Но он не был вполне уверен, что такой поступок соответствовал бы принятым у его племени драконовским этическим нормам.
— Проклятье! — воскликнул командир сидевших в засаде наемников. — Дракон смылся, так что плакали наши денежки. Одно утешение: сейчас мы позабавимся с этой паршивой девчонкой.
Солдатня принялась ловить принцессу, и вид у вояк был весьма голодный, хотя перед засадой они наверняка основательно подкрепились. Когда один из них едва не ухватил ее, девушка пронзительно завизжала я упала на землю.
Это зрелище настолько потрясло принца, что он вернулся и, промчавшись на бреющем полете над уступом, выдохнул струю огня. Бедной принцессе опалило волосы, но наемникам досталось хуже: они просто изжарились в своих доспехах.
Запах паленого был так силен, что утонченная принцесса не могла его вынести, а поскольку выход с уступа был завален жареными солдатами, ей не оставалось ничего другого, как сигануть с откоса в бурлящее внизу море.
— Кудри мои опалены, но плоть цела! — вскричала она на лету. — Надеюсь, я осталась достаточно вкусным блюдом. Если же нет, то ты можешь оставить меня в бушующем море и поискать другую принцессу.
Искусно сманеврировав, дракон спикировал, подхватил принцессу на лету, но не перекусил ее пополам (в этом случае одна половинка неизбежно упала бы в воду), а воспарил с нею к небесам. Там плавала одна темная тучка, которая, хотя ей случившееся почему-то не понравилось, помешать принцу не имела сил. Перелетев на дальний остров, он приземлился и аккуратно поставил принцессу на ноги.
— Очень рада, что засада не удалась, — сказала она. — Я люблю тебя в любом облике и не могла допустить, чтобы ты пострадал.
— Но теперь я не могу тебя съесть, — не без сожаления сказал принц.
— Но почему, любовь моя? — спросила она.
— Потому что драконовские законы требуют поедания невинной принцессы, а ты свою невинность утратила.
— Как? — воскликнула девушка, не припоминавшая за собой ничего подобного.
— Видишь ли, — пустился он в объяснения, — невинность именуют еще и девичьей честью, а выдав мне засаду, устроенную твоим отцом, ты поступила не совсем честно по отношению к нему. Выходит, что ты, в некоторой степени, утратила честь, а стало быть, и невинность.
Столь неслыханная щепетильность в вопросах чужой чести повергла бедняжку в восторг.
— Конечно, ты прав! — сокрушенно воскликнула она. — Теперь, после твоего разъяснения, я и сама чувствую себя порочной, хотя, боюсь, повторись случившееся, я поступила бы точно так же. Прости меня, любимый, и поверь, что я хотела только добра.
— Вообще-то, может, оно и к лучшему, — философски заметил дракон, почесав за ухом кончиком хвоста. — Дело в том, что я все равно не мог бы тебя съесть.
— Но почему?
— Дело в том, что я люблю тебя так же, как и ты меня.
А по всем драконовским законам это так постыдно, что в родную Драконию мне теперь лучше рыла не совать.
— Прости еще раз, — с сочувствием промолвила она. — Боюсь, что мы с тобой в одинаковом положении: меня тоже не ждут дома с распростертыми объятиями.
Что же нам делать?
— Думаю, нам не остается ничего другого, как пожениться и жить вместе долго и счастливо, — с печалью в голосе откликнулся он.
— Но, будучи в человеческом облике, я не могу стать женой дракона, — возразила она. — Кроме того, мне трудно представить себе, как можно жить на отдаленном острове, без замка и слуг.
— А ты уверена, что не хочешь вернуться в свой замок? — поинтересовался он. — Там, может быть, и не слишком весело, но зато он со всеми удобствами.
— Какое уж тут возвращение: батюшка не простит, что я выдала его засаду, а матушка велела мне и носа не казать на ее половину.
— Вообще-то, у меня в запасе осталось еще два превращения, — сказал принц после размышления. — С их помощью я мог бы придать нам одинаковый облик. Как ты смотришь на перспективу стать драконессой?
— Мне бы не хотелось есть людей. Не могли бы мы стать не столь свирепыми существами, скажем, единорогами?
— Тебе нравятся единороги? — удивился он.
— Естественно. Как и всем невинным девушкам.
— Решено: мы оба превращаемся в единорогов. В этом облике нас никто не узнает, и мы сможем спокойно жить здесь, на острове Аяте Бя Люблю.
— Я тебя тоже! — пылко воскликнула она.
