башня пророчества. Она, высокая и недобрая, смеялась над Келейос, бросая вызов. Келейос сжала в руках деревянную чашу, и та треснула, залив зельем её руки до локтей. Она приняла решение. Она пойдёт в башню сегодня ночью, без охраны, без всякой защиты, кроме своего мастерства. Все что угодно будет лучше этой трусости.
Келейос ополоснула от зелья золотые браслеты — от воды они не заржавеют. Они были волшебными и в чистке не нуждались. Ржавчина стекала с них, как вода, как сверкающие капли воды, которую роняли сейчас браслеты. Это была хорошая волшебная работа. Она прошептала про себя: «Я — мастер заклинаний и мастер сновидений, что бы ни говорил Совет». Сейчас эти слова показались ей пустыми.
Три года назад она уже была мастером. А потом она открыла, что она ещё и чародейка. В возрасте двадцати лет Келейос обрела совершенно новую волшебную силу. Это было неслыханно, невозможно, но это было правдой. И Совет Семи, правящий Астрантой, признал необходимым лишить её звания мастера, пока она не овладеет в совершенстве своими новыми способностями. Её снова послали в школу Зельна. Она снова стала подмастерьем и была им уже три долгих года.
Неужто так важно одно короткое слово? Чтобы быть мастером, надо ли, чтобы тебя так называли? Келейос встала на колени и погрузила руки в чашу фонтана. Она плеснула водой в лицо и вздрогнула от внезапного холода.
Маленькая лягушка испуганно нырнула с влажным всплеском.
Келейос моргнула, глядя на луну. Вода стекала по шее на нижнюю рубашку. Ей стало лучше, мысли прояснились. Сомнения сами по себе были ядом. Сомневаться в собственной магии — очень опасное дело.
Она вытерла воду с глаз, отряхнула с косы. Потом отёрла руки о штаны. Одно из преимуществ простой одежды. Она стала собирать компоненты своего заклинания.
Поднялась вторая луна, маленькая и туманная, жёлтая в свете белой луны-матери. В это время года только на рассвете встаёт третья луна — красная.
Три луны были тремя ликами Великой Матери, как говорили древние легенды. Всеобщей матерью была Сиа, целительница, носительница добра; второй была Ардат, хранительница равновесия, третьей — Айвел — воплощение разрушения, делающая ненависть вещественной. Астранта и её заморский сосед, Мелтаан, верили одинаково во все лики Матери. Они считали их проявлением закона равновесия. И если ты был последователем Айвел или одного из её тёмных чад, тебе в буквальном смысле могло бы с рук сойти убийство.
Келейос научилась понимать закон равновесия, но никогда не принимала его. Ей случалось несколько раз тайно взыскивать цену крови, ибо есть вещи, с которыми нельзя мириться, где бы ты ни жил.
За последние три года Келейос много времени провела в поиске. Она искала объяснений, почему богиня едина в трех лицах, но не единосущна. Подсказку давала только одна легенда: о том, как луна раскололась на три части. В ней говорилось, что богиня обезумела от головной боли. И когда боль прошла, оказалось, что она распалась на куски, и луна вместе с ней. Легенда намекала, что богиня может быть исцелена и снова собрана воедино, но не объясняла, к добру это будет или к худу.
Келейос видела луны в телескопе Зельна. Мёртвые скалы — и все, слепящий свет и тени. Ей трудно было поверить, что луны связаны с богиней. Она скорее верила, что Мать разбила луну в припадке гнева. Келейос рассмеялась:
— Я теряю время, разглядывая луны. Мой страх меня хочет обмануть.
Все, больше нельзя медлить. В решениисвобода. Теперь, когда она шла в башню за сновидением, страх стал меньше.
Она давно узнала, что любой страх уменьшается, когда посмотришь ему в глаза. Почти любой. Келейос отбросила эту мысль, на дав ей развернуться.
Келейос открыла кожаную сумочку на поясе, и та мягко засветилась, заговорённая. Её она делала не сама, а купила в Мелтаане. Через крохотную горловину сумки скользнул внутрь намного превышающий её по размерам кувшин, за ним чаша. Она раскидала остатки дров и отбросила ногой с дороги расколотую чашу. Сняв с правой руки простое золотое кольцо, отправила его туда же. Потом браслеты. Они были вчетверо больше сумки, но тоже исчезли из виду. Кинжал с пояса и два потайных ножа. Короткий меч по имени «Счастливец» остался в комнате. Зельн пытался поставить ножи вне закона в замке, но они ведь были не только оружием. Мечи же были только оружием, и чтобы носить меч открыто, нужно было разрешение.
