но ведь, по сути, так же вели себя и настоящие любители игры: и для шахматиста, и для по-настоящему погруженного участника ролевой игры фиктивное игровое пространство — вещь во всех отношениях серьёзная, можно даже сказать, что для него ничего другого и не существует, по крайней мере на время игры.
И вот та же дурацкая загадка, воплощённая в верующих, вновь и практически в том же виде встала передо мной в лице элохимитов. Конечно, в некоторых случаях разрешить эту дилемму не составляло никакого труда. Скажем, Учёный, естественно, не принимал всерьёз все эти бредни, у него были весьма веские основания оставаться в секте: учитывая еретический характер его исследований, ему бы нигде больше не предоставили ни таких средств, ни такой современной лаборатории. Прочие члены руководства — Коп, Юморист и, конечно, сам пророк — также извлекали из принадлежности к секте материальную выгоду. Патрик представлял собой случай более занятный. Конечно, в секте элохимитов он нашёл любовницу, наделённую взрывным эротизмом и, по-видимому, такую же горячую , какой она казалась с виду, — что, между прочим, отнюдь не доказано: как правило, сексуальная жизнь банкиров и руководителей фирм, несмотря на все их деньги, абсолютно убога, они вынуждены платить бешеные деньги за короткие свидания с эскорт-герл, которые их презирают и при первом же удобном случае дают почувствовать своё физическое отвращение. И всё же Патрик, судя по всему, реально верил, искренне надеялся обрести вечные услады, которые рисовал перед ним пророк; в человеке, все поведение которого несло на себе печать глубочайшего буржуазного рационализма, это не могло не смущать.
Перед тем как уснуть, я долго думал о Патрике, а ещё о Венсане. С первого вечера мы с ним не перекинулись ни словом. На следующий день я проснулся рано и снова увидел, как он вместе со Сьюзен спускается по дороге, петлявшей по склону холма; похоже, они продолжали тот же напряжённый, безысходный разговор. На уровне первой площадки они расстались, кивнув друг другу, и Венсан повернул назад, к своей комнате. Я ждал его у входа; заметив меня, он сильно вздрогнул. Я пригласил его к себе выпить кофе; от неожиданности он согласился. Пока закипала вода, я расставил чашки и приборы на садовом столике на террасе. Солнце с трудом продиралось сквозь толстый слой набрякших темно-серых облаков; над горизонтом скользил узкий фиолетовый луч. Я налил ему кофе, он положил сахару и задумчиво помешивал ложечкой в чашке. Я уселся напротив; он по-прежнему молчал, потупив глаза, потом поднёс чашку ко рту.
— Ты влюблён в Сьюзен? — спросил я его в лоб. Он поднял на меня тоскливый взгляд.
— А что, так заметно? — проговорил он после долгой паузы.
Я кивнул.
— Тебе бы стоило немного развеяться, — продолжал я уверенно, так, словно долго думал над этим вопросом, хотя мысль пришла мне в голову минуту назад; но теперь отступать было некуда. — Мы могли бы совершить экскурсию по острову…
— Ты хочешь сказать… выйти из лагеря?
— Это запрещено?
— Нет… Нет, не думаю. Надо спросить у Жерома, как это устроить…
Однако подобная перспектива, судя по всему, его несколько встревожила.
— Ну конечно! Конечно же да! — добродушно воскликнул Коп. — У нас же здесь не тюрьма! Я попрошу кого-нибудь отвезти вас в Арресифе; или лучше в аэропорт, там легче взять напрокат машину.
— Но к вечеру-то вы вернётесь? — спросил он, когда мы садились в микроавтобус. — Просто чтобы знать…
У меня не было никакого особого плана, мне просто хотелось хоть на день отвезти Венсана в нормальный мир, то есть более или менее все равно куда — то есть, учитывая, где мы находились, скорее всего, на пляж. Он вёл себя на удивление послушно, не проявляя ни малейшей инициативы; вместе с машиной нам дали карту острова.
— Можно поехать на пляж в Тегисе… — сказал я. — Так проще всего.
Он даже не потрудился ответить.
Тем не менее он взял плавки и полотенце и покорно уселся между двух дюн; казалось, он готов, если надо, просидеть тут целый день.
— Есть много других женщин… — сказал я первое, что пришло в голову, просто чтобы завязать разговор, и тут же понял, насколько это неочевидно.
