Думаю, один вечерок он поскучает и без меня.
Теперь Боврэ подчеркнуто игнорировал графа.
– Зачем же скучать? Пусть едет с вами, – предложил де Ла Сеньи. – Дю Шассордор заядлый охотник. И как товарищ неплох.
– Все это так, но барон не в ладах с д'Аржаньяком. Они лет уж десять тягаются из-за угодий, и спору не видно конца. – Боврэ печально вздохнул, но тут же весело захихикал. – Не беспокойтесь о том, Донасьен. Я выберу подходящее время. Уж больно мне хочется полюбоваться на ваши амуры с этой премиленькой Монталье.
– Будьте покойны, я вас не разочарую.
Молодой человек обнял Боврэ за плечи, и приятели, заговорщически подталкивая друг друга локтями, направились к залам, где шла игра.
Сен-Жермен, внезапно встревожившись, вновь подошел к шедевру Веласкеса. Он не хотел, чтобы его озабоченность бросалась в глаза. Ему вдруг сделалось одиноко. Он вспомнил, как жадно разглядывал эту картину около ста лет назад. Масло на ней еще не просохло, а мэтр все выспрашивал, проступает ли в чертах умирающего довлеющий над ним рок. Сен-Жермену тогда подумалось, что вспыльчивый, нелюдимый, плохо уживавшийся с современниками Сократ ни за что не узнал бы в созданном воображением Веласкеса благообразном старце себя. Но гению о том говорить было незачем, и он промолчал.
Медленным шагом граф направился в сторону обеденной залы. Тревога, вызванная словами Боврэ и де Ла Сеньи, не уменьшилась, когда он обдумал их разговор. Сен-Жермен вспомнил, что и сам получил приглашение от д'Аржаньяков составить им компанию в Сан-Дезэспор; приглашение, которое он не принял, так как чувствовал, что на природе у него не достанет сил противиться искушению, какое несомненно явит собой близость Мадлен. Образ ее он всемерно вытеснял из сознания, но тот покоряться ему не желал. Образ был, пожалуй, даже упрямее оригинала, его гнали в двери, он проникал в окна, он заполнял все сознание графа, он манил, он дразнил. Связь с Сен-Жерменом была для Мадлен смертельно опасна, граф понимал это, граф ее жаждал и уже много дней находился в непрестанном боренье с собой. Ему вдруг померещилось нежное девичье тело, пронзенное осиновьш колом, и он чуть не вскрикнул от боли.
– Ах вот вы где, граф!
Сен-Жермен резко обернулся и увидел Клодию д'Аржаньяк, приближающуюся к нему под руку с герцогом Мер-Эрбо. На графине было бальное платье бледно-зеленого атласа, вышитое вьюнком и приоткрывавшее нижнюю юбку бельгийского кружева с рюшами из австрийского шелка.
Сен-Жермен пришел в себя и низко поклонился графине.
– Я счастлив видеть вас, – сказал он и вдруг понял, что это почти правда. – Я не спрашиваю, как вы себя чувствуете, за вас говорит ваш цветущий вид. Зная, сколько у вас хлопот, я скорей ожидал бы найти в вас мрачное существо, удрученное ожиданием надвигающегося события и гадающее, хорошо все пройдет или нет.
Графиня весело рассмеялась; ее глаза сияли почти так же ярко, как тяжелые изумруды колье.
– Ах нет, дорогой граф! Гадать уже некогда. Завтра мой муж увозит нас всех в деревню, где мы сможем перевести дух, пока дом наш готовят к празднеству. Если бы вы почаще бывали у нас, вы бы об этом знали.
– Я получил приглашение, – напомнил ей Сен-Жермен и обратился к герцогу. – Приятно снова вас видеть в Париже, сударь. Надеюсь, ваша миссия в Лондоне завершилась успешно?
– Признаться, не очень, – ответил герцог. – Англичане считают себя практичным народом и весьма этим гордятся, но в австрийском вопросе эта практичность выходит нам боком.
Сен-Жермен улыбнулся.
– Вполне извинительно, дорогой Мер-Эрбо, если желания англичан изредка не совпадают с интересами Франции.
Графиня воздела руки.
