Может быть, медленнее, но качались.
- Теперь я понимаю, что тебе пришлось попотеть.
- Поэтому меня волнуют главным образом маршрутизаторы. Они вообще-то хорошие, однако не настолько мощные, чтобы обслуживать такую Крипту или оправдать ее экономически.
- У Ави и Берил выходит, - говорит Кантрелл, - что коммуникационные услуги Крипте будет предоставлять не только «Эпифит».
- Но мы тянем сюда кабель с Палавана.
- Окружение султана развило бурную деятельность, - говорит Кантрелл. - Ави и Берил отделываются общими словами, но я побеседовал с Томом, погадал на кофейной гуще и предполагаю, что на Кинакуту тянут еще кабель, а то и два.
- Ни фига себе, - говорит Рэнди. Это все, что приходит ему в голову. - Ни фига себе. - Он залпом выпивает половину «Гиннесса». - Похоже на правду. Получилось с нами, получится и с другими операторами связи.
- Нас использовали в качестве катализатора, - говорит Кантрелл, - чтобы привлечь других.
- Ну... вопрос такой: по-прежнему ли нужен кабель с Палавана?
- Ага, - говорит Кантрелл.
- В смысле нужен?
- Нет. Я хотел сказать, ага, это вопрос.
Рэнди задумывается.
- Вообще-то с точки зрения твоей фазы операции это может быть и к лучшему. Большая Крипта - больше работы в перспективе.
Кантрелл поднимает брови. Он понимает, что Рэнди наверняка обидно. Тот откидывается на спинку стула и говорит:
- Мы и раньше спорили, стоит ли возиться с прокладкой кабеля и маршрутизаторами на Филиппинах.
Кантрелл отвечает:
- В бизнес-плане всегда утверждалось, что кабель на Филиппинах выгодно тянуть вне зависимости от Крипты.
- Почему так утверждалось в бизнес-плане, понятно, - говорит Рэнди, - чтобы оправдать наше участие.
Больше слов не требуется. Они некоторое время пристально смотрят друг на друга, отключившись от всего остального в баре, потом разом откидываются назад, потягиваются и смотрят по сторонам. И вовремя. В бар как раз входит Гото Фурудененду с толпой, как полагает Рэнди, инженеров-строителей - подтянутых, аккуратно подстриженных японцев лет тридцати-сорока. Рэнди улыбкой приглашает Гото за столик, потом машет официанту и заказывает несколько больших бутылок ледяного, аж зубы сводит, японского пива.
- Кстати, - вспоминает Рэнди, - меня одолевают Тайные Обожатели.
- Умные, маниакально одержимые люди - костяк криптологии, - заявляет Кантрелл, - хотя многие из них плохо разбираются в бизнесе.
- Или, наоборот, слишком хорошо, - говорит Рэнди, чувствуя легкий осадок раздражения: он пришел в «Ядро и картечь» отчасти и для того, чтобы ответить на вопрос, заданный root@eruditorum.org («Зачем Вы это делаете?»), но так ничего и не выяснил. Скорее еще больше запутался.
Тут к ним подсаживаются Гото с компанией. Одновременно входят Эберхард Фёр и Том Говард. Происходит обмен карточками в количестве число сочетаний из эн по два. По-видимому, этикет требует, чтобы все основательно накачались. Рэнди поставил японцам пива, они не хотят уступать в щедрости. Столики сдвигаются, воцаряется атмосфера всеобщего дружелюбия. Эб считает, что тоже должен заказать каждому пива. Скоро все вырождается в караоке. Рэнди встает и поет: «Ты, я и собака Бу». Хороший выбор, потому что песня не требует особого чувства. Или певческих данных.
В какой-то момент Том Говард наклоняется к Кантреллу, чтобы лучше кричать в ухо, и кладет лапищу на спинку его стула. Одинаковые евтропийские браслеты с надписью «Привет, доктор, заморозь меня так-то и так-то» вызывающе блестят. Рэнди боится, что японцы заметят и начнут задавать вопросы, на которые еще поди ответь. Том что-то напоминает Кантреллу (есть люди, которых все всегда зовут по фамилии). Кантрелл кивает и украдкой смотрит на Рэнди. Рэнди ловит его взгляд. Кантрелл виновато опускает глаза и начинает крутить в руках бутылку с пивом. Том продолжает с любопытством глядеть на Рэнди. Наконец все трое встают и перебираются в другой угол, подальше от караоке.