Сезон ещё не начался, в нашем поле зрения находилось человек пятьдесят: юные девушки с привлекательным телом и с непременным парнем под боком; и мамаши с телом менее привлекательным и с маленькими детьми. Наша с ними принадлежность к одному пространству оставалась чисто теоретической; ни одна из них не находилась в той реальности, с которой мы могли бы так или иначе взаимодействовать; для нас они были живыми не в большей, даже, я бы сказал, в меньшей степени, чем картинки на киноэкране. И только я стал понимать, что наша вылазка в нормальный мир обречена на провал, как вдруг до меня дошло, что в довершение всего она может кончиться не самым приятным образом.
Так случайно получилось, что мы устроились на участке пляжа, принадлежавшем клубу «Томсон Холидейз». Возвращаясь от моря — оно оказалось холодноватым, мне так и не удалось искупаться, — я обнаружил подиум с установленной на нём аудиосистемой; вокруг толпилось человек сто. Венсан не сдвинулся с места; он сидел посреди толпы и совершенно равнодушно взирал на царящее вокруг оживление. Подойдя к нему, я прочёл на растяжке, висящей над подиумом: «Miss Bikini Contest». Действительно, у лестницы, ведущей на подиум, ожидали, подёргиваясь и взвизгивая, около дюжины мелких шлюшек лет тринадцати-пятнадцати. После светомузыкальной заставки на подиум одним прыжком вскочил высокий негр в костюме цирковой макаки и пригласил девиц подняться к нему.
— Ladies and gentlemen, boys and girls, welcome to this «Miss Bikini» contest! — заорал он в микрофон хай-фай. — Have we got some sexy girls for you today!…
Он повернулся к первой девочке, высокой, стройненькой, в мини-бикини и с длинными рыжими волосами, и заорал:
— What's your name?
— Илона, — ответила девушка.
— A beautiful name for a beautiful girl! — завопил он с энтузиазмом. — And where are you from, Ilona?
Она из Будапешта.
— Budaaaaaaapest! That city's hooooot!… — Он даже подвывал от восторга; девушка нервно хихикнула.
Следующей оказалась русская с пепельно-русыми волосами и весьма развитыми формами, несмотря на свои четырнадцать лет, с виду дрянь дрянью; потом он задал пару вопросов остальным, подпрыгивая, красуясь в своём смокинге с серебряной каймой, отпуская более или менее непристойные шуточки. Я бросил отчаянный взгляд на Венсана: на фоне всей этой пляжной суеты он смотрелся примерно как Сэмюэль Беккет в рэперском клипе. Обойдя всех девиц, негр повернулся к четырём пузатым старичкам лет шестидесяти, восседающим за маленьким столиком; перед каждым лежал блокнот на спирали. Указав на них публике, он с напором произнёс:
— And judging theeem… is our international jury!… The four members of our panel have been around the world a few times — that's the least you can say! They know what sexy boys and girls look like! Ladies and Gentlemen, a special hand for our experts!…
Раздалось несколько жидких хлопков, и выставленные на посмешище старейшины сделали ручкой своим родным, находившимся среди зрителей. Потом начался сам конкурс; девушки в бикини одна за другой выходили на авансцену и исполняли некое подобие эротического танца: вертели попками, натирались маслом для загара, поигрывали с бретельками бюстгальтера и т.д. и т.п. Так и есть: мы были в нормальном мире . Мне вспомнились слова Изабель в первый вечер нашего знакомства: мир вечных kids . Негр был взрослым kid , члены жюри — kids пожилыми; ничто здесь не могло реально побудить Венсана снова занять своё место в обществе. Я предложил ему уйти в тот момент, когда русская полезла рукой в трусики-бикини; он безучастно кивнул.
На карте масштаба 1:200.000, в частности на карте «Мишлен», все выглядит отлично и удачно; если карта более крупного масштаба, вроде той карты Лансароте, какую мне выдали, дело обстоит похуже: начинаешь различать здания гостиниц и развлекательные заведения. В масштабе один к одному оказываешься в нормальном мире, что отнюдь не радует; а если ещё укрупнить, погружаешься в полный кошмар: становятся видны акариформные клещи, грибки, кожные паразиты. Мы вернулись в центр около двух часов дня.