– Господа, господа, прошу вас, о политике больше ни слова. Герцог донимает меня этими разговорами уже битый час Его рассуждения слишком сложны для моего разумения.
Она улыбнулась Сен-Жермену.
– Граф, я знаю, вы окажете мне поддержку. Проводите меня к столу и давайте поговорим о другом.
Сен-Жермен повернулся к Мер-Эрбо, подняв брови.
– Вы позволите, герцог?
Мер-Эрбо в шутливом испуге отскочил от графини.
– Разумеется, граф. Не говорить о политике для меня значит молчать.
Он поклонился Сен-Жермену, поцеловал даме руку и удалился в поисках общества, разделяющего его интересы.
– Я уж думала, вечер пропал, – прошептала Клодия с облегчением. – Конечно, он оказал Франции большие услуги, и король им чрезвычайно доволен, но, Боже, еще немного, и я бы умерла от тоски.
– Приложу все усилия, чтобы вернуть вас к жизни, – сказал Сен-Жермен и повел ее в сторону обеденной залы.
– Ах, граф, – продолжила Клодия весело, – в моей жизни случилось столько хорошего, но вы где-то скрываетесь вот уже несколько дней.
– Я очень занят сейчас, дорогая, – ответил Сен-Жермен, стараясь держаться беспечно. – Но я вас вовсе не избегаю, о нет.
Графиня вновь рассмеялась.
– А Мадден говорит, что мы просто наскучили вам.
Мадлен! Такая беспомощная, своенравная и… уязвимая. Бедняжка не понимает, что происходит. Но он не способен помочь ей ничем.
– Вы же знаете, Клодия, мы с Мадлен музицируем, и к тому же я намерен написать для нее небольшую оперу. Покончив с делами, я еще успею вам надоесть.
Они уже входили в столовую.
– Пустое, граф. Не утешайте меня отговорками. Вы ведь даже не едете в Сан-Дезэспор.
– К сожалению, таковы мои обстоятельства.
Он повел свою даму в дальний конец залы и усадил за стол, стоящий в стороне от других. Садясь, графиня тщательно расправила пышные юбки.
– Скажите, что вам принести, а когда я вернусь, вы поделитесь со мной вашими новостями.
– Несите что вам приглянется, мой дорогой, только не рис по-испански. На прошлой неделе нам дважды его подавали. Мадлен заявила, что, если это продолжится, она начнет танцевать с кастаньетами.
– Ладно, на рис по-испански мы наложим запрет.
Граф повернулся к буфету, но, не удержавшись, спросил:
– Мадлен будет ужинать с нами? Если так, я раздобуду еще один стул.
– Возможно, если ее отпустят. Сейчас она танцует с маркизом де Колон-Пюром Он просто очарован ей, граф.
– Неудивительно, – пробормотал Сен-Жермен, удаляясь.
Он медлил, выбирая закуски. Сумбур в мыслях графа был основательным, от наблюдательной Клодии его надлежало скрыть.
Жареная утка в апельсиновом соусе украсила центр блюда, салат из шпината, тонко нарезанные итальянские кабачки и креветки окружили ее. Добавив ко всем этим лакомствам бокал белого полусладкого, Сен-Жермен вернулся к столу и уселся напротив графини.
– Итак, – произнес он, движением руки отметая слова благодарности, – о чем же пойдет у нас речь? Вы сияете, как канделябр в полутемном салоне. Что же преобразило вас так?
Графиня пригубила вино и озорно улыбнулась.
– Ах, граф, порадуйтесь за меня!
От волнения ей было трудно начать говорить. Она поставила свой бокал, поиграла глазами и наконец произнесла, чуть смущаясь:
– Как вы, возможно, догадывались, мои отношения с мужем временами бывали натянутыми…
– Да, я об этом подозревал, – мягко и очень тихо откликнулся граф.
Клодия вздохнула, тряхнув головой.
– А в последнее время они чуть было совсем не зашли в тупик. Муж играл постоянно и много проигрывал, и я очень боялась, что дело кончится плохо. У меня были все основания полагать, что Жервез находится на грани полного разорения. Его управляющий просто голову потерял, не в силах справиться со всем этим кошмаром, и в конце концов обратился ко мне. Я имела возможность обеспечить самые неотложные обязательства, и положение несколько выправилось, но считать, что опасность миновала, все равно было нельзя.
