Сен-Жермен стоял недвижно, глядя на пламя. Оно пожирало убранство часовни, легко расправляясь с вещами, которым, возможно, было не менее тысячи лет. Жар обжигал легкие, не позволяя дышать; граф чувствовал, что его брови трещат, завиваясь в колечки.
Трещало и наверху. Времени на раздумья не оставалось. Отступив к алтарю, граф вскочил на него, присел и, сильно толкнувшись ногами, прыгнул вверх и вперед. Тело его сгруппировалось чуть ли не в шар и, сделав в воздухе пару переворотов, перелетело через стену огня. Он приземлился на ноги, упал на колени, но тотчас вскочил, кашляя и отплевываясь, чтобы освободить от едкого дыма легкие и гортань.
Послышался предупреждающий скрежет, часть потолка осела, на этом месте образовалась дыра. Свежий воздух, ворвавшийся внутрь горящей часовни, принес ему облегчение, однако жадное пламя забушевало втрое сильней. Сен-Жермен постоял, прикидывая, есть ли у него шанс пробиться к подземному ходу, но со всех сторон на него надвигались дым и огонь. Медлить более было нельзя.
Заметив, что одну из рухнувших балок еще не тронуло пламя, Сен-Жермен приставил ее почти вертикально к стене и, перебирая руками, начал подниматься по ней. Жар становился невыносимым, от дыма слезились глаза, но он продолжал карабкаться вверх, понимая, что в этом его единственное спасение.
Оказавшись в подвале отеля, он услышал шум за стеной и понял, что опередил сатанистов. Сен-Жермен глубоко вздохнул и побежал на звук, надеясь перехватить их.
Ему повезло, он распахнул дверь лаборатории алхимиков в тот самый миг, когда туда с другой стороны входили Сен-Себастьян, Боврэ и Шатороз. Помещение было уже пустым, маги забрали с собой практически все, кроме двух тиглей, топка одного из которых ярко светилась.
– Куда же вы, господа? – сказал Сен-Жермен.– Партию на середине игры не бросают. Ее следует довести до конца.
Шатороз замер, вытаращив глаза. Лицо его приняло выражение человека, в ужасе пробудившегося от ночного кошмара и обнаружившего, что реальность гораздо чудовищнее того, что он видел во сне.
Боврэ присел и вскинул руку к лицу, словно защищая глаза от вспышки нестерпимого света.
Но Сен-Себастьян улыбался.
– Я так не думаю, – сказал он и ринулся к ближайшему тиглю.
Что он собирался с ним делать, так и осталось тайной, поскольку, ухватившись за раскаленные кирпичи, глава сатанинского круга с воплем отпрянул и опрокинул печь. Раздался приглушенный треск. Стенки перевернутого тигля раздулись, потом выгнулись, расходясь и крошась, и все это странное сооружение внезапно со страшным грохотом взорвалось. Из раскаленного добела металлического сосуда хлынула огненная субстанция, основной составляющей которой была сложная комбинация углерода с азотом. Хищные язычки пламени отмечали путь зазмеившихся во все стороны ручейков.
В глазах Шатороза, на платье которого попали капли горящего вещества, засверкало безумие, в уголках его искаженных жуткой ухмылкой губ проступила пена. Дико вскрикнув, он пустился бежать в том направлении, откуда пришел. Навстречу ему катился огненный вал, и точно такой же вал вздымался за спиной Сен-Жермена. Пожар, вырвавшийся из катакомб, стремительно разрастался.
А в центре лаборатории пылал свой костер. Огненная субстанция, вылившаяся из тигля, воспламеняла вокруг все, что способно гореть. Там же, где на ее пути встречался камень или металл, она застывала, быстро светлея. Эти похожие на капли морской соли образования, тускло сияли в ласкающем их огне.
– Алмазы, – пояснил Сен-Жермен, обращаясь к Сен-Себастьяну.– Умирая, подумайте, в чем тут секрет. Возможно, вы его и раскроете.
Он уже направлялся к лестнице, ведущей наверх.
Стены лаборатории начинали обугливаться, комната наполнялась дымом. Боврэ, стоявший у дверного проема, поглотившего Шатороза, вздернул нос и сказал:
– Алмазы? В чем дело, Клотэр? Ты никогда не говорил мне о них.
Он закашлялся, прикрыл рот рукой, и его вырвало.
Сен-Жермен, успевший подняться на пару ступенек, остановился. Удовлетворенным взглядом окинув пылающее помещение, он пожал плечами и произнес:
– Вам, полагаю, все это должно нравиться. Единственное, чего мне жаль, так это Веласкеса. Досадно, что лучшие произведения гения погибнут из-за таких ничтожеств, как вы.
Сен-Себастьян, изрыгая проклятия, побежал сквозь огонь, чтобы вцепиться насмешнику в горло. Языки пламени расступились и вновь сомкнулись – уже за его спиной. Они трепыхались, словно гигантские крылья.
