Однако роптать не стану: Бог дал, Бог и взял. Я стар, и вместо меня мой сын возьмёт мой меч и станет сражаться за то же дело, за которое сражался и я. Пойдёшь ли ты на моё место, Михей?
— Пойду ли? Но куда идти? — спросил я.
— Тише, сынок, тише, слушай: прежде всего не нужно, чтобы твоя мать знала об этом, ибо сердца женщин слабы. Авраам, когда собрался принести в жертву Богу своего первенца, едва ли сказал об этом своём намерении Сарре. Я так думаю, что он ничего на этот счёт не говорил. Вот, возьми письмо и прочти его. Ты знаешь, кто такой Дик Румбольд?
— Как же. Вы мне несколько раз о нем говорили. Это ваш старый товарищ?
— Он самый. Крепкий и правдивый человек. Благочестив он был всегда. Он даже еретиков умерщвлял благочестиво. После того как армия святых была рассеяна, Дик вернулся к частной жизни. Но и сняв мундир, он продолжал гореть ревностью к святому делу. Жил он в Годдесдоне. Там у него было солодовое заведение… Ты, конечно, слышал о знаменитом заговоре в Рай-Хаузе, в котором оказалось замешано столько добрых людей. План этого заговора был составлен в доме Дика Румбольда.
— Но ведь заговорщики замышляли подлое убийство!
— Ну-ну! Не увлекайся словами. Это злые еретики оклеветали добрых людей. Никакого тут подлого убийства не было. Заговорщиков было всего тридцать человек, и они собирались напасть на Карла и Иакова в то время, когда те ехали в Ньюмаркет. Напасть они хотели на них, заметь, белым днём. Кроме того, с принцами было пятьдесят гвардейцев. Предполагалось не убийство, а честный бой. Допустим, что король и его брат были бы убиты пистолетом или саблей, но ведь и нападающие рисковали тем же самым. Убийства тут никакого не было.
Произнося эти слова, отец вопросительно взглянул на меня, как бы ожидая моего согласия, но, по правде сказать, я не был удовлетворён его объяснением. Я не мог оправдать подлого нападения на невооружённых и ничего не подозревающих людей, хотя бы они и ехали в сопровождении телохранителей.
— Заговор не удался, — продолжал отец, — и Румбольд должен был спасать свою жизнь. Ему удалось спастись от преследователей, и он добрался до Голландии. Здесь он нашёл многих врагов правительства, которые собирались и беседовали между собою. Ими получались довольно частые известия из Англии, особенно из западных графств и из Лондона. В известиях этих говорилось, что теперь самое время сделать вторжение в Англию и что если они его сделают, то получат помощь деньгами и вооружёнными людьми. Голландские изгнанники были не прочь принять план, но некоторое время нуждались в вожде, который пользовался бы популярностью среди английского населения и который бы мог довести до конца такое большое дело. Теперь они имеют такого вождя. Лучшего нам и не надо. И знаешь, кто такой этот вождь? Это возлюбленный вождь протестантов, герцог Монмауз, сын Карла Второго.
— Незаконный сын, — заметил я.
— Может быть, незаконный, а может быть, законный. Некоторые люди утверждают, что Люси Вальтер была законной женой Карла. Но законный или незаконный, герцог Иаков Монмауз придерживается здравого учения истинной церкви и любим народом. Пусть только он появится на западе Англии, и солдаты начнут расти, как цветы в весеннее время.
В виду того, что работники начали уже собираться на дворе и толпились недалеко около нас, отец умолк, встал и, отведя меня в дальний конец двора, продолжал:
— Монмауз идёт в Англию. Он ждёт, что все храбрые протестанты соберутся около его знамени. Герцог Арджил командует отдельной экспедицией, которая зажжёт пламя. восстания в горной Шотландии. Между ними, заговорщики надеются низвергнуть гонителя верных… Но я слышу голос Саксона. Пойду к нему навстречу. А то он скажет, что я принял его по-мужицки. А ты, сынок, прочти письмо. Прочти его внимательно и помни, что наступает время, когда храбрые люди будут сражаться за веру и свободу. Необходимо, чтобы среди этих честных людей находился представитель старого бунтовского дома Кларков.