Принц немедленно привел в действие чары и обернулся великолепным — ни дать, ни взять ночной жеребец с рогом на лбу — единорогом, а она прелестной, очень похожей на ночную кобылицу Нектарис, едино… скажем, единорожицей. С тех пор они жили долго и счастливо, а над островом никогда не случалось бурь, ибо их любовь делала все дождики мягкими, а облака — кудрявыми, даже если они хотели быть другими.
***
— Ну, как? — спросила Чекс после прогона сладкого сна. — Устрашит эта история Тучную Королеву?
Ночной жеребец неуверенно потряс гривой.
— Трудно сказать, у нас совершенно нет опыта работы с таким материалом. Возможно, тебе стоило бы поговорить с дневными кобылицами.
— Не думаю, — возразила Чекс. — Ведь данный случай относится к реверсивной психологии.
— Тучную Королеву приводит в ярость любое противодействие. Кроме того, чужая радость ей в гадость, а всякая сладость — горше горького, — заявил Гранди. — На нее это должно подействовать.
— Будем надеяться, — сказала Чекс. — Давайте попробуем. А я хочу поблагодарить тебя, Троян, и твоих сотрудников. Поработали все здорово, и не их вина, если наша затея не увенчается успехом.
— Отнеси этот сон Тучной Королеве, — велел жеребец кобылке Нектарис. — Посмотрим, каков будет эффект.
Нектарис прикоснулась носом к капсуле со сном (та тут же растаяла), подскочила и взмыла вверх прямо сквозь крышу съемочного павильона. Затем растаял и сам павильон.
Ночная кобылица исчезла в окружающей злое облако тьме. Сама Тучная Королева оставалась на виду. Она выглядела задремавшей, а такое состояние как нельзя лучше подходило для доставки сна. Но в последний момент Чекс снова стали одолевать сомнения: сможет ли сладкий сон повлиять на столь мрачное и злобное создание?
Туча содрогнулась. Демонстрация сна началась.
Увидев сбоку какой-то отблеск, Чекс покосилась в ту сторону и увидела появившееся на гладкой корке сыра изображение. Поскольку обитатели гипнотыквы изучали воздействие своих творений на адресатов, у них имелись приспособления, позволявшие оценить эффект. С помощью одного из них Чекс могла отслеживать сон таким, каким он воспринимался Тучной Королевой.
Уже с первой сцены туча попыталась вмешаться, ведь стоило ей как следует окатить принцессу дождем, ей стало бы не до любовных свиданий, да и едва ли эта мокрая курица со слипшимися волосами смогла бы очаровать дракона. Но как Королева ни тужилась, ей не удалось зависнуть над местом действия: мешал встречный ветер.
Когда принцесса совершала утомительный подъем на гору к замку, Королева попыталась плеснуть ей воды, а еще лучше — зашвырнуть градину прямо за вырез платья, — такое выведет из себя любую принцессу. Но облако, словно погруженное в какую-то липкую жидкость, шевелилось так медленно, что к тому времени, когда ему удалось уронить первые капли, девица уже вступила под крышу замка. С досады Тучная Королева шарахнула молнией по крыше замка. Крыша удар выдержала, а вот туче, оказавшейся прямо над королевской резиденцией, пришлось выслушать разговор принцессы сначала с отцом, а потом и с матерью. Королева — ясное дело — разразилась громом, но во сне никто не обращал на него ни малейшего внимания.
Дальше дело пошло еще хуже. Когда принцесса двинулась к уступу, ничто не мешало туче следовать за ней, но дождевые струи ветер сносил так, что они орошали скалы позади девушки.
Уж что-что, а заглушить крик, предупреждающий дракона о засаде, не должно было составить для Тучной Королевы труда — но и тут ничего не вышло. Девичий голосок каким-то образом перекрыл громовые раскаты.
То, как дракон поджарил солдат, тучу позабавило, но впечатление было испорчено тем, что ей не удалось сдуть крылатого ящера с неба. Парочка приземлилась на каком-то дурацком острове, который оказался защищенным чарами: ни тебе снегом засыпать, ни градом побить, ни дождем залить. И это в то время, когда принц и принцесса, превратившись в единорогов, самым бесцеремонным образом наслаждались своим счастьем!.. Выдержать такое надругательство над ее худшими чувствами Тучная Королева просто не могла: от злости она лопнула, разбрызгавшись каплями тумана.
Чекс вскинула голову и увидела лишь звездное небо и огоньки в домах Ксанфа. Темная туча исчезла с небосвода.
— Получилось! — воскликнула она. — Наш сон сработал!