Сен-Жермен расстегнул ворот рубашки и, сунув руку за пазуху, извлек оттуда небольшое золотое распятие, вдруг воссиявшее в его пальцах как маленькая звезда.
– Оно недавно освящено, – предупредил он нападавшего.
Но тот уже не атаковал. Барон как вкопанный замер на месте, заслоняя глаза рукой.
– Так-то верней, – кивнул Сен-Жермен.– В преддверии жизни вечной не следует суетиться. Прощайте, барон. А точнее, идите к дьяволу! Лучше тут, пожалуй, не скажешь.
Он пятился вверх по лестнице, держа распятие перед собой и осторожно нащупывая каблуками ступени. Сен-Себастьян шел за ним. Стены узкого хода дымились и вспучивались, с них падала штукатурка.
Рев пламени нарастал, пожар прорывался выше. Двое мужчин, не сводящих друг с друга настороженных взглядов, хорошо понимали, что и над их головами уже бушует огонь. Отель «Трансильвания» был обречен, но Сен-Жермен оставался спокойным. Казалось, его ничуть не заботило, удастся ему спастись или нет. Достигнув последней ступени лестницы, граф толкнул спиной дверь и, выскользнув в коридор, щелкнул задвижкой.
Обнаружив, что сияющее распятие ему больше не угрожает, Сен-Себастьян рванулся наверх, перескакивая через ступени. Схватившись за дверную ручку, он взвыл. Кожа с его ладони моментально сошла, и раскаленный металл зашипел в мякоти плоти.
Боврэ внизу коротко заскулил, отмахиваясь от пламени, загнавшего его в угол. Царапая горло руками, он захрипел, но дым сгустился, и хрипы вскоре смолкли.
Сен-Себастьян, изрыгая проклятия, все стоял возле запертой двери, вокруг него одна за другой расцветали гигантские огненные розы. Волосы главы сатанинского круга начинали дымиться, скручиваясь в мелкие завитки. Внезапно все его одеяние вспыхнуло и запылало. К огненным розам, заполонившим собой всю лестничную площадку, добавился еще один пляшущий яркий цветок.
Издав жуткий вопль, в котором уже не было ничего человеческого, Сен-Себастьян повернулся и с дьявольским хохотом покатился по лестнице вниз, полыхая и уменьшаясь в размерах, словно пылающая планета, погружающаяся в раскаленные недра превосходящего ее по размерам светила.
Эркюль и Роджер стояли возле кареты, наблюдая за набирающим силу пожаром. Они видели, как первые языки пламени показались в нижних окнах особняка. Они слышали грохот, с которым обрушился потолок подземной часовни, а потом их потряс вырвавшийся из глубины здания нечеловеческий крик. Коротко переглянувшись, мужчины не сказали ни слова. Произнести что-то означало убить надежду, и они продолжали молчать.
Пожар поднимался все выше. Ни одно существо из плоти и крови не могло выжить в этом аду.
Мадлен стояла рядом со слугами. Черный плащ Сен-Жермена был великоват для нее, и она обернулась им дважды. Девушка как завороженная смотрела на горящее здание и тоже молчала.
Четверть часа назад мимо них пробежал де Ле Радо, потом – Шатороз. Платье его пылало, он пересек набережную Малакэ и бросился в Сену, однако что там с ним сталось, никто не пошел смотреть. Ждали другого, но тот почему-то медлил.
Огонь охватил игорные залы. Эркюль кашлянул и выдвинул подбородок вперед.
– Я обещал ему быть наготове и не сойду с этого места.
Роджер кивнул, повернув к кучеру осунувшееся лицо.
– Ты бы лучше завязал лошадям глаза. Иначе их не удержишь.
Эркюль ответно кивнул и пошел к нервничающим животным. Когда он их успокоил, пламя объяло верхние этажи. Мужчины снова переглянулись. Мадлен молча заплакала, не стесняясь своих слез.
– Может быть, вы войдете в карету? – осторожно спросил Роджер.
– Нет, благодарю.
Эркюль взобрался на козлы.
– Я должен быть наготове. Вот – я готов.
Два огромных окна лопнули, и огонь заревел, торжествуя победу… Но победил не он.
С гребня крыши слетела веревка, по ней заскользила вниз какая-то маленькая фигурка, уворачиваясь от языков пламени с ловкостью, невероятной для человеческого существа. И все же это был человек. Граф спрыгнул на землю, выпрямился и зашагал к карете.
– Хозяин! – вскричал Роджер, хватая его за руку.
– В дорогу, дружище! Стража скоро поднимет тревогу, нам надо с ней разминуться. Впереди у нас дальний путь.
Сен-Жермен взглянул на Эркюля, слезавшего с козел, чтобы развязать глаза лошадям.
– Вы молодчина.