Я взял письмо и отправился в поле. Там, усевшись под одиноким деревом, я принялся читать его. Видите ли вы этот жёлтый листок в моих руках? Это и есть то самое письмо, которое привёз нам некогда Децимус Саксон и которое я прочёл в то светлое майское утро, сидя под тенью боярышника. Я вам прочту это письмо, слушайте:
«Моему другу и товарищу в деле Божием, Иосифу Кларку. Знай, друг, что помощь близка и что освобождение грядёт к Израилю. Знай, что злой король и нечестивцы, поддерживающие его, будут поражены и окончательно низвержены, так что никто из них не познает места своего на земле. Готовься же засвидетельствовать свою верность святому делу и не уподобься слуге нерадивому, которого господин его нашёл спящим. Богу угодно было, чтобы мы, сыны гонимой Церкви, из Англии и из Шотландии собрались сюда, в добрый лютеранский город Амстердам. А когда нас собралось много,, то мы и решили взяться за доброе дело. Между нами есть много именитых людей, как-то: милорд Грей из Йорка, Уэд, Дэр из Таунтона, Айлофф, Гольмс, Холлис, Гуденоф и другие, имена коих узнаешь впоследствии. Из шотландцев здесь находятся герцог Арджил, пострадавший много за Ковенант, сэр Патрик Юм, Флетчер из Сальтуна, сэр Джон Кохран, доктор Ферюсон, майор Эльфинстон.
К сему списку мы охотно присоеденили бы Локка и старого Галя Людло, но — увы! — Они, подобно людям Лаудикийской Церкви, ни холодны, ни горячи. Свершилось важное событие: Монмауз, предававшийся долгое время изнеженности с женщиной Мидианкой по имени Венворт, устремил наконец душу свою к более возвышенным целям и изъявил согласие добиваться английской короны. Но в то же время выяснилось, что шотландцы предполагают иметь своего собственного вождя. И вследствие этого нами решено, что Арджил — ходящие без панталон дикари называют его Мак-Калом-Мором — будет командовать отдельной экспедицией, которая высадится на западном берегу Шотландии. Здесь он надеется собрать пять тысяч воинов, к которым присоединятся все сторонники ковенанта и западные виги. Эти люди будут великолепными солдатами, если им дадут богобоязненных и опытных офицеров, знающих военные обычаи. С этими словами Арджил сумеет занять Глазго и прогнать войска короля к северу. Я и Айлофф отправляемся с Арджилом. Возможно, что в то время, когда твои глаза будут читать эти слова, наши ноги будут уже попирать шотландскую почву. Более сильная экспедиция отправляется с Монмаузом. Она высадится на западном берегу Англии в таком месте, где мы уверены встретить много друзей. В письме я не называю этого места, ибо оно может быть прочтено и не тобой одним. Но о месте высадки ты будешь своевременно уведомлен. Я написал всем добрым людям, живущим вблизи берега, прося их помочь и поддержать восстание. Король слаб и ненавидим большинством своих подданных. Нужен только один сильный удар, чтобы низвергнуть его корону в прах. Монмауз двинется через несколько недель, закончив необходимые приготовления и выждав благоприятную погоду. Если ты можешь прийти к нам на помощь, мой старый товарищ, то я знаю, что ты придёшь. Ты не из тех, кого надо понуждать к защите нашего знамени. Но, может быть, мирная жизнь и годы помешают тебе принять участие в войне. Тогда присоединились к нам в своих молитвах и, подобно святому пророку древности, умоляй Господа, чтобы он даровал нам победу. Кроме сего, я слышал, что дела твои процветают и что Бог тебе дал много земных благ. Если это так, то, может быть, ты найдёшь возможным снарядить на свой счёт одного или двух воинов. Или же послать дар в нашу военную казну, которая не очень-то богата. Уповаем мы не на золото, а на наши мечи и на правоту нашего дела, но от золота, однако, не откажемся. Если мы падём, то падём как мужи и христиане. Если же мы победим, то увидим, как клятвопреступник Иаков будет переносить несчастье, когда оно выпадет на его долю. Сей Иаков, гонитель святых, имеет сердце, подобное мельничному жёрнову. Он улыбался, когда мучители по его повелению истязали верных в Эдинбурге, вывёртывая им пальцы из суставов. Да будет рука Всевышнего с нами
Я весьма мало знаю человека, который подаст тебе это письмо, но сам он говорит, что принадлежит к числу избранных. Если ты отправишься в лагерь Монмауза, непременно возьми его с собою. Я слышал, что этот человек участвовал в германской, шведской и турецкой войнах и хорошо знает военное дело. Передай моё почтение твоей супруге, скажи ей, чтобы она почаще читала послание к Тимофею, глава II, стихи 9 и 15. Твой брат во Христе Ричард Румбольд».
