смей! Если бы вы могли найти кого-нибудь другого, вы бы давно это сделали. Во мне еще слишком много староверческого, чтобы безоглядно доверять мне, уж прости за каламбур! Вы доверились – братья Хпирн доверились – те, кто за ними стоит, доверились. Следовательно, у вас не было широкого выбора. И мы с тобой это великолепно знаем, жрец, так что нечего играть со мной в игры. Сейчас и здесь тебе некем меня заменить, хотя то, что нам нужно спешить, – правда.
Круто развернувшись, Охтанг направился к своему шатру, с твердым намерением поспать хотя бы несколько часов. Он приказал рабу разбудить себя, когда все будет готово к первому штурму, и опустился на лежанку, мысленно перебирая еще раз события минувших суток.
Но почему же не пришел Гук Нивил?..
/смещение – лучи шарят под веками, оставляя после себя веснушчатые следы/
Орз с мальчишкой пролежали не шевелясь что-то около часа. Точнее сказать он бы не смог, хотя если полагаться на свои ощущения, то этот час на камнях, политых кровью товарищей, показался Витигу вечностью.
Как только они упали, Орз приказал пацану замолчать и забыть о том, что тот умеет шевелиться. «Даже если на тебе устроится вся стая местных стервятников, ты должен лежать недвижно». (Здесь, конечно, десятник немного перегнул, потому что если бы птицы приняли их за трупы, то и отнеслись бы соответственно – стали бы склевывать глаза и вскрывать животы, – а здесь уж не до маскировки. Но Витиг надеялся, что в темноте стервятники будут по-прежнему дремать, не обращая внимания на лучи, все еще скользившие в ущелье)
Но лежать здесь до рассвета не годилось. Нужно было выбираться.
Уверившись, что в башнях вроде бы успокоились, Орз пересказал пареньку свой план. В общем, не план даже, а так, единственно возможный выход из ситуации, в которой они оказались (если, конечно, не брать в расчет смерть в качестве второго вероятного исхода).
По знаку Витига они поползли обратно к северному выходу, поползли медленно – медленнее, чем ползет по небу раскаленное солнце. Чтобы ни один дозорный не заметил, если вдруг, паче чаянья, какой-нибудь шальной луч их заденет.
Орз сразу решил возвращаться именно к северному выходу. Туда было значительно ближе, чем до лагеря своих, этот аргумент играл решающую роль в размышлениях Витига. Потом как-нибудь выберемся. Наши обязательно прорвутся – с Охтангом-то! – так что все будет в порядке. Как-нибудь выберемся.
Стервятники, утомленные дневной трапезой и недавним переполохом, а кроме того – порядком раздраженные лучами, на ползущих внимания не обращали. Те были «живой падалью», и им предстояло еще немного просуществовать, чтобы наконец «дойти до состояния готовности» и стать «годными к употреблению».
Паренек вел себя сносно, не ныл и не пытался встать и пробежаться – подействовал опыт предшественников. А еще говорят, что дурной пример заразителен! Он, правда, когда полз, пытался задирать кверху задницу и передвигаться на четвереньках, но разъяренный Витиг шепотом весьма популярно объяснил, что трупы, даже самые свежие, никак не могут стоять на своих конечностях… в общем, пацан притих и аккуратно извивался на животе. А так – вел себя вполне сносно.
Так-сяк они добрались до выхода из ущелья. Темное вино неба уже начало сереть, разбавленное грядущим светом, но это уже не имело значения, потому что они выбрались из зоны поражения. Витиг поднялся с камней и подал руку парню:
– Вставай. Дальше можно идти.
Пацан сначала непонимающе уставился на него, а потом вцепился в ладонь десятника и начал медленно подниматься. Только сейчас Орз понял, что его спутник был почти на грани истощения – и в физическом, и в психическом плане. Впрочем, и сам десятник отнюдь не чувствовал себя способным проползти ту же дистанцию еще раз. Но он – старший и не имеет права на слабость.
– Пойдем.
В пещере остались кое-какие их вещи, немного хвороста – можно будет разжечь костер и отдохнуть. Пожрать бы еще чего-нибудь, но это – по ситуации. То бишь не раньше чем через час-другой глубокого сна Хорошо бы еще, если б кони остались…
Но эта надежда была беспочвенной. Раб наверняка отпустил зверей; если и не тогда, когда услышал крики и свист стрел, то уж сейчас – точно.
Потому что уже рассвело.
ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ
– Ну ладно, древнеашэдгунский я учила в школе. Но никак не хуминдарский, тем более что и языка-то такого тогда не было! – В голосе Карны звучали растерянность вперемешку с неподдельным восхищением. – Как утверждают исследователи, на тот момент имелись только разрозненные языковые формации, которые лишь со временем организовались в нечто единое. – Она заметила наши удивленные, еще немного растерянные после повествования взгляды и запнулась. – Простите, я, наверное, чересчур научно.
– Ничего, ничего, – пробормотал господин Чрагэн. – По-моему, вы говорите очень интересные вещи.
– Скажите, Мугид, это можно объяснить? – мрачно спросил «генерал в отставке». – То, что мы понимали язык, которого в принципе не существовало?
Повествователь чуть снисходительно улыбнулся:
– Ну, господин Шальган, прежде всего следует отметить то, что я не совсем согласен с вашим высказыванием. Язык существовал – хотя бы уже потому, что на нем разговаривало достаточно большое количество людей. А объяснять что-либо… боюсь, это не мое дело.
Он развел руками, изобразив на лице сожаление.
Я тем временем проверял собственное ощущение. Кажется, ничего похожего на то, что было вчера. Никаких посторонних мыслей о войне и прочей чуши, мне явно не принадлежащей.
/Ну вот, а ты боялся./
В это время я совершенно случайно поднял глаза и перехватил взгляд Мугида. Тот смотрел удовлетворенно – я бы даже сказал обрадованно, – словно на моем лице прочел подтверждение некоторым своим мыслям и надеждам. Потом старик отвернулся, как будто устыдился собственной тихой радости, вызванной неизвестными мне причинами.
Внимавшие стали потихоньку расходиться. Никто из нас особенно не удивился, когда узнал, что снаружи – глубокая ночь. Похоже, мы начали привыкать к подобной хаотичной жизни, и все режимы и распорядки дня отправились к демонам.
Да, а что же там «академик»? Неужели ему не интересно содержание той страницы? Сам ведь говорил мне: «только на сутки».
Но господин Чрагэн, хотя и отправился, как я, в Большой зал, ни словом, ни жестом не дал мне понять, что помнит о своей просьбе. А я не стал навязываться.
И все же «академик» ничего не забыл.
– Молодой человек!
Я уже поднялся на четвертый этаж, благополучно отужинав. Чрагэн покинул зал несколько раньше и, как выяснилось, устроил на меня засаду. Теперь он появился из-за поворота коридора.
– Молодой человек, ну как? Вам удалось хоть что-нибудь расшифровать?
Я нарочито медленно обернулся и вздернул бровь:
– А, это вы! А я уж было думал, вы забыли о том листочке.
Он смущенно кашлянул:
– Да нет, господин Нулкэр, не запамятовал. Просто не хотелось лишний раз привлекать к вам внимание.
Ко мне? внимание? привлекать? Нет, эта гостиница определенно смахивает на приют для умалишенных!
– И от чьего же внимания вы меня, позвольте спросить, оберегали? – гневно произнес я, распаляясь все больше и больше. Не одно, так другое. С сумасшествием вроде бы покончено, так этот начинает откалывать фокусы. Кажется, мне здесь намерены привить доброкачественную паранойю!
– Молодой человек, у каждого из нас свои тайны, ведь так? – Он заметно нервничал. – Человек воспитанный и интеллигентный – а смею надеяться, мы с вами к таковым принадлежим, – никогда не станет пытаться раскрыть чужие секреты. У вас они – свои, у меня – свои. Вы помогаете мне, я – вам.
– Уж не знаю, насколько вы мне помогаете, господин Чрагэн, но – оставим это. Я переводил для вас ту страницу вовсе не корысти и не жду соответствующих жестов с вашей стороны. Вам угодно заниматься конспирацией – извольте.
– Прошу вас еще раз, простите великодушно, если задел.
Я махнул рукой (разумеется, великодушно):
– Прощаю. Забудем об этом недоразумении.
– Забудем, – охотно согласился «академик». – А теперь, если можно, покажите мне то, что вам удалось перевести.
– Да, разумеется. Но только не надейтесь, что текст получился связным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
– Думаю, следует вспугнуть этих тварей. Сейчас деньки стоят жаркие, так что вскорости трупы начнут распространять душок. Думаю, северянам это не понравится.