Как вовремя, как вовремя! Коп встречал нас, подпрыгивая от восторга: пророк как раз решил устроить сегодня вечером импровизированный ужин в узком кругу, позвать всех имеющихся в наличии знаменитостей , то есть всех, кто так или иначе контактирует с массмедиа или с широкой публикой. Стоявший рядом Юморист изо всех сил кивал и подмигивал мне, вроде бы намекая, что не стоит воспринимать это вполне всерьёз. Думаю, на самом деле он сильно рассчитывал, что я помогу выправить ситуацию: до сих пор все организованные им пиар-акции неизменно кончались провалом, в прессе секту выставляли в лучшем случае как сборище недоумков-уфологов, а в худшем — как опасную организацию, которая проповедует идеи, попахивающие евгеникой, если не нацизмом; самого пророка регулярно осыпали насмешками, припоминая ему неудачи на предыдущих поприщах (автогонщика, эстрадного певца…). Короче, ВИП вроде меня, хоть что-то собой представляющий, был для них просто подарком судьбы, кислородной подушкой.
В столовой собралось человек десять; я узнал Джанпаоло, рядом сидела Франческа. Вероятно, его пригласили как актёра, пускай и захудалого; слово «знаменитости» явно следовало понимать в расширительном смысле. Ещё я узнал весьма упитанную даму лет пятидесяти с пепельно-русыми волосами: она пела приветственную песнь Элохим на предельном, почти невыносимом уровне громкости; её представили мне как оперную певицу, вернее, хористку. Меня усадили на почётное место, напротив пророка; тот поздоровался со мной очень тепло, но казался напряжённым, расстроенным, озабоченно поглядывал во все стороны и слегка успокоился, только когда рядом с ним оказался Юморист. Венсан сел справа от меня, бросил острый взгляд на пророка, лепившего из хлебного мякиша шарики и машинально катавшего их по столу, — вид у него был усталый, отсутствующий, в первый раз он выглядел на все свои шестьдесят пять.
— Массмедиа нас ненавидят… — с горечью произнёс он. — Если меня сейчас вдруг не станет, не знаю, что будет с моим детищем. Полный абзац…
Юморист, уже готовый отпустить какую-нибудь шуточку, повернулся было к нему, понял по тону, что он говорит серьёзно, да так и остался с открытым ртом. Плоское, словно утюгом отглаженное, лицо, крошечный носик, жиденькие встрёпанные волосы — вся его внешность располагала к роли шута, он принадлежал к числу тех несчастных, у кого даже отчаяние невозможно воспринимать всерьёз; но если секта внезапно развалится, его судьбе все равно не позавидуешь, я даже не уверен, что у него есть какой-то иной источник дохода. Жил он при пророке в Санта-Монике, в одном доме с его двенадцатью невестами. У него самого сексуальная жизнь отсутствовала полностью, да и вообще отсутствовали какие-либо занятия, единственная его эксцентричная черта состояла в том, что он выписывал из Франции свою любимую чесночную колбасу, калифорнийских деликатесных бутиков ему не хватало; ещё он коллекционировал рыболовные крючки и в целом выглядел вполне жалкой пустой марионеткой, без всяких собственных желаний, без всякой живой субстанции, пророк держал его при себе скорее из жалости или для контраста, а также чтобы при случае было на кого наорать.
В зал торжественно вступили невесты пророка, неся блюда с яствами; видимо, отдавая дань артистическому характеру нынешнего собрания, они сменили туники на весьма откровенные костюмы феи Мелюзины — конусообразные, усыпанные звёздами шляпы и расшитые серебристыми блёстками платья в обтяжку, открывавшие ягодицы. Повара постарались: на блюдах лежали маленькие пирожки с мясом и разнообразные zakouski. Пророк машинально потрепал по заду брюнетку, накладывавшую ему в тарелку zakouski, но, похоже, его моральный дух от этого не поднялся; он нервно велел немедленно принести вина, выпил залпом два стакана и, откинувшись на спинку стула, обвёл собравшихся долгим взглядом.