- Значит, ты тоже знаешь Эндрю Лоуба, - говорит Кантрелл с некоторым боязливым уважением, как если бы Рэнди когда-то голыми руками убил человека и ни разу об этом не обмолвился.
- Да, - говорит Рэнди, - насколько вообще можно знать такого персонажа.
Кантрелл с чрезмерным вниманием изучает пивную этикетку с обещанием каких-то призов. Том подхватывает разговор:
- У вас был какой-то общий бизнес?
- Вообще-то нет. А можно спросить, откуда вы в курсе? В смысле, как вы вообще услышали про Эндрю Лоуба? Из-за истории с Дигибомбером?
- Да нет, позже. Энди стал заметной фигурой в кругах, где вращаемся мы с Томом, - говорит Кантрелл.
- Я могу представить себе Энди только в кругу робинзонов-любителей или людей, верящих, что над ними в детстве совершали ритуальное насилие.
Рэнди произносит фразу механическим голосом, как телетайп, выдающий прогноз погоды. Наступает пауза.
- Это позволяет восполнить кой-какие пробелы, - говорит наконец Том.
- Что ты подумал, когда ФБР устроило обыск в его хижине? - спрашивает Кантрелл. К нему вновь вернулась способность улыбаться.
- Не знал, что и думать, - отвечает Рэнди. - Помню, смотрел в новостях, как федералы выносят из шалаша коробки с вещественными доказательствами, и думал, что в этих бумагах есть и мое имя. Но в ходе следствия оно так и не всплыло.
- ФБР на тебя вышло? - спрашивает Том.
- Нет. Думаю, они просмотрели бумаги, быстро убедились, что Энди - не Дигибомбер, и вычеркнули его из списка подозреваемых.
- Ну так вот, вскоре после этого Энди Лоуб объявился в Сети, - говорит Кантрелл.
- Верится с трудом.
- Мы тоже сперва не поверили. Я хочу сказать, мы получали его манифесты - отпечатанные на серой бумаге из вторсырья вроде туалетной.
- Какими-то органическими чернилами на водной основе, которые сшелушивались, как черная перхоть, - добавляет Том.
- Мы еще шутили, что Энди нам все запорошил своей парашей, - говорит Кантрелл. - Когда какой-то Энди Лоуб начал размещать тирады в рассылке Тайных Обожателей и в новостной группе Евтропии, мы подумали, что это розыгрыш. Решили, что кто-то с блеском пародирует его стиль.
- Но все продолжалось день за днем, потом начались дискуссии, и тут мы поняли, что это и впрямь он, - говорит Том.
- И как это совмещается с его ненавистью к технике?
Кантрелл:
- Он говорит, что всегда считал компьютеры средством разобщения людей и атомизации общества.
Том:
- Однако оказавшись подозреваемым номер один в деле Дигибомбера, поневоле ознакомился с Интернетом, который, соединив компьютеры вместе, в корне их изменил.
- О господи! - вырывается у Рэнди.
- И он думал про Интернет, занимаясь тем, чем там занимается Энди Лоуб, - продолжает Том.
Рэнди:
- Сидя голым по шею в горном ручье и свертывая шеи мускусным крысам.
Том:
- И пришел к выводу, что компьютеры - это средство объединения общества.
Рэнди:
- И что именно Энди Лоуб его объединит?
Кантрелл:
- Ну, примерно так.
Рэнди:
- Выходит, он стал евтропийцем?
Кантрелл:
- Не совсем. Скорее он обнаружил в рядах евтропийцев трещину, о которой мы не подозревали, и возглавил группу отколовшихся.
Рэнди:
- Мне казалось, что евтропийцы - убежденные индивидуалисты и либертарианцы.
- Да, да! - говорит Кантрелл. - Однако основное положение евтропианства - что технология сделала нас постлюдьми. Что Homo sapiens плюс технология - совершенно новый вид: бессмертный, вездесущий благодаря Сети и движущийся к всемогуществу. Так вот, первыми об этом заговорили либертарианцы.