Келейос была согласна с этим правилом — частично. Многие из носивших мечи были бы и посейчас живы, не будь они вооружены. Самой ей это правило не нравилось, но она подчинялась.
А не вносить волшебные предметы и оружие в комнаты сновидений — это правило принадлежало не Зельну. Известно было, что сновидцам случалось нанести рану себе или другим, если у них было оружие. Башня пророчества чуждой магии не жаловала. Как бы там ни было, заклинания вызывали её гнев. Сама Келейос однажды забыла кольцо-оберег, но только однажды. В тот раз башня попыталась обманом заставить её отрезать себе палец.
Горловина кожаной сумки была заговорена и могла быть открыта лишь её рукой. Кто бы ни охранял сегодня убежище пророков, сумку не обыщут.
Она приготовилась как могла. Пора было идти в башню. Келейос прошла через решётчатую арку и оказалась в саду трав. Причудливые клумбы подступали к ступеням, что вели в замок Зельна. Зельн Справедливый был когда-то богатым астрантским аристократом, и по замку это было заметно, но с тех пор Зельн переменился. От него Келейос научилась любить простую одежду, ценить чувство равенства со всеми людьми. В школу Зельна мог прийти каждый — был бы талант. И каждый ученик на своём опыте узнавал, что такое ручной труд. Многие дворянские дети находили это страшно тяжёлым. Келейос считала нормальным.
Замок нависал над ней из темноты. Его квадратные стены были выстроены для защиты, но столетия мирной жизни расширили окна и приблизили сады к самым дверям.
Внутренние коридоры замка были темнее летней ночи. Келейос остановилась, давая глазам привыкнуть. Она видела ночью, как кошка или демон. И демоны дали ей имя Зрящая-в-Ночи, но все равно при переходе от света к тьме нужно было дать привыкнуть глазам.
Библиотеки были в центре замка, а в центре круга, образованного библиотеками, высилась башня пророчеств. Келейос поднималась по узкой винтовой лестнице. Сердце билось около горла. Не хотела она этого сна.
Комнаты сновидений располагались вокруг холла, где была лестница и камин. Здесь дежурили хранители пророков. Перед камином сидел подмастерье-травник Эдвард, поджав колени к груди. На чёрных, как перья ворона, волосах играли отсветы огня. Зеленые огоньки мерцали в изумрудах, украшавших куртку. Она была короткой — до талии — а нижнюю часть тела обтягивали зеленые рейтузы. Глаза Эдварда были прозрачно-голубыми, как сапфиры.
— Заклинательница Келейос, для меня честь — охранять твоё пророчество.
Гуляющая по лицу ухмылка выдавала лживость его вежливых слов. Эдвард и Келейос понимали друг друга. Он не любил её, а она — его: он был в числе поклонников Айвел.
— Но ведь ты не один несёшь стражу, ведун Эдвард.
— Мой напарник отошёл поссать. Келейос не изменилась в лице. Если он рассчитывал возмутить се грубостью, это ему не удастся. Человек, который может рассердить тебя без особой причины, тем самым управляет тобой. Такого удовольствия она Эдварду больше не доставит. Она его не любила, но способность её сердить он утратил, и это его злило.
— Твоя маленькая подружка сегодня в комнате сновидений.
Келейос знала, кого он имеет в виду. Алиса — самая малолетняя ученица за всю историю школы Зельна. Ей было пять, и она явилась с кошмарами, которые на самом деле были мощными пророческими снами. Когда Алиса не была занята классной или домашней работой, она хвостиком таскалась за Келейос. Иногда такая постоянная близость ребёнка становилась обременительной, но Келейос не могла ей отказать. Девочка напоминала Келейос её самое в возрасте пяти лет, а к тени собственного детства следует относиться хорошо.
— А как она держалась, когда входила? Он пожал плечами:
— Нервничала. А кто бы не нервничал? Я слышал, что башня может съесть душу человека. Эту попытку её напугать Келейос игнорировала. — Есть открытая комната сновидений? — Три.
Она ждала, но он не предложил ей пустую. — Какие пусты, Эдвард?
Он оттолкнулся руками от пола и показал ей на три двери. И с галантным поклоном произнёс: — Ваш выбор, прекрасная кокетка. Это было обращение к шлюхе, но именно это он и хотел сказать. — Эдвард, перестань ребячиться. Он рассчитывал на другую реакцию. — Когда-нибудь я тебя все-таки достану сквозь твоё ледяное спокойствие. Слышал я, что у тебя взрывной характер.