Брэд задумался: взвешивал все «за» и «против». Разумеется, всегда будет оставаться вероятность, что шальной ветер снесет трупные запахи на лагерь хуминов, но большая часть этого «удовольствия» все же должна достаться северянам. А это, в свою очередь, резко снизит их настроение. К тому же трупные газы, кажется, ядовиты. По крайней мере, так утверждают некоторые современные алхимики, а при современном уровне науки не прислушиваться к их словам глупо.
– Хорошо, пускай люди, свободные от работ, займутся отпугиванием птиц. Пращи, луки; можно пошуметь. Займись этим, Зикил.
– Да, данн. – Десятник поклонился. – Думаю, мы еще покажем этим северянам.
– Я тоже так думаю. Ступай.
Брэд зашагал по ночному лагерю, подбадривая солдат и проверяя, как двигаются работы.
Одну катапульту уже почти собрали и теперь приделывали к ней массивные колеса. Рядом суетились инженеры, прикидывая, долго ли придется пристреливаться. Впрочем, армейские алхимики пообещали уже к завтрашнему дню изготовить достаточный запас зажигательных снарядов, а простые камни я так валялись повсюду – бери не хочу. С этим-то особых проблем не будет.
Вторая катапульта отставала: что-то там напутали с канатами, да и часть их отсырела из-за небрежного отношения складских. Брэд велел высечь виновных завтра же, публично. Хотя, себе-то он мог признаться, что дисциплина в войске покамест держится, а это разгильдяйство – всего лишь исключение из общего правила.
Он заметил одного из инженеров, ответственных за сооружение новых баллист, и подозвал его к себе. Поинтересовался, как продвигаются дела.
Тот оглянулся на подручных, которые несли куда-то бревна.
– Да, несите прямо к мастерской. Покамест все в порядке, – объяснил уже данну. – Правда, нам бы сейчас найти побольше подходящих пород древесины, но и из того, что есть, можно кое-что сделать.
Брэд хлопнул его по плечу:
– Надеюсь, так оно и будет. К завтрашнему дню что-нибудь изготовите?
– Я бы не стал на это рассчитывать, данн. Охтанг кивнул:
– Понимаю. Ладно, работайте.
Он пошел дальше.
Неделя. Как минимум, на ущелье у нас уйдет неделя. Интересно, что на это скажет Угеролу Берегущий?
Словно услышав свое имя, перед Охтангом появился Собеседник. Его лицо скрывали ночные тени, но данн узнал Угерола по тонкой заплетенной косице.
– Берегущий требует, чтобы мы поспешили – изрек жрец. – Иначе имеющееся у нас преимущество будет потеряно.
– Ты говорил с ним?
– Да.
Но по мгновенной заминке данн понял, что это не так. Просто… для того, чтобы быть Собеседником, мало уметь общаться с Богом.
– И что же он сказал? Кроме того, чтобы мы поспешили? Жрец покачал головой; косица исполнила в воздухе танец повешенного.
– Ты становишься все более дерзким, данн. Если думаешь, что тебе не найдется замены, ты ошибаешься. Незаменимых нет.
– Мне очень жаль, что мои слова заставили тебя так думать, Собеседник. Я, конечно, не имел в виду ничего подобного.
Нол Угерол недовольно кивнул, словно видел насквозь человека, с которым говорил, но не хотел сейчас обострять отношения:
– Скажи, данн, в чем ваше затруднение?
Как интересно ты меняешь «наше» на «ваше» в нужных местах! И, о шакал небес, неужели ты настолько туп, что не видишь, в чем наше затруднение?!
– Северяне в башнях, Собеседник. Ты, наверное, знаешь о случившемся сегодня. Ашэдгунцы слишком хорошо приготовились к встрече с нами. Возможно, наше преимущество – то, о котором ты говорил, – уже потеряно.
Косица снова пустилась в пляс.
– Нет. Еще нет. Но прежде всего именно от того, как быстро мы минуем ущелье, зависит исход этой кампании.
Показалось или Собеседник действительно произносил слова, как произносит услышанные от взрослых и заученные «умные» фразы ребенок?
– Люди делают все возможное. Завтра мы начнем осаду южных башен.
– Сколько это может занять времени? Данн пожал плечами:
– Никому не ведомо, одному лишь Берегущему. Все зависит от того, насколько хорошо северяне приготовились к встрече с нами. Но самое меньшее – полторы недели.
(Охтанг специально завысил сроки. Подозревал, что даже в течение одиннадцати дней они не справятся с врагом.)
– Это слишком долго, – заявил жрец. – Нужно скорее.