Том:
- Однако идея привлекла самых разных людей, в том числе Энди Лоуба. В один прекрасный день он прорезался и начал вещать про коллективный разум.
- И, ясное дело, тут же получил отлуп от большинства евтропийцев, для которых это как красная тряпка, - говорит Кантрелл.
Том:
- Не унявшись, он постепенно обзавелся сторонниками. Похоже, значительная часть евтропийцев не так уже держится за либертарианство. Идея коллективного разума им понравилась.
- И теперь Энди - вожак этой фракции? - спрашивает Рэнди.
- Наверное, - отвечает Кантрелл. - Они откололись и создали свою группу новостей. Последние месяцев шесть мы о них не слышали.
- Как же вы узнали про Энди и меня?
- Он по-прежнему иногда проявляется в рассылке Тайных Обожателей, - объясняет Том. - В последнее время они активно обсуждают Крипту.
Кантрелл говорит:
- Как только он узнал, что этим занимаетесь вы с Ави, он накатал двадцать-тридцать килобайт убористым шрифтом. Не в самом хвалебном тоне.
- О черт. Чего ему еще? Он выиграл дело. Оставил меня без штанов. Зачем пинать мой труп? - Рэнди стучит себя в грудь. - Ему чего, на работу ходить не надо?
- Он теперь вроде как адвокат, - сообщает Кантрелл.
- Ха! Воображаю.
- Он нас обличает, - говорит Том. - Капиталистический грабеж. Атомизация общества. Создание безопасных условий для наркодельцов и клептократов «третьего мира».
- Ну, по крайней мере тут он угадал. - Рэнди доволен, что получил наконец ответ на вопрос, зачем они строят Крипту.
РЕТРОГРАДНЫЙ МАНЕВР
Сио - гиблая трясина. Те, кто уже отдал жизнь за Императора, вытесняют тех, кто еще только собирается. Каждый день из-за солнца вылетают странные двухвостые американские самолеты, убивают солдат шквальным огнем, одуряющими разрывами бомб. Поэтому они спят в открытых могилах и выползают лишь ночью. Однако в окопах гнилая вода кишит всякой враждебной живностью, а с заходом солнца зуб на зуб не попадает из-за холодных дождей. Все в двадцатой дивизии знают, что не выберутся живыми с Новой Гвинеи. Вопрос, что лучше: сдаться австралийцам на пытки и смерть? Взорвать себя гранатой? Сидеть здесь, где днем убивают бомбы, ночью - малярия, дизентерия, озерная лихорадка, холод и истощение? Или идти двести миль через горы и реки в Маданг, что самоубийственно даже в мирное время, при наличии еды и лекарств?..
Приказ именно таков. В Сио прилетел генерал Адати - первый свой самолет за несколько недель, - приземлился на изрытом колеями септическом поле, которое зовется тут летным, и приказал уходить через горы. Полк за полком хоронит мертвецов, собирает остатки оборудования и скудные припасы, дожидается темноты и движется к горам. Путь можно найти по запаху - дизентерийной вони и смраду трупов, которые передовые полки оставляют за собой, как хлебные крошки.
Командование остается до последнего, и с ним связисты: без мощного радиопередатчика и шифровального оборудования генерал - не генерал, дивизия - не дивизия. Наконец и они сворачиваются и начинают разбирать передатчик на возможно более мелкие части. Дивизионный передатчик - огромный, мощный, такой, чтобы пробивал до ионосферы. В нем есть генератор, трансформаторы и другие железки, которые невозможно сделать более легкими. Связистам свои бы скелеты перетащить через горы и вздувшиеся реки, так они поволокут на горбу разобранный передатчик, канистры с горючим, трансформаторы...
Еще есть огромный жестяной чемодан с кодовыми книгами. Даже сухие, они непомерно тяжелы, а сейчас еще и намокли. Тащить на себе - немыслимо. Инструкция требует сжечь.