Прочтя очень внимательно это длинное письмо, я положил его в карман и вернулся домой завтракать. Когда я входил к вам в комнату, отец вопросительно на меня взглянул. Я понял, что означает этот взгляд, но готового ответа у меня ещё не было. Я не знал, на что решиться.
В этот день Децимус Саксон собирался в путешествие по окрестностям для того, чтобы раздать письма. Саксон обещал вернуться в самом скором времени. Перед уходом его случилось маленькое несчастье. В то время как мы разговаривали о предстоящем нашему гостю путешествии, брат схватил коробку, в которой отец хранил порох, и начал с нею играть. Порох вспыхнул, и куски металла полетели во все стороны, ломая стены. Взрыв был так громок и неожидан, что мы с отцом вскочили, но Саксон, который сидел спиной к брату, продолжал спокойно сидеть на своём месте, причём на его суровом, загорелом лице не отразилось ни малейшего следа волнения. Богу угодно было, чтобы никто от этого случая не пострадал. Даже сам брат Осия оказался совершенно невредимым, но этот случай заставил меня глядеть на нашего нового знакомого с большим, чем прежде, уважением. Появление Саксона на деревенской улице произвело сенсацию. Его длинная, узловатая фигура, его жёсткое, загорелое лицо, выглядывающее из-под, заломленной набекрень шляпы с серебряным шитьём, его молодцеватый вид — произвели должное впечатление. Мне было даже неприятно, что на Саксона так внимательно смотрят. А что, как его спросят, кто он такой, и арестуют? Последует обыск, компрометирующие письма будут найдены, и что тогда с нами станется? К счастию, однако, наши односельчане не простёрли своего любопытства до расспросов, а ограничились тем, что стояли у своих дверей и окон с широко разинутыми ртами. Саксон, довольный возбуждённым его особою вниманием, шёл, высоко подняв голову и размахивая тонкой палкой, которую я дал ему на дорогу.
Наши возымели о Саксоне самое лучшее мнение. Отец хвалил его за благочестие, и кроме того, Саксон уверил его, что много пострадал в своей жизни за протестантскую веру. Благосклонность же матушки Децимус снискал, рассказав ей о том, как носят платки женщины в Сербии и как выращивают и ухаживают за ноготками в некоторых местностях Литвы. Что касается меня, то признаюсь, что я продолжал питать к этому человеку глухое недоверие и решил наперёд не доверяться ему без надобности. Теперь, впрочем, мне волей-неволей приходилось с ним обращаться как со своим. Он был прислан к отцу его друзьями.
А я сам? Что мне делать? Исполнить ли мне желание отца и обнажить саблю в защиту восставших или же отойти в сторону и подождать событий? Конечно, уж если нужно кому-нибудь из наших ехать, то лучше если поеду я, а не отец, но вот вопрос: зачем я поеду? Сильных религиозных чувств у меня не было. Папство, Церковь, раскол — во всех этих религиях я видел много хорошего, но ни за одну из них я не находил нужным проливать кровь. Пускай Иаков клятвопреступник и злодей, но так или иначе он — законный король Англии. Сплетням о тайном браке Карла с Люси Вальтере я не верил, и, стало быть, претендент на престол, Монмауз, — незаконный племянник царствующего короля и, как таковой, никаких прав на английскую корону не имеет. Допустим, что Иаков дурной монарх, но кто дал право народу свергать своего законного монарха с престола? Кто судья его дурных поступков? Таких судей нет, и судья у короля только один — Сам Бог.
Но так или иначе, а Иаков нарушил сам данную им присягу, а раз это так, то и его подданные могут считать себя свободными от присяги на верность.
Да, трудный вопрос приходилось разрешить мне, воспитанному в деревне молодому человеку, тем не менее вопрос должен быть разрешён, и чем скорее, тем лучше. Я надел шляпу и пошёл по деревенской улице, думая над положением.
Но у нас на селе нелегко остаться наедине с собой. Дело, видите ли, вот в чем… Меня, дорогие внучки, у нас в деревне любили; я пользовался благоволением и у старых, и у малых. Вследствие этого я теперь не мог десяти шагов сделать спокойно. То кто-нибудь подойдёт и поздоровается, то окликнет и спросит о чем-нибудь. Кроме того, за мной увязались маленькие братья, а к нам присоединились дети булочника Митфорда и две маленькие девочки, дочери мельника. Насилу-насилу я уговорил шалунов отвязаться от меня и заняться игрой, а через две минуты меня уже атаковала вдова Фуллартон и стала жаловаться на судьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77