— Значит, это был по-настоящему страшный сон, — с удовлетворением сказал ночной жеребец, явно мучившийся проблемами профессиональной этики. — А то я, признаюсь, волновался.
— Спасибо вам всем, — сказала Чекс. — А теперь мне пора в путь.
Она расправила отдохнувшие крылья: кентаврица не слишком любила ночные полеты, но уже потеряла слишком много времени и не могла позволить себе задерживаться дольше.
— Удачных вам кошмаров! — крикнул Гранди остающимся на луне, когда взлетал на спине Чекс в лунное небо.
Полет проходил безо всяких приключений, и в положенное время на виду показались посадочные огни Прикольной горы. Чекс запросила посадку, а Гранди, зная, что доступ в это место разрешен лишь крылатым чудовищам, спрятался в ее гриве и раз в кои-то веки умолк. Что само по себе было для нее немалым облегчением.
Только сейчас Чекс пришло в голову, что, вероятно, ее сынок оказался не в стойбище гоблинов, а где-то у Сбулочной реки благодаря вмешательству волшебника Мэрфи. Все, что могло пойти у гоблинов наперекосяк, наперекосяк и пошло. Однако испортить задуманную пакость еще не значит обернуть все к лучшему. Так, во всяком случае, ей казалось.
Лишь встретившись с Черионом и подробно рассказав ему о случившемся, она позволила себе несколько расслабиться. Разумеется, тревога за малыша ее не оставила, но груз ответственности за принятие решений лег теперь на широкие плечи Чериона. Который всегда знал, что делать.

Глава 6
ПЕСНЯ ПЛЕННИЦЫ

Дженни и Че связали руки, на шеи им накинули веревки, однако — поскольку гоблины вовсе не собирались их нести — ноги оставались свободными. Им приходилось спешить, а стоило замешкаться, как гоблин дергал за веревку. Дженни промокла насквозь, и ее очки основательно заляпало грязью, но даже при этом она видела лучше, чем без них. Что радовало девочку, хотя в таком положении радоваться было бы глупо.
Так или иначе, во многом благодаря очкам, Дженни подметила некую странность; ей показалось, что их схватили не те гоблины, которые бежали от бам-буховых вишен. И уж во всяком случае, среди них не было Годивы.
— Че, — пробормотала она, ковыляя по кочкам, — эти гоблины, они…
— Не те, которые сцапали меня сначала, — ответил кентавр, не дождавшись конца фразы. — И боюсь, что эта шайка еще хуже.
— Но разве не все гоблины плохие?
— Плохие-то все, но и среди них одни могут быть еще хуже других. Годива не была так уж жестока. И, когда ты появилась, она пыталась найти тропу, ведущую на север. А эти чешут прямиком на юг.
— А куда подевались те, Годивины?
— Не знаю, может быть, прячутся. Гоблины разных племен друг с другом не ладят и, попадись они своим сородичам из другой орды, с ними обойдутся не лучше, чем с нами.
— Вот те на, — опечалилась Дженни. — Выходит, своим вмешательством я ввергла тебя в еще худшую беду.
— Ну, не правда. Ты хотела мне помочь, а что не смогла — не твоя вина. К тому же, беда не миновала и тебя.
— Это не оправдание! — с горячностью воскликнула девочка.
— Разговорчики в строю! — рявкнул гоблин, дернув за веревку.
Дженни оставалось лишь надеяться на то, что Сэмми найдет помощь. Точнее сказать, помощь-то он найдет; вопрос в том, чтобы эта помощь подоспела прежде, чем эти злобные создания расправятся с нею и с Че.
Вскоре гоблины вышли на утоптанную тропу и принялись подгонять пленников с удвоенным рвением. Создавалось впечатление, будто они находятся на чужой территории, где чувствуют себя неуверенно и откуда хотят убраться как можно скорее. Это подтверждало предположение о том, что их нынешние пленители принадлежат к другой шайке, но для Дженни все они были одним миром мазаны. До сих пор ей не приходилось сталкиваться с гоблинами, а за короткое время знакомства с ними она успела усвоить одно: это гадкие, жестокие уродцы примерно с нее ростом. Ей и спутники Годивы показались гадкими и противными, а если этот сброд еще хуже…
Девочке пришлось немало побегать еще до встречи с Че, и теперь ее ноги гудели от усталости. Уже темнело, но ей приходилось плестись и плестись, иначе бедняжку просто поволокли бы за шею.
Наконец — уже поздно ночью — отряд становился у гоблинского стойбища, представлявшего собой кучку грязных землянок и лачуг из грубо наваленных камней, образовывавших полукруг возле темного озера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49