Связистам двадцатой дивизии не до шуток, даже черный солдатский юмор им сейчас чужд. Если их еще может что-нибудь рассмешить, так это идея жечь намокшие книги в болоте под проливным дождем. Если бы полить авиационным топливом... но столько топлива просто нет. К тому же на столб дыма слетелись бы P-38, как комары на человеческое тепло.
Жечь и не надо. На Новой Гвинее все само гниет и разлагается со свистом; долговечны лишь камни и осы. Связисты отрывают от книг обложки, чтобы потом предъявить начальству, остальное заталкивают в чемодан и закапывают на берегу особенно зловредной реки.
Идея не очень удачная. Однако они долго пробыли под бомбежкой. Даже если тебя не задевает осколками, ударная волна - это каменная стена, мчащаяся со скоростью семьсот миль в час. В отличие от настоящей каменной стены она проходит сквозь тело, как вспышка света сквозь стеклянную статуэтку. По пути она перестраивает все в организме вплоть до митохондрий, нарушает каждый процесс в каждой клетке и, кроме прочего, те связи в мозгу, которые отвечают за отсчет времени и жизненный опыт. Несколько взрывов, и сознание превращается в бессмысленный клубок оборванных нитей. Связисты уже в меньшей степени люди, чем когда уходили на фронт. От них нельзя ждать рассудительности. Они закидывают чемодан грязью не для того, чтобы надежно его спрятать, а скорее ритуально, из уважения к странной информации в книгах.
Взвалив на плечи железяки и рис, солдаты бредут к горам. Тропу, протоптанную товарищами, на глазах затягивают джунгли. Версты - тела, смрадные поля сражений между ошалевшими полчищами неизвестных науке микробов, насекомых, зверей и птиц.
ВЧРП
Мачту пеленгатора устанавливают раньше, чем над новой штаб-квартирой подразделения 2702 успевают настелить крышу, антенну закрепляют раньше, чем подводят к ней электричество. Уотерхауз старательно делает вид, что его это тревожит. Он дает рабочим понять: грандиозные танковые бои в африканской пустыне - конечно, модно и романтично, однако главное сражение войны (забывая, как всегда, про Восточный фронт) - это Битва за Атлантику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
- Теперь я понимаю, что тебе пришлось попотеть.
- Поэтому меня волнуют главным образом маршрутизаторы. Они вообще-то хорошие, однако не настолько мощные, чтобы обслуживать такую Крипту или оправдать ее экономически.
- У Ави и Берил выходит, - говорит Кантрелл, - что коммуникационные услуги Крипте будет предоставлять не только «Эпифит».
- Но мы тянем сюда кабель с Палавана.
- Окружение султана развило бурную деятельность, - говорит Кантрелл. - Ави и Берил отделываются общими словами, но я побеседовал с Томом, погадал на кофейной гуще и предполагаю, что на Кинакуту тянут еще кабель, а то и два.
- Ни фига себе, - говорит Рэнди. Это все, что приходит ему в голову. - Ни фига себе. - Он залпом выпивает половину «Гиннесса». - Похоже на правду. Получилось с нами, получится и с другими операторами связи.
- Нас использовали в качестве катализатора, - говорит Кантрелл, - чтобы привлечь других.
- Ну... вопрос такой: по-прежнему ли нужен кабель с Палавана?
- Ага, - говорит Кантрелл.
- В смысле нужен?
- Нет. Я хотел сказать, ага, это вопрос.
Рэнди задумывается.
- Вообще-то с точки зрения твоей фазы операции это может быть и к лучшему. Большая Крипта - больше работы в перспективе.
Кантрелл поднимает брови. Он понимает, что Рэнди наверняка обидно. Тот откидывается на спинку стула и говорит:
- Мы и раньше спорили, стоит ли возиться с прокладкой кабеля и маршрутизаторами на Филиппинах.
Кантрелл отвечает:
- В бизнес-плане всегда утверждалось, что кабель на Филиппинах выгодно тянуть вне зависимости от Крипты.
- Почему так утверждалось в бизнес-плане, понятно, - говорит Рэнди, - чтобы оправдать наше участие.