Да, шакал? тогда пойди и сам вышвырни северян оттуда!
– Скорее, боюсь, не получится. Никак.
– А вы все же попытайтесь. Вдруг да получится. И помни, данн, незаменимых людей нет.
Ступай-ступай. Иди по своим жреческим делам, Собеседник. И не смей пугать меня моей заменимостью, слышишь, не смей! Если бы вы могли найти кого-нибудь другого, вы бы давно это сделали. Во мне еще слишком много староверческого, чтобы безоглядно доверять мне, уж прости за каламбур! Вы доверились – братья Хпирн доверились – те, кто за ними стоит, доверились. Следовательно, у вас не было широкого выбора. И мы с тобой это великолепно знаем, жрец, так что нечего играть со мной в игры. Сейчас и здесь тебе некем меня заменить, хотя то, что нам нужно спешить, – правда.
Круто развернувшись, Охтанг направился к своему шатру, с твердым намерением поспать хотя бы несколько часов. Он приказал рабу разбудить себя, когда все будет готово к первому штурму, и опустился на лежанку, мысленно перебирая еще раз события минувших суток.
Но почему же не пришел Гук Нивил?..
/смещение – лучи шарят под веками, оставляя после себя веснушчатые следы/
Орз с мальчишкой пролежали не шевелясь что-то около часа. Точнее сказать он бы не смог, хотя если полагаться на свои ощущения, то этот час на камнях, политых кровью товарищей, показался Витигу вечностью.
Как только они упали, Орз приказал пацану замолчать и забыть о том, что тот умеет шевелиться. «Даже если на тебе устроится вся стая местных стервятников, ты должен лежать недвижно». (Здесь, конечно, десятник немного перегнул, потому что если бы птицы приняли их за трупы, то и отнеслись бы соответственно – стали бы склевывать глаза и вскрывать животы, – а здесь уж не до маскировки. Но Витиг надеялся, что в темноте стервятники будут по-прежнему дремать, не обращая внимания на лучи, все еще скользившие в ущелье)
Но лежать здесь до рассвета не годилось. Нужно было выбираться.
Уверившись, что в башнях вроде бы успокоились, Орз пересказал пареньку свой план. В общем, не план даже, а так, единственно возможный выход из ситуации, в которой они оказались (если, конечно, не брать в расчет смерть в качестве второго вероятного исхода).
По знаку Витига они поползли обратно к северному выходу, поползли медленно – медленнее, чем ползет по небу раскаленное солнце. Чтобы ни один дозорный не заметил, если вдруг, паче чаянья, какой-нибудь шальной луч их заденет.
Орз сразу решил возвращаться именно к северному выходу. Туда было значительно ближе, чем до лагеря своих, этот аргумент играл решающую роль в размышлениях Витига. Потом как-нибудь выберемся. Наши обязательно прорвутся – с Охтангом-то! – так что все будет в порядке. Как-нибудь выберемся.
Стервятники, утомленные дневной трапезой и недавним переполохом, а кроме того – порядком раздраженные лучами, на ползущих внимания не обращали. Те были «живой падалью», и им предстояло еще немного просуществовать, чтобы наконец «дойти до состояния готовности» и стать «годными к употреблению».
Паренек вел себя сносно, не ныл и не пытался встать и пробежаться – подействовал опыт предшественников. А еще говорят, что дурной пример заразителен! Он, правда, когда полз, пытался задирать кверху задницу и передвигаться на четвереньках, но разъяренный Витиг шепотом весьма популярно объяснил, что трупы, даже самые свежие, никак не могут стоять на своих конечностях… в общем, пацан притих и аккуратно извивался на животе. А так – вел себя вполне сносно.
Так-сяк они добрались до выхода из ущелья. Темное вино неба уже начало сереть, разбавленное грядущим светом, но это уже не имело значения, потому что они выбрались из зоны поражения. Витиг поднялся с камней и подал руку парню:
– Вставай. Дальше можно идти.
Пацан сначала непонимающе уставился на него, а потом вцепился в ладонь десятника и начал медленно подниматься. Только сейчас Орз понял, что его спутник был почти на грани истощения – и в физическом, и в психическом плане. Впрочем, и сам десятник отнюдь не чувствовал себя способным проползти ту же дистанцию еще раз. Но он – старший и не имеет права на слабость.
– Пойдем.