— Нам надо что-то делать на уровне медиа… — обратился он наконец к Юмористу. — Я только что прочёл последний «Нувель обсерватёр», честное слово, эта кампания по систематическому очернению, это уже просто невозможно…
Юморист насупился, потом, после минутной паузы, задумчиво изрёк, словно невесть какую истину:
— Это нелегко…
На мой взгляд, его безразличие выглядело несколько странно: в конце концов, официально за пиар отвечал он один, и это было тем более заметно, что ни Учёного, ни Копа на ужин не пригласили. Наверняка он был абсолютно некомпетентен в этой области, равно как и во всех остальных, привык получать скверные результаты и думал, что так будет всегда, что окружающие тоже привыкли к его скверным результатам; на вид ему было те же шестьдесят пять, и от жизни он ничего особенного не ждал. Его рот беззвучно открывался и закрывался, он явно придумывал, что бы такое смешное сказать, вернуть всем хорошее настроение, но у него не получалось, произошёл сбой комического механизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
И вот та же дурацкая загадка, воплощённая в верующих, вновь и практически в том же виде встала передо мной в лице элохимитов. Конечно, в некоторых случаях разрешить эту дилемму не составляло никакого труда. Скажем, Учёный, естественно, не принимал всерьёз все эти бредни, у него были весьма веские основания оставаться в секте: учитывая еретический характер его исследований, ему бы нигде больше не предоставили ни таких средств, ни такой современной лаборатории. Прочие члены руководства — Коп, Юморист и, конечно, сам пророк — также извлекали из принадлежности к секте материальную выгоду. Патрик представлял собой случай более занятный. Конечно, в секте элохимитов он нашёл любовницу, наделённую взрывным эротизмом и, по-видимому, такую же горячую , какой она казалась с виду, — что, между прочим, отнюдь не доказано: как правило, сексуальная жизнь банкиров и руководителей фирм, несмотря на все их деньги, абсолютно убога, они вынуждены платить бешеные деньги за короткие свидания с эскорт-герл, которые их презирают и при первом же удобном случае дают почувствовать своё физическое отвращение. И всё же Патрик, судя по всему, реально верил, искренне надеялся обрести вечные услады, которые рисовал перед ним пророк; в человеке, все поведение которого несло на себе печать глубочайшего буржуазного рационализма, это не могло не смущать.
Перед тем как уснуть, я долго думал о Патрике, а ещё о Венсане. С первого вечера мы с ним не перекинулись ни словом. На следующий день я проснулся рано и снова увидел, как он вместе со Сьюзен спускается по дороге, петлявшей по склону холма; похоже, они продолжали тот же напряжённый, безысходный разговор. На уровне первой площадки они расстались, кивнув друг другу, и Венсан повернул назад, к своей комнате. Я ждал его у входа; заметив меня, он сильно вздрогнул. Я пригласил его к себе выпить кофе; от неожиданности он согласился. Пока закипала вода, я расставил чашки и приборы на садовом столике на террасе. Солнце с трудом продиралось сквозь толстый слой набрякших темно-серых облаков; над горизонтом скользил узкий фиолетовый луч. Я налил ему кофе, он положил сахару и задумчиво помешивал ложечкой в чашке. Я уселся напротив; он по-прежнему молчал, потупив глаза, потом поднёс чашку ко рту.
— Ты влюблён в Сьюзен? — спросил я его в лоб. Он поднял на меня тоскливый взгляд.
— А что, так заметно? — проговорил он после долгой паузы.
Я кивнул.
— Тебе бы стоило немного развеяться, — продолжал я уверенно, так, словно долго думал над этим вопросом, хотя мысль пришла мне в голову минуту назад; но теперь отступать было некуда. — Мы могли бы совершить экскурсию по острову…
— Ты хочешь сказать… выйти из лагеря?
— Это запрещено?
— Нет… Нет, не думаю. Надо спросить у Жерома, как это устроить…
Однако подобная перспектива, судя по всему, его несколько встревожила.
— Ну конечно! Конечно же да! — добродушно воскликнул Коп. — У нас же здесь не тюрьма! Я попрошу кого-нибудь отвезти вас в Арресифе; или лучше в аэропорт, там легче взять напрокат машину.
— Но к вечеру-то вы вернётесь? — спросил он, когда мы садились в микроавтобус. — Просто чтобы знать…
У меня не было никакого особого плана, мне просто хотелось хоть на день отвезти Венсана в нормальный мир, то есть более или менее все равно куда — то есть, учитывая, где мы находились, скорее всего, на пляж. Он вёл себя на удивление послушно, не проявляя ни малейшей инициативы; вместе с машиной нам дали карту острова.
— Можно поехать на пляж в Тегисе… — сказал я. — Так проще всего.
Он даже не потрудился ответить.
Тем не менее он взял плавки и полотенце и покорно уселся между двух дюн; казалось, он готов, если надо, просидеть тут целый день.
— Есть много других женщин… — сказал я первое, что пришло в голову, просто чтобы завязать разговор, и тут же понял, насколько это неочевидно.