Больше слов не требуется. Они некоторое время пристально смотрят друг на друга, отключившись от всего остального в баре, потом разом откидываются назад, потягиваются и смотрят по сторонам. И вовремя. В бар как раз входит Гото Фурудененду с толпой, как полагает Рэнди, инженеров-строителей - подтянутых, аккуратно подстриженных японцев лет тридцати-сорока. Рэнди улыбкой приглашает Гото за столик, потом машет официанту и заказывает несколько больших бутылок ледяного, аж зубы сводит, японского пива.
- Кстати, - вспоминает Рэнди, - меня одолевают Тайные Обожатели.
- Умные, маниакально одержимые люди - костяк криптологии, - заявляет Кантрелл, - хотя многие из них плохо разбираются в бизнесе.
- Или, наоборот, слишком хорошо, - говорит Рэнди, чувствуя легкий осадок раздражения: он пришел в «Ядро и картечь» отчасти и для того, чтобы ответить на вопрос, заданный root@eruditorum.org («Зачем Вы это делаете?»), но так ничего и не выяснил. Скорее еще больше запутался.
Тут к ним подсаживаются Гото с компанией. Одновременно входят Эберхард Фёр и Том Говард. Происходит обмен карточками в количестве число сочетаний из эн по два. По-видимому, этикет требует, чтобы все основательно накачались. Рэнди поставил японцам пива, они не хотят уступать в щедрости. Столики сдвигаются, воцаряется атмосфера всеобщего дружелюбия. Эб считает, что тоже должен заказать каждому пива. Скоро все вырождается в караоке. Рэнди встает и поет: «Ты, я и собака Бу». Хороший выбор, потому что песня не требует особого чувства. Или певческих данных.
В какой-то момент Том Говард наклоняется к Кантреллу, чтобы лучше кричать в ухо, и кладет лапищу на спинку его стула. Одинаковые евтропийские браслеты с надписью «Привет, доктор, заморозь меня так-то и так-то» вызывающе блестят. Рэнди боится, что японцы заметят и начнут задавать вопросы, на которые еще поди ответь. Том что-то напоминает Кантреллу (есть люди, которых все всегда зовут по фамилии). Кантрелл кивает и украдкой смотрит на Рэнди. Рэнди ловит его взгляд. Кантрелл виновато опускает глаза и начинает крутить в руках бутылку с пивом. Том продолжает с любопытством глядеть на Рэнди. Наконец все трое встают и перебираются в другой угол, подальше от караоке.
- Значит, ты тоже знаешь Эндрю Лоуба, - говорит Кантрелл с некоторым боязливым уважением, как если бы Рэнди когда-то голыми руками убил человека и ни разу об этом не обмолвился.
- Да, - говорит Рэнди, - насколько вообще можно знать такого персонажа.
Кантрелл с чрезмерным вниманием изучает пивную этикетку с обещанием каких-то призов. Том подхватывает разговор:
- У вас был какой-то общий бизнес?
- Вообще-то нет. А можно спросить, откуда вы в курсе? В смысле, как вы вообще услышали про Эндрю Лоуба? Из-за истории с Дигибомбером?
- Да нет, позже. Энди стал заметной фигурой в кругах, где вращаемся мы с Томом, - говорит Кантрелл.
- Я могу представить себе Энди только в кругу робинзонов-любителей или людей, верящих, что над ними в детстве совершали ритуальное насилие.
Рэнди произносит фразу механическим голосом, как телетайп, выдающий прогноз погоды. Наступает пауза.
- Это позволяет восполнить кой-какие пробелы, - говорит наконец Том.
- Что ты подумал, когда ФБР устроило обыск в его хижине? - спрашивает Кантрелл. К нему вновь вернулась способность улыбаться.
- Не знал, что и думать, - отвечает Рэнди. - Помню, смотрел в новостях, как федералы выносят из шалаша коробки с вещественными доказательствами, и думал, что в этих бумагах есть и мое имя. Но в ходе следствия оно так и не всплыло.
- ФБР на тебя вышло? - спрашивает Том.
- Нет. Думаю, они просмотрели бумаги, быстро убедились, что Энди - не Дигибомбер, и вычеркнули его из списка подозреваемых.
- Ну так вот, вскоре после этого Энди Лоуб объявился в Сети, - говорит Кантрелл.