— Был в детстве. Но я больше не ребёнок. Он понял намёк и помрачнел. — Все равно я найду, чем тебя всерьёз разозлить. Келейос шагнула к нему вплотную — они были почти одного роста.
— Если ты когда-нибудь найдёшь, чем меня всерьёз разозлить, это будет дуэль на песках. И я тебя убью.
Он не отступил, но руки сжались в кулаки. Минуту Келейос казалось, что он её ударит. Она позволила себе чуть-чуть улыбнуться:
— Как ты постоянно мне напоминаешь, я только подмастерье. И по законам Астранты могу вызвать на бой любого другого подмастерья.
Голубые глаза стали большими. Одно дело — дразнить разжалованного мастера, другое — драться с ним на песках. Гнев согнал краску с его лица и зажёг в глазах огонь, но он шагнул назад. — Займи любую комнату. — Благодарю.
Она протянула ему кожаную сумку. Он неохотно принял. — Твоё оружие? — Да, то, что со мной.
Он недоуменно посмотрел, озадаченный таким доверием.
— Да не беспокойся ты так, Эдвард, — рассмеялась она. — Там горловина заговорена, так что тебя ждёт неприятный сюрприз.
— Я в этом году уйду странствующим подмастерьем. Неужто ты думаешь, что я не разберу простой заговор замка?
— А кто тебе сказал, что он простой? Встретив его непонимающий взгляд, она решила развить мысль. Не хватало ещё, чтобы этот мальчишка попробовал открыть сумку и погиб. Ведунья Фиделис будет в ярости. Убивать чужих подмастерьев считалось очень невежливым.
— Сумку легко открыть, но если её откроет любая рука, кроме моей… Скажем так: это не самый приятный вид смерти. — Ты бы такого не сделала. — Я — нет, но защитное заклинание было наложено на неё при создании. И потому его нельзя снять или обезвредить. Это свойство самой сумки.
— Всегда есть способ снять заклятие — это ведь закон волшебства. — Я не говорила, что его нет. Он неуклюже принял сумку. Келейос без труда прочла мысли по его лицу, но знала, что нужно сделать, чтобы предотвратить несчастный случай.
— Ведун Эдвард, я повелеваю тебе не открывать эту сумку. Ибо это смерть, и я сказала об этом, и кровь твоя не на мне.
— Так там на самом деле смертельное заклятие? — Ты помнишь случай, чтобы я блефовала? Он помотал головой, осторожно держа сумку тремя пальцами.
Келейос была довольна. Оружие никто не тронет, и не придётся объясняться с Фиделис, куда девался её подмастерье.
Выбрав дверь, она распахнула её толчком. Воздух был сух и прохладен. Сквозь единственное окно лился оранжевый свет гаснущего заката. В комнатах сновидений время шло по-своему.
Ночная тьма Астранты осталась за порогом. Говорили, что окна отражают сны, но Келейос в это не верила. Теорий было много, но Келейос не верило ни одной. Никто не помнил, зачем строители снабдили башню окнами. Ещё одна тайна, вот к все. Свет медленно угасал на полу золотыми овалами Из окон струился терпкий аромат — вроде цветущих лиан или жасмина в оранжерее, но не совсем. Он был сладок и прян и заставлял задуматься о волшебных и тайных местах. Келейос часто его обоняла, но никогда не видела источающего его цветка.
Сновидцам рекомендовалось не смотреть в окно. Келейос все-таки часто бросала туда мимолётный взгляд. Она была почти знакома с чужими звёздами, так ярко мерцавшими, и криками никогда не виданных в Астранте птиц.
Но в эту ночь сон требовал внимания, и Келейос не стала подходить к окну. Магия башни уже начинала сказываться. Пока не придёт пророчество, Келейос принадлежит башне.
Она не глядя могла бы сказать, где она. Башня пророчества строилась медленно, тяжеловесно, камень за камнем, заклятие за заклятием, смерть за смертью, пророчество за пророчеством, ибо построена была эта башня одной из первых. В те давние дни золотые астрантийцы служили свирепым богам. Они убивали в помощь своим волхвованиям, и кровь уходила в башню. И сновидения — в особенности сновидения — это отражали.
В комнате были лишь узкая кровать, столик, незажженная лампа и умывальник.
Пейзаж за окном погрузился во тьму. Бархатная чернота залила комнату сновидений.
Кремень и огниво были под рукой. Может быть, и удалось бы зажечь лампу заклинанием сквозь густой воздух, но творить магию в башне не всегда стоило. На самом деле свет ей и не был нужен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39