В пещере остались кое-какие их вещи, немного хвороста – можно будет разжечь костер и отдохнуть. Пожрать бы еще чего-нибудь, но это – по ситуации. То бишь не раньше чем через час-другой глубокого сна Хорошо бы еще, если б кони остались…
Но эта надежда была беспочвенной. Раб наверняка отпустил зверей; если и не тогда, когда услышал крики и свист стрел, то уж сейчас – точно.
Потому что уже рассвело.
ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ
– Ну ладно, древнеашэдгунский я учила в школе. Но никак не хуминдарский, тем более что и языка-то такого тогда не было! – В голосе Карны звучали растерянность вперемешку с неподдельным восхищением. – Как утверждают исследователи, на тот момент имелись только разрозненные языковые формации, которые лишь со временем организовались в нечто единое. – Она заметила наши удивленные, еще немного растерянные после повествования взгляды и запнулась. – Простите, я, наверное, чересчур научно.
– Ничего, ничего, – пробормотал господин Чрагэн. – По-моему, вы говорите очень интересные вещи.
– Скажите, Мугид, это можно объяснить? – мрачно спросил «генерал в отставке». – То, что мы понимали язык, которого в принципе не существовало?
Повествователь чуть снисходительно улыбнулся:
– Ну, господин Шальган, прежде всего следует отметить то, что я не совсем согласен с вашим высказыванием. Язык существовал – хотя бы уже потому, что на нем разговаривало достаточно большое количество людей. А объяснять что-либо… боюсь, это не мое дело.
Он развел руками, изобразив на лице сожаление.
Я тем временем проверял собственное ощущение. Кажется, ничего похожего на то, что было вчера. Никаких посторонних мыслей о войне и прочей чуши, мне явно не принадлежащей.
/Ну вот, а ты боялся./
В это время я совершенно случайно поднял глаза и перехватил взгляд Мугида. Тот смотрел удовлетворенно – я бы даже сказал обрадованно, – словно на моем лице прочел подтверждение некоторым своим мыслям и надеждам. Потом старик отвернулся, как будто устыдился собственной тихой радости, вызванной неизвестными мне причинами.
Внимавшие стали потихоньку расходиться. Никто из нас особенно не удивился, когда узнал, что снаружи – глубокая ночь. Похоже, мы начали привыкать к подобной хаотичной жизни, и все режимы и распорядки дня отправились к демонам.
Да, а что же там «академик»? Неужели ему не интересно содержание той страницы? Сам ведь говорил мне: «только на сутки».
Но господин Чрагэн, хотя и отправился, как я, в Большой зал, ни словом, ни жестом не дал мне понять, что помнит о своей просьбе. А я не стал навязываться.
И все же «академик» ничего не забыл.
– Молодой человек!
Я уже поднялся на четвертый этаж, благополучно отужинав. Чрагэн покинул зал несколько раньше и, как выяснилось, устроил на меня засаду. Теперь он появился из-за поворота коридора.
– Молодой человек, ну как? Вам удалось хоть что-нибудь расшифровать?
Я нарочито медленно обернулся и вздернул бровь:
– А, это вы! А я уж было думал, вы забыли о том листочке.
Он смущенно кашлянул:
– Да нет, господин Нулкэр, не запамятовал. Просто не хотелось лишний раз привлекать к вам внимание.
Ко мне? внимание? привлекать? Нет, эта гостиница определенно смахивает на приют для умалишенных!
– И от чьего же внимания вы меня, позвольте спросить, оберегали? – гневно произнес я, распаляясь все больше и больше. Не одно, так другое. С сумасшествием вроде бы покончено, так этот начинает откалывать фокусы. Кажется, мне здесь намерены привить доброкачественную паранойю!
– Молодой человек, у каждого из нас свои тайны, ведь так? – Он заметно нервничал. – Человек воспитанный и интеллигентный – а смею надеяться, мы с вами к таковым принадлежим, – никогда не станет пытаться раскрыть чужие секреты. У вас они – свои, у меня – свои. Вы помогаете мне, я – вам.
– Уж не знаю, насколько вы мне помогаете, господин Чрагэн, но – оставим это. Я переводил для вас ту страницу вовсе не корысти и не жду соответствующих жестов с вашей стороны. Вам угодно заниматься конспирацией – извольте.
– Прошу вас еще раз, простите великодушно, если задел.
Я махнул рукой (разумеется, великодушно):
– Прощаю. Забудем об этом недоразумении.
– Забудем, – охотно согласился «академик». – А теперь, если можно, покажите мне то, что вам удалось перевести.
– Да, разумеется. Но только не надейтесь, что текст получился связным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73