Сен-Жермен промолчал. Что тут скажешь? Только то, что умнице Клодии достался весьма бестолковый супруг.
– И вот, в тот самый миг, когда я, опустив руки, сочла, что выхода уже нет… да и не будет, мой дорогой Жервез поразил меня несказанно. Он полез в какую-то там кубышку, доставшуюся ему от отца, и обнаружил там… Ох, граф, как бы это поточнее сказать?… В общем, можно считать, мой муж получил второе наследство.
– Наследство?
В голосе Сен-Жермена прозвучало сомнение.
Графиня обратила к нему сияющее от счастья лицо.
– Господь услышал мои молитвы. Отец Жервеза сберег для сына огромный неограненный алмаз. Муж приказал оценить его, и оказалось, что камень стоит более 60 000 луидоров.
Клодия стиснула руки, ее глаза загорелись восторгом.
– Неограненный алмаз? – медленно повторил Сен-Жермен.
– Да. Жервез мне его показал. Вид у него, надо сказать, довольно невзрачный…
Клодия умиротворенно вздохнула и с аппетитом накинулась на салат.
– И что же, ваш муж решил огранить его и продать?
Графиня не отозвалась, впрочем Сен-Жермен и не ждал ответа. Он отвернулся к окну, поглаживая рубин.
Из задумчивости его вывело тихое восклицание.
– О, граф, вы только взгляните! Это стекло… оно какое-то странное. Я почему-то не вижу в нем вас!
Сен-Жермен прищурился, чуть подавшись вперед. В темном оконном стекле отражались расплывчатые фигуры гостей, но одного силуэта там действительно не хватало. Он мысленно выругал себя за беспечность и слегка передвинулся вместе со стулом.
– Все дело в угле отражения, дорогая. Сядьте на мое место, и вы тоже исчезнете.
– Ох, как это меня напугало, – призналась Клодия с несколько принужденным смешком.
Сен-Жермен встал и потянул за шнур, удерживавший портьеру. Тяжелый бархат скользнул вниз, полностью драпируя окно.
– Вот так. Зачем нам фокусы Зазеркалья, когда реальность тоже полна чудес.
Усевшись на место, он добавил:
– Взять хотя бы историю с вашим наследством. Она воистину поразительна!
– Не то слово, мой дорогой! Это просто промысел Божий. Камень явился нам в избавление. Жервез сказал, что, если бы не управляющий, он бы так и не вспомнил о нем.
– Надо же, как своевременно, – пробормотал Сен-Жермен. – На редкость удачное стечение обстоятельств.
– О да, граф, о да! С плеч моих словно упал тяжкий груз, я могу немного расслабиться. И с мужем теперь у нас мир.
– Это видно, Клодия. Я счастлив за вас.
Ни голос, ни лицо Сен-Жермена особого счастья не выражали, но графиня, впавшая в своего рода прострацию, не смутилась этим ничуть.
– Да, – повторила она. – Благодарю вас, Сен-Жермен. Вы всегда относились ко мне с участием, я весьма ценю вашу дружбу и могу с легким сердцем многое вам сказать. Должна признаться, – продолжила Клодия после паузы, – когда Жервез предложил мне поехать в деревню, я ужасно перепугалась. Я подумала, что он хочет скрыться от кредиторов. К счастью, все оказалось не так. Честно говоря, – женщина вдруг нахмурилась, – я не очень довольна, что с нами едет де Ла Сеньи. Но кроме него там будут еще семеро гостей, так что это не так уж страшно. Я бы не стала его приглашать, но не решилась перечить мужу. Сейчас, когда жизнь наша начинает потихоньку налаживаться, надо быть особенно осторожной.
Сен-Жермен кивнул и, подметив тень неуверенности, промелькнувшую на ее лице, произнес:
– Клодия, если что-то вас беспокоит, не стесняйтесь, доверьте мне ваши тревоги.
Графиня удивленно обернулась к нему.