Сезон ещё не начался, в нашем поле зрения находилось человек пятьдесят: юные девушки с привлекательным телом и с непременным парнем под боком; и мамаши с телом менее привлекательным и с маленькими детьми. Наша с ними принадлежность к одному пространству оставалась чисто теоретической; ни одна из них не находилась в той реальности, с которой мы могли бы так или иначе взаимодействовать; для нас они были живыми не в большей, даже, я бы сказал, в меньшей степени, чем картинки на киноэкране. И только я стал понимать, что наша вылазка в нормальный мир обречена на провал, как вдруг до меня дошло, что в довершение всего она может кончиться не самым приятным образом.
Так случайно получилось, что мы устроились на участке пляжа, принадлежавшем клубу «Томсон Холидейз». Возвращаясь от моря — оно оказалось холодноватым, мне так и не удалось искупаться, — я обнаружил подиум с установленной на нём аудиосистемой; вокруг толпилось человек сто. Венсан не сдвинулся с места; он сидел посреди толпы и совершенно равнодушно взирал на царящее вокруг оживление. Подойдя к нему, я прочёл на растяжке, висящей над подиумом: «Miss Bikini Contest». Действительно, у лестницы, ведущей на подиум, ожидали, подёргиваясь и взвизгивая, около дюжины мелких шлюшек лет тринадцати-пятнадцати. После светомузыкальной заставки на подиум одним прыжком вскочил высокий негр в костюме цирковой макаки и пригласил девиц подняться к нему.
— Ladies and gentlemen, boys and girls, welcome to this «Miss Bikini» contest! — заорал он в микрофон хай-фай. — Have we got some sexy girls for you today!…
Он повернулся к первой девочке, высокой, стройненькой, в мини-бикини и с длинными рыжими волосами, и заорал:
— What's your name?
— Илона, — ответила девушка.
— A beautiful name for a beautiful girl! — завопил он с энтузиазмом. — And where are you from, Ilona?
Она из Будапешта.
— Budaaaaaaapest! That city's hooooot!… — Он даже подвывал от восторга; девушка нервно хихикнула.
Следующей оказалась русская с пепельно-русыми волосами и весьма развитыми формами, несмотря на свои четырнадцать лет, с виду дрянь дрянью; потом он задал пару вопросов остальным, подпрыгивая, красуясь в своём смокинге с серебряной каймой, отпуская более или менее непристойные шуточки. Я бросил отчаянный взгляд на Венсана: на фоне всей этой пляжной суеты он смотрелся примерно как Сэмюэль Беккет в рэперском клипе. Обойдя всех девиц, негр повернулся к четырём пузатым старичкам лет шестидесяти, восседающим за маленьким столиком; перед каждым лежал блокнот на спирали. Указав на них публике, он с напором произнёс:
— And judging theeem… is our international jury!… The four members of our panel have been around the world a few times — that's the least you can say! They know what sexy boys and girls look like! Ladies and Gentlemen, a special hand for our experts!…
Раздалось несколько жидких хлопков, и выставленные на посмешище старейшины сделали ручкой своим родным, находившимся среди зрителей. Потом начался сам конкурс; девушки в бикини одна за другой выходили на авансцену и исполняли некое подобие эротического танца: вертели попками, натирались маслом для загара, поигрывали с бретельками бюстгальтера и т.д. и т.п. Так и есть: мы были в нормальном мире . Мне вспомнились слова Изабель в первый вечер нашего знакомства: мир вечных kids . Негр был взрослым kid , члены жюри — kids пожилыми; ничто здесь не могло реально побудить Венсана снова занять своё место в обществе. Я предложил ему уйти в тот момент, когда русская полезла рукой в трусики-бикини; он безучастно кивнул.
На карте масштаба 1:200.000, в частности на карте «Мишлен», все выглядит отлично и удачно; если карта более крупного масштаба, вроде той карты Лансароте, какую мне выдали, дело обстоит похуже: начинаешь различать здания гостиниц и развлекательные заведения. В масштабе один к одному оказываешься в нормальном мире, что отнюдь не радует; а если ещё укрупнить, погружаешься в полный кошмар: становятся видны акариформные клещи, грибки, кожные паразиты. Мы вернулись в центр около двух часов дня.
Как вовремя, как вовремя! Коп встречал нас, подпрыгивая от восторга: пророк как раз решил устроить сегодня вечером импровизированный ужин в узком кругу, позвать всех имеющихся в наличии знаменитостей , то есть всех, кто так или иначе контактирует с массмедиа или с широкой публикой. Стоявший рядом Юморист изо всех сил кивал и подмигивал мне, вроде бы намекая, что не стоит воспринимать это вполне всерьёз. Думаю, на самом деле он сильно рассчитывал, что я помогу выправить ситуацию: до сих пор все организованные им пиар-акции неизменно кончались провалом, в прессе секту выставляли в лучшем случае как сборище недоумков-уфологов, а в худшем — как опасную организацию, которая проповедует идеи, попахивающие евгеникой, если не нацизмом; самого пророка регулярно осыпали насмешками, припоминая ему неудачи на предыдущих поприщах (автогонщика, эстрадного певца…). Короче, ВИП вроде меня, хоть что-то собой представляющий, был для них просто подарком судьбы, кислородной подушкой.