Эркюлю хотелось ответить кратко, но вышло не так.
– Я всего лишь следовал вашим распоряжениям, сир. И повел бы карету в огонь, если бы в том возникла нужда.
Он помедлил.
– Сен-Себастьян?…
Сен-Жермен иронически поклонился.
– Боюсь, ваш прежний хозяин скончался. Брови Эркюля сошлись к переносице.
– Я хотел помочь ему в этом. Граф улыбнулся.
– К великому сожалению, он обошелся без вашей помощи. Но чего же мы ждем? Мадлен, дорогая! Почему вы здесь, а не в карете? Вам следует отдохнуть.
Мадлен в испуге отпрянула в сторону, боясь прикосновением или словом разрушить волшебный мираж. Граф здесь, он цел и говорит с ней – но это ведь невозможно! Это слишком прекрасно, чтобы оказаться реальностью. Пусть дольше продлится сон.
– Сен-Жермен? – прошептала она. Он взял Мадлен за плечи и заглянул в ее заплаканные глаза.
– Со мной все в порядке, счастье мое. И с вами, похоже, тоже.
– Сен-Себастьян мертв?
Сен-Жермен оглянулся. Отель «Трансильвания» пылал как огромный погребальный костер.
– Полагаю, да, – он мягко подтолкнул ее к дверце кареты.– Садитесь же. Нам пора.
Она покорно вошла в салон и там затихла. Граф, встав на подножку, крикнул Эркюлю:
– Особняк д'Аржаньяков!
Он махнул рукой Роджеру, уже гарцевавшему возле кареты на рослом выносливом жеребце.
– Я думала, Роджер повезет ваш багаж, – сказала Мадлен тихо.
– Я тоже так думал. Но это сделает Саттин.
Он закрыл дверцу кареты.
Какое-то время они молчали, но дорога делала свое дело. Карета мирно покачивалась на ухабах, и стена отчужденности, возведенная между ними событиями этого ужасного дня, постепенно разваливалась, уступая место чему-то иному. Наконец Мадлен решилась заговорить.
– Это было, наверное, не очень приятно?
Сен-Жермен повернулся к ней.
– Да.
– Понимаю.
Она внимательно оглядела свои ладони. Потом, не поднимая глаз, спросила:
– Так вы уезжаете?
– Как я и говорил вам, на время. Я в мае вернусь.
– Понимаю, – снова сказала она, едва удерживаясь от слез.
– Идите сюда.
Девушка не шелохнулась. Он пересел сам и обнял ее за талию, мысленно порадовавшись тому, что она не отталкивает его.
– В чем дело, Мадлен?
– Меня осквернили. Я вам отвратительна, – ее всхлип походил на стон.
– Это не так!
– Они ничего не успели.
– Я знаю. Но это не важно.
Руки его скользнули под плащ, в который была завернута девушка, и там затихли. Он понимал, что ей пришлось пережить. После того, что с ней проделали эти развратники, в Мадлен могло поселиться стойкое омерзение к ласкам любого рода. Напряжение, вновь ее охватившее, нужно было немедленно снять.
– Что бы там ни было, обряд очищения совершен. Сен-Себастьян и его прихвостни понесли наказание. Они мертвы, но это тоже не важно. Ничто не может изменить мои чувства к вам. Ничто в целом свете.
Она пробормотала что-то неразборчивое и лицом неловко ткнулась в его плечо. Он нежно гладил ее под плащом, также шепча что-то невнятное и неслышное. Наконец она вновь подняла глаза.
– У вас все волосы опалены. И брови.
– В самом деле? Он осторожно коснулся пальцами ее щек.
– Даже ресницы.
Она опять прижалась к нему.
– Я чуть вас не потеряла.
– Ну-ну, Мадлен. Все уже позади.
Он поцеловал ее, ему ответили поцелуем.
– Моя храбрая, моя стойкая, моя единственная Мадлен.
Она, судорожно вздохнув, вдруг отпрянула от него, глаза ее засияли как звезды. Он отстранился в недоумении, его удержали. С бесцеремонной решимостью, которую он в ней так любил.
– Вы сказали, что позволите мне кое-что перед вашим отъездом. Вы уезжаете, чего же мы ждем, Сен-Жермен?
Он испытующе посмотрел на нее, она не смутилась. Нет, это уже не походило на детский каприз. Израненная, измученная Мадлен не собиралась сдаваться. Ее стремление было осознанным и шло из глубин существа. Она твердо знала, чего хочет, и вознамерилась своей цели добиться. Право на это давали ей только что пережитые кошмарные испытания, от которых он, как ни старался, не сумел ее оберечь. Сен-Жермен кивнул.
– Подберите ноги.
– Что?
Мадлен помрачнела Странное требование наводило на мысль, что ее вновь решили оставить с носом. Она встрепенулась, готовая настоять на своем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41