– Однако вы наблюдательны, – протянула она смущенно. – Пустяки, граф. Право же, пустяки. Но вы так добры, так отзывчивы, так благородны. Я всегда стояла за вас. Даже в первое время, когда всякий в Париже норовил метнуть камень в странноватого чужака.
Она прижала ладони к лицу.
– О Боже, что я сморозила!…
– Я знаю, что обо мне говорили, – в глазах Сен-Жермена вспыхнули веселые огоньки. – И знаю, что говорят. – Он потянул к себе руку засмущавшейся женщины и нежно ее погладил. – Не огорчайтесь, Клодия. Это все ерунда.
Слезы, блеснувшие во внезапно погрустневших глазах, сказали ему, что отнюдь не досужие слухи о нем причина ее печали.
– Дело в том, что… – Клодия на мгновение замолчала. – Мне стыдно говорить это, граф, но вначале я очень боялась. Я полагала, что он опять лжет, а сам что-то задумал. Я мучилась, я не верила ничему, пока он не показал мне камень…
Признание окончательно сконфузило женщину.
Она опустила глаза.
– Что ж, это вполне объяснимо, – обронил Сен-Жермен, понимая, что главное впереди.
– Но я не верю ему и сейчас!… – воскликнула вдруг графиня. – Мне кажется, все вокруг – только сон и, когда я проснусь, обнаружится, что имущество наше описано, а дом идет с молотка!
Клодия закрылась ладонью.
– Ох, какой стыд! Боже, что вы теперь станете обо мне думать!
– Ничего дурного, мадам.
Она вскинула голову и словно бы утонула в темных колодцах его загадочных глаз.
– Не бойтесь ничего, дорогая. Довольно страхов, довольно огорчений и слез. Вы пережили ужасные времена, но теперь все пойдет как должно. И если новые неприятности встанут у вас на пути, вы встретите их достойно. Ибо вы духом отважны, а сердцем чисты. Не забывайте об этом.
Клодия слушала его, сидя недвижно, глаза ее были туманны. Когда он умолк, она словно очнулась.
– Я, кажется, совсем заболтала вас, граф? – Она взглянула на блюдо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Теперь Боврэ подчеркнуто игнорировал графа.
– Зачем же скучать? Пусть едет с вами, – предложил де Ла Сеньи. – Дю Шассордор заядлый охотник. И как товарищ неплох.
– Все это так, но барон не в ладах с д'Аржаньяком. Они лет уж десять тягаются из-за угодий, и спору не видно конца. – Боврэ печально вздохнул, но тут же весело захихикал. – Не беспокойтесь о том, Донасьен. Я выберу подходящее время. Уж больно мне хочется полюбоваться на ваши амуры с этой премиленькой Монталье.
– Будьте покойны, я вас не разочарую.
Молодой человек обнял Боврэ за плечи, и приятели, заговорщически подталкивая друг друга локтями, направились к залам, где шла игра.
Сен-Жермен, внезапно встревожившись, вновь подошел к шедевру Веласкеса. Он не хотел, чтобы его озабоченность бросалась в глаза. Ему вдруг сделалось одиноко. Он вспомнил, как жадно разглядывал эту картину около ста лет назад. Масло на ней еще не просохло, а мэтр все выспрашивал, проступает ли в чертах умирающего довлеющий над ним рок. Сен-Жермену тогда подумалось, что вспыльчивый, нелюдимый, плохо уживавшийся с современниками Сократ ни за что не узнал бы в созданном воображением Веласкеса благообразном старце себя. Но гению о том говорить было незачем, и он промолчал.
Медленным шагом граф направился в сторону обеденной залы. Тревога, вызванная словами Боврэ и де Ла Сеньи, не уменьшилась, когда он обдумал их разговор. Сен-Жермен вспомнил, что и сам получил приглашение от д'Аржаньяков составить им компанию в Сан-Дезэспор; приглашение, которое он не принял, так как чувствовал, что на природе у него не достанет сил противиться искушению, какое несомненно явит собой близость Мадлен. Образ ее он всемерно вытеснял из сознания, но тот покоряться ему не желал. Образ был, пожалуй, даже упрямее оригинала, его гнали в двери, он проникал в окна, он заполнял все сознание графа, он манил, он дразнил. Связь с Сен-Жерменом была для Мадлен смертельно опасна, граф понимал это, граф ее жаждал и уже много дней находился в непрестанном боренье с собой. Ему вдруг померещилось нежное девичье тело, пронзенное осиновьш колом, и он чуть не вскрикнул от боли.