В столовой собралось человек десять; я узнал Джанпаоло, рядом сидела Франческа. Вероятно, его пригласили как актёра, пускай и захудалого; слово «знаменитости» явно следовало понимать в расширительном смысле. Ещё я узнал весьма упитанную даму лет пятидесяти с пепельно-русыми волосами: она пела приветственную песнь Элохим на предельном, почти невыносимом уровне громкости; её представили мне как оперную певицу, вернее, хористку. Меня усадили на почётное место, напротив пророка; тот поздоровался со мной очень тепло, но казался напряжённым, расстроенным, озабоченно поглядывал во все стороны и слегка успокоился, только когда рядом с ним оказался Юморист. Венсан сел справа от меня, бросил острый взгляд на пророка, лепившего из хлебного мякиша шарики и машинально катавшего их по столу, — вид у него был усталый, отсутствующий, в первый раз он выглядел на все свои шестьдесят пять.
— Массмедиа нас ненавидят… — с горечью произнёс он. — Если меня сейчас вдруг не станет, не знаю, что будет с моим детищем. Полный абзац…
Юморист, уже готовый отпустить какую-нибудь шуточку, повернулся было к нему, понял по тону, что он говорит серьёзно, да так и остался с открытым ртом. Плоское, словно утюгом отглаженное, лицо, крошечный носик, жиденькие встрёпанные волосы — вся его внешность располагала к роли шута, он принадлежал к числу тех несчастных, у кого даже отчаяние невозможно воспринимать всерьёз; но если секта внезапно развалится, его судьбе все равно не позавидуешь, я даже не уверен, что у него есть какой-то иной источник дохода. Жил он при пророке в Санта-Монике, в одном доме с его двенадцатью невестами. У него самого сексуальная жизнь отсутствовала полностью, да и вообще отсутствовали какие-либо занятия, единственная его эксцентричная черта состояла в том, что он выписывал из Франции свою любимую чесночную колбасу, калифорнийских деликатесных бутиков ему не хватало; ещё он коллекционировал рыболовные крючки и в целом выглядел вполне жалкой пустой марионеткой, без всяких собственных желаний, без всякой живой субстанции, пророк держал его при себе скорее из жалости или для контраста, а также чтобы при случае было на кого наорать.
В зал торжественно вступили невесты пророка, неся блюда с яствами; видимо, отдавая дань артистическому характеру нынешнего собрания, они сменили туники на весьма откровенные костюмы феи Мелюзины — конусообразные, усыпанные звёздами шляпы и расшитые серебристыми блёстками платья в обтяжку, открывавшие ягодицы. Повара постарались: на блюдах лежали маленькие пирожки с мясом и разнообразные zakouski. Пророк машинально потрепал по заду брюнетку, накладывавшую ему в тарелку zakouski, но, похоже, его моральный дух от этого не поднялся; он нервно велел немедленно принести вина, выпил залпом два стакана и, откинувшись на спинку стула, обвёл собравшихся долгим взглядом.
— Нам надо что-то делать на уровне медиа… — обратился он наконец к Юмористу. — Я только что прочёл последний «Нувель обсерватёр», честное слово, эта кампания по систематическому очернению, это уже просто невозможно…
Юморист насупился, потом, после минутной паузы, задумчиво изрёк, словно невесть какую истину:
— Это нелегко…
На мой взгляд, его безразличие выглядело несколько странно: в конце концов, официально за пиар отвечал он один, и это было тем более заметно, что ни Учёного, ни Копа на ужин не пригласили. Наверняка он был абсолютно некомпетентен в этой области, равно как и во всех остальных, привык получать скверные результаты и думал, что так будет всегда, что окружающие тоже привыкли к его скверным результатам; на вид ему было те же шестьдесят пять, и от жизни он ничего особенного не ждал. Его рот беззвучно открывался и закрывался, он явно придумывал, что бы такое смешное сказать, вернуть всем хорошее настроение, но у него не получалось, произошёл сбой комического механизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51