- Верится с трудом.
- Мы тоже сперва не поверили. Я хочу сказать, мы получали его манифесты - отпечатанные на серой бумаге из вторсырья вроде туалетной.
- Какими-то органическими чернилами на водной основе, которые сшелушивались, как черная перхоть, - добавляет Том.
- Мы еще шутили, что Энди нам все запорошил своей парашей, - говорит Кантрелл. - Когда какой-то Энди Лоуб начал размещать тирады в рассылке Тайных Обожателей и в новостной группе Евтропии, мы подумали, что это розыгрыш. Решили, что кто-то с блеском пародирует его стиль.
- Но все продолжалось день за днем, потом начались дискуссии, и тут мы поняли, что это и впрямь он, - говорит Том.
- И как это совмещается с его ненавистью к технике?
Кантрелл:
- Он говорит, что всегда считал компьютеры средством разобщения людей и атомизации общества.
Том:
- Однако оказавшись подозреваемым номер один в деле Дигибомбера, поневоле ознакомился с Интернетом, который, соединив компьютеры вместе, в корне их изменил.
- О господи! - вырывается у Рэнди.
- И он думал про Интернет, занимаясь тем, чем там занимается Энди Лоуб, - продолжает Том.
Рэнди:
- Сидя голым по шею в горном ручье и свертывая шеи мускусным крысам.
Том:
- И пришел к выводу, что компьютеры - это средство объединения общества.
Рэнди:
- И что именно Энди Лоуб его объединит?
Кантрелл:
- Ну, примерно так.
Рэнди:
- Выходит, он стал евтропийцем?
Кантрелл:
- Не совсем. Скорее он обнаружил в рядах евтропийцев трещину, о которой мы не подозревали, и возглавил группу отколовшихся.
Рэнди:
- Мне казалось, что евтропийцы - убежденные индивидуалисты и либертарианцы.
- Да, да! - говорит Кантрелл. - Однако основное положение евтропианства - что технология сделала нас постлюдьми. Что Homo sapiens плюс технология - совершенно новый вид: бессмертный, вездесущий благодаря Сети и движущийся к всемогуществу. Так вот, первыми об этом заговорили либертарианцы.
Том:
- Однако идея привлекла самых разных людей, в том числе Энди Лоуба. В один прекрасный день он прорезался и начал вещать про коллективный разум.
- И, ясное дело, тут же получил отлуп от большинства евтропийцев, для которых это как красная тряпка, - говорит Кантрелл.
Том:
- Не унявшись, он постепенно обзавелся сторонниками. Похоже, значительная часть евтропийцев не так уже держится за либертарианство. Идея коллективного разума им понравилась.
- И теперь Энди - вожак этой фракции? - спрашивает Рэнди.
- Наверное, - отвечает Кантрелл. - Они откололись и создали свою группу новостей. Последние месяцев шесть мы о них не слышали.
- Как же вы узнали про Энди и меня?
- Он по-прежнему иногда проявляется в рассылке Тайных Обожателей, - объясняет Том. - В последнее время они активно обсуждают Крипту.
Кантрелл говорит:
- Как только он узнал, что этим занимаетесь вы с Ави, он накатал двадцать-тридцать килобайт убористым шрифтом. Не в самом хвалебном тоне.
- О черт. Чего ему еще? Он выиграл дело. Оставил меня без штанов. Зачем пинать мой труп? - Рэнди стучит себя в грудь. - Ему чего, на работу ходить не надо?
- Он теперь вроде как адвокат, - сообщает Кантрелл.
- Ха! Воображаю.
- Он нас обличает, - говорит Том. - Капиталистический грабеж. Атомизация общества. Создание безопасных условий для наркодельцов и клептократов «третьего мира».
- Ну, по крайней мере тут он угадал. - Рэнди доволен, что получил наконец ответ на вопрос, зачем они строят Крипту.