– Ах вот вы где, граф!
Сен-Жермен резко обернулся и увидел Клодию д'Аржаньяк, приближающуюся к нему под руку с герцогом Мер-Эрбо. На графине было бальное платье бледно-зеленого атласа, вышитое вьюнком и приоткрывавшее нижнюю юбку бельгийского кружева с рюшами из австрийского шелка.
Сен-Жермен пришел в себя и низко поклонился графине.
– Я счастлив видеть вас, – сказал он и вдруг понял, что это почти правда. – Я не спрашиваю, как вы себя чувствуете, за вас говорит ваш цветущий вид. Зная, сколько у вас хлопот, я скорей ожидал бы найти в вас мрачное существо, удрученное ожиданием надвигающегося события и гадающее, хорошо все пройдет или нет.
Графиня весело рассмеялась; ее глаза сияли почти так же ярко, как тяжелые изумруды колье.
– Ах нет, дорогой граф! Гадать уже некогда. Завтра мой муж увозит нас всех в деревню, где мы сможем перевести дух, пока дом наш готовят к празднеству. Если бы вы почаще бывали у нас, вы бы об этом знали.
– Я получил приглашение, – напомнил ей Сен-Жермен и обратился к герцогу. – Приятно снова вас видеть в Париже, сударь. Надеюсь, ваша миссия в Лондоне завершилась успешно?
– Признаться, не очень, – ответил герцог. – Англичане считают себя практичным народом и весьма этим гордятся, но в австрийском вопросе эта практичность выходит нам боком.
Сен-Жермен улыбнулся.
– Вполне извинительно, дорогой Мер-Эрбо, если желания англичан изредка не совпадают с интересами Франции.
Графиня воздела руки.
– Господа, господа, прошу вас, о политике больше ни слова. Герцог донимает меня этими разговорами уже битый час Его рассуждения слишком сложны для моего разумения.
Она улыбнулась Сен-Жермену.
– Граф, я знаю, вы окажете мне поддержку. Проводите меня к столу и давайте поговорим о другом.
Сен-Жермен повернулся к Мер-Эрбо, подняв брови.
– Вы позволите, герцог?
Мер-Эрбо в шутливом испуге отскочил от графини.
– Разумеется, граф. Не говорить о политике для меня значит молчать.
Он поклонился Сен-Жермену, поцеловал даме руку и удалился в поисках общества, разделяющего его интересы.
– Я уж думала, вечер пропал, – прошептала Клодия с облегчением. – Конечно, он оказал Франции большие услуги, и король им чрезвычайно доволен, но, Боже, еще немного, и я бы умерла от тоски.
– Приложу все усилия, чтобы вернуть вас к жизни, – сказал Сен-Жермен и повел ее в сторону обеденной залы.
– Ах, граф, – продолжила Клодия весело, – в моей жизни случилось столько хорошего, но вы где-то скрываетесь вот уже несколько дней.
– Я очень занят сейчас, дорогая, – ответил Сен-Жермен, стараясь держаться беспечно. – Но я вас вовсе не избегаю, о нет.
Графиня вновь рассмеялась.
– А Мадден говорит, что мы просто наскучили вам.
Мадлен! Такая беспомощная, своенравная и… уязвимая. Бедняжка не понимает, что происходит. Но он не способен помочь ей ничем.
– Вы же знаете, Клодия, мы с Мадлен музицируем, и к тому же я намерен написать для нее небольшую оперу. Покончив с делами, я еще успею вам надоесть.
Они уже входили в столовую.
– Пустое, граф. Не утешайте меня отговорками. Вы ведь даже не едете в Сан-Дезэспор.
– К сожалению, таковы мои обстоятельства.
Он повел свою даму в дальний конец залы и усадил за стол, стоящий в стороне от других. Садясь, графиня тщательно расправила пышные юбки.
– Скажите, что вам принести, а когда я вернусь, вы поделитесь со мной вашими новостями.
– Несите что вам приглянется, мой дорогой, только не рис по-испански. На прошлой неделе нам дважды его подавали. Мадлен заявила, что, если это продолжится, она начнет танцевать с кастаньетами.
– Ладно, на рис по-испански мы наложим запрет.
Граф повернулся к буфету, но, не удержавшись, спросил:
– Мадлен будет ужинать с нами? Если так, я раздобуду еще один стул.
– Возможно, если ее отпустят. Сейчас она танцует с маркизом де Колон-Пюром Он просто очарован ей, граф.
– Неудивительно, – пробормотал Сен-Жермен, удаляясь.
Он медлил, выбирая закуски. Сумбур в мыслях графа был основательным, от наблюдательной Клодии его надлежало скрыть.
Жареная утка в апельсиновом соусе украсила центр блюда, салат из шпината, тонко нарезанные итальянские кабачки и креветки окружили ее. Добавив ко всем этим лакомствам бокал белого полусладкого, Сен-Жермен вернулся к столу и уселся напротив графини.
– Итак, – произнес он, движением руки отметая слова благодарности, – о чем же пойдет у нас речь? Вы сияете, как канделябр в полутемном салоне. Что же преобразило вас так?
Графиня пригубила вино и озорно улыбнулась.
– Ах, граф, порадуйтесь за меня!
От волнения ей было трудно начать говорить. Она поставила свой бокал, поиграла глазами и наконец произнесла, чуть смущаясь:
– Как вы, возможно, догадывались, мои отношения с мужем временами бывали натянутыми…
– Да, я об этом подозревал, – мягко и очень тихо откликнулся граф.
Клодия вздохнула, тряхнув головой.
– А в последнее время они чуть было совсем не зашли в тупик. Муж играл постоянно и много проигрывал, и я очень боялась, что дело кончится плохо. У меня были все основания полагать, что Жервез находится на грани полного разорения. Его управляющий просто голову потерял, не в силах справиться со всем этим кошмаром, и в конце концов обратился ко мне. Я имела возможность обеспечить самые неотложные обязательства, и положение несколько выправилось, но считать, что опасность миновала, все равно было нельзя.
Сен-Жермен промолчал. Что тут скажешь? Только то, что умнице Клодии достался весьма бестолковый супруг.
– И вот, в тот самый миг, когда я, опустив руки, сочла, что выхода уже нет… да и не будет, мой дорогой Жервез поразил меня несказанно. Он полез в какую-то там кубышку, доставшуюся ему от отца, и обнаружил там… Ох, граф, как бы это поточнее сказать?… В общем, можно считать, мой муж получил второе наследство.
– Наследство?
В голосе Сен-Жермена прозвучало сомнение.
Графиня обратила к нему сияющее от счастья лицо.
– Господь услышал мои молитвы. Отец Жервеза сберег для сына огромный неограненный алмаз. Муж приказал оценить его, и оказалось, что камень стоит более 60 000 луидоров.
Клодия стиснула руки, ее глаза загорелись восторгом.
– Неограненный алмаз? – медленно повторил Сен-Жермен.
– Да. Жервез мне его показал. Вид у него, надо сказать, довольно невзрачный…
Клодия умиротворенно вздохнула и с аппетитом накинулась на салат.
– И что же, ваш муж решил огранить его и продать?
Графиня не отозвалась, впрочем Сен-Жермен и не ждал ответа. Он отвернулся к окну, поглаживая рубин.
Из задумчивости его вывело тихое восклицание.
– О, граф, вы только взгляните! Это стекло… оно какое-то странное. Я почему-то не вижу в нем вас!
Сен-Жермен прищурился, чуть подавшись вперед. В темном оконном стекле отражались расплывчатые фигуры гостей, но одного силуэта там действительно не хватало. Он мысленно выругал себя за беспечность и слегка передвинулся вместе со стулом.
– Все дело в угле отражения, дорогая. Сядьте на мое место, и вы тоже исчезнете.
– Ох, как это меня напугало, – призналась Клодия с несколько принужденным смешком.