РЕТРОГРАДНЫЙ МАНЕВР
Сио - гиблая трясина. Те, кто уже отдал жизнь за Императора, вытесняют тех, кто еще только собирается. Каждый день из-за солнца вылетают странные двухвостые американские самолеты, убивают солдат шквальным огнем, одуряющими разрывами бомб. Поэтому они спят в открытых могилах и выползают лишь ночью. Однако в окопах гнилая вода кишит всякой враждебной живностью, а с заходом солнца зуб на зуб не попадает из-за холодных дождей. Все в двадцатой дивизии знают, что не выберутся живыми с Новой Гвинеи. Вопрос, что лучше: сдаться австралийцам на пытки и смерть? Взорвать себя гранатой? Сидеть здесь, где днем убивают бомбы, ночью - малярия, дизентерия, озерная лихорадка, холод и истощение? Или идти двести миль через горы и реки в Маданг, что самоубийственно даже в мирное время, при наличии еды и лекарств?..
Приказ именно таков. В Сио прилетел генерал Адати - первый свой самолет за несколько недель, - приземлился на изрытом колеями септическом поле, которое зовется тут летным, и приказал уходить через горы. Полк за полком хоронит мертвецов, собирает остатки оборудования и скудные припасы, дожидается темноты и движется к горам. Путь можно найти по запаху - дизентерийной вони и смраду трупов, которые передовые полки оставляют за собой, как хлебные крошки.
Командование остается до последнего, и с ним связисты: без мощного радиопередатчика и шифровального оборудования генерал - не генерал, дивизия - не дивизия. Наконец и они сворачиваются и начинают разбирать передатчик на возможно более мелкие части. Дивизионный передатчик - огромный, мощный, такой, чтобы пробивал до ионосферы. В нем есть генератор, трансформаторы и другие железки, которые невозможно сделать более легкими. Связистам свои бы скелеты перетащить через горы и вздувшиеся реки, так они поволокут на горбу разобранный передатчик, канистры с горючим, трансформаторы...
Еще есть огромный жестяной чемодан с кодовыми книгами. Даже сухие, они непомерно тяжелы, а сейчас еще и намокли. Тащить на себе - немыслимо. Инструкция требует сжечь.
Связистам двадцатой дивизии не до шуток, даже черный солдатский юмор им сейчас чужд. Если их еще может что-нибудь рассмешить, так это идея жечь намокшие книги в болоте под проливным дождем. Если бы полить авиационным топливом... но столько топлива просто нет. К тому же на столб дыма слетелись бы P-38, как комары на человеческое тепло.
Жечь и не надо. На Новой Гвинее все само гниет и разлагается со свистом; долговечны лишь камни и осы. Связисты отрывают от книг обложки, чтобы потом предъявить начальству, остальное заталкивают в чемодан и закапывают на берегу особенно зловредной реки.
Идея не очень удачная. Однако они долго пробыли под бомбежкой. Даже если тебя не задевает осколками, ударная волна - это каменная стена, мчащаяся со скоростью семьсот миль в час. В отличие от настоящей каменной стены она проходит сквозь тело, как вспышка света сквозь стеклянную статуэтку. По пути она перестраивает все в организме вплоть до митохондрий, нарушает каждый процесс в каждой клетке и, кроме прочего, те связи в мозгу, которые отвечают за отсчет времени и жизненный опыт. Несколько взрывов, и сознание превращается в бессмысленный клубок оборванных нитей. Связисты уже в меньшей степени люди, чем когда уходили на фронт. От них нельзя ждать рассудительности. Они закидывают чемодан грязью не для того, чтобы надежно его спрятать, а скорее ритуально, из уважения к странной информации в книгах.
Взвалив на плечи железяки и рис, солдаты бредут к горам. Тропу, протоптанную товарищами, на глазах затягивают джунгли. Версты - тела, смрадные поля сражений между ошалевшими полчищами неизвестных науке микробов, насекомых, зверей и птиц.
ВЧРП
Мачту пеленгатора устанавливают раньше, чем над новой штаб-квартирой подразделения 2702 успевают настелить крышу, антенну закрепляют раньше, чем подводят к ней электричество. Уотерхауз старательно делает вид, что его это тревожит. Он дает рабочим понять: грандиозные танковые бои в африканской пустыне - конечно, модно и романтично, однако главное сражение войны (забывая, как всегда, про Восточный фронт) - это Битва за Атлантику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71