Сен-Жермен встал и потянул за шнур, удерживавший портьеру. Тяжелый бархат скользнул вниз, полностью драпируя окно.
– Вот так. Зачем нам фокусы Зазеркалья, когда реальность тоже полна чудес.
Усевшись на место, он добавил:
– Взять хотя бы историю с вашим наследством. Она воистину поразительна!
– Не то слово, мой дорогой! Это просто промысел Божий. Камень явился нам в избавление. Жервез сказал, что, если бы не управляющий, он бы так и не вспомнил о нем.
– Надо же, как своевременно, – пробормотал Сен-Жермен. – На редкость удачное стечение обстоятельств.
– О да, граф, о да! С плеч моих словно упал тяжкий груз, я могу немного расслабиться. И с мужем теперь у нас мир.
– Это видно, Клодия. Я счастлив за вас.
Ни голос, ни лицо Сен-Жермена особого счастья не выражали, но графиня, впавшая в своего рода прострацию, не смутилась этим ничуть.
– Да, – повторила она. – Благодарю вас, Сен-Жермен. Вы всегда относились ко мне с участием, я весьма ценю вашу дружбу и могу с легким сердцем многое вам сказать. Должна признаться, – продолжила Клодия после паузы, – когда Жервез предложил мне поехать в деревню, я ужасно перепугалась. Я подумала, что он хочет скрыться от кредиторов. К счастью, все оказалось не так. Честно говоря, – женщина вдруг нахмурилась, – я не очень довольна, что с нами едет де Ла Сеньи. Но кроме него там будут еще семеро гостей, так что это не так уж страшно. Я бы не стала его приглашать, но не решилась перечить мужу. Сейчас, когда жизнь наша начинает потихоньку налаживаться, надо быть особенно осторожной.
Сен-Жермен кивнул и, подметив тень неуверенности, промелькнувшую на ее лице, произнес:
– Клодия, если что-то вас беспокоит, не стесняйтесь, доверьте мне ваши тревоги.
Графиня удивленно обернулась к нему.
– Однако вы наблюдательны, – протянула она смущенно. – Пустяки, граф. Право же, пустяки. Но вы так добры, так отзывчивы, так благородны. Я всегда стояла за вас. Даже в первое время, когда всякий в Париже норовил метнуть камень в странноватого чужака.
Она прижала ладони к лицу.
– О Боже, что я сморозила!…
– Я знаю, что обо мне говорили, – в глазах Сен-Жермена вспыхнули веселые огоньки. – И знаю, что говорят. – Он потянул к себе руку засмущавшейся женщины и нежно ее погладил. – Не огорчайтесь, Клодия. Это все ерунда.
Слезы, блеснувшие во внезапно погрустневших глазах, сказали ему, что отнюдь не досужие слухи о нем причина ее печали.
– Дело в том, что… – Клодия на мгновение замолчала. – Мне стыдно говорить это, граф, но вначале я очень боялась. Я полагала, что он опять лжет, а сам что-то задумал. Я мучилась, я не верила ничему, пока он не показал мне камень…
Признание окончательно сконфузило женщину.
Она опустила глаза.
– Что ж, это вполне объяснимо, – обронил Сен-Жермен, понимая, что главное впереди.
– Но я не верю ему и сейчас!… – воскликнула вдруг графиня. – Мне кажется, все вокруг – только сон и, когда я проснусь, обнаружится, что имущество наше описано, а дом идет с молотка!
Клодия закрылась ладонью.
– Ох, какой стыд! Боже, что вы теперь станете обо мне думать!
– Ничего дурного, мадам.
Она вскинула голову и словно бы утонула в темных колодцах его загадочных глаз.
– Не бойтесь ничего, дорогая. Довольно страхов, довольно огорчений и слез. Вы пережили ужасные времена, но теперь все пойдет как должно. И если новые неприятности встанут у вас на пути, вы встретите их достойно. Ибо вы духом отважны, а сердцем чисты. Не забывайте об этом.
Клодия слушала его, сидя недвижно, глаза ее были туманны. Когда он умолк, она словно очнулась.
– Я, кажется, совсем заболтала вас, граф? – Она взглянула на блюдо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41